сли твоя цель
- Хемингуэй. - Я внимательно следил за мускулами вокруг ее глаз, но  они
словно одеревенели. - Ну да, конечно,  именно  он,  -  сказал  я.  -  И,
вероятно, я. Но когда ты должна была нас убрать? И зачем?
   По всей видимости, передав вот  это,  -  я  похлопал  по  парусиновой
сумке, - ..и сыграв свою роль, мы становились лишними и от нас следовало
избавиться. Но зачем Колумбия, твой напарник по  ликвидационной  группе,
убил прошлой  ночью  этих  несчастных  мальчишек?  Неужели  нельзя  было
устроить так, чтобы они потеряли документы, а мы их обнаружили?
   Мария закрыла ладонями глаза, словно собираясь расплакаться.
   - Нет, думаю, нельзя, - продолжал я. - Эти парни получали приказы  от
Канариса, от армии. Абвер даже не догадывается о том, что случилось,  не
правда ли, Мария? Если не ошибаюсь, военная разведка  осуществляет  одну
операцию,  а  вы  с  Бекером,  Гиммлером,  почившим  Гейдрихом  и  твоим
партнером - совсем другую. Вы собирались торговать секретами Абвера.  Но
кому вы намеревались их сбыть? И что вы хотели получить взамен?
   Мария негромко всхлипнула.
   - Хосе.., сеньор Лукас.., пожалуйста,  поверьте  мне.  Я  не  понимаю
почти ничего из того, что вы говорите... Я не знаю, о чем вы...
   - Заткни свою грязную пасть. - Я глубоко сунул руку в тайник и  вынул
длинный сверток, который нашел на сеновале  вечером  накануне  отплытия.
Развернув парусину, я достал "ремингтон" и с  грохотом  швырнул  его  на
палубу.  Шестикратный  оптический  прицел  оставил  на  красном   дереве
вмятину. - С твоей стороны было крайне неосмотрительно держать  винтовку
у себя под боком, Мария,  -  сказал  я  по-немецки  с  грубым  баварским
акцентом. - С другой  стороны,  она  могла  понадобиться  тебе  в  любую
минуту, верно? Итак, ты - специалист  по  холодному  и  длинноствольному
оружию, профессиональный агент-ликвидатор, "Todtagent". Но мне  хотелось
бы узнать, являешься ли ты одним из суперагентов...
   "Grossagenten", которых так боимся мы в ФБР?
   - Хосе... - начала женщина.
   Я ударил ее тыльной стороной ладони,  вложив  в  удар  всю  силу.  Ее
голова откачнулась назад, но на сей раз она не сползла " с  подушек,  не
прикоснулась пальцами к покрасневшей щеке и не вытерла кровь с губ.
   - Я предупреждал, что могу убить тебя, если ты назовешь меня Хосе,  -
едва слышно произнес я по-испански. - В этот  раз  я  говорю  совершенно
серьезно.
   Она медленно кивнула.
   - Кто второй член группы? - отрывисто произнес я. - Дельгадо? Кто?
   Женщина, которую я несколько месяцев  называл  Марией,  чуть  заметно
улыбнулась, но ничего не сказала.
   - Знаешь, как я разговорил Тедди Шлегеля? - спросил я  по-немецки  и,
вынув из кормового ящика с инструментами длинную  отвертку,  положил  ее
рядом  с  тростниковым  ножом.  -  С  женщинами   количество   вариантов
удваивается, - добавил я, оскалив в ухмылке зубы.
   Если бы ненависть во взгляде могла убивать, я уже был бы мертв.
   - Ты  будешь  говорить,  -  продолжал  я,  -  и  расскажешь  мне  все
подробности операции. Снимай платье.
   Глаза Марии распахнулись:
   - Что? - по-испански спросила она.
   Я схватил оба запястья женщины и рывком поставил ее на ноги.  Заткнув
"магнум" за пояс и удерживая ее запястья левой  рукой,  правой  разодрал
платье спереди, осыпая белыми пуговицами "ремингтон" с  пустой  обоймой.
