ийся  мимо
машины. Мы ехали к Сан-Франциско де Паула кружным путем. Я заметил,  как
в зеркальце мелькнули глаза Коули. Они были широко распахнуты.
   - Мы не знакомы  с  обстоятельствами  гибели  генерала  Кривицкого  в
феврале прошлого года, - продолжал  Филлипс  после  секундной  паузы.  -
Вероятно, вы застрелили его. Возможно,  вы  дали  ему  свой  пистолет  и
дождались, пока  он  покончил  с  собой.  Так  или  иначе,  вам  удалось
произвести благоприятное впечатление на доктора Ганса Веземанна и других
сотрудников Абвера в этом полушарии,  и  они  до  сих  пор  считают  вас
вольным стрелком, наемным убийцей. Если  бы  вы  служили  в  BMP,  я  бы
использовал вас как двойного агента во многих операциях.
   - Я не служу ни в BMP, ни в вашем будущем ОСС, - ответил я. - Чего вы
хотите, господин Филлипс? - Внезапно я почувствовал, как  меня  утомляет
все это - пустопорожняя бравада Хемингуэя, насмешки и  угрозы  Дельгадо,
сердечный тон,  которым  полковник  Томасон  "как  мужчина  с  мужчиной"
обсуждает с Хемингуэем его  планы  охоты  за  субмаринами,  и  обвинения
Филлипса. В эту самую минуту где-то в Тихом океане славные  американские
парни плывут навстречу своей гибели, а напыщенные японцы с  самурайскими
мечами отсекают им головы. В Европе ни  в  чем  не  повинные  мужчины  и
женщины доброй дюжины стран просыпаются по  утрам  и  видят  над  своими
домами развевающиеся флаги со свастикой и слышат  грохот  кованых  сапог
громил Вермахта на пустынных залитых дождем улицах. Всего  в  нескольких
милях  отсюда  молодые  матросы  торгового  корабля  тонут,  настигнутые
торпедой, которую они даже не успели увидеть.
   - Стефенсон и Донован надеются, что вы  понимаете  нашу  стратегию  в
этой войне, господин Лукас, -  сказал  Филлипс.  -  Они  не  верят,  что
межведомственные распри способны ослепить  вас  и  отвлечь  от  служения
высшим целям.
   - Не понимаю, о чем вы говорите,  -  проронил  я.  -  При  чем  здесь
Хемингуэй и его затеи?
   Филлипс вновь посмотрел на меня долгим оценивающим  взглядом,  словно
пытаясь сообразить, лгу ли я или говорю искренне.  Мне  было  совершенно
безразлично, что он думает.
   Должно быть, Филлипс прочел это по моему каменному лицу.
   - У нас есть основания полагать, - заговорил он наконец, - что  Гувер
замышляет на Кубе нечто необычное. Возможно, нечто противозаконное.
   - Чушь, - отрезал я. - Ведь никто иной как BMP и  БКРГ  научили  Бюро
планировать  и  осуществлять  противозаконные  операции.  И  если  здесь
происходит  нечто  подобное,  мне  об  этом  ничего  не  известно.   Так
называемым "оперативникам"
   Хемингуэя эта работа не по зубам.
   Филлипс покачал лысой головой.
   - Я не имел в виду заурядные уловки наших агентств, господин Лукас, -
ответил он. - Меня  беспокоит  нечто,  способное  поставить  под  угрозу
национальную безопасность Соединенных Штатов.
   Я с отвращением  посмотрел  на  него.  Гувер  был  лжецом  и  великим
мастером межведомственной интриги. Он отстаивал свою территорию, не щадя
никого  и  ничего,  но  если  для  него  и  существовало  что-то,  кроме
собственной карьеры, то только спокойствие и безопасность США.
   - Приведите хотя бы один пример с неопровержимыми фактами,  -  ровным
голосом произнес я, - либо остановите машину и выпустите меня.
