рлышко, - сказал он. - Женщин - за талию. - С  этими
словами он добавил вина  Соннеман  и  Шлегелю.  Мы  с  Геллхорн  жестами
показали, что нам хватит и того, что оставалось в бокалах.
   Мы сидели в столовой - Хемингуэй у одного  торца  стола,  Геллхорн  у
противоположного, Дитрих по правую руку от писателя, Шлегель -  напротив
актрисы, слева от Хемингуэя,  Соннеман  -  напротив  меня  и  справа  от
Геллхорн. Как всякий раз, когда я оказывался за столом Хемингуэя, беседа
текла легко и свободно; хозяева направляли разговор,  но  не  стремились
доминировать в нем. Здесь царила приятная атмосфера, все  присутствующие
едва ли не физически ощущали  поток  энергии,  которой  с  ними  делился
писатель, невзирая даже на то, что одним  из  его  гостей  был  шпион  с
бледной физиономией, а другим - загадочная дама со связями в  нацистских
кругах.
   Было очевидно, что Дитрих прекрасно относится как к Хемингуэю, так  и
к Геллхорн - особенно к Хемингуэю -  и  была  не  менее  энергична,  чем
писатель, хотя и не подавляла его.
   Причины, которые привели в Гавану Шлегеля и Соннеман с их  яхтой,  мы
обсудили еще у бассейна. Как и полагается, мы выразили восхищение  игрой
Дитрих, но актриса попросту  отмахнулась  от  комплиментов.  Соннеман  и
Геллхорн затеяли дружескую пикировку, обсуждая свои учебные заведения  -
было ясно, что между колледжами  Брин-Мор  и  Уэллсли  существует  нечто
вроде  соперничества.  В  конце  концов  женщины  сошлись  в  том,   что
подавляющее  большинство  выпускниц   обоих   заведений   считают   свои
альма-матер  чем-то  вроде  конвейера,  поставляющего  жен  для  мужчин,
закончивших  Гарвард,  Принстон  и  Йель.  Потом  разговор  свернул   на
кулинарию, политическую ситуацию и войну.
   - Не кажется ли вам, Эрнест и Марта, - предположила Дитрих, - что наш
ужин напоминает съезд Бунда?
   Шлегель побледнел. На лице Соннеман отразилось удивление.
   - Все мы - немцы, - продолжала актриса. - Я бы не  удивилась,  узнав,
что из кухни за нами подглядывает ФБР.
   - Там только Рамон, - ответил Хемингуэй,  усмехнувшись.  -  Он  хочет
убедиться, что мы действительно едим кубинскую пищу.
   - Кубинская кухня великолепна, - сказала Соннеман с улыбкой,  которая
напомнила мне улыбку Ингрид Бергман. - Это  самый  лучший  ужин  за  все
время, которое я провела здесь.
   Ощущение  неловкости  исчезло,  и  Хемингуэй  принялся  расспрашивать
Хельгу о целях археологической экспедиции "Южного  креста"  в  Латинской
Америке. Соннеман развернула перед ним живую и  красочную,  но  чересчур
детальную картину цивилизации  доколумбовых  инков  эпохи  строительства
империи. Она сказала, что  экспедиция  будет  изучать  недавно  открытые
руины на побережье Перу.
   Во время этой лекции у меня начали слипаться глаза, однако  Хемингуэй
был в восхищении.
   - Если не ошибаюсь, инки имели  обыкновение  расселять  соперничающие
народы по империи, перемещая этнические группы, - сказал он.
   Соннеман пригубила вино и улыбнулась писателю.
   - Я вижу, вы неплохо знакомы с историей инков, господин Хемингуэй,  -
ответила она.
   - Эрнест, - поправил писатель. - Или Эрнесто. Или Папа.
   Соннеман негромко рассмеялась.
   - Да, Папа. Вы правы, Папа. Вплоть до  испанских  завоеваний  в  1532
году инки расселяли враждебные народы по своей территории.
