еро на
острове Св.  Екатерины,  был таким глухим уголком, что моряки не могли
узнать там ничего нового о событиях в Европе.
     Головнин не знал, что русское правительство объявило декларацию о
разрыве между Россией и Англией,  что русский посол покинул Лондон. Не
знал он и о том,  что в Портсмуте русские корабли - фрегат "Спешный" и
транспорт "Вильгельмина" со всем их грузом были конфискованы, а личный
состав задержан на положении военнопленных.
     Направляясь в  Саймонстаун,  Головнин был уверен,  что ведет свой
корабль в колонию  дружественной  державы.  Теперь  оставалось  только
ждать разъяснения причин такой необычной встречи...
     От командорского корабля к "Диане" уже шла небольшая быстроходная
шлюпка. Высокий лейтенант крикнул издали:
     - Откуда прибыли?.. Куда следуете?..
     Головнин ответил. Шлюпка развернулась и умчалась обратно.
     Вскоре на командорском судне начали торопливо  ставить  паруса  и
выбирать канаты.  Фрегат подошел к шлюпу почти вплотную.  Уже знакомый
лейтенант, свесившись через перила, прокричал:
     - Объявляю,  что  с  этой  минуты "Диана" является нашим законным
призом... При попытке к бегству будете потоплены!
     - По какому это случаю? - изумленно спросил Головнин.
     - По случаю войны между Англией и Россией...
     На борт "Дианы" уже взбиралось несколько десятков англичан. Жерла
береговых пушек угрожающе обернулись к шлюпу...
     - Я  спрашивал  вас  о  салюте,  -  улыбнулся  Головнин,  -  а вы
встречаете форменным парадом...
     Лейтенант откликнулся небрежно:
     - Потрудитесь передать мне флаг и судовые документы...
     - Вы  не  получите  ни того,  ни другого.  У меня имеется пропуск
английского правительства. Об этом вы не догадались спросить?
     Простоватый лейтенант сознался откровенно:
     - Действительно не догадался. Но вы не обманываете?..
     - С вами говорит капитан русского военного корабля...
     - Понимаю!..  Всем возвратиться на свои суда!  - скомандовал  он,
повернувшись  к  своим.  Затем  сказал Головнину уже почти любезно:  -
Сейчас я отправлю сообщение об этом  своему  командиру.  Вам  придется
подождать его решения.
     - Что ж, это уже лучше, - заметил Головнин.
     Поздно вечером на шлюп возвратились Петр Рикорд и его спутники.
     - Разрешите доложить!.. - обратился Рикорд к капитану.
     Головнин прервал его дружески-мягко:
     - Не нужно рапортовать,  Петя...  Я  знаю,  ответного  салюта  не
будет.
     - И это еще не все...
     - Похоже на плен?
     - Так точно. Это - плен.
     Они помолчали.   Где-то   близко   поскрипывали  уключины  весел,
негромко всплескивала вода.
     - Крадутся  у  самого  борта,  -  заметил  Головнин.  - Караулят.
Боятся,  что сможем уйти.  А что если бы и в  самом  деле  попытаться,
Петя?..  Обрубим канаты и под паруса,  догоняй в океане!  В крайнем же
случае - бой.
     Рикорд порывисто, глубоко вздохнул:
     - Я думал об этом.  Но на фрегате не спит  ни  один  человек.  Их
шлюпки всю ночь будут курсировать вокруг "Дианы".  А утром, - я слышал
распоряжение,  - мы будем поставлены на два якоря между их кораблями и
берегом.  Вот в какую историю мы попали, Василий! Ведь это же война. А
мы пришли:  "Здравствуйте!  Принимайте корабль, - флаг, экипаж, пушки,
документы..."  Я  так  полагаю,  Василий  Михайлович,  что  в  крайнем
случае...  в самом крайнем, если положение будет безнадежным, если они
вздумают захватить шлюп,  - мы... подорвемся. Пороху у нас достаточно.
Пусть получают трофей в виде обломков...

     На рассвете к трапу "Дианы"  подошла  английская  шлюпка.  Рослый
лейтенант,  держа  у  груди  пакет,  поднялся  на  палубу  и,  спросил
командира.  Головнин ответил на приветствие,  принял пакет,  здесь  же
прочитал письмо Корбета...  Какая честь!  Оказывается,  капитан Корбет
тоже  его  узнал  и  только  по  недостатку  времени  отказал  себе  в
удовольствии  пожать  мужественную  руку  русскому  боевому соратнику.
Впрочем,  капитан будет  иметь  это  удовольствие  еще  сегодня,  если
Головнин соизволит приехать к нему.
     Будто о чем-то  второстепенном,  в  конце  своего  письма  Корбет
сообщал,  что  посланный  им  офицер  останется  на шлюпе,  так как до
прибытия командора судно будет считаться задержанным...