Отпустив одну руку Марии, я порвал платье на клочки,  выбрасывая  их  за
борт.
   Мария ткнула пальцами свободной руки мне в глаза. Я ударом швырнул ее
на подушки кормового сиденья. Я всегда обращал внимание на то,  что  для
шлюхи у нее слишком белые трусики и лифчик. Белый хлопок  сиял  в  ярком
утреннем солнце.
   Мария полулежала, опираясь  на  планшир,  и  ее  груди  под  лифчиком
казались полными,  светлыми  и  беззащитными.  Ее  бедра  были  бледными
внутри.
   - Отлично, - сказал я, поворачиваясь, чтобы вновь забраться в тайник.
- Сейчас я покажу тебе кое-что еще, и тогда...
   Она оказалась проворнее, чем я ожидал. Я едва  успел  развернуться  и
схватить ее правое  запястье,  прекращая  движение  тростникового  ножа,
который вонзился бы мне в почки, если бы я его не остановил. Окажись  на
его месте прямой клинок с острием, а  не  лезвие  в  форме  косы,  Мария
свалила бы меня.
   Вдобавок она была крепче, чем я думал. Мне следовало понять  это  еще
раньше, когда я целые ночи проводил в схватке с ней на  постели  и  полу
коттеджа, ощущая силу ее бедер и рук, которыми  она  меня  обнимала.  Ей
почти удалось освободить нож от моей хватки, а ее левая  рука  цеплялась
за мой пояс, пытаясь вытащить заткнутый за него "магнум".
   Я обеими руками вырвал у  нее  нож,  и  он  со  звоном  упал  на  уже
исцарапанную палубу,  но  Мария  умудрилась  завладеть  пистолетом.  Она
отпрыгнула в угол рубки и прицелилась мне в лицо,  прежде  чем  я  успел
отнять у нее оружие. Она держала пистолет обеими вытянутыми  руками,  ее
палец лежал на спусковом крючке. Я не смог бы преодолеть разделяющее нас
расстояние до того, как она выстрелит.
   - Мария, - дрогнувшим голосом заговорил я, - или,  может  быть,  тебя
зовут иначе? Мы могли бы договориться...
   Об этом не знает никто, кроме меня, а я не стану...
   - Schwachsinniger! - крикнула она и нажала крючок.
   Боек ударил по пустому патроннику. У меня была  секунда,  прежде  чем
Мария вновь взвела механизм, но я не тронулся с места. Она опять  нажала
спуск, и боек вновь сухо щелкнул.
   Потом еще раз.
   - Я так  и  знал,  -  по-английски  произнес  я.  -  Но  хотел  точно
убедиться. - Я подошел к ней и вынул бесполезный пистолет из ее пальцев.
   Мария ударила меня локтем и рванулась к тростниковому ножу, лежавшему
на палубе.
   Хватая ртом воздух, я поймал ее за талию и оттащил назад.
   Мы оба повалились на подушки, и катер чуть закачался на воде.
   Мария еще раз попыталась вцепиться мне в глаза, но я уткнулся лицом в
ее спину, и ногти женщины лишь прочертили кровавые царапины на моей шее.
Я вновь толкнул ее в дальний угол и поднялся на ноги.
   Мария вскочила, словно  дикая  пантера,  и  приняла  профессиональную
боевую стойку. Ее правая рука  была  занесена  для  удара  и  напряжена,
четыре пальца выставлены вперед клином и поддержаны согнутым пятым.  Она
шагнула вперед и нанесла мне в живот удар, который должен пробивать кожу
и мышцы, проходить под ребрами и превращать сердце в бесформенную плоть.
   Я поставил блок левым предплечьем и ударил  ее  в  подбородок.  Мария
рухнула спиной на палубу, будто тяжелая сумка с бельем,  с  такой  силой
ударившись  головой  о  хромированный  планшир,  что  раздавшийся   звук
напоминал выстрел. Она распласталась на палубе,  раскинув  ноги;  на  ее
груди и в промежности белых трусиков выступил пот, глаза закатились.