   - Зачем? - спросила Дитрих.
   - Чтобы обеспечить стабильность, - объяснила Соннеман. -  Перемешивая
этнические группы, они затрудняли восстания и мятежи.
   - Вероятно, именно это Гитлер сделает в покоренной Европе,  -  словно
невзначай заметил Хемингуэй. В эту неделю с  фронта  поступали  скверные
известия.
   - Да, вполне возможно, что Германия осуществит эту идею,  как  только
подчинит себе славянские  народы  и  советскую  империю,  -  откликнулся
Шлегель, отчетливо выговаривая слова.
   В красивых глазах Дитрих вспыхнул огонь.
   - Вот как, герр Шелл? Вы думаете, русских так легко  одолеть?  Уж  не
считаете ли вы, что Германия неуязвима?
   Покраснев пуще прежнего, Шлегель пожал плечами.
   - Как я уже говорил, мадам, моя родина - Дания. Моя мать была немкой,
дома мы говорили по-немецки, но я не испытываю особой любви к Германии и
не верю в миф о ее  непобедимости.  Однако  вести  с  Восточного  фронта
определенно свидетельствуют о том, что Советам  осталось  не  так  много
времени.
   - В прошлом году то же самое говорили об Англии, - заметила Дитрих, -
однако британский флаг до сих пор реет на ветру.
   Хемингуэй наполнил бокалы.
   - Но их конвои несут огромные потери, Марлен, - сказал он. - Ни  один
остров не в силах выиграть войну, если его морские пути перерезаны.
   - Правда ли,  что  "волчьи  стаи"  собирают  в  здешних  южных  водах
обильную жатву? - оживленным тоном произнесла  Соннеман.  -  Мы  кое-что
слышали об этом перед отплытием из Нассау, однако... - Она умолкла.
   Хемингуэй покачал головой.
   - Группы немецких подлодок не забираются так далеко на юг, дочка. Они
рыщут стаями в Северной Атлантике, но в  здешних  широтах  за  торговыми
судами охотятся поодиночке.
   Однако количество кораблей, торпедированных в наших краях,  прибывает
удручающими темпами -  как  мне  сказали  в  посольстве,  в  среднем  по
тридцать четыре в неделю. Я удивлен тем, что  ваш  капитан  пренебрегает
опасностью того, что "Южный крест" будет потоплен немецкой  подлодкой..,
или взят на абордаж.
   Шлегель откашлялся.
   - Мы мирная научная экспедиция, составленная из  гражданских  лиц,  -
официальным тоном заявил он. - Подводные лодки нас не потревожат.
   Хемингуэй фыркнул.
   - Откуда такая уверенность? Один взгляд через перископ на  вашу  яхту
размером с миноносец - и командиру подлодки захочется  осмотреть  "Южный
крест", и он торпедирует вас, только чтобы сорвать  досаду.  -  Писатель
вновь повернулся к Соннеман. -  Разумеется,  я  надеюсь,  что  этого  не
случится, - добавил он. - Ведь "Южный  крест"  служит  базой  для  вашей
экспедиции и отелем на то время, пока вы будете искать руины.
   - Именно так, - подтвердила Хельга. - И притом весьма комфортабельным
отелем. - Она провела изящным пальцем по скатерти, словно рисуя карту. -
Инки построили вдоль побережья дорогу  длиной  более  двух  с  половиной
тысяч  миль  и  еще  одну  такую  же,  ведущую  в  глубь  материка.   Мы
рассчитываем отыскать один из  затерянных  городов  у  южного  окончания
прибрежной дороги. - Она улыбнулась. - И хотя "Викинг" -  некоммерческая
организация, наши находки могут принести немалую прибыль.
   - Керамика? - спросила Геллхорн. - Предметы искусства?
   - Отчасти керамика, - ответила Соннеман, - однако самое интересное...
