но распластавшийся на льду рядом со старым волком - Нум
счел его также мертвым! - внезапно поднял голову и вцепился острыми зубами
в  онемевшие от  холода пальцы мальчика.  Туловище и  задние лапы волчонка
были придавлены телом вожака, свободны были только передние лапы и голова.
     Нум вскрикнул от неожиданности и сделал шаг назад.  Средний палец его
слегка кровоточил,  но особой боли он не испытывал. Волчонок злобно глядел
на  мальчика,  оскалив  маленькие белые  клыки,  и  глухо  рычал.  Он  был
перепуган до смерти и очень несчастен.
     Нум глядел на звереныша чуть усмехаясь.  Впрочем, долго рассматривать
малыша не  приходилось.  Холод сковывал все  тело  мальчика,  руки и  ноги
застыли так,  что Нум их совсем не чувствовал.  Он представил себе,  какая
страшная  участь  ожидает  волчонка,  если  оставить  его  здесь  и  уйти.
Повинуясь внезапному порыву,  Нум  схватил  зверька  за  шиворот,  вытащил
из-под трупа старого вожака и, не обращая внимания на его визг и отчаянные
попытки вырваться, понес к берегу.
     Перелезть через  частокол с  извивающимся волчонком в  одной  руке  и
факелом в  другой было  нелегким делом.  Когда  запыхавшийся Нум  очутился
наконец внутри пещеры,  он  был  совершенно измучен и  вдобавок продрог до
самых костей.  Он опрометью кинулся к  костру,  волоча за собой маленького
пленника.  Отогревшись  немного  у  огня,  Нум  обнаружил,  что  волчонок,
ухватившись крепкими маленькими зубами за  край его  одежды,  изо всех сил
старается оторвать от нее клок меха.  Челюсти зверька были стиснуты, глаза
воинственно сверкали,  из  горла вырывалось глухое рычание.  Он  был живым
воплощением бессильной ярости.
     Нум  весело рассмеялся.  Несмотря на  свой грозный вид,  волчонок был
ужасно  смешон.  Нум  обхватил ладонями шею  зверька  и  слегка  сжал  ее.
Волчонок сразу потерял дыхание,  челюсти его разжались,  рычание перешло в
жалобный хрип.
     Придерживая звереныша одной рукой,  Нум снял со  стены пещеры длинный
ремень сыромятной кожи,  сделал на  одном конце его петлю и  надел на  шею
волчонка.  Другой конец ремня он привязал к  колышку,  вбитому в  земляной
пол. Затем отпустил волчонка и снова уселся на свое место у очага.
     Почувствовав себя свободным,  волчонок со всех ног кинулся к  выходу.
Но ремень натянулся,  и петля едва не задушила его. Он упал на землю всеми
четырьмя лапками вверх,  вскочил, снова рванулся прочь, упал снова. Борьба
была яростной, но бесполезной: ремень прочно держал малыша на привязи.
     Сидя на  корточках у  костра,  Нум  с  любопытством рассматривал свой
неожиданный  трофей.   Волчонок  был  весь  исцарапан  и  искусан,  однако
серьезных ран на его теле не было.  Видно, старый волк до последней минуты
защищал его,  прикрывая своим  телом.  Но  зверек  так  отчаянно рвался  с
привязи,  все  туже  затягивая петлю на  шее,  что  каждую минуту рисковал
задохнуться.
     Наконец,  поняв тщету своих усилий, волчонок прекратил сопротивление.
Он сел на задние лапки,  поднял кверху острую мордочку и, глядя на потолок
пещеры,  словно он был небесным сводом,  заскулил так тоскливо и отчаянно,
что у Нума дрогнуло сердце.
     Ему уже не  хотелось больше смеяться.  Он  вспомнил ту пронзительную,
щемящую тоску,  которая охватила его,  когда он  счел  себя  погребенным в
недрах  земли.  Вспомнил,  какое  отчаяние  овладело им,  когда  он  стоял
один-одинешенек  на   пустынном  берегу   Красной   реки   назавтра  после
землетрясения.
     И  сердце  мальчика  наполнилось жалостью  и  нежностью к  крошечному
существу, потерявшему в один день, подобно Нуму, все, что было ему дорого,
и испытавшему,  вероятно, такую же тоску и боль, какую испытал когда-то он
сам.
     Поднявшись с места,  Нум подошел к волчонку.  Бедный зверек задыхался
от усталости и отчаяния, но глаза его по-прежнему горели лютой, неутолимой
злобой.
     - Ты остался один,  -  пробормотал Нум.  -  Ты слаб и беспомощен... Я
тоже был слаб и тоже остался один...