   Мы находились примерно в миле от финки Хемингуэя.
   Филлипс покачал головой.
   - Пока у меня нет доказательств, Лукас, - сказал он. - Но я  надеюсь,
что вы их раздобудете.
   - Остановите машину, - велел я.
   Коули затормозил у обочины. Я открыл дверцу и вышел.
   - На Кубе сейчас находится человек, которого  вы  знаете  по  фамилии
Дельгадо, - сказал Филлипс, глядя на меня через открытое окно.
   - И что же?
   Мимо промчался грузовик, оглушив нас клаксоном и музыкой, гремевшей в
кабине.
   - У нас есть основания полагать, что Дельгадо - это специальный агент
Д., - заявил коротышка.
   Я призадумался.
   В ФБР и ОРС не было ни одного человека, который не слышал  об  агенте
Д. Многие в него верили. Я знал о нем следующее:
   В половине одиннадцатого вечера  21  июля  1934  года  гангстер  Джон
Диллинджер и две его спутницы - одной из них была знаменитая "женщина  в
красном", Ана Кумпанс, известная также под именем Анна  Саж,  которая  и
предала бандита - вышли из чикагского театра "Биография".  Подразделение
агентов ФБР, поджидавших Диллинджера  в  засаде,  официально  возглавлял
старший спецагент Сэм Коули, однако настоящим руководителем  группы  был
Мелвин Пурвис, который к этому времени пользовался  куда  более  широкой
известностью,  чем  мог  бы  вытерпеть  Гувер.  Пурвис  узнал  Анну  Саж
(поскольку именно с ней он заключил сделку о выдаче преступника) и велел
остальным агентам рассредоточиться вокруг здания театра и ждать, пока он
подаст условленный сигнал - закурит сигару. Пурвис действительно пытался
зажечь сигару, но его руки тряслись так сильно, что он едва был способен
держать спичку, а тем более - зажечь сигару и вынуть пистолет.
   Диллинджер побежал. Пурвис несколько раз крикнул тонким пронзительным
голосом: "Сдавайся, Джонни! Ты окружен!" Но вместо того  чтобы  сдаться,
Враг Номер  Один  Гувера  выхватил  из  кармана  пиджака  автоматический
"кольт" и был расстрелян четырьмя агентами.
   Газеты приписали убийство Диллинджера Пурвису, однако тот факт, что в
гангстера стреляли еще несколько человек, также стал известен  обществу.
Однако в ФБР все знали правду о перестрелке -  Пурвис  так  и  не  вынул
оружие и уж тем  более  не  открывал  огонь.  Специальный  агент  Коули,
которого впоследствии убил Мордашка Нельсон, тоже не  стрелял.  Стреляли
четверо: Герман Холлиз (он промахнулся), Кларенс Херт и  Чарльз  Уинстед
(они, возможно, ранили Диллинджера) и "специальный агент Д." -  он,  как
полагают, выпустил одну-единственную пулю, которая и поставила  точку  в
этом деле.
   В дальнейших донесениях агент Д. не упоминался, и хотя Гувер  относил
уничтожение гангстера на счет  погибшего  Сэма  Коули,  а  неофициальная
слава досталась Чарли  Уинстеду,  слухи  о  специальном  агенте  Д.  все
ширились.
   В согласии  с  мифом,  бытовавшим  в  ФБР,  агентом  Д.  был  молодой
психопат, боевик мафии, которого завербовали Гувер  и  Грег  Толсон,  не
видя иного способа покончить с Диллинджером и ему подобными.  Агенту  Д.
предложили десятикратное жалованье старшего спецагента, и он должен  был
бороться с преступниками,  пользуясь  знанием  их  уловок.  Тот  же  миф
утверждал, будто бы именно он в кровавом 1934 году прикончил  Красавчика
Флойда и Мордашку Нельсона, хотя эта  заслуга  опять-таки  приписывалась
Коули и специальному агенту Герману Холлису,  убитому  в  перестрелке  с
Нельсоном.
