ах, я не раздумывал бы ни секунды.
- Он оборачивается к беглецу. - Ты слышишь это? Жалкий человек...
     Что-то переменилось в характере,  в настроении Альбанова,  когда,
спустившись с ледника,  он ступил на этот узкий отрезок земли. Тронула
сердце робкая,  живая зелень мха на камне;  глубоко  взволновало  одно
лишь  прикосновение к этим камням,  и уже как тяжелая,  долгая болезнь
представлялось все пережитое.
     - Ты  прав,  Луняев,  - наконец заключает штурман.  - Если бы эта
встреча случилась тогда, на льдах...
     Луняев опускает ружье.
     - Ну,  ладно...  Поднимайся с  колен.  Только  запомни,  навсегда
запомни эти секунды...
     Человек, пошатываясь,  поднимается на ноги.  Он снова плачет,  но
теперь уже не от страха, - это слезы радости и стыда.
     - Я никогда не оставлю вас,  господин штурман...  Какая это  была
ошибка!
     На берегу оказалось много сухого  плавника  и  вскоре  здесь  уже
пылал  высокий  костер.  "Хозяева"  -  так  Альбанов  назвал беглецов,
которые первыми  прибыли  на  остров,  -  наперебой  угощали  "гостей"
яичницей  с  гагачьим  жиром,  -  они уже успели заготовить двадцать с
лишним гаг и больше двухсот крупных свежих яиц этой птицы.
     ...Штурману и  матросам не хотелось покидать гостеприимный берег:
после долгого, мучительного пути через ледяную пустыню они нашли здесь
и  свежую  пищу,  и  тепло.  Но  отряду еще предстояла дальняя трудная
дорога к мысу Флоры,  и Альбанов все настойчивее поторапливал матросов
со сборами в путь.
     Оказалось, что  отряд   находился   на   мысе   Мэри   Хармсворт,
юго-западной  оконечности  Земли Александры.  Установив это,  Альбанов
испытал чувство,  похожее  на  страх.  Если  бы  отряд  задержался  на
плавучих льдах еще незначительное время, он неизбежно был бы вынесен в
открытое море,  где зыбь искрошила бы льды,  а удержаться  на  хрупких
каяках, конечно, не удалось бы.
     Альбанов был средоточием силы воли в отряде.  Эту силу  укрепляло
сознание  ответственности  за людей,  с которыми он шел.  И тревога за
оставшихся на "Св.  Анне".  Быть может,  спасательная  экспедиция  еще
успеет пробиться к тому ледяному полю? Кроме всего, он нес для русской
науки  весть  о  том,  что  земель  Петерманна  и  короля  Оскара   не
существует.  Эту  весть  он  обязательно  должен  был  донести,  как и
сведения о глубинах в центральном Полярном бассейне,  там, где до "Св.
Анны"  никто  еще  не  бывал.  А  разве  сообщение о дрейфе корабля от
берегов Ямала к полюсу не будет поразительной новостью для  ученых?  У
штурмана было много причин, поднимавших его на подвиг...
     Теперь, когда отряд  покидал  стоянку  на  мысе  Мэри  Хармсворт,
Альбанова   особенно   тревожило   моральное  и  физическое  состояние
матросов.  Он дал им возможность отдохнуть,  собраться  с  силами  для
дальнейшей   дороги.  Но  некоторых  из  матросов  этот  отдых  скорее
размагнитил. Они даже избегали разговоров о продолжении похода.
     На общем совете было решено разделить отряд на две группы, каждая
из пяти человек.  Одна группа должна была идти вдоль  берега  на  двух
оставшихся  каяках,  с грузом,  а другая - двигаться на юг по леднику,
налегке.
     Вскоре в  пути  заболел матрос Архиереев.  Он поминутно отставал,
жаловался на боль в глазах и в груди,  затем лег  на  землю  и  сказал
товарищам, чтобы его оставили одного. Спутники уселись рядом с больным
на камень и в молчании просидели всю ночь. Утром Архиереев умер.
     Состав групп  Альбанову пришлось переменить.  На каяки взяли трех
больных из берегового отряда - Луняева,  Шпаковского и  Нильсена.  Они
уже не могли идти,  - цинга окончательно обессилила этих людей. Теперь
по берегу пошли матросы Максимов,  Регальд,  Смиренников и  Губанов...
Штурман  указал  время  и место встречи,  отдал винтовку с патронами и
поровну разделил  остатки  провизии...  Старший  в  береговой  группе,
Максимов,  заверял  командира,  что  придет в установленное место даже
раньше,  чем туда доберутся каяки.  Но  Альбанов  невольно  задумался,
слушая  матроса:  в этом человеке не чувствовалось той решимости,  что
одолевает все трудности на пути к цели.
