дениях
выдумки, вместо того чтобы придерживаться фактов. Наверное, нет - ведь я
написал в своем донесении чистую правду.
   Я вложил в  бурый  бумажный  конверт  свой  настоящий  двухстраничный
рапорт, сунул пистолет за пояс брюк, прикрыл его  мешковатой  футболкой,
и, прежде чем ехать в Гавану на встречу с Дельгадо, отправился в главный
дом усадьбы.
   После  вчерашнего   серого   затяжного   дождя   наступило   чудесное
воскресенье - прохладное синее  небо,  ровный  северо-восточный  пассат.
Проходя мимо бассейна, я слышал шорох  пальмовых  листьев.  От  подножия
холма доносились крики "Звезд Джиджи", игравших  в  бейсбол  с  командой
"Los Munchanos". Одного из "Munchanos" не  хватало,  но  о  Сантьяго  не
спрашивал никто. Его место на поле занял другой, и игра продолжалась.

***

   Мы похоронили мальчика накануне, в субботу, в тот самый  день,  когда
его нашли, - опустив простой сосновый гроб в могилу в  отдаленной  части
кладбища  между   старым   виадуком   и   дымовыми   трубами   Гаванской
электрической компании. Присутствовали только Хемингуэй  и  я,  если  не
считать седого старика могильщика, которого мы при помощи мзды уговорили
добыть гроб в городском морге и выделить участок для  захоронения.  Даже
Октавио, чернокожий приятель Сантьяго, обнаруживший его тело, не  пришел
на спешно организованную церемонию.
   После того как мы с Хемингуэем и могильщиком опустили маленький  гроб
в сырую яму, возникла неловкая заминка.
   Старик отступил на шаг и снял шляпу. Капли воды стекали по его лысине
и морщинистой шее. На Хемингуэе была старая рыбачья кепка  -  он  ее  не
снял, и дождь барабанил по длинному козырьку. Он посмотрел на меня.  Мне
нечего было сказать.
   Писатель подошел к краю могилы.
   - Этот мальчик еще мог жить, - негромко заговорил он; его слова  едва
слышались из-за шороха дождя. - Он не должен был  умереть.  -  Хемингуэй
посмотрел на меня. - Я принял Сантьяго в нашу... -  Он  оглянулся  через
плечо на могильщика, но подслеповатые глаза старика  упорно  смотрели  в
грязь. - Я принял Сантьяго в нашу  команду,  -  продолжал  Хемингуэй,  -
потому что каждый раз, когда я приезжаю во "Флоридиту", чтобы попасть  в
посольство, мою машину окружает толпа  мальчишек,  прося  денег,  умоляя
разрешить почистить мои ботинки или предлагая услуги своей  сестры.  Они
уличные бродяги, изгои. Родители бросили их, либо умерли от  туберкулеза
или спились.  Малыш  Сантьяго  был  одним  из  них,  но  он  никогда  не
протягивал руку за подаянием и не предлагал почистить мне обувь. Он ждал
поодаль до тех пор, пока машина  не  трогалась  и  другие  мальчишки  не
разбегались нищенствовать на перекрестках, и  тогда  он  бежал  рядом  с
автомобилем, не уставая, ничего не говоря, даже не глядя на меня -  пока
мы не оказывались у посольства или на шоссе.
   Хемингуэй умолк и посмотрел на высокие трубы Гаванской  электрической
компании.
   - Ненавижу эти проклятые трубы, - сказал он  тем  же  тоном,  которым
произносил надгробную речь. - Когда ветер  дует  с  гор,  они  наполняют
вонью весь город. - Он вновь посмотрел на могилу. - Спи  спокойно,  юный
Сантьяго Лопес.
   Мы не знаем, откуда ты появился в  этом  мире,  знаем  лишь,  что  ты
уйдешь туда, куда со временем уходят все люди, куда в какой-то  из  дней
последуем и мы.
