обовом стекле, оглянулся через плечо.
   - Если двинешься, стреляю, - предупредил я.
   Он покачал головой.
   Я взял автоматы и бросил их на подушки кормового  сиденья,  продолжая
целиться  из  "магнума"  в  охранника,  который  оставался  в  сознании.
Подчиняясь моим распоряжениям, он перевалил своего приятеля через борт в
шлюпку. Тот застонал.
   Я оттолкнул шлюпку багром и левой рукой поднял маленький  якорь,  все
еще держа на мушке боеспособного охранника. Свитер плотно обтягивал  его
мощное тело. Он явно пытался спасти лицо, нашаривая в памяти  подходящую
к случаю фразу из кино, которая показала бы, что он ни капли не испуган.
   - Это не сойдет тебе с рук, - заявил он.
   Я рассмеялся, завел двигатель, посмотрел на индикатор уровня  топлива
- бак был заправлен на три четверти - и сказал:
   - Уже сошло. - С этими словами  я  дважды  выстрелил  в  шлюпку.  Оба
охранника моргнули и отпрянули. Девятимиллиметровые пули  с  насеченными
головками пробили в гнилом дереве впечатляющие отверстия.
   Это было прекрасное дорогое судно - семиметровый катер "Крис-Крафт" с
двумя двигателями и полукруглым тентом, его носовая рубка была  отделена
декоративной перегородкой из красного дерева, а маленький носовой кубрик
размещался в  двух  метрах  позади  машинного  отсека  с  хромированными
поручнями. После того как мы с Хемингуэем впервые увидели этот катер,  я
навел о нем справки. Он был новый, с иголочки - постройки 1938 или  1939
года и оснащен двумя моторами "Крис-Крафт Геркулес"  с  литерами  "L"  и
"R", что означало левое и правое вращение. Оси их винтов были развернуты
наружу под углом -  левый  влево,  правый  вправо,  обеспечивая  высокую
скорость  и   компенсацию   взаимного   вращательного   момента.   Такая
конструкция  придавала  катеру  изумительную  маневренность  -  он   мог
развернуться кругом, пройдя расстояние, равное длине своего корпуса.
   - Если хотите, можете плыть, -  крикнул  я,  перекрывая  голосом  рев
машин, - но, думаю, вам известно, что акулы частенько появляются в бухте
после захода солнца, чтобы поохотиться за рыбой,  кормящейся  городскими
отбросами. А с яхты могут не успеть вовремя подать трап. На вашем  месте
я бы греб изо всех сил к причалу.
   Я открыл дроссельные заслонки и погнал катер к выходу из порта,  лишь
один раз оглянувшись, прежде чем пересечь линию волноломов. Опять  полил
дождь, но я увидел, как на "Южном кресте" загораются огни. Шлюпка  плыла
к причалу.
   Охранник-атлет яростно орудовал веслами, а его  напарник  пригоршнями
вычерпывал воду.

Глава 28

   Буря крепчала, топлива оставалось все меньше, и я уже не был  уверен,
что  сумею  добраться  до  Конфитеса.  Я  держал  максимально  возможные
обороты, только чтобы не остаться без горючего на полдороге и не пробить
днище на высоких волнах, хлеставших по корпусу катера. С  северо-востока
надвигался второй грозовой фронт, и через двадцать минут после выхода из
гаванского порта я промок до нитки. Большую часть пути  я  был  вынужден
стоять за  штурвалом,  ухватившись  одной  рукой  за  лобовое  стекло  и
вглядываясь вперед сквозь дождь и  брызги,  оставляя  хвост  из  капель,
которые срывал с меня встречный поток воздуха. Ревя  двигателями,  катер
мчался на юго-восток.