     Ослабление воли  -  страшная  болезнь.  Альбанов наблюдал ее и во
время зимовки и на этой ледяной дороге.  Теперь он понимал отчетливо и
ясно, что воля к жизни в любых испытаниях может творить чудеса. Однако
он не знал,  как поддержать в своих товарищах этот  живой  огонек.  Он
уверял их, что мыс Флора совсем близко, что осталось сделать последние
усилия,  и все будут спасены.  Люди слушали его и молчали.  С  тяжелым
сердцем простился он с ними...
     На мысе Гранта,  где была назначена встреча,  береговой группы не
оказалось.  Пришлось  вытащить  на берег каяки и ждать.  Вскоре завыла
метель.  Кое-как прикрывшись ветхим парусом,  прижавшись друг к другу,
люди долгие часы сидели неподвижно.  Прошли сутки.  Метель улеглась. А
береговая группа все не появлялась. Вместе с Луняевым Альбанов выходил
навстречу отряду Максимова. Но долгие поиски были напрасны.
     Положение с каждым часом становилось все более трагичным. Нильсен
уже не мог ходить,  Шпаковский едва передвигался. У сдержанного, очень
терпеливого Луняева  временами  вырывался  крик,  -  вот  уже  сколько
времени у него болели ноги...  Все понимали,  что задерживаться здесь,
на мысе Гранта, нельзя.
     И группа двинулась дальше,  к острову Белль. Нильсен уже не мог и
сидеть,  - он лежал в каяке.  Альбанов решил остановиться у  обширного
ледяною  припая,  чтобы  дать людям отдых.  Здесь их вторично застигла
метель.  А  через  несколько  часов,  когда  погода  прояснилась,  все
увидели, что льдина отошла от острова на целые десять миль.
     Только к вечеру штурман  и  его  спутники  смогли  высадиться  на
остров. Нильсен попытался подняться, сделал шаг вперед и упал. Бормоча
какие-то  непонятные  слова,  он  стал   взбираться   по   откосу   на
четвереньках.  Его  подняли  и  уложили  на  брезент.  Матрос затих и,
казалось, уснул. Ночью он умер.
     Странное чувство   испытывал  Альбанов,  стоя  у  свежей  могилы,
сложенной из груды камней.  Это было чувство,  похожее на  обиду.  Ему
казалось,  что Нильсен,  датский моряк,  служивший на русском корабле,
просто не пожелал дальше идти.  Что-то угасло в нем еще до смерти. Это
была воля к жизни.  Она надломилась в Нильсене в дороге и умерла...  А
человек без этой воли даже при жизни - мертв...
     Четыре человека  осталось в отряде на пустынном скалистом острове
Белль:  Луняев,  Шпаковский,  Конрад  и  сам  командир.  Расстояние  в
двенадцать   миль  отделяло  теперь  их  от  мыса  Флоры.  Нужно  было
торопиться,  - Шпаковский,  как недавно Нильсен, стал заговариваться и
почти не мог уже ходить.
     Как только выдалась теплая погода, отряд отправился в путь.
     На каяках  разместились  по  два человека:  Луняев со Шпаковским,
Альбанов с матросом Конрадом.  Лодка Луняева была большей,  он взял  и
большее количество груза.
     За все время  скитаний  в  арктических  широтах  Альбанов  и  его
спутники  не помнили такого затишья.  Каяки легко скользили по гладкой
недвижимой воде,  и путешественники уже радовались  небывало  удачному
переходу...  Они находились на середине пролива, когда внезапно повеял
и сразу же сорвался гремящим шквалом пронзительный норд-ост.  Альбанов
видел,  как меж ломающихся льдин, высоко взлетая на зыби, каяк Луняева
понесся в открытое море. В последний раз Альбанов и Конрад видели двух
своих спутников...
     Густой клочковатый туман навис над проливом и  опустился  завесой
меж двумя малыми судами.
     - Нет,  мы не выгребем к берегу, - в отчаянии прокричал Конрад. -
Конец...
     - Значит,  нам нужно найти большую льдину и  переждать  шторм  на
ней, - ответил Альбанов.
     - Да ведь они же разбиваются на зыби вдребезги!..
     - Это единственный выход,  Александр!..  Высматривай айсберг - на
нем и зыбь не страшна, и ледяные поля... Только взобраться бы...