   Хемингуэй вновь оглянулся на  меня,  словно  внезапно  осознав  смысл
своих слов. Потом он продолжал, повернувшись к узкой могиле:
   - Несколько месяцев назад еще один мой сын Джон, мой  Бэмби,  спросил
меня о смерти. Он не боялся идти на войну, он боялся  страха  смерти.  Я
рассказал ему о том, что, когда меня впервые ранили в 1918 году, я очень
боялся внезапно умереть - боялся до такой степени, что не мог спать  без
ночника, - но я рассказал ему также о своем храбром друге по имени  Чинк
Смит, который однажды прочел цитату из Шекспира, она  очень  понравилась
мне, и я попросил его записать ее для меня. Это строки из  второй  части
"Генриха Четвертого", я выучил их наизусть, и с тех пор  они  всегда  со
мной, будто невидимая медаль Св. Кристофера. "Ей-богу, мне все  нипочем;
смерти не миновать. Ни в жизнь не стану труса праздновать.
   Суждено умереть - ладно,  не  суждено  -  еще  лучше.  Всякий  должен
служить своему государю, и что бы там ни было, а уж тот,  кто  помрет  в
этом году, застрахован от смерти на будущий". Тебе  не  суждено  увидеть
будущий год, Сантьяго Лопес.
   Но ты был храбрым человеком, и не важно, сколько тебе было лет, когда
тебя настигла безжалостная судьба.
   Хемингуэй отступил на шаг. Старый могильщик откашлялся.
   - Нет, сеньор, - сказал он по-испански. - Прежде  чем  предать  земле
этого ребенка, нужно прочесть из Библии.
   - Это  обязательно?  -  с  удивлением  произнес  Хемингуэй.  -  Разве
Шекспира недостаточно?
   - Нет, сеньор, - ответил старик. - Без Библии нельзя.
   Хемингуэй пожал плечами:
   - Что ж, если это  "nessessario"...  -  Он  взял  пригоршню  земли  -
точнее, грязи, и вытянул руку  над  могилой.  -  Коли  так,  прочтем  из
Екклесиаста: "Род проходит, и род приходит, а земля пребывает  вовеки...
Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит  к  месту  своему,  где  оно
восходит". - Хемингуэй бросил землю на  маленький  гроб,  отодвинулся  и
посмотрел на  старика,  который  стоял,  опираясь  на  лопату.  -  Этого
достаточно?
   - Si, senor.

***

   Когда мы  возвращались  с  похорон  в  дождливых  вечерних  сумерках,
Хемингуэй сказал:
   - Назови хотя бы одну причину, которая помешала бы мне  охотиться  за
лейтенантом Мальдонадо.
   - Может быть, мальчика убил не он.
   Хемингуэй свирепо воззрился на меня:
   - А кто же? На прошлой неделе ты сам сказал мне, что Агент 22  следил
за Бешеным жеребцом.
   - Не называйте его так.
   - Бешеным жеребцом?
   - Нет. Агентом 22.
   - Кто еще мог его убить, если не Мальдонадо? - осведомился писатель.
   Я отвел взгляд от залитого дождем лобового стекла.
   - Я запретил Сантьяго следить за ним и вообще за кем бы  то  ни  было
вплоть до нашего возвращения. Не думаю, что он ослушался меня.
   - И все-таки он за кем-то наблюдал, - заявил Хемингуэй.
   Я покачал головой.
   - Дорога, на которой его нашел  Октавио,  ведет  к  хижинам,  где  он
ютился, когда была жива его  мать.  Еще  Октавио  сказал,  что  Сантьяго
отсыпался там, когда в городе бывало слишком шумно.
   Несколько минут Хемингуэй вел машину молча.
   - Лукас, - заговорил он наконец, - кто еще мог убить мальчика?
   - Отвечу позже, - сказал я.
   - Отвечай немедленно,  или  у  тебя  не  будет  никакого  "позже",  -
потребовал писатель. - Объясни, кто ты такой, на кого работаешь  и  кто,
по твоему мнению, мог  убить  мальчика,  или  вылезай  из  машины  и  не
возвращайся в усадьбу.