   К этому времени вся кубинская береговая охрана уже наверняка знала  о
дерзком  налетчике,  который  угнал  из   бухты   порта   Гаваны   катер
"Крис-Крафт",   принадлежащий    научной    организации    дружественных
Соединенных   Штатов.   Известно,   что   служащие   береговой    охраны
расстреливали из пулеметов  еврейских  беженцев  из  Европы,  пытавшихся
высадиться на остров под покровом ночи; они будут только  рады  обратить
свои крупнокалиберные орудия против отчаянного бандита.
   Около десяти утра я заметил два катера береговой  охраны  -  серые  с
белым, примерно  десяти  метров  длиной,  -  двигавшиеся  к  западу  мне
наперерез. Я свернул на север, и они скрылись в пелене сильного  шквала,
который  едва  не  опрокинул  мое   судно.   Этот   маневр   стоил   мне
дополнительных затрат времени и горючего. При первой возможности я вновь
взял юго-западный курс и прибавил обороты. Из-за сильной тряски  у  меня
заныли кровоподтеки и мучительно разболелась голова.
   Кейо Конфитес появился на горизонте в 13.45. Последние десять морских
миль стрелка указателя топлива лежала  на  нуле,  а  запасного  бака  на
катере не было. Прежде чем войти в крохотную  бухту,  я  описал  широкую
дугу и на минуту возликовал,  увидев,  что  "Пилар"  там  нет.  Потом  я
заметил палатки, мокрое кострище, людей, которые толклись у барака, и  у
меня упало сердце.
   Когда я плыл через проход  в  рифе,  двигатели  зачихали  и  умолкли.
Лейтенант-кубинец  и  его  подчиненные  навели  на  меня  ружья   времен
испано-американской войны, а на берег ринулись Гест, Геррера и Фуэнтес с
"ninos" в руках, и только тогда кто-то догадался посмотреть в бинокль.
   - Это Лукас! - крикнул Гест и взмахом руки  велел  кубинцам  опустить
оружие. Пока я искал весла и с натугой греб через лагуну  -  без  помощи
сильного штормового прибоя я не сдвинул бы катер с места, -  из  палаток
выскочили Синдбад, Саксон и мальчики и бегом присоединились к остальным.
   - Где папа? - крикнул Патрик.
   - Что случилось  с  "Лорейн"?  -  спросил  Гест.  Он  вошел  в  воду,
ухватился за нос катера и помог  мне  втащить  его  на  галечную  отмель
островка. - Где Эрнест?
   Я выпрыгнул из катера и выбрался на берег, а остальные  тем  временем
закрепили судно на месте. Дождь не утихал, я насквозь пропитался морской
водой и дрожал от холода. После долгих часов качки меня не держали ноги.
Пытаясь заговорить, я только клацал зубами.
   Синдбад  принес  из  палатки  одеяло,  а  Фуэнтес  подал  мне  кружку
дымящегося кофе. Кубинские солдаты и экипаж  "Пилар"  сгрудились  вокруг
меня.
   - Что случилось, Лукас? - спросил юный Грегорио. - Где папа?
   - О чем ты? - выдавил я. - Откуда мне знать?
   Все заговорили, перебивая друг друга. Саксон отправился в  палатку  и
вернулся с мятым листом бумаги. Я узнал страничку из радиожурнала.
   - Эта радиограмма была передана сегодня около половины  одиннадцатого
утра на волнах флотского диапазона обычной морзянкой, -  сказал  морской
пехотинец.
   ХЕМИНГУЭЮ - НЕОБХОДИМО ВСТРЕТИТЬСЯ В БУХТЕ У МЕСТА  ГДЕ  МЫ  ЗАКОПАЛИ
ЕВРОПЕЙСКИЕ УЛИКИ.
   Я ВСЕ ВЫЯСНИЛ. ВОЗЬМИТЕ С  СОБОЙ  ДОКУМЕНТЫ.  ВСЕ  БУДЕТ  В  ПОРЯДКЕ.
МАЛЬЧИКАМ НИЧТО НЕ УГРОЖАЕТ.
   ПРИЕЗЖАЙТЕ ОДИН - ЛУКАС.
   - Ты ее не отправлял, - сказал  Гест.  Это  было  утверждение,  а  не
вопрос.
