егда
запомнилась минута,  когда девушка и волчонок вдруг очутились лицом к лицу
в  глубине каштановой рощи,  где  Нум оставил своего четвероногого друга в
день возвращения Мадаев.
     Цилла слышала,   как   ее   дед  Абахо  рассказывал  соплеменникам  о
<маленьком волке> и решила,  что ростом Як не  больше  зайца.  Но  с  того
далекого зимнего дня, когда Нум спас волчонка от неминуемой гибели, прошло
много месяцев, и Як успел превратиться в почти взрослого волка.
     Увидев в  полумраке рощи  присевшего на  задние лапы большого зверя с
горящими  зеленым  огнем  глазами,  в  полуоткрытой пасти  которого белели
внушительных размеров  клыки,  Цилла  побледнела как  смерть  и  испуганно
попятилась назад.
     - Уйдем скорее, Нум! Мне страшно! Страшно!
     Нум стал успокаивать девушку.  Як очень ласковый,  говорил он,  очень
послушный. Он никогда не кусается. Цилле совершенно нечего бояться его.
     И  Цилла  желая доставить Нуму  удовольствие,  поборола свой  страх и
сделала несколько шагов вперед, крепко держась за руку друга.
     Но  тут Як сам все испортил.  Увидев чужого человека,  голос и  запах
которого были ему незнакомы,  волчонок,  как ужаленный, вскочил на ноги, и
густая  шерсть  на  его  загривке  поднялась  дыбом.   Он  был  еще  полон
воспоминаний о  коварстве  Гоура  и  его  соплеменников.  Жестокость людей
сделала молодого волка недоверчивым.
     Як  стоял перед Циллой,  весь ощетинившись и  злобно рычал,  опасаясь
какого-нибудь враждебного выпада с  ее стороны.  А  Цилле показалось,  что
волчонок собирается укусить ее. Не дожидаясь дальнейшего развития событий,
она  вырвала свою  руку  из  руки Нума и  кинулась со  всех ног  обратно к
пещерам, выкрикивая как безумная:
     - Волк! Волк!
     Услышав ее вопли,  мужчины прервали танец и  схватились за оружие,  а
женщины,  прижимая к  себе детей,  бросились под защиту частокола,  громко
визжа от страха.
     Так  в  обстановке  всеобщей  паники  и  суматохи  состоялось  первое
знакомство Мадаев с  прирученным волком,  знакомство,  о  котором Нум  так
долго и горячо мечтал.
     Нум крепко держал Яка за загривок,  чтобы тот не вздумал убежать.  Он
всячески успокаивал волчонка,  как только что пытался успокоить Циллу.  Но
это было также тщетно!  Перепуганный шумом и криками, Як дрожал всем телом
и  ложился на  землю всякий раз,  когда Нум немного ослаблял хватку.  Нуму
хотелось  бы  взять  Яка  на  руки,  чтобы  показать Мадаям,  насколько он
безобиден и не опасен.  Но -  увы!  - Як был теперь так велик и тяжел, что
Нуму пришлось тянуть и волочить его за собой к костру по земле, успокаивая
лишь голосом и жестами.
     Як  не  узнавал больше  знакомую местность возле  пещеры.  Гигантские
языки пламени праздничного костра пугали его.  Рослые, широкоплечие Мадаи,
с ярко раскрашенными красной глиной и желтой охрой лицами и боевым оружием
в руках, внушали волчонку ужас. Десятки незнакомых запахов вторглись в его
чуткие  ноздри;  пронзительные крики  убегающих женщин и  детей  звенели в
ушах.
     Нум остановился в нескольких шагах от вооруженных до зубов мужчин. Он
понимал,  что страх -  плохой советчик,  и опасался бессмысленной кровавой
схватки,  которая могла вот-вот вспыхнуть.  Взгляд мальчика искал в  толпе
сородичей отца,  но  Куша  нигде  не  было  видно.  К  счастью,  на  месте
происшествия появился Абахо.
     Мудрый Старец раздвинул шеренгу потрясавших оружием людей  и  твердым
шагом  направился  к  Нуму  и  его  питомцу.  Увидев  Абахо,  Як  радостно
взвизгнул.  Если бы  Нум не держал его так крепко,  Як давно бы кинулся на
грудь своему доброму старому хозяину.  Подойдя вплотную к мальчику,  Абахо
сказал негромко:
     - Отпусти его, Нум!