Можно рассказать о толедских гобеленах, Тедди? -  спросила  она,  бросив
взгляд на Шлегеля.
   Было  видно,  что  Шлегелю  невдомек,  о  чем  идет  речь.   Выдержав
приличествующую случаю паузу, он сказал:
   - Да, полагаю, вы можете говорить об этом, Хельга.
   Соннеман подалась вперед.
   -  Толедский  наместник  написал  Филлипу  Второму  -  этот  документ
хранится в архивах, и у меня есть копия, - что  он  отсылает  в  Испанию
огромные холсты, громадные  карты  его  владений  в  Андах,  красотой  и
богатством превосходящие все ткани и гобелены,  когда-либо  найденные  в
Перу и существовавшие в христианском мире. Письмо прибыло по адресу,  но
ткани исчезли.
   - И вы думаете, что  они  сохранились  в  перуанских  джунглях?  -  с
сомнением спросила Дитрих. - Разве материи не гниют в таком климате?
   - Нет, если их должным образом упаковать и глубоко зарыть в землю.  -
Голос Соннеман чуть дрогнул от воодушевления.
   - Достаточно, Хельга, - вмешался Шлегель. - Не будем утомлять  гостей
мелочами, которые интересуют только нас.
   Рамон и две служанки внесли десерт. После традиционных кубинских блюд
он, повинуясь инстинктам  приверженца  китайской  кулинарии,  приготовил
сложное по составу, изысканное яство - на сей раз это  был  торт-безе  с
мороженым.

***

   - Но почему вы привели свой исследовательский корабль сюда, на  Кубу?
- спросил за десертом Хемингуэй.
   -  Наше  судно  ремонтировалось  и  переоснащалось  на  атлантическом
побережье,  -  натянутым  тоном  отозвался  Шлегель.   -   Пока   ученые
настраивали  приборы  и  поисковое  оборудование,   капитан   и   экипаж
производили морские испытания.
   В настоящий момент мы устраняем некую неисправность... ходового вала,
если не ошибаюсь. В течение нынешнего месяца мы отправимся в Перу.
   - Через канал? - спросила Геллхорн.
   - Естественно, - ответил Шлегель.
   Хемингуэй пригубил вино:
   - Сколько просуществовала империя инков, мисс Соннеман?
   - Зовите меня Хельгой, - сказала блондинка. - Или  дочкой,  если  вам
нравится. Хотя, по-моему, вы старше меня всего лет на десять, Эрнест.
   Хемингуэй торжествующе улыбнулся:
   - Так и быть. Хельга.
   - Отвечая на ваш вопрос, Эрнест, - продолжала Соннеман, - я могла  бы
сказать, что настоящая инкская династия  существовала  лишь  около  двух
столетий, вероятно, начиная с четырнадцатого века, в  течение  экспансии
Капака Юпанки, вплоть до 1532 года, когда  империю  покорил  Пизарро  со
своей маленькой армией. Потом, на протяжении трехсот лет, их  территория
оставалась под владычеством испанцев.
   Хемингуэй кивнул.
   - Несколько сотен испанцев в доспехах победили..,  сколько  инков  им
противостояло, Хельга?
   - По оценкам исследователей,  к  началу  испанского  завоевания  инки
контролировали  примерно  двенадцатимиллионное  население,  -   ответила
Соннеман.
   - Святой боже, - произнесла Дитрих,  -  трудно  поверить,  что  кучка
захватчиков могла победить столь многочисленный народ.
   Хемингуэй взмахнул десертной вилкой.
   - Я никак не могу отделаться от мыслей о нашем приятеле  Гитлере.  Он
носится с идеей Тысячелетнего Рейха, но  вряд  ли  нынешний  год  станет
моментом торжества его маленькой  империи.  Всегда  найдется  сукин  сын
покрепче тебя.., как это было в случае испанцев и инков.