   Я покачал головой и сел на походный стул. "Колумбия всегда  опережает
на шаг". Теперь он разом получит Хемингуэя и курьерские документы.
   - Когда он отправился? - спросил я.
   - Через пятнадцать минут после приема сообщения, - ответил Синдбад.
   Я посмотрел на людей, собравшихся вокруг. Я молчал, но вопрос в  моем
взгляде - "И вы отпустили его одного?" - был ясен без слов.
   - Эрнесто сказал, что вы договорились о встрече, и  он  должен  плыть
один, - произнес Геррера.
   - Дерьмо, вот дерьмо, ну и дерьмо,  -  сказал  Гест  и  опустился  на
песок. Мне показалось, что он вот-вот заплачет.
   - Где папа? - спросил Грегори. Ему никто не ответил.
   Я встал и сбросил с себя одеяло.
   - Грегорио, - заговорил я, - принеси мне термос кофе и бутерброды.  И
лучший бинокль, какой у вас есть. Волфер, Синдбад и Роберто, вы поможете
мне заправить катер. Лейтенант, вы разрешите мне залить бак и взять хотя
бы одну запасную бочку?
   - Разумеется.
   - Патрик, - продолжал я, - и Грегори. Сбегайте в палатку и  принесите
несколько обойм патронов и "ninos", которые оставил ваш  отец.  А  также
две  гранаты   из   зеленого   ящика.   Будьте   осторожны   с   ними..,
предохранительные кольца должны остаться на месте.
   - Мы пойдем с вами, - решительно заявил Уинстон Гест.
   - Нет, - непререкаемым тоном отозвался я. - Не пойдете.

***

   Когда впереди показался разрушенный маяк на Пойнт Рома, все  еще  шел
дождь. Пока остальные заправляли катер, я без спешки вычистил  и  смазал
"ремингтон". Синдбад взял из катера два промокших "томпсона" и отдал мне
свой,   смазанный   и   полностью    заряженный.    Мальчики    принесли
водонепроницаемую сумку с запасными  обоймами  и  гранатами,  Фуэнтес  -
запас пищи, кофе, бинокль и еще один непромокаемый резиновый мешок.
   Когда мы привязывали на корме запасную бочку с горючим, к нам подошел
лейтенант.
   - Сеньор Лукас, - извиняющимся голосом заговорил он, - только что  по
радио передали, что из порта был угнан катер,  по  описанию  похожий  на
ваш. Нам приказано арестовать либо застрелить похитителя,  если  мы  его
увидим.
   Я кивнул и посмотрел ему в глаза.
   - Вы видели его, лейтенант?
   Кубинец вздохнул и развел руками.
   - К сожалению, нет, сеньор  Лукас.  Однако  я  вынужден  организовать
круглосуточное наблюдение.
   - Правильное решение, лейтенант. Благодарю вас.
   - За горючее, сеньор? Оно предназначено для нужд сеньора Хемингуэя.
   - Спасибо за все, - сказал я, протягивая руку. Лейтенант крепко пожал
ее.
   - Отправляйтесь с богом, сеньор Лукас.

***

   Возвращаясь на юг по направлению к  Кубе,  я  еще  раз  обдумал  свое
решение не брать с собой людей. Возможно, я дал маху... Саксон,  Фуэнтес
и Синдбад - опытные бойцы, а Геррера и Гест  не  задумываясь  отдали  бы
свою жизнь за "Эрнесто".
   Шестеро вооруженных мужчин - куда лучше, чем  один,  когда  предстоит
опасное дело.