     Протянув руку,  Нум  хотел  погладить своего пленника.  Но  волчонок,
хрипло рыча,  вскочил на ноги и  попытался укусить протянутую к нему руку,
однако не дотянулся до нее и,  обессиленный,  свалился обратно на земляной
пол.
     Он не понимал намерений Нума и  по-прежнему считал его своим заклятым
врагом.  Никаких иных отношений с человеком,  лишившим его свободы, у него
не могло быть.


                                 Глава 10

                          ЯК И ПЕЩЕРНЫЙ МЕДВЕДЬ

     Однажды утром в долину Красной реки пришла весна.
     Ночью лед  на  реке треснул и  разошелся в  стороны,  оставив посреди
русла широкую полосу чистой воды.  Ветер дул  с  юга.  Солнце ослепительно
сияло в чистом, без единого облачка, голубом небе.
     Нум проснулся на  своем ложе из шкур и,  подняв голову,  прислушался.
Снаружи,  из-за  бревенчатого  частокола  в  пещеру  явственно  доносилась
ликующая песня освобожденной от зимнего плена воды.  Сосульки,  висевшие у
входа,   таяли  под  утренними  лучами  солнца;   веселая  капель  звенела
хрустальным звоном.
     - Учитель! Учитель! Весна!
     Абахо открыл глаза и,  откинув меховое одеяло,  сел на ложе.  Вот уже
несколько дней,  как  старик и  мальчик перебрались из  Священной Пещеры в
жилище вождя племени,  чтобы присутствовать при великом событии,  которого
они так долго и так горячо ждали.
     Давно пора  было  зиме  кончиться!  Запасы пищи  у  обоих затворников
подходили к  концу.  Один волчонок пожирал больше мяса,  чем  Абахо и  Нум
вместе взятые.  Он  не  брезговал даже  сухими,  уже  начавшими подгнивать
каштанами.
     Нум придумал волчонку имя:  он назвал его Яком,  потому что маленький
зверь требовал пищу коротким отрывистым тявканьем: <Як, як, як!>
     Опираясь на плечо Нума,  Абахо подошел к  выходу из пещеры и с трудом
поднялся по лесенке,  между тем как Нум, гибкий и проворный, одним прыжком
взлетел на гребень частокола.  Они одновременно выглянули наружу и замерли
от восторга перед открывшейся их глазам картиной.
     Высоко  в  небе  летели  черные треугольники журавлей,  направляясь к
северу. Огромные птицы протяжно и звонко кричали, то и дело нарушая строй:
каждый старался занять первое место позади вожака стаи.
     По реке плыли голубоватые льдины,  крутясь в водоворотах и разбиваясь
на тысячи сверкающих осколков у загромождавших русло каменных глыб. Снег в
долине таял на глазах,  веселые говорливые ручейки уже бежали там и  сям к
реке, пробираясь мимо зеленеющих кустиков первой весенней травки и голубых
подснежников, которые успели раскрыться на их пути.
     На голых,  пригретых солнышком ветвях деревьев лопались почки,  спеша
выпустить на  свет  крохотные бледно-зеленые листочки.  Ближе к  берегу из
красноватой влажной глины выглядывали острые стрелки ирисов.
     Дрожащие  губы  Абахо  шептали  слова  благодарности  Великому  Духу,
позволившему ему  еще  раз  увидеть  чудо  пробуждающейся от  зимнего  сна
природы.  А  зоркие глаза  Нума  были  устремлены на  крутой откос берега,
изрытый десятками отверстий птичьих гнезд.  Скоро в  этих гнездах появятся
свежие яйца,  которые он не преминет собрать. Нум с удовольствием думал об
этом,  поглаживая впалый  живот  и  глубоко,  всей  грудью вдыхая весенний
воздух, полный запахов тающего снега и влажной земли.
     Услышав голоса людей,  волчонок проснулся и заворочался в своем углу.
Он  приоткрыл один  глаз и  увидел,  что  ночь кончилась и  наступил день.
Печальный вздох  вырвался из  груди  звереныша;  он  снова  закрыл глаза и
положил острую мордочку на вытянутые лапы.
     Пленник чувствовал, однако, что там, за частоколом, происходит что-то
необычное,  новое.  Это была первая весна в его коротенькой жизни. Кончики
его толстых лап покалывало, словно он отлежал их за ночь.
     Волчонок вздохнул так глубоко и протяжно, что облако пыли взметнулось
вокруг его головы.  Какое ему дело,  что в  мире весна и  наступают теплые
дни, раз он все равно обречен томиться на привязи в глубине темной и сырой
пещеры?