   Шлегель вперил в него ледяной взор. Соннеман улыбнулась и сказала:
   - Да, но нам известно, что испанцы прибыли туда  в  период  очередной
междуусобицы претендентов на инкский трон...  вдобавок  в  стране  тогда
свирепствовали эпидемии. И даже великолепная дорожная  система  инков  -
между прочим, куда более совершенная, чем европейские шоссе,  -  сыграла
на руку испанцам в их завоеваниях.
   - Как гитлеровские автобаны? - произнес Хемингуэй, вновь усмехаясь. -
Думаю, через два-три года генерал Пэттон поведет по прекрасным  немецким
шоссе свои танки "Шерман".
   Шлегелю явно не нравился оборот, который приняла беседа.
   -   Полагаю,   Германия   будет   слишком   занята   борьбой   против
коммунистических орд, чтобы думать об экспансии, - негромко произнес он.
- Разумеется, я не сторонник тех целей и  задач,  которые  ставят  перед
собой нацисты, но нельзя не признать, что война, которую ведет Германия,
- это, по сути, битва западной цивилизации  против  славянских  потомков
Чингисхана.
   Марлен Дитрих гневно фыркнула.
   - Господин Шелл, - отрывисто бросила она, -  фашистская  Германия  не
имеет никакого отношения к западной цивилизации! Поверьте, я  знаю,  что
говорю. Русские, которых вы так презираете..,  наши  союзники..,  видите
ли, господин Шелл, между мной и русскими  существует  некая  мистическая
связь. Их было немало в Германии в годы моей молодости - людей, бежавших
от революции. Мне нравились их воодушевление, их энергичность,  то,  как
могли они пить день напролет и не терять головы...
   - Ага! - воскликнул Хемингуэй.
   - Целый день произносить тосты! - с чувством продолжала Дитрих,  и  в
ее голосе явственнее зазвучал  немецкий  акцент.  Она  подняла  бокал  с
вином. - Дети трагической судьбы - вот кто такие русские, господин Шелл.
Не так давно Ноэль Ковард назвала  меня  грубиянкой  и  реалисткой.  Эти
слова как нельзя удачнее описывают русскую душу, господин Шелл.  В  этом
смысле я более русская, чем немка. Я никогда не сдалась  бы  нацистскому
зверью, не сдадутся и русские!
   Она осушила  бокал,  и  Хемингуэй  молча  последовал  ее  примеру.  Я
подумал, какие выводы сделал бы из этого разговора Эдгар Гувер, и  решил
при случае заглянуть в досье Дитрих под грифом "О/К".
   - Да, - сказал Шлегель, озирая стол, словно в поисках поддержки, - но
вы, несомненно, вы, разумеется...
   - Нацисты не имеют  никакого  отношения  к  западной  цивилизации,  -
повторила Дитрих. Она любезно улыбалась, но ее голос по-прежнему  звучал
вызывающе.  -  Их  верхушку  составляют   дегенераты..,   извращенцы   и
импотенты.., омерзительные  гомосексуалисты..,  прошу  прощения,  Марта.
Этот разговор неуместен за столом.
   Геллхорн улыбнулась.
   - За нашим столом любая брань  в  адрес  нацистской  Германии  вполне
уместна и даже поощряется, Марлен. Прошу вас, не стесняйтесь.
   Дитрих покачала головой. Ее светлые  волосы  скользнули  по  щекам  с
высокими скулами, потом вновь улеглись.
   -  Я  уже  закончила,  только  хотела  бы  спросить  -  как  называют
по-испански таких извращенцев, Эрнест?
   Хемингуэй ответил, глядя на Шлегеля:
   - Разумеется, для обозначения гомосексуалистов  в  испанском  имеется
стандартное слово  "maricon",  однако  кубинцы  называют  так  пассивных
педерастов, а активных - "bujarones", это аналог нашего "butch", то есть
лесбиянка.
   - Кажется, наша беседа и впрямь становится  неприличной,  -  заметила
Геллхорн.
