Но  Яку  уже  надоела  игра.  Он  внезапно потерял  всякий  интерес к
поверженному,  жалобно вопящему человечку.  Обнюхав в  последний раз рыжие
волосы Гоура,  густо смазанные каким-то  сильно пахнущим жиром,  Як  вдруг
оглушительно чихнул,  изгоняя из своих нежных ноздрей этот резкий запах, и
со  скучающим  видом  удалился  вглубь  пещеры,   брезгливо  морща  нос  и
отфыркиваясь.
     Гоур, опрокинутый навзничь, все еще боялся пошевельнуться и был похож
на  перевернутого  на  спину  большого  жука,  беспомощно  перебирающего в
воздухе короткими лапками.
     Взрыв хохота огласил обширную пещеру. Нум и Абахо, несмотря на всю их
природную сдержанность и  врожденное чувство гостеприимства,  не смогли не
рассмеяться,  глядя на это забавное зрелище. Они так давно не имели повода
посмеяться вволю,  от всей души!  Обоим казалось, что тяжкий груз печали и
тоски спадает с их души от этого неудержимого смеха.
     Сидя верхом на гребне частокола,  рыжие человечки смотрели на Мадаев,
широко  разинув  от  изумления  свои  огромные  рты,   а  предводитель  их
по-прежнему лежал распростертый в пыли, не решаясь встать на ноги.
     Внезапно  самый  юный  из  пришельцев  громко  фыркнул  и  засмеялся;
остальные   последовали  его   примеру.   Теперь,   почувствовав  себя   в
безопасности,  они  поняли наконец весь комизм происшествия и  веселились,
как  дети,  подталкивая друг друга кулаками и  локтями,  и  хохоча во  все
горло.
     Но  Гоуру было  не  до  смеха.  Яростно вращая глазами,  он  кидал на
соплеменников свирепые взгляды.  Грудь  его  тяжело  вздымалась,  ракушки,
украшавшие приплюснутый нос,  тряслись и  раскачивались.  Он  задыхался от
обиды и гнева.
     Удивленный  поначалу  громким  смехом  людей,   Як,   однако,   скоро
сообразил,  что они смеются не над ним,  и присоединился к общему веселью.
Радостно визжа и тявкая, он запрыгал вокруг Абахо и Нума.
     Нахохотавшись  всласть,  рыжие  человечки  вытерли  тыльной  стороной
ладоней  выступившие на  глазах  слезы,  спрыгнули с  частокола и  помогли
своему предводителю подняться.  Очутившись на  ногах,  Гоур тоже попытался
рассмеяться,  но смех его звучал фальшиво и было заметно, что он совсем не
склонен  относиться юмористически к  нелепому положению,  в  которое попал
благодаря  Яку.  Глаза  его  злобно  сверкали,  толстые  волосатые  пальцы
судорожно сжимались и разжимались,  словно собираясь сомкнуться на чьем-то
горле...
     Як   яснее,   чем  люди,   почувствовал  эту  затаенную  ненависть  и
предусмотрительно  удалился  вглубь   пещеры,   смутно  догадываясь,   что
нечаянно, играя, нажил себе врага.
     Однако в последующие дни ничто не указывало на то,  что Гоур сохранил
какое-либо воспоминание о случившемся.
     Пришельцы  оказались  жизнерадостными  и   очень  смешливыми  людьми.
Отвагой и мужеством они,  правда,  не отличались,  но были всегда веселы и
деятельны.  Смеялись Большие Ступни из-за любого пустяка, раскрывая во всю
ширь   свои  огромные  рты   и   запрокидывая  назад  массивные  головы  с
приплюснутыми носами.
     Проявляя замечательное умение и сноровку,  они целыми днями трудились
над постройкой плота,  на  котором рассчитывали спуститься вниз по течению
реки,  вплоть до самого океана. Нум с жадным любопытством присматривался к
работе гостей и даже попытался перенять их мастерство. После долгих усилий
ему  удалось  соорудить  небольшой плот  из  древесных стволов,  связанных
кожаными ремнями.
     Абахо  тем  временем изучал  язык  Больших  Ступней и  скоро  овладел
достаточным запасом слов,  чтобы задавать пришельцам вопросы и отвечать на
них.  Так он узнал,  что Большие Ступни не встречали на своем пути Мадаев.
Но  во время долгих странствий они слышали от других людей,  что уцелевшие
после  катастрофы Мадаи нашли прибежище у  дружественного племени Малахов.