   Но я знал, что это не совсем так. Шесть человек на борту катера могли
оказаться на линии стрельбы друг друга. Одна  мысль  о  шестерых  людях,
палящих из автоматов, заставила меня поморщиться. Это был  бы  настоящий
хаос. Никто из  экипажа  "Пилар",  кроме  Саксона,  не  имел  понятия  о
дисциплине, не бывал  под  огнем,  и  я  не  мог  положиться  на  них  в
критической ситуации. Вдобавок даже Саксон вряд ли был  готов  слушаться
моих приказов. Они  недовольно  поворчали,  но  все  же  отпустили  меня
одного, когда я сказал, что жизнь Папы подвергнется  большей  опасности,
если мы все явимся за ним с оружием на изготовку. Еще я сказал, что  он,
может быть, вернется на остров, пока я буду  его  разыскивать,  и  будет
лучше, если они останутся там, где Хемингуэй велел его ждать.
   - Пожалуйста, передайте папе, пусть возвращается,  -  сказал  Патрик,
глядя мне в глаза с взрослой решимостью и сосредоточенностью.
   Я кивнул и без всякой снисходительности хлопнул его по плечу, как это
делают мужчины в столь серьезный момент.
   "Пилар" не оказалось ни в протоке Энсенада, ни к  северу,  ни  к  югу
вдоль берега. Яхта Хемингуэя была слишком велика,  чтобы  прятать  ее  в
мангровых зарослях, как "Лорейн", однако я отплыл от рифа и рассмотрел в
бинокль все возможные укрытия. "Пилар" не было и следа.
   Как только  Куба  показалась  на  горизонте,  дождь  прекратился,  но
штормовой прибой продолжал накатываться на риф к северу от Пойнт  Брава,
на камни Пойнт Иисус и к востоку от него.  Погода  была  отвратительная.
Высокие волны захлестывали песчаную полоску  и  бушевали  у  приземистой
скалы рядом с маяком, у которого мы похоронили немцев. Когда я, борясь с
сильным приливом и едва удерживая штурвал, вводил катер в протоку, мне в
нос ударил запах разложения, хотя  ветер  дул  в  спину,  а  воздух  был
освежен ливнем. Крабы, а может быть,  и  твари  покрупнее  добрались  до
трупов.
   Потом запах исчез, я прошел устье бухты  и  круто  положил  катер  на
правый  борт,  чтобы  не  наткнуться  на  берег  узкой  протоки.  Справа
показались железнодорожная  колея,  заброшенная  хижина  и  покосившиеся
причалы, а слева - Двенадцать апостолов.  Я  дал  задний  ход,  поднимая
муть, и ослабил ремень "томпсона", положив пальцы на спусковой крючок  и
предохранитель. Во дворце Морро у порта  Гаваны  Двенадцатью  апостолами
называлась артиллерийская батарея, а здесь - всего лишь  большие  камни,
но, когда я проплывал мимо, мне казалось, что эти валуны и  черные  окна
зданий держат меня на прицеле.
   "Пилар" была здесь - стояла на якоре у крохотного островка  в  бухте,
нанесенного на карты "Нокомис" под  названием  Кейо  Ларго,  примерно  в
шестидесяти ярдах от западного  побережья,  напротив  скалистого  холма,
который отделял заброшенные рельсы и  дымовую  трубу  от  юго-восточного
изгиба бухты, где среди зарослей лиан и тростниковых полей стояла старая
сахарная мельница.
   Оставив двигатели на холостом  ходу,  я  рассмотрел  в  бинокль  яхту
Хемингуэя. Ни малейшего движения. Покрывшись гусиной кожей, я  дожидался
удара винтовочной пули, пущенной с берега, но все было спокойно. "Пилар"
удерживал на месте только кормовой якорь, и  когда  черно-зеленое  судно
чуть шевельнулось под напором ветра и  водных  потоков,  я  увидел,  что
позади него привязан "Лорейн". Казалось, что на катере Шелвина  тоже  ни
души.
   Я отвинтил лобовое стекло катера "Южного креста"  и  положил  его  на
нос,  потом  уперся  коленом  в  носовую  банку,  вынул  "ремингтон"  из
непромокаемого чехла, который мне  дал  Гест,  дослал  патрон  в  ствол,
обернул ремень вокруг левого предплечья и навел шестикратный  оптический
прицел на оба судна.  Его  увеличение  было  не  таким  сильным,  как  у
бинокля, и все же я видел, что там ничто не движется.