   Я колебался. Если бы я ответил хотя бы на один из его  вопросов,  это
означало бы, что я больше не работаю ни в ФБР, ни  в  ОРС.  По  лобовому
стеклу метались "дворники". Шум сильного дождя,  бьющего  по  матерчатой
крыше "Линкольна", звучал, словно удары  капель  по  гробу  Сантьяго.  Я
понял, что уже не работаю ни на ФБР, ни на ОРС.
   - Я работал в ФБР, - заговорил я. - Эдгар Гувер прислал меня шпионить
за вами и докладывать о ваших действиях через связника.
   Хемингуэй  остановил  машину  на  обочине.  Мимо  мчались  грузовики,
обдавая нас брызгами. Хемингуэй повернулся на  водительском  сиденье  и,
пока я говорил, не спускал с меня глаз.
   Я рассказал ему о Дельгадо, о досье Тедди Шлегеля, Инги Арвад, Хельги
Соннеман, а также об Иоганне Зигфриде Бекере.
   Я объяснил, каким образом ФБР и Абвер передавали деньги Мальдонадо  и
его шефу, Хуанито Свидетелю  Иеговы.  Я  рассказал  о  своей  встрече  с
командором БКРГ Яном Флемингом по пути на Кубу и  о  беседе  с  Уоллесом
Бета Филлипсом по прибытии сюда. Я рассказал о винтовочном  выстреле  во
время нашей пиротехнической атаки  на  усадьбу  Стейнхарта,  а  также  о
второй радиопередаче, которую я перехватил на пути к пещерам.
   - И что же говорится в этой, второй?  -  ровным  голосом  осведомился
Хемингуэй.
   - Не знаю, - ответил я. - Ее закодировали  неизвестным  мне  цифровым
шифром. Думаю, она не предназначалась для наших ушей.
   - Ты имеешь в виду, что кто-то хотел, чтобы  мы  расшифровали  первую
передачу.., о двух  агентах,  которые  высадятся  на  сушу  в  следующий
вторник?
   - Видимо, да, - ответил я.
   - Зачем?
   - Не знаю.
   Хемингуэй посмотрел в лобовое стекло.
   - Они взяли нас в кольцо - ФБР, может быть, BMP, британская группа..,
как бишь ее?
   - БКРГ, - сказал я. - Кажется, так.
   - ОСС, - продолжал Хемингуэй, - немецкая разведка...
   - Обе ее ветви, - перебил я. - Абвер и РСХА АМТ IV.
   - Впервые слышу, - проворчал Хемингуэй. -  Я  не  знал  даже,  что  в
германской разведке существуют какие-то две ветви.
   - Я знаю, - сказал я. - А вы не имеете об этом ни малейшего понятия.
   Хемингуэй сердито посмотрел на меня.
   - А ты?
   - А я имею.
   - Почему ты мне рассказываешь все это?  -  спросил  он.  -  И  какого
дьявола я должен тебе верить, если все,  что  ты  говорил  раньше,  было
враньем?
   Я ответил только на первый вопрос.
   - Я рассказываю вам об этом, потому что они  убили  мальчика.  И  еще
потому, что они готовят нас к чему-то, чего я не понимаю.
   - Так кто же убил мальчика?
   - Это мог сделать  Мальдонадо,  -  сказал  я.  -  Если  Сантьяго  был
неосторожен и лейтенант знал, что за ним  наблюдают,  он  мог  дождаться
нашего отплытия, проследить за  мальчиком  до  хижин  и  перерезать  ему
горло.
   - Кто еще?
   - Например, Дельгадо.
   - Сотрудник ФБР? - В голосе Хемингуэя зазвучало презрение. - Я думал,
что вы стреляете  только  в  людей,  которые  уклоняются  от  армейского
призыва так же, как вы сами.
   - Дельгадо - особый случай, - объяснил я. - Если он  именно  тот,  за
кого я его принимаю,  то  ему  уже  доводилось  убивать.  И  я  не  знаю
наверняка, на кого он работает теперь.