     Еще засветло  Альбанов  приметил  у берега и на течении с десяток
ледяных обломков,  возвышавшихся над водой метра на два-три.  На такой
айсберг  решил  высадиться  штурман.  А  что если зыбь швырнет каяк на
острый угол льдины, и они не успеют отгрести, удержаться на волне? Это
будет  неизбежная  гибель.  Но  пусть  даже  успеют  они  выбраться на
айсберг, - что можно предпринять без каяка? Нет, каяк надо спасти.
     - Вспомни-ка,  Саша,  сколько раз выручала нас наша решимость!  -
уверенно говорил Альбанов.
     В сером густом тумане,  среди поминутно сталкивающихся льдов, они
отыскали невысокий айсберг.  Им удалось взобраться на  верхнюю,  узкую
площадку льдины и втащить каяк.
     - Нам только в цирке работать бы, Саша, - смеялся Альбанов, стуча
зубами.  - Два раза я в воду окунулся с головой,  а все же выбрался...
Будем жить!
     Конрад тоже  промок  до нитки:  на размытом подножии айсберга его
окатила высокая волна.
     - Что же дальше будем делать? - спросил матрос, стараясь укрыться
от пронизывающего ветра.  - К утру,  мы,  пожалуй,  примерзнем к этому
льду...
     - Дальше мы будем...  спать,  - ответил штурман. - Парусом и всем
тряпьем  укроемся,  прижмемся  друг  к другу покрепче,  и спать.  Утро
вечера мудренее...
     ...Сквозь лихорадочный   сон,   сквозь   тяжкую,  зябкую  дремоту
Альбанов расслышал громкий треск.  Какая-то сила рванула их  с  места,
подбросила и швырнула в морскую пучину.
     Альбанов успел подумать,  что их айсберг столкнулся с другим  или
налетел  на  подводную скалу.  Сознавая,  что это гибель,  моряк вдруг
испытал надрывное чувство тоски от того,  что не принесет он в далекий
Архангельск и в столицу сведений ни о "Св.  Анне",  ни о своем отряде,
ни о "землях",  выдуманных австрийскими странниками, ни о наблюдениях,
проведенных вблизи полюса...
     Нет, не сдаваться!  С огромным трудом  удалось  сбросить  с  себя
парус.  Голова Александра показалась рядом.  Захлебываясь,  он пытался
удержаться на крутой волне.  А неподалеку плыл их каяк.  Словно чьи-то
осторожные руки сняли его со льдины и спустили на воду. Вокруг плавали
остатки снаряжения: сапоги, рукавицы, одеяло...
     Им удалось взобраться в каяк и спасти почти все имущество,  кроме
одеяла. Были потеряны и весла, но их заменили планки от нарт.
     Через шесть часов моряки снова прибыли на остров Белль. Голодные,
закоченевшие,  они долго бегали вдоль берега,  пытаясь  согреться.  Из
остатков  нарт  развели  костер,  но он вскоре прогорел,  - им даже не
удалось обсушить одежду.
     - Что будем делать, господин штурман? - спрашивал Конрад.
     - Будем снова плыть к мысу Флоры. А потом будем идти.
     - Я не смогу идти. У меня отморожены пальцы на обеих ногах...
     - Значит, я понесу тебя. Мы еще будем жить, Саша...
     Теперь они не доверяли затишью в этом коварном проливе. Знали они
и силу  течения  и  для  броска  через  пролив  избрали  другое  место
отправления - оконечность острова Мабель.  Погода, как и в прошлый раз
при выходе их с острова Белль,  стояла ясная,  тихая.  Каяк отчалил от
берега  и  стремительно  понесся  меж  айсбергов  к  дальнему  острову
Нордбрук, к мысу Флоры...
     У Альбанова  еще  была  надежда,  что  Луняев и Шпаковский,  быть
может,  первыми добрались к стоянке Джексона. Домик этого англичанина,
возможно,  и  не  сохранился,  но бревна все же могли уцелеть.  Из них
штурман надеялся построить какое-нибудь жилище.
     На этот раз путешественники добрались благополучно.  Каяк,  легко
толкнувшись об отмель, остановился у желанного берега.
     Остров Нордбрук!  Мыс  Флоры!..  Три  месяца добирались они сюда,
теряя товарищей по пути.
     Два моряка  ступили  на  берег  и  почти  одновременно рухнули на
черный гравий.  Долго лежали  молча,  неподвижно.  Альбанов  заговорил
первый:
     - И все же мы счастливы, Саша. Мы все-таки пришли.
     - Но  я  не  могу  подняться,  -  отозвался Конрад.  - Неужели мы
пришли, чтобы здесь умереть?