     Спокойный и  властный голос  Главного Колдуна племени сразу  разрядил
напряженную до  предела  обстановку.  Нум  выпустил  загривок волчонка,  и
судорожно сжатое,  готовое к  прыжку тело Яка  распрямилось.  Почувствовав
себя свободным,  волчонок,  не помня себя от радости, рванулся к Абахо. Он
совсем  позабыл о  Мадаях,  стоявших в  боевой  готовности позади Главного
Колдуна.  Поднявшись на задние лапы,  Як положил передние на грудь Мудрого
Старца и принялся лизать ему лицо, тихо повизгивая от счастья.
     Абахо  гладил  Яка  по  спине,  почесывал  за  ушами,  похлопывал  по
загривку:
     - Ну, здравствуй, мой хороший! Здравствуй, мой волчок!
     Онемев от  изумления,  Мадаи смотрели во  все глаза на это невиданное
зрелище. Они глубоко уважали и почитали своего Мудрого Старца и никогда не
осмеливались критиковать или  осуждать его  решения и  поступки.  Но  этот
необычайный,  неслыханный союз с  одним из  самых свирепых врагов человека
казался им столь же невероятным и удивительным, сколь вызывающим опасения.
Каким могучим колдовством, какими тайными магическими заклинаниями удалось
Мудрому Старцу укротить кровожадного хищника?  Никто  -  от  самого начала
времен - не видел и не слышал ничего подобного!
     Оставив Абахо, Як бросился обратно к Нуму. Он уже совсем успокоился и
теперь  испытывал неудержимую потребность как-то  выразить обуревавшую его
радость встречи с  любимыми хозяевами.  Подскочив к  Нуму,  он  с  разбегу
толкнул его головой в грудь.  Это была их излюбленная игра.  Нум,  смеясь,
опрокинулся на  спину,  Як насел на него,  и  оба стали кататься по траве,
толкая друг друга и покрякивая от удовольствия.
     Безмолвно наблюдавшие за  этой  сценой  Мадаи  испустили дружный крик
ужаса. Им показалось, что волк сейчас растерзает мальчика.
     Но ничего похожего, разумеется, не произошло. Нум скоро взял верх над
своим противником и,  в свою очередь, прижал волчонка к земле. Як, фыркая,
покусывал ему волосы,  уши и пальцы, не зная, как выразить распиравший его
восторг. А Нум дергал приятеля за хвост и за лапы и весело смеялся.
     Мадаи не могли прийти в себя от изумления.
     Наконец игра закончилась.  Нум поднялся с земли,  отряхнулся и принял
достойный вид, а Як уселся у его ног, щуря глаза на яркое пламя.
     Абахо обернулся к соплеменникам и неторопливо заговорил:
     - Вы все видели,  о Мадаи!  Этот волк никому не сделает зла.  Он стал
нашим союзником и другом с тех пор,  как Нум спас ему,  совсем маленькому,
жизнь.  А  затем уже волчонок спас Нума от страшного пещерного медведя.  Я
рассказал вам об этом.  И  теперь мы связаны с  ним такой крепкой дружбой,
что никакая сила на свете не сумеет разрушить ее!
     Дружба с волком! Мадаи молчали, подавленные и полные сомнений. Как ни
говорите,  а  волк -  это волк!  Будут ли  могущественные чары,  сделавшие
Главного Колдуна  и  его  ученика  друзьями этого  странного представителя
волчьей породы,  охранять от  его  страшных зубов  и  когтей других членов
племени?  Женщины  сбившись в  кучку  позади  шеренги  вооруженных мужчин,
возбужденно  перешептывались,  глядя  расширенными от  страха  глазами  на
невиданное чудо.  Нум заметил среди них Циллу,  еще бледную от  пережитого
испуга, и поманил ее рукой:
     - Подойди сюда, Цилла, подойди! Да не бойся же!
     Но девушка лишь отрицательно помотала головой и не двинулась с места.
     Абахо  сделал знак,  что  хочет что-то  сказать.  Взволнованный шепот
женщин стих. Мудрый Старец простер вперед руку:
     - Слушайте меня Мадаи,  слушайте внимательно! Этот волк еще молод, но
когда он достигнет зрелости,  он будет хорошим охотником.  Он поможет  вам
выслеживать  добычу в лесу и в степи,  загонять ее в западни и ловушки.  А
летом, во время кочевья, он будет охранять нашу стоянку от хищников. Когда
же Як найдет себе самку,  он,  возможно, приведет ее в становище. Тогда мы
вырастим их детенышей с самого рождения и у нас будет уже не один, а много
верных  и  сильных  помощников,  которые  станут нашими союзниками и будут
служить нам преданно и усердно.
     Глухой ропот  толпы был  ответом на  речь  Мудрого Старца.  При  всем
безграничном уважении,  которое Мадаи  питали  к  Главному Колдуну,  слова
Абахо не  вселили в  них  уверенности.  Напротив,  они  испугали их  своей
неслыханной смелостью. Внезапно из толпы послышался глубокий, мужественный
голос Куша:
     - Речи Абахо полны великой мудрости.  Почему бы нам не заключить союз
с этим молодым волком? Я хочу попробовать.
     Спокойным,   твердым  шагом   вождь  пересек  открытое  пространство,
безоружный, с протянутой вперед рукой. Увидев его, Як вздрогнул и приложил
уши к  голове.  Но Нум крепко обнял волчонка за шею и зашептал ему в самое
ухо:
     - Не бойся, Як! Это мой отец. Это Куш. Ты должен полюбить его.
     Куш  остановился перед ними  и  медленно нагнулся,  протягивая руку к
Яку.  Волчонок обнюхал пальцы вождя, глубоко втягивая носом воздух, словно
старался запомнить этот новый для него человеческий запах.  Затем,  видимо
успокоенный,  он  широко раскрыл пасть  и  зевнул,  обнажив белые  клыки и
розовый язык.
     Нум облегченно засмеялся.
     - Як! Дай моему отцу лапу. Дай лапу!
     Як оглянулся на молодого хозяина, секунду помедлил в нерешительности,
потом  важно  поднял  толстую  лапу  с  внушительными когтями и  осторожно
положил ее на широкую смуглую ладонь вождя Мадаев. Союз был заключен.
     Куш  выпрямился  и,   опустив  руку  на   плечо  сына,   торжественно
провозгласил:
     - Это прекрасная мысль, Нум! Я очень доволен тобой.
     Сердце мальчика радостно забилось.  Он  был  счастлив,  как никогда в
жизни. <Теперь, - думал он, - битва за Яка выиграна!>


     Разочарование  наступило  на  следующий  же  день.  Приручить  дикого
лесного зверя,  жить  все  время в  непосредственной близости со  страшным
хищником,  надеяться, что он со временем начнет охотиться вместе с людьми,
помогая им выслеживать и загонять добычу, что от него когда-нибудь родятся
детеныши,  которые появятся на свет в пещерах,  где живут люди,  - все эти
представления были настолько новы и  необычны,  что  Мадаи никак не  могли
освоиться с ними, поверить в их возможность и реальность.
     Все  новые,  особенно самые гениальные идеи  требуют долгого времени,
для того чтобы люди осмыслили и осознали их.
     Невзирая на пример, который подавали своим соплеменникам Абахо, Куш и
Нум,  Мадаи упорно не желали привыкать к присутствию Яка. Они не причиняли
волчонку  зла,  но  всячески  избегали его.  Женщины  обходили Яка  далеко
стороной и  сдавленными от страха голосами звали к себе детей,  как только
волчонок появлялся неподалеку от них.  А Яку так хотелось поиграть с юными
Мадаями!  Он  с  любопытством и  завистью следил за  мальчишками,  которые
носились как угорелые по долине,  плавали и  ныряли в  водах Красной реки.
Порой,  не выдержав соблазна,  Як бросался в самую гущу играющих,  и бывал
страшно удивлен,  видя,  как ребятишки,  отчаянно визжа,  кидаются от него
врассыпную.  Огорченный и недоумевающий,  он отходил в сторону и, усевшись
на  задние лапы,  поднимал острую морду к  небу  и  обиженно выл.  Женщины
уверяли, что от этого воя волосы на их голове встают дыбом.
     Старики ворчали втихомолку, что волчонок пожирает слишком много мяса.
Придется заготовить для  него на  зиму не  один десяток туш,  иначе зверь,
проголодавшись, начнет есть малых детей...
     Нуму  все  это  было  известно.  Но  больше  всего  огорчало мальчика
отношение Циллы.
     Девушка ненавидела Яка и не старалась скрыть свои чувства.  Ненависть
ее вызывалась двумя причинами. Цилла панически боялась волчонка и при виде
его не могла сдержать невольной дрожи ужаса.  Кроме того, она считала, что
Нум  уделяет слишком много времени своему четвероногому другу.  Раньше Нум
сопровождал Циллу повсюду и  не расставался с ней целыми днями;  теперь же
он ходил везде с Яком,  не отстававшим ни на шаг от хозяина.  Нум проводил
долгие часы в Священной Пещере, куда женщины не имели права входить; Як не
разлучался с мальчиком и там.  Сердце Циллы терзалось страхом, ревностью и
завистью.
     Даже Мамма,  такая добрая и кроткая, и та недолюбливала Яка. Опасаясь
за своего маленького Эко,  она не решалась оставить ребенка в колыбели или
положить рядом с  собой на  землю,  и  весь день таскала его на  спине.  К
вечеру она так уставала, что становилась угрюмой и раздражительной.
     Проходя с  Яком по долине или по берегу Красной реки,  Нум с  горечью
замечал,   как   вокруг   них   возникает  пустое  пространство.   Мужчины
отворачивались,  нахмуренные и недовольные, женщины замолкали и, подхватив
на руки малышей, торопливо удалялись.
     Правда,  некоторых охотников,  главным  образом молодых,  чрезвычайно
пленяла и  увлекала мысль о  совместной охоте;  они  понимали,  что тонкое
чутье волчонка и  его быстрые ноги могли бы  оказать им неоценимую помощь.
Но   сторонники  Яка   были   слишком  немногочисленны,   чтобы  разрядить
создавшуюся обстановку,  которая накалялась с  каждым  днем  все  больше и
больше.
     Скоро начался отлет птиц на юг,  затем полили холодные осенние дожди.
Они лили не переставая,  упорные до безнадежности. Мадаи вынуждены были не
выходить по целым дням из перенаселенных до отказа жилищ.
     Нум проводил все свободное время в Священной Пещере. Абахо возобновил
занятия со  своим  учеником.  Теперь  он  обучал Нума  искусству живописи,
показывая,  как растирать на  камне краски,  как пользоваться самодельными
орудиями для рисования. Як лежал у ног молодого хозяина и временами тяжело
вздыхал.  Эта уединенная и  малоподвижная жизнь совсем не  устраивала его.
Волчонок худел с  каждым днем.  Бока  его  ввалились,  живот впал,  пышная
густая шерсть потускнела и  вылезала клочьями.  Нум не решался кормить Яка
на виду у  всех и  приносил ему еду в  Священную Пещеру.  Но Як,  почти не
покидавший теперь  свое  подземное жилище  с  его  вечным мраком и  сырым,
спертым  воздухом,   быстро  терял  аппетит.  Он  нехотя  обнюхивал  мясо,
перевертывал его,  брезгливо скривив губы,  и, отвернувшись, клал морду на
лапы и тяжко вздыхал, вздымая тучи рыжей пыли вокруг исхудалой головы.
     Нум с  тоской думал,  что,  если им  придется провести так всю долгую
зиму, волчонок не доживет до весны.
     Однажды, после длительных и безуспешных попыток заставить Яка поесть,
он в полном отчаянии заговорил о своих опасениях с Мудрым Старцем.
     Абахо вздохнул:
     - Я давно заметил все это,  сын мой,  -  сказал он грустно,  -  но не
начинал с  тобой разговора;  мне  хотелось,  чтобы ты  сам понял,  что так
продолжаться больше не может. Яку стало плохо жить с нами. Надо возвратить
ему свободу!
     - Но он же на свободе, Учитель!
     - Он был на свободе,  пока мы жили здесь одни,  мой мальчик. Разве ты
не видишь преград,  которые поднялись вокруг него с тех пор, как вернулись
Мадаи?  Преграда недоверия, преграда страха, преграда ненависти и даже - я
знаю  это  -  преграда ревности.  Нет,  Як  не  свободен больше,  он  стал
пленником Священной Пещеры.  Он  не  может выйти отсюда наружу,  не  может
играть и бегать, как ему хотелось бы, а скоро не сможет больше жить!
     Нум  опустил голову;  пальцы его  судорожно сжались в  кулаки.  Абахо
заметил его жест и, помолчав немного, продолжал:
     - Не надо сердиться из-за этого на наших соплеменников, Нум! Вспомни,
что  они не  видели,  как мы  с  тобой,  нашего Яка,  когда он  был совсем
маленьким и беспомощным.  Для них он -  сильный,  опасный хищник, извечный
враг  человека,  звериные чувства которого могут когда-нибудь пробудиться.
И,  быть может,  они не совсем неправы.  Представь себе, что Як сорвется и
произойдет несчастный случай.  Какая  страшная ответственность падет тогда
на нас с тобой!  И вот что я тебе скажу,  сын мой: думается мне, что время
для союза между человеком и волком еще не наступило...
     Мудрый Старец поднялся с  места  и  подошел к  стене  с  изображением
большого быка.  Теперь рисунок был закончен. Благородное животное смотрело
на своего творца кротко и задумчиво.
     - Вспомни,  чему я учил тебя,  Нум!  Когда-то,  давным-давно,  в этих
пещерах жили люди,  еще не  умевшие рисовать.  Обмакивая пальцы в  красную
глину,  они  чертили на  стенах  своих  жилищ  лишь  самые  простые знаки:
черточки,  точки,  круги,  треугольники.  Ты видел их. Потом на смену этим
неумелым людям пришли другие; острыми осколками кремня они выцарапывали на
мягком  камне  разные  изображения.  А  следующие  поколения уже  овладели
мастерством рисунка:  сначала они  рисовали черным углем,  потом красной и
желтой охрой,  потом несколькими красками одновременно. Но не сразу, не за
несколько дней или месяцев достигли они мастерства: для этого понадобилось
много,   очень  много  времени,   гораздо  больше,   чем  ты  можешь  себе
представить.  Так будет и  с  нашей мыслью о союзе людей и волков,  с этой
смелой и  прекрасной мыслью,  которая пришла нам в  голову -  тебе и  мне.
Когда-нибудь,  много лет  спустя,  люди,  без сомнения,  привыкнут к  ней,
поймут  ее  пользу  и  необходимость.  Они  перестанут бояться прирученных
волков,  будут спокойно жить в  одной пещере и спать с ними рядом,  вместе
охотиться и добывать пищу,  вместе сражаться с другими хищниками.  Разум и
воля человека объединятся с чутьем и выносливостью зверя. И - кто знает! -
звери,  быть может,  будут помогать человеку и во многих других делах.  Но
этот человек будущего не  будет,  конечно,  похож на теперешних людей.  Он
будет больше знать и больше уметь.  Да и волки к тому времени уже не будут
такими, как сегодня, и возможно, будут называться иначе. Чтобы понять это,
сын мой,  надо помнить и знать, что ничто в природе не стоит на месте. Мир
вокруг нас непрестанно меняется,  и мы меняемся вместе с ним, из поколения
в  поколение,  хотя  подчас и  не  замечаем этих изменений в  повседневной
жизни.  Одним людям дано понимание великих Законов природы,  другим - нет,
пока еще нет...  Мадаи,  наши соплеменники,  -  простые сердцем охотники и
воины, они не видят ничего дальше кончика своих копий...
     - Но мой отец мог бы, во всяком случае...
     - Твой отец мудр и прекрасно все понимает. Мы долго беседовали с ним.
Он считает,  что еще наступит время,  когда люди установят союз с волками.
Но он понимает также,  что время для этого еще не наступило.  Мадаи боятся
Яка.  Они не верят ему.  Поверь моему опыту,  сын мой,  не следует срывать
плоды, пока они не налились соком зрелости!
     Нум,  в свою очередь,  поднялся с места.  Он понимал, что слова Абахо
полны  глубокой мудрости,  против  которой ему  нечего было  возразить.  В
глубине его  души  уже  много  дней  зрела решимость расстаться,  пока  не
поздно,  со своим преданным и верным другом,  вернуть ему свободу и жизнь.
Но как тяжела,  как бесконечно тяжела была его сердцу эта вынужденная, эта
тяжелая разлука!
     Он  подошел к  лежавшему в  углу  пещеры  Яку,  присел перед  ним  на
корточки и стал гладить волчонка по костлявой спине.
     - Нам скоро придется расстаться, мой маленький Як!
     - Завтра!  -  сказал Абахо.  - Приближается зима. Як должен научиться
добывать себе пищу до наступления больших холодов.
     Нум стиснул зубы.  Завтра! Уже завтра он не увидит больше этих добрых
янтарных глаз,  смотревших на  него  с  такой  безграничной преданностью и
любовью. Никто больше не ткнется к нему в колени холодным мокрым носом, не
оближет его  пальцев шершавым розовым языком,  не  прижмется к  его ногам,
колотя хвостом по земле и чуть повизгивая от радости...
     Закрыв  глаза  и  крепко  прижав к  себе  лобастую голову друга,  Нум
пытался  собрать все  свое  мужество,  чтобы  не  расплакаться,  чтобы  не
возненавидеть лютой ненавистью соплеменников, которые не понимали, которые
не могли еще понять...
     Абахо  видел,  что  Нум  борется  с  собой,  стараясь овладеть своими
чувствами, и не говорил ему ни слова. Мудрый старец знал, что борьба будет
трудной,  но знал также, что у его ученика достанет силы духа, чтобы выйти
победителем из этой мучительной борьбы.
     Наконец Нум  поднял голову и  выпрямился.  Всего  за  несколько м