Оба племени объединились для совместной охоты на юге,  откуда они в  конце
лета должны были возвратиться в  родные края.  Рыжие человечки не знали ни
числа,  ни имен тех,  кто спасся от землетрясения,  однако утверждали, что
вождь племени Куш жив.
     Нум  готов был  отдать пришельцам все,  что  имел,  за  эту радостную
весть.  Он мог без конца слушать их рассказы,  сопровождавшиеся оживленной
мимикой и выразительными жестами.
     Абахо проявлял гораздо меньше энтузиазма. Он подозревал, что, получив
эти сведения.  Большие Ступни направились в  долину Красной реки,  надеясь
поживиться кое-чем  в  покинутых Мадаями  пещерах.  К  счастью,  они  были
слишком трусливы, чтобы замыслить зло против раненого старика и подростка.
Главный  Колдун   племени  Мадаев  внушал  рыжим   человечкам  глубочайшее
почтение, смешанное с суеверным страхом.
     Свои сомнения Мудрый Старец хранил про  себя и  был  доброжелателен и
приветлив с чужеземцами, охотно обмениваясь с ними разными предметами.
     Скоро тюки из тюленьего меха наполнились искусно обточенными кремнями
и  оружием.  Взамен  Абахо  получил  красивые раковины,  кожаный мешочек с
драгоценной морской солью  и  большую связку  тонких  и  прочных иголок из
костей океанических рыб.  Мудрый Старец отлично видел,  что Большие Ступни
всячески  стараются  получить  побольше,   а  отдать  поменьше.   За  одну
серебристую  шкурку  тюленя,  которую  Нум  мечтал  подарить  Цилле,  Гоур
потребовал целую  дюжину  острых  кремневых  наконечников для  стрел,  три
бурдюка из кожи бизона и два дубовых копья, закаленных в огне костра.
     Среди скрытых в меховых тюках морских раковин была одна такая большая
и красивая,  что глаза Нума загорались от восторга всякий раз, когда он ее
видел.  Свернутая изящной спиралью и  усеянная острыми шипами  кораллового
цвета,  раковина была белой снаружи и нежно-розовой внутри.  К тому же - о
чудо из чудес! - каждый раз, когда Нум прижимал прекрасную раковину к уху,
ему слышался смутный,  таинственный гул. Абахо объяснил ему, что это голос
самого океана.
     Гоур сразу заприметил,  что Нум без ума от  большой раковины.  Однако
все время,  пока длился обмен,  он  давал понять мальчику,  что не намерен
расставаться с  нею.  Раковина  принадлежит ему  лично,  объяснял Гоур,  и
выменивать ее на что бы то ни было он не собирается.  И,  разумеется,  чем
категоричнее отказывал Гоур, тем сильнее становилось желание Нума обладать
чудесным  сокровищем моря.  Он  грезил  о  прекрасной раковине  по  ночам,
представляя себе,  как водрузит ее на каменной подставке посреди Священной
Пещеры, и большой бык будет удивленно взирать на океанскую диковину своими
большими грустными глазами...
     Наступил канун  отъезда  рыжих  человечков,  но  Гоур был по-прежнему
непреклонен.
     Большие   Ступни   в   последний   раз   проверили  крепления  своего
бревенчатого плота.  Он был значительно больше,  красивее и  прочнее,  чем
тот,  который построил Нум. Стволы деревьев у его плота были связаны менее
искусно и кое-где уже грозили разойтись.
     Рыжие человечки  сложили на плоту свои тюки из серебристого тюленьего
меха и привязали к бревнам. Чудесная раковина по-прежнему лежала в глубине
одного  из этих тюков,  ей предстояло отправиться обратно на берег океана,
где была ее родина.
     Нум сидел на  берегу,  наблюдая за  приготовлениями Больших Ступней к
отъезду,  и  машинально поглаживал голову Яка,  почесывая за ушами.  Глаза
волчонка были  закрыты от  удовольствия.  Давно  минуло  то  время,  когда
прикосновение человеческой руки заставляло Яка ощетиниваться и рычать.
     Но  Нум был слишком поглощен своими мыслями,  чтобы обращать внимание
на четвероногого друга. Не заметил он и приближения Гоура.
     Як учуял  своего  тайного недоброжелателя и поднял голову,  навострив
острые уши.  Нум обернулся и увидел вождя рыжих человечков,  присевшего на
траву рядом с ним.  На коленях у Гоура лежала розовая раковина.  Озаренная
лучами солнца,  она казалась еще прекраснее,  чем когда-либо.  Сердце Нума
екнуло, но он промолчал, не желая унижаться до новых просьб.