     Некоторое время  они  ползли  по откосу,  останавливались и снова
ползли.  Затем Альбанов принялся массировать  ноги.  Вскоре  он  смог,
придерживаясь  за  скалу,  встать.  После  такого  же  массажа встал и
Конрад. Пошатываясь, обняв друг друга, оба побрели вдоль берега.
     Вдруг Конрад радостно закричал:
     - Вот он, дом, смотри-ка!..
     Они подошли ближе.  Это была черная глыба камня.  Потом еще много
раз им виделись то какие-то постройки,  то следы жилищ, то разметанные
ветрами груды бревен.  Но радость сменялась разочарованием,  и они шли
все медленнее.
     - Я  перестаю  верить,  Валериан Иванович,  - говорил Конрад чуть
слышно, словно самому себе. - Мы ничего здесь не найдем.
     - Но  мы  должны  искать.  Хотя  бы  следы  построек где-то здесь
существуют.  Вот когда увидим эти следы и убедимся,  что там ничего не
осталось, мы начнем устраиваться, как сможем...
     За дальней скалой Альбанов  приметил  шест.  Он  указал  на  него
Конраду:
     - Смотри! Лес в этих местах не растет, значит, кто-то поднял этот
шест как примету?
     Пошли быстрее.  Вдали показался еще один шест.  Потом из-за скалы
приоткрылась крыша большого дома.
     - Да ведь это дом,  Саша!  -  закричал  Альбанов.  -  И  там  еще
какие-то постройки виднеются.
     Но Конрад  посмотрел  в  сторону  и,  до  крайности   изумленный,
воскликнул:
     - Бот!.. Настоящий промысловый бот! Совсем рядом!
     Прочное вместительное   судно  лежало  на  высокой  отмели  килем
кверху. При нем оказались весла и решетки.
     - Кто-то  пришел  на этом боте совсем недавно,  - уверенно сказал
Альбанов. - А вдруг, Александр, в доме мы встретим людей!?
     - Да, наверняка встретим!.. - крикнул Конрад. - Бежим.
     Но бежать они не могли.  Шли,  с трудом передвигая больные  ноги,
спотыкаясь о камни,  и уже через несколько минут окончательно выбились
из сил.
     Наконец, попрежнему  поддерживая друг друга,  они подошли к дому,
но оттуда никто не выбежал им навстречу.
     Нет, они  ошиблись,  -  здесь  давно уже не было людей.  В окнах,
кое-как заколоченных досками,  зияли  дыры;  на  пороге  полураскрытой
двери лежал снег.  Впрочем,  все это казалось им теперь мелочью.  Снег
можно счистить,  окна починить.  Главное,  они находились у настоящего
человеческого жилья, в котором нисколько не страшна будет зимовка. Что
же оставил мистер Джексон из своих запасов?
     Занесенная снегом,  возле домика лежала груда ящиков.  Они тут же
вскрыли один,  - в нем оказался второй,  жестяный.  Вскрыли и  этот  и
дрожащими  руками  прикоснулись  к  белым сухарям и галетам.  Вот оно,
счастье!  Теперь у них было целое богатство -  пять  ящиков  таких  же
чудесных сухарей и галет!
     В доме было темно,  весь пол покрыт льдом и грязью. В лед вмерзли
какие-то   ящики,   банки,   обломки   мебели.   Разобраться   в  этом
нагромождении скованных льдом предметов сейчас не было сил.
     Неподалеку от  дома  стоял большой и прочный,  хотя местами уже и
разрушенный амбар. Они вошли в это просторное здание, тоже до половины
заполненное   льдом,  и  увидели  целую  гору  бидонов,  ящиков,  тюки
непромокаемой одежды, парусины.
     Вокруг амбара  тоже  валялись  бочки  и  банки.  Выбрав несколько
наименее заржавевших банок,  Конрад вскрыл их ножом.  Копченая сельдь,
свинина, мясо кролика, - все это оказалось в банках в наилучшем виде.
     Каждая минута осмотра приносила все  новые  открытия.  Они  нашли
чугунную  печь,  патроны,  пригодные  для  их ружья,  аптечку,  полную
медикаментов,  кузнечный горн,  склад напиленных  дров,  каяк,  лампу,
посуду и многое другое.
     Отдельный маленький домик,  обнесенный оградой, оказался наиболее
пригодным  для  жилья.  Моряки  перенесли  сюда часть своих находок...
Давно они не ужинали так, как в тот вечер, и давно не спали так, как в
ту ночь!..