   Прижав к доскам ее запястья, я похлопал ее по щекам, чтобы привести в
чувство. Я ударил  ее  недостаточно  сильно,  чтобы  убить  или  надолго
оглушить, но голова Марии была повреждена серьезно. На планшире осталась
кровь.
   Глаза женщины распахнулись.
   - Вряд ли ты сохранила страничку из радиожурнала, - сказал  я.  -  Ты
слишком умна, чтобы так поступить. Но это можно проверить. - Я приподнял
ее одной рукой и разорвал лифчик и трусики. Бумаги там не оказалось,  но
я на это и не рассчитывал. Какая-то часть моего сознания с  безразличием
следила за происходящим, словно решая, нравится мне  все  это  или  нет.
Кажется, я не испытывал ни малейшего удовольствия. Было такое  ощущение,
что меня вот-вот стошнит.
   - Отлично, - продолжал я. - Теперь  займемся  пикником.  -  Я  поднял
Марию с палубы и перевалил через борт.
   Вода  привела  ее  в  сознание,  и  она  взмахнула  руками,   пытаясь
ухватиться за катер. Я взял рыболовный багор и оттолкнул ее  прочь.  Она
повернулась и  по-собачьи  поплыла  к  заливаемому  водой  островку,  до
которого было около десяти метров. Выбравшись на камни и песок рифа, она
оглянулась на меня. По ее груди и коленям стекали капли.
   Я спрятал багор, "ремингтон", тростниковый нож и  парусиновую  сумку,
поднял якорь и швырнул за борт остатки снеди из  корзины.  Потом  бросил
Марии полную фляжку. Она поймала ее за ремешок одной рукой.
   Я завел двигатель и развернул катер к западу.
   - Возвращаюсь на  Конфитес!  -  крикнул  я.  -  Чтобы  смазать  йодом
царапины на спине. Высшая точка прилива - примерно через  тридцать  пять
минут. Риф уйдет под воду, будет очень сильная волна, но если ты зароешь
ступни в песок и найдешь в кораллах нишу, то, может быть, удержишься  на
ногах.
   - Хосе! - взмолилась женщина, оставшаяся на  песчаной  полоске.  -  Я
действительно не умею плавать!
   - Это не имеет значения, - ответил я. - До  Конфитеса  двадцать  пять
миль. - Я указал на юг. - А до Кубы или архипелага Камагуэй -  двадцать.
И лишь несколько мест, где кораллы не  нарежут  тебя  лентами,  если  ты
вздумаешь пробираться через рифы.
   - Лукас! - взвизгнула женщина.
   - Пораскинь мозгами, - сказал я. - Подумай над моими вопросами. Может
быть, я еще вернусь. Платой за проезд будут твои ответы.  Не  хочешь  ли
поболтать прямо сейчас?
   Она повернулась ко мне спиной, глядя на волны,  которые  захлестывали
остатки островка.  Кем  бы  она  ни  оказалась,  вражеским  агентом  или
беспощадным убийцей, у нее была прекрасная фигура.
   Я двинул рукоятки газа  вперед,  и  "Лорейн"  помчался  на  запад.  Я
оглянулся и посмотрел в бинокль,  только  отойдя  на  две  мили.  Остров
Потерянной Свиньи исчез из виду, но, вероятно,  еще  торчал  над  водой,
потому что я различил бледный силуэт  Марии  на  фоне  голубого  неба  и
синевы Гольфстрима.
   Кажется, она смотрела в мою сторону.
   "Пилар" маячила на горизонте точно на том месте,  где  мы  условились
встретиться. На борту  был  один  Хемингуэй.  Он  спустился  с  ходового
мостика и, едва катер подошел  вплотную  к  черно-зеленому  борту  яхты,
перебросил мне трап.
   -  Она  что-нибудь  сказала?  -  спросил  писатель,   цепляя   багром
причальный брус "Лорейн" и подтягивая катер к яхте.