   Ходила легенда, будто бы агент Д. раскрыл дело  о  похищении  ребенка
Линдберга в 1934 году, хотя  он  якобы  завершил  его  весьма  необычным
образом. Поговаривали, будто бы  Д.  следил  за  настоящим  похитителем,
гомосексуалистом, находившимся в  приятельских  отношениях  с  одной  из
гувернанток семьи Линдберг до того, как выкрасть  и  убить  ребенка.  Д.
настиг его в Европе и в приступе ярости сунул ему в рот дуло пистолета и
нажал спусковой крючок. Гуверу  не  хотелось  обнародовать  такой  исход
дела, поэтому Бюро спрятало концы в воду,  арестовав  Бруно  Гауптманна,
друга и второстепенного сообщника погибшего гомосексуалиста.
   В течение последующих восьми лет сотрудники Бюро втихую приукрашивали
миф о бывшем киллере-мафиози, сумасшедшем спецагенте Д., приписывая  ему
блистательные,  хотя  и  скандальные  расправы  с   множеством   "врагов
общества".
   Агент Д. был бешеным, хотя  и  осмотрительным  псом,  которого  Гувер
держал в своем чулане, спуская с цепи только  тогда,  когда  возникающие
трудности требовали быстрых и крутых мер.
   Таков  был  тот  человек-призрак,  которым  меня  пугал  Уоллес  Бета
Филлипс. Специальный агент Д., он же мой связник Дельгадо.
   Я громко рассмеялся и отступил от "Бьюика".
   - Был рад с вами познакомиться, господин Филлипс.
   Лысый коротышка в дорогом костюме даже не улыбнулся.
   - Если вам потребуется наша помощь, Лукас, мы ждем вас в  номере  314
отеля "Насиональ" в любое время дня и ночи.
   И будьте осторожны, Лукас. Очень осторожны.
   Филлипс кивнул Коули, и "Бьюик" тронулся с места.
   Я прошагал по Сан-Франциско дель Паула и поднялся  на  холм  к  финке
Хемингуэя. В главной усадьбе горели огни, играло механическое пианино, я
слышал звон бокалов и негромкие голоса.
   - Проклятие, - пробормотал я.  Мне  так  и  не  удалось  поужинать  в
городе, а во флигель до сих пор не завезли продукты.
   Но не беда - до завтрака оставалось каких-нибудь десять часов.

***

   Я очнулся в два часа ночи, все еще терзаемый  лютым  голодом.  Кто-то
возился с замком флигеля. Открыв его, он вошел в наружную комнату, мягко
ступая. Я остался лежать, но чуть сместился на кровати так, чтобы  между
мной и дверью оказалась подушка. Я держал под ней пистолет, нацелив  его
на открытую дверь и сняв с предохранителя.
   Дверной проем заполнил темный  силуэт.  Знакомая  походка  подсказала
мне, что это Хемингуэй, но я поставил оружие на  предохранитель,  только
когда он громко прошептал:
   - Лукас, проснись!
   - Что?
   - Одевайся. Быстрее.
   - Зачем?
   - Произошло  убийство,  -  сказал  Хемингуэй.  Его  массивная  фигура
вдвинулась  в  комнату.  Он  говорил  полным  сдерживаемого  возбуждения
шепотом. - Мы должны оказаться там раньше, чем полиция.