     Гоур широко улыбнулся и посмотрел прямо в глаза мальчику:
     - Нум по-прежнему хочет иметь эту раковину?
     Нум кивнул головой, не разжимая губ.
     - Гоур согласен отдать раковину Нуму.
     Лицо мальчика просияло от радости,  и  он невольно протянул руку.  Но
Гоур резким жестом прикрыл раковину ладонью.
     - Гоур отдаст раковину Нуму, если Нум взамен отдаст Гоуру волка!
     Волосатый палец указал на Яка.
     Ошибиться было  невозможно.  Рыжий  вожак  задумал  обменять чудесную
раковину на  волчонка и,  чтобы достигнуть своей цели,  хитрил и  тянул до
последней минуты.
     Рука Нума упала на колени.  Отдать Яка!  Нет, об этом не могло быть и
речи!   Негодование  душило  мальчика:   он  не  мог  вымолвить  слова  от
возмущения. Ободренный его молчанием, Гоур продолжал:
     - Волк  очень  забавный!  Он  будет  забавлять Гоура!  Забавлять жену
Гоура,  детей Гоура! Нум отдает Гоуру волчонка, а Гоур отдает ему красивую
раковину.
     Нум молча покачал головой.  Он  лихорадочно перебирал в  уме,  что бы
такое предложить рыжему вожаку вместо Яка?  Новое оружие? Медвежью шкуру -
его первый охотничий трофей? С трудом подбирая слова незнакомого языка, он
проговорил:
     - Як... очень злой... Он... может укусить Гоура...
     Чтобы Гоур лучше понял, Нум жестом показал, как это произойдет. Рыжий
вожак злобно усмехнулся:
     - Если волк укусит Гоура, Гоур сделает вот так!
     Он  сплел пальцы волосатых рук и  крепко стиснул их,  показывая,  как
задушит зверя.  Кровь хлынула к щекам Нума.  Значит, Гоур хочет приобрести
Яка лишь для того,  чтобы отомстить за испытанное по его вине унижение? Он
наверное собирается связать волчонка и избить, а быть может, и убить!
     Нум опустил ресницы,  чтобы скрыть гнев,  загоревшийся в его взгляде.
Лучше избежать всяких недоразумений с  пришельцами накануне их отъезда.  С
трудом сдерживая клокотавшую в нем ярость, мальчик пробормотал:
     - Нум сказал: нет!
     Вопреки его ожиданиям Гоур не стал настаивать.  Он поднялся с  места,
подошел  к   своему  тюку  и   сунул  туда  прекрасную  раковину.   Потом,
возвратившись, снова уселся рядом с мальчиком и дружески улыбнулся ему.
     <Зря  я  приписывал ему  дурные  намерения,  -  подумал  Нум.  -  Он,
оказывается, совсем не злопамятен!>


                                 Глава 12

                                  ПОГОНЯ

     На следующее утро Нум проснулся рано. Солнце еще не всходило, но небо
на востоке уже посветлело, возвещая близость зари.
     Перевернувшись на спину,  мальчик блаженно потянулся и  протер глаза.
Давно не чувствовал он себя таким бодрым и  полным надежд.  Большие Ступни
собирались сегодня отправиться восвояси, но теперь Нума совсем не огорчала
перспектива снова очутиться наедине с Абахо.
     У них было о чем потолковать на свободе,  оставшись вдвоем.  Накануне
вечером Мудрый Старец рассказал Нуму о важном решении,  которое он принял:
если  оставшиеся в  живых  Мадаи  не  вернутся в  долину  Красной реки  до
наступления холодов,  Нум и Абахо отправятся сами к стоянке Малахов, чтобы
соединиться с сородичами.
     Поврежденная год назад лодыжка Нума зажила почти бесследно,  и он мог
без  особых  усилий  выдержать  несколько дней  утомительной дороги.  Зато
сломанная нога  Абахо  внушала опасения.  И  тем  не  менее  Мудрый Старец
утверждал,  что,  делая небольшие переходы,  он сумеет преодолеть долгий и
тяжелый путь через долины и холмы.  Если же во время перехода силы изменят
Абахо и  он не сможет идти дальше,  Нум оставит его в надежном укрытии,  а
сам  дойдет  один  до  стоянки  Малахов  и   попросит  помощи.   Як  будет
сопровождать мальчика, защищая его от диких зверей.
     Вспомнив об  Яке,  Нум широко улыбнулся.  Теперь он больше никогда не
будет чувствовать себя одиноким. Як не только товарищ его игр, но и верный
друг.  Разве  не  он  спас  Нуму  жизнь,  отважно бросившись на  страшного
пещерного медведя?  И  не  он ли,  несмотря на свой возраст,  внушил рыжим
человечкам  спасительный  страх,   который   наверняка   удержал   их   от
поползновения ограбить покинутые жилища Мадаев?