     С утра Альбанов и  Конрад  принялись  приводить  в  порядок  свое
богатейшее хозяйство, - собирать банки, бидоны, ящики, вырубать их изо
льда.  Их изумляло такое обилие разнообразных  продуктов.  Здесь  были
пудовые  ящики  чая,  консервированное  масло,  мясо,  рыба,  колбаса,
сушеная  и  пресованная  зелень,  сушеный  картофель,  большие  плитки
шоколада,  яичный  порошок...  Нашли они керосин,  стеариновые свечи и
даже кисет с настоящей русской махоркой.
     Находка особенно обрадовала,  но не удивила.  Еще в первые минуты
они узнали,  что совсем недавно в этом домике были русские моряки.  На
двери  Альбанов прочитал надпись:  "Первая Русская полярная экспедиция
старшего лейтенанта Седова прибыла на мыс Флору 30 августа 1913 года и
2 сентября отправилась в Теплиц-бай".
     Здесь же штурман нашел  несколько  пустых  банок  из-под  русских
консервов. Тогда он подумал, что это - стоянка Седова, а база Джексона
находится где-то в другом месте.  Но если Седов выгрузил  тут  столько
ящиков,  то  в залив Теплиц,  на остров Рудольфа,  он ушел на собаках?
Надпись,  однако, сообщила, что экспедиция пробыла здесь только четыре
дня.  За такой краткий срок она не могла воздвигнуть эти постройки.  И
почему вокруг разбросано столько дорогих продуктов и снаряжения?
     Альбанов вспомнил книгу Нансена:  знаменитый норвежец писал,  что
здесь, на мысе Флоры, кабинет Джексона был обит зеленым сукном.
     Штурман принялся  осматривать комнаты:  на одной из стен он нашел
обрывок зеленого сукна.  Не могло быть сомнения:  это здесь жил мистер
Джексон.  Однако в тот же день Конрад нашел топоры,  лопаты, палатки с
загадочным клеймом:  "Полярная экспедиция Циглера". Что это за Циглер?
Как он сюда попал?
     Таинственный Циглер надолго озадачил штурмана.  Альбанов не знал,
что  снаряженная американским миллионером Циглером экспедиция пыталась
в 1903 году достичь Северного полюса на собаках и что здесь в то время
обитал многочисленный отряд американцев.  Рекламная экспедиция Циглера
провалилась,  и американцы вскоре оставили остров, разорив и опустошив
созданную Джексоном базу.
     Нелегко было  приводить  в  порядок  это  хозяйство.  К  тому  же
работать мог один Конрад. Альбанов окончательно заболел. Все время его
трясла лихорадка,  и  все  чудилось,  будто  кто-то  третий  неуловимо
присутствует в домике.
     В часы,  когда  он  чувствовал  себя  лучше,  штурман  приказывал
матросу  немедленно  готовить  в дорогу каяк,  грузить запас провизии,
ружье, патроны.
     - Ты  ведь понимаешь,  Саша,  на острове Белль или на мысе Гранта
наши товарищи в беде!  Мы вместе пойдем на поиски.  Мы их  обязательно
найдем!..
     Конрад понимал, что с больным штурманом в этом опасном походе ему
будет очень тяжело. В середине июля он отправился на розыски Луняева и
Шпаковского один.  Через трое суток матрос возвратился. Ни на острове,
ни на мысе Гранта товарищей не оказалось.
     Альбанов упрямо боролся с болезнью.  Он старался больше работать,
двигаться,  и уже чистил оставленную "циглеровцами" винтовку, готовясь
к охоте на медведей.  Все эти дни моряки очищали ото льда большой дом.
Как-то  вечером,  во  второй половине июля,  выйдя на крыльцо подышать
свежим  воздухом,  Альбанов  засмотрелся  на  море.  Конрад  продолжал
скалывать   лед.  Вдруг  ему  послышалось,  будто  штурман  сдавленно,
радостно вскрикнул.  Александр выглянул за  дверь.  Альбанов  стоял  в
нескольких шагах от дома, шатаясь на подогнувшихся ногах и схватившись
руками за грудь.  Но вот он резко выбросил руку  вперед,  указывая  на
море:
     - Судно, судно идет!.. Смотри, Александр, ведь это же "Фока"!
     Александр тоже увидел судно.  Он притащил лестницу,  ружье, флаг,
взятый когда-то со "Св.  Анны",  быстро взобрался  на  крышу.  Широкое
полотнище   стремительно   развернулось  на  ветру.  Штурман  принялся
стрелять вверх, не считая и не жалея патронов.
     Судно медленно приближалось, направляясь к мысу Флоры.
     Альбанов не  ошибся:  это  действительно  был  "Фока"  -  корабль
экспедиции  Седова.  Тяжелый туман,  внезапно нависший над морем,  ка