Глава 10

   Я  подозревал,  что  это  очередная  забава  Хемингуэя,  но   человек
действительно был мертв. Окончательно и  бесповоротно.  Его  горло  было
взрезано от уха до уха. Он лежал в куче простынь и подушек,  пропитанных
кровью, от которой  слиплись  волосы  на  его  груди,  а  длинные  трусы
окрасились в непристойный розовый цвет. Глаза человека были  вытаращены,
рот широко распахнут в беззвучном крике, голова запрокинута в агонии  на
красные подушки, алые лоскуты разрезанного горла свисали,  будто  клочья
мяса  из  акульей  пасти.  В  ворохе  постельного  белья  лежал  нож   с
перламутровой ручкой и двенадцатисантиметровым лезвием Хемингуэй взял на
себя руководство и молча осмотрел место происшествия. Его  лицо  приняло
характерное выражение с плотно стиснутыми губами - гак зачастую держатся
люди при виде насильственной смерти. Вокруг топтались  четыре  или  пять
женщин Убийство произошло в убогой комнатушке на втором этаже публичного
дома в центре города - в одном из тех заведений,  где  "полевые  агенты"
Хемингуэя трудились, лежа на спинах, и теперь шлюхи стояли в  халатах  и
просвечивающих пижамах, одни - тупо и апатично глядя перед собой, другие
- в ужасе прижав руки к губам. В их числе была красивая  проститутка  по
имени Мария; ее пальцы, прижатые к щекам, дрожали, шелковое  белье  было
пропитано кровью убитого.
   Я впервые видел красивую шлюху; все проститутки, которых  я  встречал
на своем веку, были безобразны и  глупы,  с  нездоровым  цветом  лица  и
тупыми глазами; их накрашенные  губы  привлекали  меня  не  больше,  чем
рассеченное горло убитого. Эта проститутка, Мария  Маркес,  была  совсем
другой.
   У нее были иссиня-черные  волосы,  тонкое,  изящное  лицо  с  полными
губами и огромными карими глазами. Сейчас в ее взгляде застыл страх,  но
в нем угадывался ум; у Марии были тонкие пальцы пианистки, она выглядела
юной - не старше двадцати, а то и шестнадцати-восемнадцати лет, - но  не
было никаких сомнений в том, что она уже давно лишилась невинности.
   Старшей из присутствующих женщин была Леопольдина ла Онеста,  Честная
Леопольдина  -  проститутка,  которую  Хемингуэй  несколько  дней  назад
представил мне с церемонностью и  почтением,  словно  особу  королевских
кровей. На мой взгляд, честная шлюха - явление  еще  более  редкое,  чем
красивая. У Леопольдины была царственная осанка, ухоженные темные волосы
и пышные формы. В молодости она была  очень  хороша  собой.  Даже  перед
лицом страшной смерти она держалась спокойно и с достоинством.
   - Уведи отсюда посторонних, - сказал Хемингуэй.
   Леопольдина вытолкала из комнаты всех шлюх, кроме Марии, и закрыла за
ними дверь.
   - Рассказывай, - велел Хемингуэй.
   Мария была слишком потрясена, чтобы говорить,  и  Хемингуэю  ответила
Леопольдина.  Ее  голос  явственно  свидетельствовал  о  злоупотреблении
никотином и спиртным.
   - Этот человек пришел примерно в час утра, - медленно, на  правильном
испанском произнесла она. - Потребовал молодую неиспорченную девушку,  и
я, естественно, отправила его к Марии...
   Я посмотрел на юную шлюху. Она и впрямь  выглядела  неиспорченной,  у
нее была гладкая, словно у ребенка, кожа. Ее  густые  черные  волосы  до
плеч обрамляли изящное лицо и огромные глаза.
   - Чуть позже мы услышали громкие  голоса,  потом  крик,  -  закончила
Леопольдина.
   - Кто разговаривал? - осведомился Хемингуэй. - И кто кричал?
   -  Разговаривал  мужчина..,   или   мужчины,   -   ответила   пожилая
проститутка. - В комнату вошел второй человек.
   Мария кричала из ванной - она находилась  там  в  тот  момент,  когда
произошло убийство.
   На Хемингуэе была легкая холщовая куртка. Он снял ее  и  набросил  на
плечи Марии.
   - Ты хорошо себя чувствуешь, милая? - спросил он по-испански.