   Странно. Если Колумбия находился на "Лорейн", когда прибыл Хемингуэй,
то он либо добрался до берега вплавь, либо у него была еще  одна  лодка,
или же он до сих пор на борту "Пилар". Яхта медленно  поворачивалась  на
якоре, и я по очереди заглянул во все  иллюминаторы  носовой  рубки  под
ходовым мостиком. Ее планширы понижались к корме, но все же были слишком
высокими, чтобы заметить человека, лежащего за ними на  палубе.  Наконец
оба судна развернулись ко мне носом  -  "Пилар"  под  действием  потоков
поворачивалась вокруг якорного каната, а "Лорейн" была  привязана  к  ее
правому борту у кормы, - и я увидел, что за штурвалом яхты и на сиденьях
в рубке катера никого нет.
   Медленно  тянулись  минуты.  Москиты  жужжали  вокруг  моей   головы,
садились на лицо и шею и вонзали свои жала.
   Я стоял в позе стрелка, покачивая прицел следом за  движениями  яхты,
готовый при необходимости мгновенно спустить курок. На мне были  уличные
туфли, рваные брюки и синяя рубашка, которые я  носил  с  прошлой  ночи.
Пиджак лежал на задней банке рубки. Я держал "магнум" на поясе в  кобуре
с вытяжным ремешком, а  на  шее  у  меня  висел  "томпсон".  Прошло  еще
несколько минут. Время от времени я поворачивал голову, осматривая берег
слева и справа, порой оглядываясь назад. Все было спокойно. Другие  суда
не появлялись.
   Я уже почти решил, что Хемингуэй  истекает  кровью  на  палубе  своей
яхты, а я тем временем стою на одном колене и  наблюдаю  сквозь  прицел,
теряя бесценные мгновения, обрекая его на смерть. "Действуй! - требовало
мое воображение. - Делай хоть что-нибудь!"
   Я унял свои фантазии и сохранял прежнюю позу, не  забывая  размеренно
дышать и моргать, шевелясь только тогда, когда  требовалось  возобновить
кровообращение в руках и ногах.
   Миновало десять минут. Восемнадцать. Двадцать три. Вновь полил дождь.
Несколько москитов улетели. Им на смену появились другие.
   Внезапно из рубки "Пилар" выскочил  человек  и  перепрыгнул  на  борт
"Лорейн". Пока он отвязывал катер, я убедился, что это  не  Хемингуэй  -
слишком худощав, низкоросл, чисто выбрит. Он был без шляпы, в коричневых
слаксах и серой рубашке, с немецкой курьерской сумкой через плечо.
   В правой руке он держал автомат "шмайссер". Я выстрелил в  тот  самый
миг, когда завелся двигатель "Лорейн". Лобовое  стекло  перед  человеком
раскололось, он отдернул левую руку, однако  из-за  движения  всех  трех
судов и неожиданного ливня я не мог сказать, был ли мой выстрел точен.
   "Лорейн" с ревом метнулся вперед и исчез за Кейо Ларго.
   Я стоял, опираясь о  кронштейн  снятого  лобового  стекла,  продолжая
следить за "Пилар" и дожидаясь появления катера из-за восточного  берега
островка. Колумбии - если это был он - некуда было деваться в этой части
бухты; глубина  широкого  заболоченного  пространства  составляла  менее
полуметра.
   Через  десять  секунд  "Лорейн"  с  ревом  выскочил  из-за   острова,
разворачиваясь к глубокому каналу за нашими спинами и  рассекая  илистую
грязь. Человек за штурвалом управлялся с ним левой рукой, в которую, как
я думал, мне удалось попасть, и стрелял в меня  из  автомата  правой.  Я
увидел  облачка  дыма  и  почувствовал,  как  мой  катер   вздрогнул   и
завибрировал от ударов  пуль,  но  мне  некогда  было  обращать  на  это
внимание - я прилагал все силы, чтобы устоять в скачущем катере и  вести
огонь.  В  борт  моего  судна  угодила  очередная  пуля,  я   выстрелил,
перезарядил винтовку и выстрелил вновь.