   - Сказала, что я - Schwachsinniger, - ответил я.
   Хемингуэя это ничуть не рассмешило, как, впрочем, и меня.
   - Все думают, что мы с тобой  сегодня  сошли  с  ума,  -  сказал  он,
посмотрев в сторону Конфитеса.
   Я кивнул и поскреб щеку. За время похода я и сам  отрастил  небольшую
бородку, хотя не собирался этого делать. Я бросил взгляд на часы. У меня
болели внутренности в том месте, куда пришелся удар локтя Марии. А может
быть, живот заболел сам по себе.
   - Что теперь? - спросил Хемингуэй.
   - Больше я не стану бить или пытать ее, - произнес я голосом, который
показался мертвенным даже мне самому. - Я вернусь  за  ней,  когда  вода
поднимется ей до колен, и если она  не  заговорит,  нам  останется  лишь
забрать ее с собой в Гавану.
   - И что прикажешь с ней делать? Отдать  Мальдонадо  или  Национальной
полиции? Твоему дружку Дельгадо?
   - Я доставлю ее в гаванское отделению Бюро, - ответил я.  -  Ледди  и
остальным это не понравится, и мы, вероятно,  никогда  не  выясним  цель
этой операции, но, по крайней мере, они  арестуют  ее  и  Бекера.  Может
быть, Бекер расскажет им, кто еще участвовал  в  этом  деле  и  что  они
замышляли.
   - Или замкнется в молчании, - возразил  Хемингуэй,  хмуро  взирая  на
меня. Яхта и катер колыхались на волнах прибывающей воды.  -  Либо  твои
приятели из Бюро уже знают, в чем  тут  дело.  И,  может  быть,  Дикарка
расскажет им о вчерашних трупах и о документах, и  нам  придется  отдать
все бумаги ФБР, и нас самих расстреляют как предателей, и,  может  быть,
именно так все и замышлялось.
   - Все может быть, - сказал я, вновь посмотрев на часы. -  Ясно  одно:
если я в ближайшие минуты не отправлюсь на Остров Потерянной Свиньи, все
наши рассуждения лишатся смысла. У нас уже не будет  пленника,  которого
можно допрашивать.
   Я вновь завел двигатель.  Хемингуэй  оттолкнул  катер  от  "Пилар"  и
втянул на борт трап.
   - Эй! - окликнул я его. - Вы окрестили ее этой кличкой Дикаркой..,  в
шутку, не так ли? Вы не доверяли ей. С самого начала.
   - Нет, конечно, - ответил Хемингуэй и забрался на ходовой мостик.

***

   Я догнал "Пилар" двадцать минут спустя. Конфитес все еще виднелся  на
самом горизонте к западу. Хемингуэй убавил обороты и воззрился на  меня,
но не спустился с верхнего мостика. Я заглушил машину.
   - Черт возьми, где она, Лукас? Что ты с ней сделал? - Он  внимательно
осматривал открытую рубку  катера,  словно  подозревал,  что  я  спрятал
женщину под сиденьями.
   - Ничего, - ответил я. - Когда я вернулся, ее там уже не было.
   - Не было? - растерянно переспросил Хемингуэй и повернулся к востоку,
прикрыв глаза ладонью, будто надеялся увидеть в океане плывущую женщину.
   -  Не  было,  -  подтвердил  я.  -  Над  водой  оставалось  несколько
квадратных футов суши, но Мария исчезла.
   - Господи, - пробормотал писатель, снимая  сомбреро  и  вытирая  губы
тыльной стороной ладони.
   - Я немного попетлял между островком и Кубой, - но ничего не  увидел,
- произнес я голосом, который вновь показался мне странным. -  Наверное,
она все же рискнула отправиться вплавь.
   - Мне казалось, она не умеет плавать, - отозвался Хемингуэй со своего
насеста.
   Я свирепо посмотрел на него, но промолчал.
   - Может быть, акула сорвала ее с гребня рифа, - предположил писатель.