   Мария кивнула, но ее руки и плечи продолжали вздрагивать.
   - Девочка  заперлась  в  ванной,  -  сказала  Леопольдина.  -  И  еще
несколько минут не  выходила  оттуда.  Она  очень  испугалась.  Человек,
который был с этим мужчиной... - Леопольдина указала на труп, - ушел  до
того, как мы с девочками отозвались на крики Марии.
   - Как он ушел? - спросил Хемингуэй. Мы посмотрели на  открытое  окно.
Оно  располагалось  на  высоте   четырех   метров,   пожарная   лестница
отсутствовала.
   - Просто ушел, - объяснила Леопольдина. - Мы его видели.
   - Кто этот человек? - спросил писатель.
   Пожилая проститутка указала на молодую:
   - Мария расскажет вам.
   - Расскажи, что здесь произошло, малышка, - попросил Хемингуэй,  взяв
Марию за локоть и мягко отворачивая от трупа и крови.
   Грудь молодой женщины содрогалась  от  рыданий,  но  секунды  спустя,
после того, как Хемингуэй погладил ее по  спине  сквозь  куртку,  словно
лаская одну из своих кошек, она наконец смогла заговорить.
   - Этот сеньор.., тот, который умер.., он  вел  себя  очень  тихо.  Он
пришел ко мне в комнату с чемоданчиком, который вы видите здесь...
   Чемодан стоял на полу, его содержимое  было  разбросано  по  комнате.
Бумаги и записные книжки валялись на полу и кровати,  некоторые  из  них
пропитались кровью. Я наклонился и увидел под кроватью иглу от шприца  и
девятимиллиметровый "люгер", явно выпавшие из чемодана. Я ни к  чему  не
прикоснулся.
   - Он открывал чемодан у тебя на глазах, Мария? - спросил Хемингуэй.
   - Нет, нет, нет, - отозвалась девушка, качая  головой.  Ее  роскошные
волосы скользнули по щекам. - Он поставил  чемодан  на  стол.  Он..,  не
хотел.., сразу заниматься любовью. Он хотел  поговорить.  Поговорить  со
мной. Он снял рубашку...
   Синий джемпер и белая рубашка  аккуратно  висели  на  спинке  кресла.
Темно-серые брюки лежали на его сиденье.
   - А потом? - допытывался писатель. - О чем он хотел поговорить?
   - Он пожаловался  на  одиночество,  -  ответила  девушка,  глубоко  и
медленно втягивая воздух. Она не смотрела на труп.  -  Сказал,  что  его
родной дом очень далеко...
   - Он говорил по-испански?
   - Да, сеньор Папа. Но очень плохо. Я немного знаю английский,  но  он
непременно хотел говорить со мной на плохом испанском.
   - Но он говорил и по-английски?
   - Да, сеньор Папа. Он договаривался с Леопольдиной по-английски.
   - Он сказал, как его зовут?
   Мария покачала головой.
   Хемингуэй наклонился, вынул из  брюк  мертвеца  бумажник,  паспорт  и
карточку и подал их  мне.  Паспорт  был  американский,  на  имя  Мартина
Кохлера.  Карточка  представляла  собой  удостоверение   члена-профсоюза
моряков, выписанное на ту же фамилию.
   - Сказал ли он тебе, где его родина? - спросил писатель.
   Мария вновь покачала головой.
   - Нет, сеньор. Он только пожаловался, как одиноко ему было на большом
корабле и как долго он не увидится с семьей.
   - Сколько именно?
   Девушка пожала плечами:
   - Я слушала невнимательно. Он говорил что-то о нескольких месяцах.
   - На каком корабле он плавал?
   Мария указала в окно. Там виднелся слабый отблеск луны на поверхности
воды залива между каменными стенами набережных.
   - На большом корабле, который вчера пришел в порт.
   Хемингуэй мельком посмотрел на меня. "Южный крест".
   Леопольдина ла Онеста потерла руки.