   - Думаешь, он перекинулся к фрицам?
   - Возможно, - ответил я. - Немецкие  разведывательные  сети  в  нашем
полушарии не стоят выеденного яйца, но у них  много  денег.  Они  вполне
могли подкупить наемника вроде Дельгадо.
   - Кто еще, Лукас? Кто еще мог расправиться с парнишкой?
   Я пожал плечами.
   - Теодор Шлегель, хотя это не в его духе. Он скорее нанял бы для этой
работы кого-нибудь из немцев или  сторонников  Германии,  проживающих  в
Гаване. Это могла сделать Хельга Соннеман...
   - Хельга?
   Я процитировал ему несколько выдержек из ее досье.
   - Ради всего святого, -  пробормотал  Хемингуэй.  -  Можно  подумать,
каждый встречный-поперечный лично знаком с Гитлером.
   - Даже ваши гости, - сказал я.
   - Мои гости?
   - Ингрид Бергман встречалась с ним, помните?  А  Дитрих  получила  от
немецкой разведки предложение работать на них.
   - И послала их ко всем чертям.
   - Так она говорит.
   Хемингуэй оскалился:
   - Ты мне не нравишься, Лукас. Ты совсем мне не нравишься.
   Я промолчал.
   После нескольких мгновений тишины  -  даже  дождь  прекратился  -  он
сказал:
   - Назови мне хотя бы одну убедительную причину, которая  помешала  бы
мне сейчас же вышвырнуть тебя  из  автомобиля  и  пристрелить,  если  ты
появишься рядом с усадьбой или моими детьми.
   - Такая причина имеется, - ответил я. - Происходит  что-то  странное.
Кому-то  потребовалось,  чтобы  вы  захватили  двух   агентов,   которые
высадятся тринадцатого.
   - Зачем?
   - Не знаю, - сказал я. - Идет сложная игра, и вы  со  своим  дурацким
"Хитрым делом" - пешки в ней. Думаю, вам понадобится моя помощь.
   - Чтобы ты мог докладывать обо всем Эдгару Гуверу?
   - Моя работа в ФБР закончена, - ровным голосом отозвался я. -  Как  и
прежде, я буду посылать отчеты, но не стану сообщать ничего  важного  до
тех пор, пока мы разберемся, что происходит.
   - Думаешь, это опасно?
   - Да.
   - Для Джиджи и Мышонка или только для нас с тобой?
   Я помедлил.
   - Думаю, опасность грозит всем, кто вас окружает.
   Хемингуэй потер подбородок.
   - Неужели ФБР поднимет руку на американского гражданина, его семью  и
друзей?
   - Не знаю, - ответил я. - Гувер предпочитает  устранять  людей  путем
утечек сведений,  намеков  и  шантажа.  Но  мы  даже  не  знаем  толком,
действительно ли угроза исходит от ФБР.
   В этой игре замешаны британцы, ОСС и обе ветви германской разведки.
   - "Estamos copados", - произнес Хемингуэй. "Нас  обложили".  Я  знал,
что ему нравится звучание этой фразы, но сейчас он говорил всерьез.
   - Да, - сказал я.
   Хемингуэй вырулил на  Центральное  шоссе  и  погнал  машину  к  финке
"Вихия".

***

   Прежде чем отправиться на свидание с Дельгадо, я зашел в главный  дом
усадьбы. Хемингуэй сидел в гостиной в своем расписанном  цветами  кресле
рядом со столиком, ломившимся от бутылок и бокалов. У  него  на  коленях
сидела большая черная кошка, и еще восемь или девять  лежали  поблизости
на ковре. Я заметил, что  он  вскрыл  банку  лососины  и  две  маленькие
жестянки сардин. Он держал на колене  бокал  с  жидкостью,  напоминавшей
цветом  неразбавленный  джин.  По  его  каменному  взгляду  и   суровому
выражению лица я догадался, что он сильно пьян.
   - А, сеньор Лукас, - заговорил он. - Кажется, я не успел  представить
вас своим лучшим друзьям, "los gatos".