     Закинув руки за голову и мечтательно устремив глаза в потолок пещеры,
Нум дал волю своему воображению.  Как только они с  Абахо разыщут Мадаев и
соединятся с ними,  он начнет приучать Яка к охоте.  Волчонок с его тонким
чутьем будет помогать Мадаям выслеживать дичь,  а  затем загонять добычу в
заранее приготовленные западни и  ловушки.  Нум  уже  видел себя идущим по
следу  оленя  или  антилопы в  сопровождении своего  верного четвероногого
помощника.  Он видел,  как они вдвоем выгоняют навстречу охотникам быков и
косуль,  горных баранов и диких лошадей. Голод перестанет угрожать Мадаям,
если Як будет жить и охотиться с ними.  Правда, Нум не знал точно, сколько
лет  живут  волки  и  когда они  становятся старыми.  Но  тут  новая мысль
мелькнула  в  его  разгоряченной  мечтами  голове,  и  он  снова  радостно
улыбнулся.
     Будущей весной Як достигнет зрелого возраста. Может случиться, что он
отправится в  лес  отыскивать себе  подругу  и  вернется вместе  с  ней  в
становище.  Их  потомство появится на  свет  уже  в  человеческих жилищах.
Волчата с  самого рождения будут жить  с  людьми,  не  помышляя о  дикой и
вольной жизни.  Нум представил себе воинов родного племени,  отправившихся
на Большую охоту в  окружении целой своры чутких,  преданных и  неутомимых
союзников.  И  это еще не  все!  Прирученные волки будут охранять стойбища
Мадаев во время весенних и осенних кочевий, и утомленные дневным переходом
люди  смогут спокойно спать  у  походных костров.  При  малейшей опасности
четвероногие дозорные поднимут тревогу  и  будут  сражаться бок  о  бок  с
людьми в случае нападения свирепых хищников. А быть может - почему бы нет?
- Мадаям  с  помощью  таких  обученных  волков  удастся  удерживать  стада
травоядных на определенной территории, чтобы всегда иметь под рукой свежее
мясо?  Нет,  даже самому Абахо никогда не приходили в  голову такие смелые
мысли!
     Представив себе в  подробностях это чудесное время,  когда впервые от
начала времен люди  и  звери восстановят свой  союз  и  былую дружбу,  Нум
весело рассмеялся.
     Мальчику   захотелось  немедленно  приласкать  Яка,   сулившего   его
соплеменникам  такие  ослепительные перспективы,  и  он,  приподнявшись на
локте,  бросил взгляд в дальний угол пещеры, где волчонок имел обыкновение
проводить ночь.  В пещере царила глубокая тишина,  но мальчик нисколько не
удивился ей.  Он знал, что Абахо еще с вечера удалился в Священную Пещеру,
чтобы испросить у  Великого Духа покровительства и  помощи перед тем,  как
принять окончательное решение.  Что же  касается Больших Ступней,  то они,
вероятно,    поднялись   еще   до   света,   чтобы   заняться   последними
приготовлениями к  отплытию.  Иначе Нум,  конечно,  услышал бы  их  шумное
дыхание и громоподобный храп.
     Вглядываясь в темный угол пещеры, Нум позвал ласково:
     - Як! Як! Пойди сюда.
     Услышав свое имя,  волчонок обычно сразу же подбегал к ложу хозяина и
облизывал его лицо своим шершавым розовым языком.  Но  сегодня он,  должно
быть,  спал так крепко,  что не слышал голоса мальчика.  Нум повторил свой
призыв. Потом свистнул - сначала тихо, затем громче. Як не отзывался.
     Нум поднялся со своего ложа очень недовольный.
     - Ах, ты не желаешь просыпаться, лентяй! - проворчал он. - Ну погоди!
Сейчас я до тебя доберусь.
     Он  ощупью направился к  кладовке в  глубине пещеры.  У  входа в  нее
волчонок устроил себе  уютное логово из  сухой  травы и  обрывков звериных
шкур.
     Подстилка была пуста.