     Нум услышал этот вздох и понял,  что его маленький пленник проснулся.
Спрыгнув с  частокола,  мальчик подошел к  волчонку и  присел перед ним на
корточки.  Як  вздрогнул и,  не  открывая  глаз,  прижал  уши  к  затылку.
Поведение Нума всегда приводило волчонка в замешательство.  Молодой хозяин
вообще обращался с ним вполне разумно,  но временами вел себя так странно,
что Як не знал, что и подумать.
     Вчера,  например,  он  пожелал во  что  бы  то  ни  стало научить Яка
танцевать на задних лапах!
     Як  ненавидел подобные шутки.  Он не любил также слышать,  как хозяин
смеется: ему казалось, что Нум насмехается над ним.
     Как раз в  эту минуту Нум весело рассмеялся,  и Як заворчал,  сердито
оскалив острые клыки,  но не открывая глаз, потому что не выносил лукавого
насмешливого  взгляда  молодого  хозяина,   когда  на  того  находило  его
непонятное настроение.
     - Як! Як! Слышишь? Весна!
     Волчонок только  крепче прижал уши  к  голове.  Он  не  понимал языка
людей; звуки членораздельной речи казались ему дикими и неизменно вызывали
удивление.  Радостный голос Нума нестерпимо раздражал волчонка; вся шерсть
на его спине встала дыбом.
     - Вставай, лентяй, хватит спать! На дворе весна!
     Абахо в свою очередь приблизился к маленькому волку.  Рука его легла,
мягкая и успокаивающая,  на взъерошенную серую шерстку. Як не шевельнулся.
Он терпел с грехом пополам прикосновение этой большой худой руки, когда-то
заботливо промывавшей и  перевязывавшей его раны.  Рука была ласковой,  но
твердой, и волчонок испытывал к ней некоторое доверие.
     Мудрый  Старец  никогда  не  старался вывести  Яка  из  терпения.  Он
разговаривал с волчонком ровным и спокойным голосом, маленький хищник иной
раз тихонько скулил и повизгивал,  когда Абахо гладил его,  потому что эти
мягкие прикосновения напоминали ему ласки матери-волчицы.  Если бы  Як жил
вдвоем с  Абахо,  он,  без  сомнения,  научился бы  лизать эту дружескую и
добрую руку.
     Но  с  Нумом волчонок всегда держался настороженно;  мускулы его были
напряжены,  шерсть на  спине стояла дыбом.  От молодого хозяина можно было
ожидать в  любой момент какого-нибудь подвоха.  Не  то  чтобы Як ненавидел
Нума - совсем нет! - он просто не доверял ему.
     В  маленьком диком сердце волчонка жило воспоминание о  том,  как Нум
спас ему жизнь,  и он ощущал смутное чувство благодарности к мальчику.  Но
это совсем не означало, что Як должен безропотно сносить бурные проявления
дружеских   чувств   молодого   хозяина,    его   непонятные   выходки   и
оскорбительный, насмешливый смех.
     Если  Нум  надолго  оставлял  волчонка в  покое,  Як  любил,  положив
лобастую голову  на  вытянутые лапы,  следить,  как  молодой хозяин быстро
ходит взад и вперед по пещере,  наклоняется и выпрямляется,  гибкий словно
тростник,  и  проворный,  как  белка,  пытаясь  разрядить  накопившуюся  в
мускулах молодую энергию.  С  Нумом Як  мог бы  бегать до  потери дыхания,
прыгать через препятствия,  взбираться на холмы и скатываться в лощины,  с
ним он мог бы играть!
     Но,  увы!  Все  усилия Нума  были  направлены к  тому,  чтобы  зверек
почувствовал его  превосходство над  собой.  Зажав в  своих ладонях острую
черную  мордочку,  он  заставлял волчонка глядеть  ему  прямо  в  глаза  и
торжествовал, когда Як, не выдержав пристального взгляда мальчика, опускал
веки.  Он непременно хотел научить волчонка давать лапу,  а протягивая ему
кусочки мяса,  высоко поднимал их  над  головой Яка,  чтобы  тот  встал на
задние лапы или прыгнул вверх... И проделывая все это, он весело смеялся.
     Як  изо всех сил сдерживался,  чтобы не укусить обидчика,  потому что
Нум  был тем,  кто давал ему пищу,  а  еще потому,  что однажды попробовал
огрызнуться и был строго наказан.
     Нум искренне огорчался этой явной неприязнью,  причины которой он  не
умел осознать.  Мальчик всей душой хотел, чтобы они с Яком стали друзьями.