   Хемингуэй бесстрастно взглянул на нее:
   - Мы ведь говорим о нацистах, дорогая, не правда ли?
   Улыбка Дитрих оставалась любезной, как прежде:
   - А какое из этих слов звучит более оскорбительно, Эрнест?
   - "Maricon", - ответил  писатель.  -  Однако  еще  большее  презрение
выражается  местным  словом  "machismo",  которое  означает  пассивного,
женоподобного педераста. Его второй смысл - слабость, трусость.
   - В таком случае я буду называть нацистов "maricon", -  непререкаемым
тоном заявила Дитрих.
   - Что ж... - произнесла Геллхорн и умолкла.
   "Что ж, - подумал я. - Очень интересно. Ужин в обществе  абверовского
агента - вполне возможно, двух агентов,  но,  вне  всяких  сомнений,  со
сводной  сестрой  супруги  Германа  Геринга..."  Если   эта   беседа   о
"maricones" и извращенцах была  неприятна  Хельге  Соннеман,  она  ничем
этого не показала.
   Она сияла радостной улыбкой, как будто ей на ум пришла некая забавная
мысль, но было трудно сказать, что именно ее забавляет  -  то  ли  едкие
выпады  в  адрес  ее  нацистских  знакомых,  то  ли   все   возраставшее
недовольство "Тедди Шелла".
   Геллхорн заговорила о поездках, которые наметила на ближайшее время.
   - На следующей неделе я отправлюсь в  Сент-Луис  навестить  семью,  -
сказала она. - А в середине лета..,  вероятно,  в  июле..,  я  собираюсь
осуществить один весьма интересный проект.
   Хемингуэй рывком вздернул голову. Я  был  готов  поклясться,  что  он
слышит об этом "интересном проекте" впервые.
   -  "Кольерс"  готов  оплатить  мою  поездку  по  Карибам  в  качестве
репортера, - продолжала Геллхорн.  -  Острова  в  военную  пору  и  тому
подобная чепуха. Они собираются арендовать для этой цели тридцатифутовый
шлюп и даже нанять экипаж из трех негров, которые отправятся  вместе  со
мной.
   - И это - моя жена! - рявкнул Хемингуэй, но в его громовом голосе мне
послышалась шутливая нотка. - Собирается  провести  лето,  плавая  среди
островов в компании трех черномазых.  За  неделю  гибнут  тридцать  пять
судов, и это только начало. Готов ли "Кольерс" оплатить твою  страховку,
Марти?
   - Разумеется, нет, дорогой, - сказала Геллхорн, улыбаясь в  ответ.  -
Они знают,  что  ни  одна  субмарина  не  посмеет  утопить  жену  такого
знаменитого писателя.
   Дитрих подалась к ней.
   - Марта, милая,  это  звучит  просто  восхитительно.  Потрясающе.  Но
тридцатифутовая лодка.., не слишком ли она мала для дальнего похода?
   -  Да,  маловата,  -  сказал  Хемингуэй,  поднимаясь  из-за  стола  и
возвращаясь с бутылкой бренди. - На восемь футов короче нашей "Пилар". -
Он держал бутылку за горлышко и смотрел на Геллхорн с таким видом, будто
хотел, чтобы в его руке  оказалась  ее  шея.  -  Марти,  в  июле  к  нам
приезжают Патрик и Джиджи.
   Геллхорн подняла лицо и посмотрела на  мужа.  Ее  взгляд  можно  было
счесть если не вызывающим, то, во всяком случае, непоколебимым.
   - Я помню, Эрнест. Я буду здесь, когда они приедут. Ты уже  несколько
лет твердишь, что хотел бы проводить наедине с ними больше времени.
   Писатель серьезно кивнул.
   - Особенно теперь, когда надвигается эта проклятая война. - Казалось,
он пытается отвлечься от дурных мыслей. - Хватит мрачных разговоров.  Не
выпить ли нам бренди на террасе? Ночь ясная, а ветер разгонит москитов.