     Головнин ни  о чем не спрашивал английского лейтенанта.  Все было
ясно.  При встрече с Корбетом он выяснит обстоятельно, есть ли надежда
на освобождение шлюпа. Он кивнул англичанину:
     - Хорошо. Можете остаться...
     В каюте  Головнин  достал  из  ящика  письменного  стола  пакет с
секретной  инструкцией  Адмиралтейств-коллегии.  На  корабле,  который
отправляется   в   плавание   для  открытий,  инструкция  всегда  была
секретной,  доверенной только капитану.  Теперь этот документ Головнин
должен был уничтожить, сохранив в памяти его содержание.
     Трепетный огонек робко коснулся уголка развернутого листа.  Потом
бумага  задымилась и вспыхнула.  Документ уже догорал,  когда Головнин
словно  почувствовал,  что  кто-то  стоит  сзади.  Он  обернулся.   За
раскрытой дверью каюты стоял мичман Мур.
     - Что вам угодно? - строго спросил Головнин.
     Тонкие губы  мичмана  искривились,  глаза  смотрели  вкрадчиво  и
испытующе.
     - Я испугался... Я думал... Я увидел дым...
     - Не беспокойтесь, Мур. Я сжег секретный документ.
     - Секретный? Это какой же?..
     Головнин усмехнулся.  Ему  показалось  потешным  испуганное  лицо
мичмана.
     - Какой?  Я уже сказал вам:  секретный. Можете успокоиться. Пожар
кораблю не грозит.
     Не думал капитан "Дианы",  что  позже  ему  доведется  с  горечью
вспомнить этот мимолетный эпизод.
     ...На своем фрегате "Нереида" капитан  Корбет  встретил  русского
гостя учтиво и даже торжественно. Два матроса у верхней площадки трапа
салютовали вскинутыми штыками.  Палуба,  однако,  была пустынна, видно
капитан распорядился, чтобы экипаж не проявлял любопытства.
     В офицерском  салоне  уже  был  накрыт  обеденный  стол.  На  это
свидание  Корбет  не  пригласил никого из офицеров.  Только молчаливый
служитель, вытянувшись и почтительно опустив голову, стоял у буфета.
     - Мой боевой друг!  - внезапно преображаясь,  воскликнул Корбет и
взял руку Головнина обеими руками.  - Кто из нас еще  недавно  мог  бы
подумать,  что  эта встреча произойдет на самом краю земли и при таких
печальных обстоятельствах?..  Не странно ли,  право,  что мы,  друзья,
испытанные огнем, сегодня являемся врагами?.. Странно. Невероятно!
     - Конечно,  странно,  - согласился Головнин, - но, помнится, лорд
Маркер как-то говорил, что англичане нигде и никогда не забывают своих
друзей.  Пусть времена переменились,  все же у меня никто  не  отнимет
памяти о тех годах, которые я отдал британскому флоту.
     На короткое время капитан Корбет задумался.  Гладко выбритое лицо
его   стало  печальным.  Только  глаза  смотрели  настороженно,  будто
выглядывали из засады,  - в них  был  какой-то  невысказанный  вопрос.
Неожиданно,  сразу превращаясь в лихого малого,  он стукнул кулаком по
столу и схватил ближайшую бутылку:
     - Прочь нынешние печальные дела!  Вспомним, друг, славную битву у
Тулона...
     - Однако,  - заметил Головнин,  - я прибыл к вам,  чтобы выяснить
именно  печальную   сторону   дела.   Я   имею   пропуск   английского
правительства. Разве этого недостаточно?
     Корбет неторопливо наполнил бокалы.
     - Будем  вполне  откровенны,  мой друг...  Вы отбыли из Англии до
объявления войны.  Это может означать,  что  ваш  пропуск  механически
утратил силу...  Я не знаю,  какое решение примет командор Роулей,  но
если бы я был  на  его  месте...  -  Капитан  Корбет  отпил  несколько
глотков, потом закурил и заключил решительно: - Я отпустил бы вас. Да,
отпустил. Я вам поверил бы на честное слово...
     - Благодарю,  - сказал Головнин,  подумав, что капитан ведет себя
слишком уж театрально.
     - Но  я  не  могу этого сделать,  - вздыхая заключил Корбет.  - Я
только подчиненный.  Я не могу иначе  рассматривать  ваше  судно,  как
военное судно неприятельской державы.  И я не могу позволить, чтобы вы
поднимали российский флаг.  Это было бы оскорблением моему  королю:  в
английской  военной  бухте  и  вдруг  неприятельский  флаг!  Вы можете
оставить вымпел,  это будет  означать,  что  судно  еще  не  объявлено
призом...
     - Еще  не  объявлено!  -  повторил   Головнин.   -   Значит,   вы
рассчитываете, что командор вынесет решение...
     - О нет!  Я не предвосхищаю событий,  -  поспешил  с  заверениями
Корбет. - Когда командор ознакомится с вашей инструкцией...
     - Она была написана по-русски...
     - Что  ж,  это  не  препятствие!  У  нас проживает здесь человек,
приехавший из Риги... