ивое и
непрочное  сооружение было  привязано в  маленькой бухточке  неподалеку от
пещеры.  Древесные  стволы,  составлявшие  основу  плота,  были  скреплены
тонкими ремнями так  неумело,  что  могли,  того и  гляди рассыпаться.  Но
ничего не  поделаешь!  Как бы плохо ни держался на воде этот недостроенный
плот,  придется  воспользоваться им;  при  всех  обстоятельствах он  будет
двигаться быстрее, чем человек, идущий пешком вдоль речного берега.
     Бросив  мешок  и  копье  на  бревна  плота,  Нум  прыгнул на  него  и
оттолкнулся от берега шестом. Течение подхватило плот и потащило за собой.
     Красная река катила по равнине свои мутные глинистые воды; то справа,
то слева в нее впадали прозрачные горные ручьи.  Первое время Нум орудовал
кое-как  шестом,  пытаясь  избежать  столкновения с  гранитными  валунами,
загромождавшими речное ложе.  Но  шест был слишком коротким и  зачастую не
доставал до  дна.  Отталкиваясь от  очередного встречного валуна,  Нум  не
рассчитал силы  удара и  выпустил из  рук  шест,  который тут  же  исчез в
водовороте. Нум лег ничком на плот и попытался поймать шест, но все усилия
его  оказались напрасными.  Оставалось лишь  довериться случаю и  плыть по
течению,  в  надежде,  что  хрупкое сооружение хоть сколько-нибудь времени
продержится на воде.
     Растянувшись на неровных бревнах и уцепившись руками за плот,  Нум от
нечего делать стал размышлять о вероломном поступке Больших Ступней. Время
от времени размышления его прерывал новый удар плота о встречную скалу или
выдававшийся на  середину реки каменистый мыс.  Нум подгребал руками воду,
старался как мог выправить положение плота на поверхности реки,  и опасное
плавание продолжалось.
     Никогда   еще   мальчику   не   случалось   передвигаться   с   такой
головокружительной быстротой. Самый лучший бегун племени не смог бы сейчас
состязаться с ним в скорости. Но ни свежий ветер, летевший ему навстречу и
свистевший в  ушах,  ни дождь,  хлеставший по лицу и обнаженным рукам,  ни
сменяющийся непрерывно по  обеим  сторонам реки  пейзаж -  ничто не  могло
отвлечь мальчика от  терзавшей его тревоги за судьбу Яка.  Его внимание не
привлекло внезапное появление на поверхности реки выдры,  а за ней -  двух
водяных крыс.  Даже стадо пришедших на водопой косуль, шарахнувшихся прочь
при его приближении, не вывело Нума из оцепенения.
     Около  полудня до  слуха мальчика донеслось громкое рыкание пещерного
льва,   бродившего  где-то   неподалеку.   Чуть   позже   плот   прошел  в
непосредственной близости от стада бизонов,  стоявших по грудь в  воде и с
изумлением взиравших  на  невиданное сооружение.  А  ближе  к  вечеру  наш
путешественник мог полюбоваться дикими лошадьми,  мчавшимися ему навстречу
по берегу с развеваемыми ветром длинными гривами.
     Руки и  ноги Нума затекли от  вынужденного бездействия,  он промок до
костей.  Чтобы  хоть  немного размяться и  согреться,  мальчик стал  снова
грести руками.  Но плот вдруг резко встряхнуло, бревна разошлись в стороны
и Нум очутился в воде.
     К счастью,  глубина на месте первого в жизни мальчика кораблекрушения
была небольшая, и Нум, выпрямившись, нащупал ногами дно. Река бежала здесь
по  каменистому ложу,  устланному плоскими гранитными плитами,  там и  сям
торчавшими  из  воды.  Чуть  дальше  она,  по-видимому,  низвергалась вниз
водопадом.
     Выбравшись на берег, Нум различил вдали грохот падающей воды и понял,
что  плот развалился как  нельзя вовремя,  избавив его от  верной гибели в
пучине водопада.  Разбитый плот, подхваченный течением, уже исчезал вдали,
а  вместе с  ним  и  кожаный мешок  с  провизией и  дубовое копье.  Теперь
единственным оружием Нума был каменный топорик, засунутый за пояс.
     Лежа ничком на  мокром глинистом берегу,  Нум  предался самым мрачным
мыслям.  Что ему теперь делать вдали от родного жилища? Чем кормиться, как
защищаться от диких зверей? Как догнать наглых похитителей Яка, которые на
своем  большом и  прочном плоту  продолжают быстро  спускаться по  реке  к
неведомому морю?
     Он представил себе на мгновение,  что Большие Ступни уже расправились
с Яком,  и сердце его горестно сжалось.  Закрыв лицо руками,  Нум до крови
закусил  губу,  чтобы  не  разрыдаться.  Все  кончено!  Его  мечте,  такой
заманчивой и прекрасной, не суждено осуществиться. Не будет в его жизни ни
совместной охоты,  ни преданной дружбы, ни чудесного союза между человеком
и зверем.  Мадаям снова придется в полном одиночестве вести суровую борьбу
со слепыми и враждебными силами окружающей природы.
     Словно  живая,  возникла перед  его  глазами острая  черная  мордочка
потерянного друга,  его умные преданные глаза, розовый язык, свешивавшийся
между  белых  клыков,  когда  Як,  запыхавшись от  жары  и  быстрого бега,
усаживался у ног Нума,  прижимаясь к ним теплым боком и заглядывая хозяину
в лицо.  Бессознательным движением Нум протянул руку и,  не открывая глаз,
пробормотал:
     - Дай лапу, волчок!
     Холодные капли дождя упали на раскрытую ладонь мальчика, и он, тяжело
вздохнув, сжал пальцы в кулак и прошептал:
     - Як! Як! Где ты?
     И вдруг, словно во сне, услышал далекий-далекий вой.
     Нум как ужаленный вскочил на ноги. Струйки дождя стекали по его лицу,
шум водопада стоял в ушах,  река по-прежнему катила мимо него буйные воды,
покрытые мелкой рябью дождевых капель...  Значит,  он не спит, значит, ему
это  не  пригрезилось!  Нум  напряг  слух,  надеясь  снова  услышать  этот
странный,  неведомо откуда долетевший до него вой.  Но,  кроме однотонного
шороха дождя и отдаленного грохота водопада, ничего не уловил.
     Отряхнувшись,  как  после купания,  Нум  тихо  побрел вдоль берега по
направлению к водопаду. Течение становилось все стремительнее, и скоро Нум
увидел  вдали  радужное облако  пены  и  водяных брызг,  висевшее над  тем
местом, где воды реки низвергались с высокого обрыва. Низкорослые деревья,
судорожно  цеплявшиеся за  прибрежные скалы,  склоняли  свои  искривленные
вершины над  водопадом;  нижние ветви  мокли  в  пенящейся воде,  которая,
казалось, норовила оторвать их и унести с собой.
     Нум скользнул под сень этих мощных деревьев,  узловатые корни которых
обвивались вокруг прибрежных валунов, словно гигантские змеи.
     <Для того чтобы переправиться через водопад,  -  думал Нум, - Большие
Ступни вынуждены были,  вероятно,  вытащить свой плот на берег, разгрузить
его,  снести  тюки  вниз,  к  подножию  водопада,  вернуться за  плотом  и
перетащить его туда же  по  суше.  Эта работа,  несомненно,  отняла у  них
немало времени,  и,  поскольку ночь уже приближалась, вполне возможно, что
они выбрали именно это место для ночлега>.
     Нум продвигался вперед с  бесконечными предосторожностями.  Он  знал,
что шум водопада заглушает его шаги,  но  не хотел,  чтобы рыжие человечки
заметили его  на  высоком  обрыве,  и  старался не  раскачивать деревья  и
кустарники, сквозь которые продирался.
     Скоро он достиг невысокого утеса, возвышавшегося над самым водопадом,
глянул вниз - и в страхе отпрянул назад.  Огромная масса пенистой,  словно
кипящей воды,  стиснутая с обеих  сторон  отвесными  скалами,  с  грохотом
неслась  по  узкому  каменному  коридору и в конце его стремительно падала
вниз,  разбиваясь на  тысячи  струй,  подпрыгивая  и  крутясь,  вскипая  и
клокоча. Над водопадом стояло плотное облако из мельчайших водяных капель.
     Низвергнувшись вниз.  Красная река,  бурля и пенясь,  мчалась дальше,
ударяясь о  гранитные скалы,  постепенно замедлявшие ее  бег,  и  затихала
наконец,  выплескиваясь  маленькими  волнами  на  низкий,  отлогий  берег,
усыпанный белой галькой.
     Преодолевая головокружение,  Нум  ухватился обеими руками за  толстый
корявый сук,  склонился над  бездной и,  несмотря на  туман и  сгущающиеся
сумерки, убедился, что не ошибся в своих предположениях.
     Большие  Ступни  расположились  лагерем  ниже  водопада,  на  отлогом
берегу.  Плот их  лежал на белой гальке у  самой воды,  а  чуть повыше его
пылал  костер,   вокруг  которого  были  сложены  знакомые  Нуму  тюки  из
серебристого тюленьего  меха.  Рыжие  человечки  суетились вокруг  костра,
поджаривая  на   ужин  какую-то   дичь.   Гоур  что-то  рассказывал  своим
подчиненным, азартно размахивая длинными руками. Волосы его отливали медью
в свете костра.
     Увидев вожака Больших Ступней,  Нум задрожал.  Что сделал с Яком этот
трусливый,  подлый и жестокий человек?  Волчонка нигде не было видно: ни у
костра, ни около плота. Наверное, его уже убили...
     Вдруг Гоур поднялся с места.  Отсюда, с высоты, он показался Нуму еще
ниже и коренастее, чем на самом деле. С увесистой дубиной в одной руке и с
каким-то  куском  -  должно  быть,  мяса - в другой,  рыжий вожак медленно
направился к ольховой рощице,  начинавшейся сразу же за галечной  отмелью.
Он вошел под своды деревьев,  и Нум потерял его из виду.  Мальчик отдал бы
многое,  чтобы  узнать,  зачем  Гоуру  понадобилось  идти  в   эту   рощу.
Вытянувшись и почти повиснув над кипящей водой,  он смотрел, не отрываясь,
на темную массу деревьев.  Внезапно сквозь шум и грохот  водопада  до  его
ушей донесся пронзительный жалобный вопль. В одно мгновение Нум понял все.
Як был привязан в рощице.  Гоур принес ему еды,  но волчонок,  обезумев от
ярости и страха, укусил своего похитителя. Теперь обозленный Гоур избивает
беззащитного пленника дубиной...
     Несмотря на  оглушительный шум воды,  Нуму показалось,  что он слышит
удары этой  дубины,  падавшие один за  другим на  спину его  четвероногого
друга.  Теряя  голову от  бессильного гнева,  мальчик готов был  выпустить
ветку дерева и  дать водопаду увлечь себя вниз,  в  надежде,  что бурлящий
поток  выбросит его  прямо  на  галечник,  в  нескольких шагах от  стоянки
Больших Ступней.  Он уже представил себе, как обрушивается, словно ураган,
на их лагерь, сокрушая все на своем пути, чтобы отомстить за Яка...
     К  счастью,  рассудок вовремя взял верх над бушевавшими в  груди Нума
чувствами.  Увидев, что четверо оставшихся у костра людей тоже поднялись с
места и направляются к ольховой рощице -  вероятно, для того, чтобы помочь
своему вожаку истязать волчонка,  -  Нум вспомнил, что он один, что у него
нет при себе никакого оружия, кроме каменного топорика, и понял, что, если
даже ему удастся выбраться живым из  водопада.  Большие Ступни,  впятером,
расправятся с ним за несколько минут...
     Он  выпустил ветку и  отступил под  сень  деревьев,  стискивая голову
руками.  Он  не  хотел,  не мог больше слышать истошного визга избиваемого
волчонка. Сделав несколько шагов назад, Нум споткнулся об узловатый корень
и  упал.  Он  лежал без сил на холодной,  мокрой земле,  вытянувшись вдоль
толстого, похожего на огромную змею, древесного корня и прижавшись щекой к
шершавой влажной коре.  Дерево все время еле уловимо вибрировало у  самого
его  виска  и,  казалось,  старалось  передать  мальчику  хоть  часть  той
стойкости и  упорства,  с  каким  оно  боролось за  свое  право на  жизнь,
вцепившись корнями в  прибрежные скалы у  края бездны,  ежеминутно готовой
поглотить его...
     Думая  об  этом,  Нум  вдруг устыдился своего малодушия,  и  мужество
вернулось к нему. Он медленно поднялся на ноги и пробормотал:
     - Я здесь, Як! Я здесь!
     Отойдя от водопада, Нум осторожно спустился с обрыва и под прикрытием
наступившей темноты подкрался к ольховой рощице. Костер на берегу догорал,
бросая вокруг красноватые отсветы пламени.  Плот уже был спущен на  воду и
загружен тюками.  Большие Ступни, видимо предпочитали ночевать не на суше,
а  посреди реки,  где  чувствовали себя  в  полной безопасности от  ночных
хищников.   Они  уже  успели  заснуть.  Даже  не  сочли  нужным  выставить
дозорного.
     Нум продвигался  медленно,  вытянув  вперед  руки,  чтобы не налететь
впотьмах на дерево.  Он совершенно не представлял себе местности  и  почти
ничего  не видел в густой тени деревьев,  во мраке безлунной ночи.  Пальцы
Мальчика ощупывали шершавые стволы деревьев, то и дело натыкаясь на острые
сучки и колючки.  Изодранные в кровь босые ступни горели огнем. Он слышал,
как из-под ног с  легким  шорохом  разбегаются  какие-то  зверьки,  иногда
касаясь  на  ходу его обнаженных икр.  Дрожь пробегала по телу Нума всякий
раз, когда он ощущал эти леденящие душу прикосновения. Стиснув зубы, чтобы
не вскрикнуть от неожиданности, он продолжал идти вперед в кромешной тьме.
     Время от времени Нум останавливался и тихонько звал:
     - Як! Як! Где ты?
     Порой  на  опушке рощи  заунывно вскрикивала ночная птица;  откуда-то
издалека доносился зловещий хохот гиен;  лягушки громко квакали в соседнем
болоте. Но Як не отзывался.
     Нум  с  отчаянием подумал,  что Як,  вероятно,  не  выдержал зверской
расправы и погиб.  Утратив уже всякую надежду, он машинально шел вперед, и
вдруг его правая нога наткнулась в темноте на что-то теплое и мягкое, чуть
дрогнувшее от его прикосновения.
     Нум бросился  на  колени и судорожно запустил пальцы в густую шерсть.
Да,  это был Як!  И он был жив!  Но что сделали с ним  негодяи!  Все  тело
волчонка  было  исполосовано ударами,  шерсть на спине и боках слиплась от
крови, а кое-где была вырвана и висела клочьями.
     Почувствовав руку Нума,  лихорадочно ощупывавшую его  тело,  волчонок
глухо застонал.  Нум провел пальцами по морде Яка и обнаружил, что челюсти
волчонка плотно  стянуты  сыромятным ремнем.  Подсунув под  ремень  острый
каменный топорик,  Нум не без труда перерезал его и,  приподняв израненную
голову  маленького волка,  крепко  прижал ее  к  своей  груди.  Со  слабым
счастливым визгом Як облизал горячим языком лицо своего спасителя.  У Нума
вдруг запершило в  горле,  и  не в  силах долее сдерживаться,  он заплакал
навзрыд, продолжая прижимать к себе мохнатую голову друга.
     Но тут же он спохватился, что надо уходить, и как можно скорее!
     Нум осторожно опустил голову Яка на землю,  перерезал ремни, которыми
были связаны его лапы,  и  шепотом приказал волчонку смирно дожидаться его
возвращения.  Як, казалось, понял слова хозяина. Он послушно улегся на бок
и принялся зализывать раны.
     А Нум направился к реке, дошел до края галечной отмели и, придерживая
у  пояса кремневый топорик,  вошел в воду.  План мести возник в его голове
сразу, как только он обнаружил, что Большие Ступни расположились на ночлег
посредине реки.
     Войдя в воду,  Нум бесшумно добрался до гранитного валуна, к которому
был привязан плот, и нащупал прочный, искусно сплетенный из кожаных ремней
канат.  Большие  Ступни  спали  крепко.  И  мальчик беззвучно рассмеялся в
темноте,  представив  какое  безрадостное  пробуждение  ожидает  трусливых
похитителей Яка.
     Нум отдохнул немного,  прислонившись к скользкому валуну, затем вынул
из-за  пояса топорик и  начал тихонько перепиливать лезвием кожаный канат.
Это был тот самый канат, который Гоур выменял у Абахо на маленький мешочек
с  морской солью.  Канат был сделан прочно,  на совесть;  пропитавшая кожу
вода делала его  еще  прочнее,  а  лезвие топорика уже изрядно затупилось,
пока Нум разрезал им  путы,  связывавшие Яка.  Трижды Нум прерывал работу,
чтобы перевести дыхание и  удостовериться,  что Большие Ступни по-прежнему
безмятежно спят.
     Наконец  последний  ремешок  в  канате  поддался  судорожным  усилиям
мальчика.  Нум  выпустил из  рук конец каната,  и  плот заскользил вниз по
течению Красной Реки:  сначала медленно,  потом  все  быстрее и  быстрее и
через минуту исчез в темноте.
     Нум подождал еще немного,  жадно прислушиваясь.  Внезапно тишину ночи
огласили  громкие  отчаянные крики.  Большие  Ступни  очнулись наконец  от
своего блаженного сна,  очнулись на  стремнине реки,  увлекаемые ее бурным
течением в кромешную тьму осенней ночи, не понимая спросонок, что же такое
случилось с ними,  но предчувствуя,  чем может закончиться это неожиданное
ночное плавание.