Видя,  с  каким  удовольствием волчонок позволяет Абахо ласкать и  гладить
его,  Нум  молча  уходил  в  темный угол  пещеры и  сидел  там  надувшись,
снедаемый обидой и ревностью.
     Абахо советовал Нуму проявлять больше терпения и выдержки, не кричать
так громко на  Яка,  не  насмехаться над ним.  Но  терпение отнюдь не было
главной добродетелью его молодого ученика.
     С  каждым  днем  весна  вступала в  свои  права.  Долина Красной реки
оживала и  расцветала на  глазах.  Нум  с  такой тоской во  взоре следил с
высоты частокола за  этим буйным обновлением природы,  что в  конце концов
Абахо скрепя сердце разрешил ему покидать пределы пещеры,  не  удаляясь от
нее,  разумеется,  слишком далеко.  Абахо  охранял мальчика во  время этих
вылазок,  следя за  ним с  гребня частокола,  где Нум соорудил из  зеленых
веток удобное ложе, чтобы Мудрый Старец не утруждал свою больную ногу.
     Полулежа в этом подобии гамака,  Абахо смотрел, как Нум бьет острогой
форелей на перекатах Красной реки,  вздувшейся от быстрого таяния снегов и
катившей мимо них свои мутные,  красноватые от глины, буйные воды. Крепкое
дубовое копье,  прислоненное к частоколу,  было всегда у него под рукой на
случай  опасности.   Но  глаза  Мудрого  Старца  частенько  отрывались  от
созерцания юного ученика и  задумчиво устремлялись вдаль,  на  юг,  откуда
должны были вернуться Мадаи, если они вообще когда-нибудь вернутся.
     Нум  сплел для волчонка новый,  более длинный ремень,  и  перевел его
наружу,  за  пределы частокола.  Як быстро научился бегать вокруг молодого
деревца,  к  которому был  привязан,  скакать и  прыгать как  можно  выше.
Мускулы его  крепли  и  твердели,  острые белые  клыки  обещали достигнуть
внушительных размеров.
     Присев на задние лапы, волчонок наблюдал за полетом ворон, носившихся
над  ним  с  громким  карканьем,   или,  склонив  голову  набок,  тревожно
прислушивался к  далекому  рычанию  двух  пещерных  львов,  бродивших  уже
несколько   дней   по   вершинам   холмов,   подстерегая   стада   оленей,
перебирающихся  на   летние  пастбища.   Но   самое   сильное  впечатление
производили на  Яка  рыболовные успехи Нума.  Волчонок так  полюбил нежное
розовое мясо форелей и  лососей,  что хвост его помимо воли начинал весело
вилять, когда Нум подходил к нему с трепещущей рыбиной в каждой руке.
     Первое  время  резкие  движения рыб  пугали  волчонка.  Нум  украдкой
посмеивался,   глядя,   как  Як  то  пятится  назад,   то  с  бесконечными
предосторожностями возвращается к  своей добыче и снова удирает,  визжа от
страха,  славно форель укусила его за нос.  Однако очень скоро Як научился
прижимать бьющуюся рыбу к земле и, оглушив ее, съедать без остатка, громко
причмокивая от удовольствия.
     Волчонку пришлись по вкусу не только лососи и форели.  Он обожал яйца
водяных птиц да и от самих птиц не отказывался.  Нум ставил на диких гусей
и  уток хитрые силки и  ловушки,  а  Мудрый Старец ощипывал птиц и жарил в
пламени костра, нанизав на гибкий ореховый прут. Не брезговал Як и речными
моллюсками,  сваренными в бульоне из душистых трав по рецепту,  известному
одному Абахо.
     Полный желудок делал волчонка добрее и уступчивее.  Сидя под деревцем
на  берегу  реки,  он  с  доброжелательным  интересом  следил  за  ловкими
движениями своего молодого хозяина.
     Как-то  погожим днем  Нум,  стоя  на  прибрежном валуне с  острогой в
руках,  подстерегал громадного лосося,  укрывшегося между  двух  подводных
камней.  Лосось отдыхал на  пути к  прозрачному горному ручью в  верховьях
Красной реки, где была его родина.
     Все внимание мальчика было сосредоточено на этой великолепной добыче.
Як смотрел на Нума затаив дыхание и время от времени облизывал губы острым
розовым языком.
     Абахо  рыбная  ловля  интересовала мало.  Взгляд  Мудрого Старца  был
направлен в  глубину долины,  как  это  случалось теперь с  ним все чаще и
чаще.