   - Нет, - сказал я.
   - Вот эта черная красотка - Бойсси Д'Англас,  -  произнес  Хемингуэй,
поглаживая по голове мурлыкающую кошку. - С  Френдлесс  ты  уже  знаком.
Того, что поменьше, зовут Брат Френдлесс, хотя на самом деле это не  он,
а она. Вот Тестер, а этот заморыш - ее котенок-вундеркинд.  Толстомордый
кот на краю ковра - Волфер, рядом с ним Доброхот, названный так в  честь
Нельсона Рокфеллера,  нашего  многоуважаемого  посланца  доброй  воли  в
несчастных,  забытых  богом  и  никому  не  нужных  странах  к  югу   от
могущественных "Estado Unidos".
   Все утро Френдлесс пил вместе со мной молоко с  виски,  Лукас,  но  с
него уже довольно, и он и не захочет показывать тебе свои трюки.  Знаешь
ли, кошки никогда не делают то, чего им не хочется. Но они не  откажутся
выпить с тобой виски и молока, если они любят тебя, и если в этот момент
им хочется  выпить.  Да,  кстати,  это  Диллинджер,  названный,  как  ты
понимаешь, в честь бандита с большим членом. Я подозреваю, такое  имечко
создавало у него комплекс превосходства, но этому пришел  конец...  Пока
мы гонялись за  субмаринами,  Диллинджера  и  остальных  самцов  кормила
Марти. Вы знали об этом, сеньор Лукас?.. Сеньор  шпион  Лукас..,  сеньор
соглядатай Лукас?
   "Я слышал твою похвальбу, слышал, как ты орал на  нее,  а  она  -  на
тебя", - подумал я, но ничего не сказал.
   Хемингуэй ухмыльнулся.
   - Сука. - Он погладил Бойсси по голове. - Нет, это я не тебе, крошка.
Сегодня я послал Марти телеграмму, Лукас.
   Понятия не имею, где она сейчас, поэтому отправил копии на  Гаити,  в
Пуэрто-Рико, Сент-Томас, Сент-Бартс, в  Антигуа,  Бимини  и  все  прочие
пункты ее гребаного маршрута.  Хочешь  услышать,  что  было  написано  в
телеграмме?
   Я молча ждал.
   - Там написано: "Кто ты - военный  корреспондент  или  моя  жена?"  -
Хемингуэй с довольным видом кивнул и, аккуратно ссадив кошку  на  ковер,
осторожно поднялся на ноги и налил в бокал еще на три  пальца  джина.  -
Хотите выпить, специальный агент Джо Лукас?
   - Нет, - ответил я.
   -  Самодовольная  сука,  -  сказал  писатель.  -  Называет   операцию
"Френдлесс" чушью и вздором. Говорит, мы все занимаемся онанизмом. И еще
она заявила, будто бы после "По ком звонит  колокол"  я  не  написал  ни
единого стоящего слова.
   "Ах ты, сука, - сказал я ей. - Мои  книги  еще  долго  будут  читать,
после того как тебя  сожрут  черви".  -  Он  уселся,  сделал  глоток  и,
прищурясь, посмотрел на меня. - Тебе что-нибудь нужно, Лукас?
   - Я еду в город. Беру вашу машину.
   Хемингуэй пожал плечами.
   - Ты точно не хочешь выпить? - спросил он.
   Я покачал головой.
   - Если ты не хочешь выпить со мной хорошего джина, -  любезным  тоном
произнес он, - то я могу распорядиться, чтобы тебе  приготовили  чай  со
льдом. А можешь выхлебать ведро соплей или отсосать у дохлого ниггера. -
Он вновь ухмыльнулся и указал на бутылки, ведерки со льдом и бокалы.
   - Спасибо, не хочу, - сказал я, вышел  из  дома,  пересек  террасу  и
спустился к машине, стоявшей на подъездной дорожке.