     Нум   расхохотался  во   все  горло  и   крикнул  вслед  стремительно
уплывающему плоту:
     - Это я, Нум! Это я перерезал канат! Я, Нум из племени Мадаев, хозяин
Яка!
     Он  выбрался  на  берег  и  направился в  ольховую рощицу,  продолжая
смеяться от всего сердца над шуткой, которую он сыграл с мучителями своего
четвероногого друга.
     Як  встретил  мальчика  изъявлениями самой  бурной  радости.  Он  уже
оправился настолько,  что мог держаться на ногах и потихоньку следовать за
хозяином.
     Целых  четыре дня  шли  они  вверх по  течению Красной реки,  питаясь
ягодами и сырой рыбой.  Когда же, на исходе четвертого дня, вдали возникли
очертания скалистой гряды,  крик  изумления и  восторга вырвался из  груди
Нума. Он увидел, что Мадаи возвратились наконец в свои родные пещеры.


                                 Глава 13

                            ВОЗВРАЩЕНИЕ МАДАЕВ

     Нум  понял,  что  Мадаи вернулись задолго до  того,  как  они с  Яком
добрались до родного становища.
     Поднявшись на вершину одного из холмов,  господствовавших над долиной
Красной Реки с юга, он увидел высокий столб дыма, медленно поднимавшийся к
вечернему небу.
     Сначала Нум  решил,  что это Абахо зажег перед пещерой большой огонь,
чтобы ему с Яком не пришлось плутать в темноте.  Потом с замиранием сердца
подумал, что загорелся запас хвороста и дров, заготовленный на зиму.
     Но нет,  этот огонь не был похож на пожар. Светлый дым уходил широкой
струей прямо в небо, а через определенные промежутки времени вдруг начинал
валить густыми клубами, как это бывает, когда в огонь подбрасывают большие
охапки хвороста.  Мудрый Старец не  смог  бы  разжечь один такой громадный
костер.  А  при пожаре огонь горит ровным пламенем,  пока не  уничтожит до
конца все запасенное топливо...
     Нум стоял на вершине холма, прижимая руки к бурно бьющемуся сердцу.
     Як  воспользовался остановкой,  чтобы растянуться у  ног хозяина.  Он
совершенно выбился из  сил  за  время пути;  раны его  еще не  закрылись и
причиняли волчонку жестокие страдания. Он лежал, свесив язык между острыми
белыми  клыками,  привалившись к  ногам  Нума.  Отдышавшись,  Як  принялся
зализывать раны,  не  проявляя  никакого интереса к  столбу  серого  дыма,
производившему такое впечатление на  его  молодого хозяина.  Для Яка Мадаи
попросту не существовали.  Правда,  Нум часто рассказывал своему мохнатому
приятелю об отце,  о  Мамме,  о  близнецах Тхоре и  Уре и,  конечно же,  о
маленькой Цилле,  о том,  как недостает ему подчас веселого смеха девочки,
ее милого голоса и ясных глаз.  Но - увы! - хотя волчонок и понимал теперь
многие отдельные слова человеческой речи, рассказы Нума были для него лишь
пустым звуком. Як знал только двух людей: Абахо и Нума, которым он доверял
и  которых любил,  да еще Гоура с  его подчиненными,  вызывавшими в сердце
молодого волка страх и лютую ненависть.
     Як  плохо  помнил  свое  раннее  детство:  волчицу-мать,  кормившую и
облизывавшую его  в  берлоге под корнями поваленного бурей дерева,  других
волчат,  с которыми он играл на полянке близ логовища,  отца, погибшего на
льду  Красной реки  в  битве  с  разъяренной волчьей стаей.  А  о  будущем
волчонок никогда не помышлял.
     Як даже не представлял себе,  что его жизнь может измениться.  Он был
уверен,  что  всегда будет жить с  добрым старцем,  у  которого был  такой
ласковый успокаивающий голос, и с молодым хозяином, которому Як был предан
всей душой, потому что тот дважды спас ему жизнь.
     Як считал,  что они втроем представляют собой отдельный, обособленный
от  всего  остального мирок,  где  царят  согласие,  полная безопасность и
уверенность  в   завтрашнем  дне.   Он  не  мог  понять  нетерпения  Нума,
понуждавшего его снова пуститься в путь.
     - Быстрей,  быстрей,  мой волчок!  Поднимайся,  дружище, бежим! Мадаи
вернулись,  понимаешь?  Это,  конечно,  они  развели такой большой костер,
чтобы отпраздновать свое возвращение в ро