   Моя первая пуля разбила прожектор у штурвала "Лорейн".
   Вторая ушла в пространство. Третья свалила противника с ног; он  упал
на палубу между сиденьями.
   Двигатель "Лорейн" взревел на полных оборотах. Я  открыл  дроссельные
заслонки "Крис-Крафта" и описал дугу вокруг "Пилар",  продолжая  следить
за ней. Яхта представляла собой идеальное укрытие для снайпера,  вздумай
он уложить меня сейчас, но выстрела не последовало.
   Мужчина в серой рубашке бился на  палубе  "Лорейн",  словно  огромная
рыба, а катер продолжал мчаться по каналу между полузатопленных вех. Мой
противник был ранен, но пытался встать на ноги и дотянуться до штурвала.
Я дал полный газ и выглянул из-за приподнявшегося  носа  своего  катера,
лавируя из стороны в сторону, чтобы уклониться от выстрела, если мужчина
в сером поднимет свой автомат и вновь откроет стрельбу.  Пуля  расколола
левое ветровое стекло. Еще одна пробила кожу на сиденье рядом со мной  и
вырвала  из  него  клочок  набивки.   Еще   две   или   три   попали   в
пятидесятигаллоновую бочку,  и  я  сразу  почувствовал  запах  горючего,
хлынувшего в кормовую рубку катера. Однако  ничто  не  взорвалось  и  не
загорелось.
   Казалось, "Лорейн" сам находит дорогу к выходу из порта - он мчался к
протоке со скоростью тридцать пять узлов. Но я догонял его,  разбрасывая
грязь, когда слишком приближался к берегу справа - если бы  я  наткнулся
на песчаную отмель, то меня  бы  выбросило  поверх  лобового  стекла.  Я
отложил "ремингтон", взял "томпсон" и,  подойдя  к  "Лорейн"  с  правого
борта, выпустил в его рубку полную обойму.
   Мужчина дернулся и подпрыгнул, словно марионетка  в  неумелых  руках,
потом привалился спиной к левому планширу.
   Я выбросил пустой магазин, вставил новый  и  продолжал  стрелять,  но
снял палец с крючка, заметив, что оба судна  мчатся  прямиком  к  левому
берегу.
   Я включил реверс правого двигателя и развернул  катер,  подняв  стену
воды, залив ею узкий илистый берег и едва избежав  столкновения  с  ним.
"Лорейн" несся вперед, словно  собираясь  прорезать  полоску  каменистой
суши и вырваться в открытое море.
   Мой катер наткнулся на две отмели и едва не вышвырнул меня в воду, но
я успел дать полный вперед и вновь очутился в протоке кормой к ее устью.
Сбросив обороты, я оглянулся в тот самый миг, когда "Лорейн" врезался  в
камни и грязь.
   Верхняя часть великолепного катера Тома Шелвина раскололась и  взмыла
в  воздух,  рассыпая  вокруг  осколки  стекла,  хромированного  металла,
обломки красного дерева и провода;  корпус  "Лорейн",  хотя  и  треснул,
продолжал  мчаться  вперед,  увлекаемый  завывающей  машиной,   рассекая
отмели, берег и заросли лиан, пока наконец не распался на тысячи  кусков
у подножия  холма,  где  мы  похоронили  немецких  агентов.  Тут  и  там
вспыхивало пламя, но взрыва не было. Запахло горючим.
   Тело мужчины пролетело около двадцати метров, упало на живот  в  воду
неподалеку от центрального канала и  поплыло,  раскинув  руки  и  сочась
кровью, которая смешивалась с тучами грязи.
   Я  развернул  "Крис-Крафт"  и  медленно  приблизился  к  н