   Я хлебнул воды из фляжки, которую обнаружил на волнах  в  полумиле  к
югу от островка. Я пожалел, что на борту нет виски.
   - Уж не думаешь ли ты, что ее спасла вчерашняя  подлодка?  -  спросил
Хемингуэй.
   Я обдумал его слова. Они были не лишены мрачного юмора.
   Глядя на голую женщину, которая стоит на воде  в  двадцати  милях  от
ближайшей земли, капитан субмарины, разумеется, не мог знать, что она  -
немецкий агент. И если  Марию  действительно  взяли  на  борт  подлодки,
экипаж которой провел  вдали  от  берега  несколько  месяцев,  ее  ждало
кое-что пострашнее  тех  мер,  которые  я  был  готов  применить,  чтобы
развязать ей язык. Разумеется, она постаралась бы объясниться и  назвать
себя на пулеметном немецком, но вряд ли исход был бы иным.
   - Это исключено, - отозвался я. - Она  либо  пустилась  вплавь,  либо
утонула, сброшенная с острова волной.
   Хемингуэй посмотрел на восток и кивнул.
   - Перед тем как я отправился тебе навстречу, Сакеон  сказал,  что  он
проверил рацию.
   - Ну, и?..
   - Она разбила одну из ламп. У Саксона нет  запасной,  поэтому  мы  не
сможем принимать и отправлять передачи, пока  не  вернемся  домой  и  не
купим эту дурацкую стекляшку.
   Я  промолчал.  Из-за  волнения  моря  и  вида  "Пилар",  колыхавшейся
вверх-вниз, к моему горлу подступила тошнота.
   Впрочем, мне и до того было не по себе.
   - Хорошо,  -  сказал  я.  -  Забираем  мальчишек  и  ваших  друзей  и
возвращаемся домой.
   - Как мы объясним исчезновение Марии?
   - Скажем, что она затосковала по дому, и я увез ее на Кубу, чтобы она
могла  отправиться  в  родную  деревню,  -  ответил  я,  оглянувшись  на
юго-восток. Пальмарито, что близ Ла Пруэба, находилась где-то там.
   - Больше нам не удастся поговорить наедине, -  сказал  Хемингуэй.  Он
вновь надел потрепанное сомбреро, и на его лице  поблескивали  крохотные
квадратики солнца. - Что, если мы вернемся, но  не  доставим  курьерскую
сумку туда, куда собирались?
   Я вновь отхлебнул  из  фляги,  завинтил  ее  и  швырнул  в  кресло  у
штурвала. Я вытер губы. Солнечный свет, отражавшийся от гребней  волн  и
хромированных деталей, слепил меня.
   - Если мы не выполним свое предназначение, они либо отменят  операцию
и смотают удочки, либо...
   - Что? - спросил Хемингуэй.
   - Отправят по нашему следу оставшегося члена ликвидационной группы.
   - Ты хотел сказать - по "моему" следу, - отозвался Хемингуэй.
   Я пожал плечами.
   - Нельзя ли их упредить? - спросил он. - Например,  начать  охоту  за
гауптштурмфюрером Бекером?
   - Можно попытаться, - ответил я. - Но, думаю, Бекер залег на дно.  Он
оставит  инструкции  своим  людям  и  ближайшим  кораблем  отправится  в
Бразилию или в Германию. Возможно, он уже уехал.
   - Думаешь, это он был с фонарем вчера ночью? Наверное, погибшие парни
встретились с ним, прежде чем их убил  другой  человек,  скрывавшийся  в
зарослях. Бедолаги считали, что им ничто не угрожает. Думаешь, это Бекер
сыграл роль Иуды?
   - Да. Может быть. Откуда мне знать, черт побери?
   - Не надо раздражаться, Лукас. - Хемингуэй посмотрел на восток. - Это
никуда не годится.
   - Что именно?
   Хемингуэй стоял, расставив  ноги,  балансируя  на  качающейся  палубе
"Пилар", и с улыбкой смотрел на меня сверху вниз.