     Вдруг волчонок вздрогнул и глубоко втянул носом воздух. Тяжелый запах
хищного зверя долетел до  его чутких ноздрей.  Як  медленно отвел глаза от
реки и повернул головку в ту сторону, откуда доносился зловещий запах.
     Нум складывал свой улов на  плоском камне,  довольно далеко от  воды,
чтобы рыбы не могли попрыгать обратно в воду.  И здесь, возле этого камня,
держа большую форель в могучих лапах с длинными когтями,  способными одним
ударом вспороть брюхо оленю или бизону, возвышался, словно скала, огромный
бурый медведь с полуоткрытой пастью,  в которой сверкали чудовищные клыки.
В  мгновение ока  медведь  управился с  форелью и  нагнулся за  следующей.
Маленькие злые глазки смотрели то  на мальчика,  то на волчонка.  Инстинкт
подсказывал хищнику остерегаться людей и  не подходить близко к их жилищу,
но  голод на этот раз взял верх над обычной осторожностью.  Медведь только
сегодня вылез из берлоги после долгой зимней спячки.  Тусклая, свалявшаяся
шкура болталась на нем, как на вешалке, жестокий голод терзал внутренности
зверя.
     Як  замер  от  ужаса.  Крепко  привязанный к  деревцу,  в  нескольких
десятках шагов от огромного хищника, он был совершенно беспомощен и не мог
даже  спастись  бегством.   Злобный  взгляд  медведя,   казалось,  говорил
волчонку:  <Подожди,  голубчик,  вот управлюсь с  рыбой и  до тебя очередь
дойдет!>
     Нум  между тем  ничего не  видел и  не  слышал.  Медленным незаметным
движением он  поднимал вверх руку  с  зажатой в  ней  острогой,  собираясь
поразить своим  оружием  большого лосося.  Свинячьи глазки  медведя  жадно
следили за всеми движениями мальчика.
     Внезапно Як сообразил,  что изголодавшееся чудовище,  пренебрегая его
поджарым,  шерстистым тельцем,  несомненно предпочтет ему  эту  изысканную
добычу с  тонкой кожей и  сочным,  нежным мясом.  От  этой  мысли волчонок
почувствовал огромное облегчение,  но в ту же минуту в его мозгу мелькнуло
смутное воспоминание о том, что Нум спас его от смерти, рискуя собственной
жизнью.
     Сердце Яка бурно забилось. Нет, он не может, не должен дать погибнуть
этому человеческому существу, которое было его хозяином. Як приоткрыл было
пасть,  собираясь залаять,  но  медведь метнул  на  него  яростный взгляд,
приказывавший волчонку молчать: <Если ты поднимешь тревогу, ты погиб!>
     Як часто заморгал глазами.  Он дрожал всем телом - от кончика носа до
кончика хвоста.  Медведь казался волчонку все громаднее и  громаднее,  все
страшнее и страшнее.  Хищник меж тем доел последнюю форель,  облизнулся и,
опустившись на передние лапы,  двинулся к реке. Его грузная и тяжеловесная
походка вдруг сделалась совсем легкой.  Он шел переваливаясь с  одной лапы
на другую, но совершенно бесшумно.
     Изловчившись,  Нум  ударил  лосося острогой.  Вода  яростно забурлила
между   валунами.   Лосось  бился   неистово,   пригвожденный  острогой  к
каменистому дну.
     А медведь продолжал свой страшный, беззвучный путь.
     Як не колебался больше.  Подняв острую мордочку к небу, он отчаянно и
предостерегающе завыл.
     Нум быстро выпрямился и бросил взгляд через плечо.  Лицо его,  только
что сиявшее гордостью удачной охоты,  внезапно помертвело.  Он выпустил из
рук острогу,  течение тут же унесло ее.  Нум медленно обернулся.  Руки его
беспомощно висели вдоль тела, скованного смертельным ужасом.
     Як не выл больше. Он молча и яростно рвался с привязи, кидаясь вперед
и  натягивая изо  всех  сил  державший его  в  плену  ремень.  Позади себя
волчонок слышал тревожные восклицания Абахо. Старик перекинул больную ногу
через частокол и с трудом спускался вниз по лесенке.
     Медведь  грозно  заревел  и  поднялся  на  задние  лапы.  Он  казался
чудовищным,  огромным...  Як  видел  теперь только широкую спину  хищника,
заслонявшую от него Нума.
     Рванувшись из  последних сил,  волчонок оборвал наконец ремень -  как
раз в ту минуту,  когда медведь поднял передние лапы, готовясь обрушить их
на  плечи  безоружного  мальчика.  Одним  прыжк