     Нум  выпрямился так  стремительно,  что  стукнулся макушкой о  низкий
каменный свод.  Потирая вздувшуюся на  темени шишку,  он подумал,  что Як,
быть  может,  выбежал из  пещеры  вслед  за  Гоуром и  его  людьми,  желая
составить им компанию.  Все это было, конечно, довольно странно. Нум знал,
что волчонок не питал никакой симпатии к  рыжим человечкам и их вожаку,  и
они,   в  свою  очередь,  платили  ему  такой  же  неприязнью.  Тем  более
удивительным было вчерашнее желание Гоура выменять Яка на  большую розовую
раковину. Правда, вожак Больших Ступней не настаивал на своем предложении.
Он  сразу же прекратил разговор,  как только увидел,  что Нум не согласен.
Гоур,  по-видимому,  не  придавал  этой  сделке  большого значения,  иначе
проявил бы, несомненно, больше настойчивости и упорства...
     И  вдруг страшная догадка мелькнула в  уме мальчика.  Гоур уж слишком
легко,  слишком  быстро  отступился от  предложенной им  сделки.  У  него,
безусловно, был на уме какой-то другой, нечестный замысел...
     Забыв о  вспухшей на голове шишке,  Нум опрометью кинулся к  выходу и
взобрался по лесенке на частокол.
     Над  долиной Красной реки занимался серенький ненастный день.  Мелкий
дождик сыпал с неба,  покрывая тонкой рябью ровную гладь Красной реки.  Не
обращая внимания на дождь, Нум спрыгнул с частокола и бросился к маленькой
заводи,  где был привязан построенный маленькими человечками плот.  Заводь
была пустынна: ни Гоура, ни его людей, ни плота с поклажей!
     Нум приложил руки ко рту и крикнул отчаянно:
     - Як! Як! Вернись!
     На  миг ему почудилось,  что с  дальнего конца долины до него долетел
слабый,  жалобный визг.  Затем все  стихло.  Нум крикнул снова.  Лишь эхо,
отраженное скалистыми берегами, ответило ему:
     <Як! ак! ак! ак!..>
     Сомнений больше не было:  Гоур и  его люди похитили маленького волка,
увезли его с собой...
     Гнев и  возмущение охватили Нума.  Глаза его  словно застлало красным
туманом,  река  заплясала в  своих  скалистых берегах,  торчавшие из  воды
валуны  то   сходились,   то   расходились  в   разные  стороны,   деревья
раскачивались,  как пьяные, под порывами северного ветра, дождь хлестал по
лицу:  холодные струйки стекали вдоль щек и  шеи,  просачивались за  вырез
меховой одежды.  Резким жестом Нум  отбросил назад  свои  длинные намокшие
волосы и  побежал обратно к  пещере.  Решение созрело в  его голове сразу:
Большие Ступни не могли уплыть далеко; их плот тяжело нагружен, они должны
передвигаться по реке с большими предосторожностями,  особенно на порогах,
где  течение становится бурным и  стремительным.  У  Нума  есть все  шансы
догнать похитителей.
     Он ворвался в пещеру,  словно вихрь.  Абахо еще не было. О том, чтобы
предупредить Учителя,  не могло быть и  речи:  это отняло бы слишком много
времени.  К  тому же  Нум  не  был  уверен,  что Мудрый Старец одобрит его
решение пуститься одному  по  следам  Больших Ступней.  Благоразумнее было
уйти до возвращения Абахо из Священной Пещеры.
     Нум в спешке сорвал с шеста кусок вяленого мяса и пару сухих форелей,
сунул  их  в  кожаный  мешок,  заткнул за  пояс  свой  каменный топорик и,
выхватив  из  костра  обугленную  головешку,  нарисовал  на  стене  пещеры
картинку,  которая должна была объяснить Абахо то,  что произошло. Сначала
он изобразил большую человеческую ногу и внутри нее -  голову волка. Рядом
с ногой нарисовал стрелу,  упирающуюся в заштрихованный мелкими черточками
квадрат;  затем постарался с  грехом пополам изобразить самого себя в виде
маленького человечка,  одна  нога  которого была  заметно  короче  другой.
Рисунок заканчивался второй,  изгибавшейся назад стрелой, образующей почти
замкнутый круг.
     Это письмо-рисунок,  по мысли Нума, должно было обозначать следующее:
Большие Ступни похитили Яка и увезли его на своем плоту;  Нум отправляется
в погоню за грабителями; он скоро вернется.
     Швырнув головню обратно в костер, Нум взял в руки мешок с провизией и
перемахнул через  ограду.  Копье,  которым  Абахо  убил  весной  пещерного
медведя,  было прислонено к  наружной стене.  Нум поднял его и  положил на
плечо. И тут только вспомнил про маленький плот, который он начал строить,
пытаясь перенять мастерство рыжих  человечков.  Это  весьма неустойч