   - Теперь  нам  придется  переименовать  на  своих  картах  исчезающий
островок. Как тебе название "Остров Пропавшей Шлюхи"?
   Я покачал головой, завел двигатель и взял курс на северо-запад.

Глава 26

   Я никогда не понимал, почему явочные дома называют  "защищенными".  В
таких местах может случиться все, что угодно.
   Я прибыл вовремя и вошел внутрь без стука и предупреждения. Дельгадо,
как всегда, сидел в кресле напротив двери, по своему обыкновению оседлав
его и кривя рот в своей обычной полуулыбке. Он выглядел очень  загорелым
и скучающим.
   Его белая "федора" с широкими полями лежала на столе рядом с бутылкой
мексиканского пива. Время от времени он подносил бутылку к губам. Я  сел
и положил руки на столешницу.
   - Ну что? Получил удовольствие от прогулки? - Как и прежде, его голос
звучал насмешливо и язвительно.
   - Еще бы.
   - Все эти дни вы таскали с собой детей и женщин, -  сказал  Дельгадо,
пронизывая меня взглядом светлых глаз. - Надеюсь,  хоть  какая-то  часть
потраченного вами горючего пошла на пользу государству?
   Я пожал плечами.
   Дельгадо вздохнул и поставил бутылку на стол.
   - Ладно. Где доклад?
   Я вытянул пустые руки.
   - Докладывать нечего. Ничего не видели, ничего не нашли.
   А поскольку рация сломалась, то ничего и не слышали.
   Дельгадо улыбнулся и приподнял брови.
   - Как же это она сломалась, Лукас?
   - Из-за неловкости пехотинца. Потом все устали, обгорели под солнцем,
и мы вернулись домой.
   - Без доклада?
   - Без доклада.
   Дельгадо медленно покачал головой:
   - Ох, Лукас, Лукас.
   Я молча ждал.
   Дельгадо допил теплое на вид пиво и рыгнул.
   - Что  ж,  -  негромко  произнес  он,  -  полагаю,  было  бы  излишне
объяснять, как твои действия в этой операции.., и ты сам.., разочаровали
господина Лэдда и директора Гувера.
   И остальных.
   Я промолчал.
   Дельгадо указал в мою сторону большим пальцем.
   - Зачем у тебя за поясом "магнум"?
   - Гавана - опасный город, - ответил я.
   Дельгадо кивнул.
   - Ты раскрыл свою легенду  перед  Хемингуэем  или  тебе  уже  на  все
наплевать?
   - Не мне,  а  Хемингуэю  на  все  наплевать,  -  объяснил  я.  -  Ему
безразлично, что я собой представляю и кто его  противник.  Ему  надоело
"Хитрое дело" и охота за призраками субмарин.
   - И нам  тоже.  -  Дельгадо  смотрел  на  меня  холодным,  ничего  не
выражающим взглядом.
   - Кому "нам"? - спросил я.
   - Бюро, - ответил Дельгадо. - Твоим работодателям.
   Людям, которые платят тебе жалованье.
   - Нашим налогоплательщикам надоело "Хитрое дело"? - спросил я.
   Дельгадо не  улыбнулся.  Вернее,  его  кривая  ухмылка  осталась  без
изменений.
   - Надеюсь, Лукас, ты сознаешь, что в ближайшие дни тебя отстранят  от
операции и вызовут в Вашингтон с отчетом?
   Я пожал плечами:
   - Тем лучше.
   - Когда все кончится, ты запоешь иначе, - сказал Дельгадо,  и  в  его
голосе наконец прозвучало нечто большее, чем сарказм. Угроза.  Он  вновь
вздохнул и поднялся. Я уже не в первый раз отметил, что он  порой  носит
оружие в наплечной кобуре под левой рукой, и иногда - за  поясом  слева,
так же, как я сам. Интересно, какими соображениями он  руководствовался,
выбирая тот или иной вариант?
   - Ладно, - сказал он, широко улыбнувшись. -  Полагаю,  наши  с  тобой