***

   Чтобы не вспоминать в тысячный раз о грядущей встрече  с  Дельгадо  и
возможной размолвке, по пути в город я думал о Марии.
   Разумеется, я не сказал ей о смерти мальчика, но  она  почувствовала,
что со мной  творится  неладное,  и  весь  вечер  вела  себя  тихо  и  с
пониманием отнеслась к моему желанию побыть одному.  Когда  я  попытался
уснуть, она легла на соседнюю койку и положила руку на мою  постель,  но
меня даже не коснулась; я смотрел в потолок, и она не  спускала  с  меня
глаз.
   Когда я поднялся,  чтобы  отправиться  во  флигель  и  написать  свой
дурацкий доклад Гуверу, она отыскала мои парусиновые туфли и  рубашку  и
принесла их мне, не  говоря  ни  слова  и  грустно  глядя  на  меня.  На
мгновение я представил себя обычным человеком, который может  поделиться
с другим своей печалью, поговорить о том, что его мучает. Прошлой  ночью
я отделался от этой мысли при помощи  виски  и  воображаемого  донесения
директору;  вот  и  сейчас,  когда  впереди  показались  дымовые   трубы
Гаванской электрической компании, я выбросил эту мысль из головы.
   Пистолет лежал рядом на пассажирском сиденье. Вести  машину,  заткнув
его за пояс сзади, было неудобно. Я дослал в  ствол  патрон,  чего,  как
правило, не делаю, и положил в карман с полдюжины  запасных  обойм.  Это
было глупо с моей  стороны;  если  нам  с  Дельгадо  придется  улаживать
кое-какие  вопросы,  все  будет  кончено  еще  до  того,  как  я   успею
перезарядить оружие.
   С другой стороны,  никогда  не  помешает  иметь  при  себе  несколько
запасных обойм, но так и не пустить их в ход.., и т, д. и т, п.
   Я припарковал машину в Старой Гаване и зашагал к  явочному  дому,  до
которого оставалось шесть  кварталов.  Я  хотел  прибыть  туда  точно  в
указанное время.
   Разумеется, Уоллес Бета Филлипс не ошибся, описывая  происшествие  на
улице Симона Боливара в Веракрусе. Двое абверовских агентов  явились  на
встречу  за  полтора  часа  до  назначенного  срока  и  расположились  в
прихожей, чтобы устроить для меня западню.  Но  я  уже  почти  два  часа
находился в доме, укрывшись в шкафу в дальнем  конце  коридора.  Филлипс
упомянул, что один из соседей видел мальчишку, который "бросил камень во
входную дверь", после чего началась стрельба. Но это был не  ребенок,  а
двадцатипятилетний карлик-пропойца по прозвищу Эль Гиганте,  которому  я
заплатил сто пятьдесят песо и велел бросить камень и улепетывать во весь
опор.
   Сегодня я не должен появиться раньше срока.
   Пистолет давил мне на поясницу, но я пристроил его таким образом, что
Дельгадо смог бы заметить оружие, только если бы обыскал  меня.  На  мне
была свободная куртка, и я научился  мгновенно  выхватывать  из-под  нее
пистолет и стрелять.
   Все же доставать оттуда оружие было неудобно,  однако,  держа  его  в
наплечной или поясной кобуре, я бы сразу выдал себя, равно как  если  бы
по привычке сунул  пистолет  за  пояс  брюк  точно  над  левым  передним
карманом. Я поймал себя на мысли,  что  предпочел  бы  оружие  покрупнее
калибром - на тот случай, если придется стрелять сквозь стены или  двери
явочного  дома,  но   скрыть   пистолет   большего   размера   было   бы
затруднительно.
   "Где бы я спрятался, будь  я  Дельгадо  и  пожелай  я  избавиться  от
специального агента Лукаса?" Вероятно,  снаружи  либо  внутри  одной  из
полуразвалившихся хижин, стоявших на узкой  улице.  Однако  нельзя  было
исключать, что Лукас придет в явочный дом переулком или каким-либо  иным
путем.
   "Значит, в доме? Но где?" В маленькой к