   - Сеньор Папа, мы еще не звонили в полицию, но должны сделать  это  в
ближайшее время. Я не допускаю подобных происшествий в своем доме.
   Хемингуэй кивнул.
   - Мария, расскажи о человеке, который вошел в комнату, и о  том,  как
было совершено убийство.
   Девушка кивнула и  посмотрела  на  дальнюю  стену,  как  будто  сцена
убийства отображалась на ней.
   - Этот человек сидел на кровати  в  нижнем  белье..,  так,  как  одет
сейчас.., и говорил.  Я  подумала,  что  это  затянется  надолго  и  ему
придется очень много заплатить за то, что  он  провел  со  мной  столько
времени. В дверь постучали. Она не была заперта, но этот человек встал и
открыл ее. Он махнул мне рукой, чтобы я спряталась в ванной. Я закрылась
там, но оставила щелку.
   - Значит, ты видела, что случилось потом?
   - Совсем немногое, сеньор.
   - Продолжай, Мария.
   - В комнату вошел второй мужчина. Они  начали  сердито  разговаривать
друг с другом..,  но  я  ничего  не  поняла.  Ни  на  испанском,  ни  на
английском. На другом языке.
   - На каком именно?
   - Я решила, что это немецкий, - ответила девушка. - Или, может  быть,
датский. До сих пор я не слышала таких слов.
   - Стало быть, они спорили?
   - И очень злобно, сеньор Папа. Но  лишь  несколько  секунд.  Потом  я
услышала звуки борьбы и выглянула в щель.
   Тот мужчина, что был  крупнее,  толкнул  моего..,  моего  клиента  на
кровать. Потом он начал копаться в чемоданчике, разбрасывая вещи.  Потом
человек на кровати закричал и потянулся за пистолетом...
   - Где находился пистолет, Мария?
   - В его пиджаке.
   - Он прицелился в того, другого?
   - Он не успел это сделать, сеньор Папа. Второй человек  резко  дернул
рукой. Я видела это через щель. Мой клиент выронил пистолет  и  упал  на
спину.., так, как он лежит сейчас.
   Кровь текла очень сильно.
   Я посмотрел на брызги артериальной струи на постели, ковре  и  стене.
Девушка не преувеличивала.
   - Что было потом, Мария?
   - Я закричала. Я закрыла дверь и заперла ее. Именно  поэтому  в  этом
номере есть ванная - больше их нет нигде.
   Сюда приводят особых клиентов. Но  если  они  требуют  чего-нибудь..,
недостойного, девушка может спрятаться в ванной  и  позвать  на  помощь.
Дверь очень толстая, а замок - прочный.
   - Пытался ли убийца войти в ванную? - спросил Хемингуэй.
   - Нет, сеньор Папа. Я не видела, чтобы дверная ручка  поворачивалась.
Наверное, он сразу ушел из комнаты.
   - Я видела, как он шагает по вестибюлю, - сказала Леопольдина.  -  Он
держался совершенно спокойно. На его форме не было крови.
   - Форма? - переспросил Хемингуэй. - Это был моряк?
   - Нет,  сеньор  Папа,  -  ответила  Мария.  -  Это  был  полицейский.
"Unguardiajurado".
   Темные брови Хемингуэя чуть заметно  приподнялись.  Он  посмотрел  на
Леопольдину.
   - "Caballo Loco", - сказала та.
   Слова девушки  были  мне  понятны.  На  кубинском  диалекте  "guardia
jurado"  называют  полицейского,  исполняющего  работу  во  внеслужебное
время, например, вышибалу в баре.
   Но  "caballo  loco"  означает  "бешеный  жеребец",  и   смысл   этого
высказывания ускользал от меня. Я посмотрел на Хемингуэя.
   - Проклятие, - устало пробормотал писатель, бросив взгляд на часы. Он
повернулся к Леопольдине и сказал:
   - Уведи отс