***

   Геллхорн и Дитрих  ушли  в  дом.  Шлегель  в  унылом  молчании  курил
сигарету. Длинный черный мундштук как нельзя лучше  дополнял  его  образ
прусского аристократа. Соннеман и Хемингуэй устроились рядом  в  удобных
деревянных креслах. Чуть раньше прошел дождь, и в ночном  воздухе  пахло
мокрой травой, влажными пальмовыми листьями и далеким морем. В небе ярко
светили звезды, мы легко различали  огни  у  подножия  холма.  Также  мы
видели свет у его вершины.., и слышали смех и звуки фортепиано.
   - Проклятый Стейнхарт... -  пробормотал  Хемингуэй.  -  Опять  затеял
вечеринку. Я ведь его предупреждал.
   "О господи", - подумал я.
   Однако на  сей  раз  Хемингуэй  не  стал  требовать,  чтобы  принесли
бамбуковые шесты и фейерверки. Внезапно он заявил:
   - Этим летом мы проведем научные изыскания.
   - Вот как? - сказала Соннеман. Ее глаза сверкали даже в тусклом свете
свечей и керосиновых ламп, расставленных  на  террасе.  -  Какие  именно
изыскания, Эрнест?
   -  Океанографические,  -  ответил  Хемингуэй.  -  Американский  Музей
естественной истории попросил нас исследовать морские потоки,  промерить
глубины, изучить миграционные пути марлина.., и так далее.
   - Вы серьезно? - Соннеман посмотрела на Шлегеля. Тот выглядел изрядно
захмелевшим. Она взболтала остатки бренди в высоком  бокале.  -  У  меня
есть несколько друзей в Музее.
   Кто организует ваши исследования, Эрнест? Доктор Херрингтон или, быть
может, профессор Мейер?
   Хемингуэй улыбнулся, и я понял, что он тоже  не  на  шутку  пьян.  Он
начинал пить с утра, и, хотя  это  никак  не  отражалось  на  его  речи,
походке и поведении, я заметил, что большая доза  спиртного  делает  его
несколько беспечным и неосторожным.
   Это следовало взять на заметку.
   - Будь я проклят, если помню, дочка, - как ни в чем не бывало ответил
он. - Спроси у Джо, его  специально  прислали,  чтобы  заниматься  этими
делами. Кто организует экспедицию, сеньор Лукас?
   Соннеман обратила свою сияющую улыбку ко мне:
   - Наверное, Фредди Харрингтон? Если не ошибаюсь, это по его части.
   Я  чуть  нахмурился.  Шлегель  сел  прямо,  буравя  меня   вызывающим
взглядом.  Я  подумал,  что,  может  быть,  разговор  о  "maricones"   и
"bujarones" задел больное место этого плешивого рохли.
   - Нет, Харрингтон работает в отделе ихтиологии, - ответил я Соннеман.
- Помимо исследований марлина, мы займемся ультразвуковым  зондированием
океана, промерами температур, построением изобат, уточнением карты..,  и
тому подобными вещами.
   Соннеман подалась ко мне.
   - Стало быть, вас финансирует профессор Мейер?  Мне  помнится,  он  -
неизменный участник океанографических программ Музея.
   Я покачал головой.
   - Мой руководитель - доктор Куллинз  из  департамента  картографии  и
океанографии.
   Соннеман нахмурилась.
   - Питер Куллинз? Невысокий  щуплый  старик,  древний,  как  Мафусаил?
Носит клетчатые жилетки, которые не сочетаются с его же костюмами?
   - Доктор Говард Куллинз, - сказал я. - Он ненамного старше меня. Я бы
дал ему тридцать два или тридцать три года.
   Он только что  принял  руководство  департаментом  после  Сандсберри,
умершего в декабре прошлого года.
   -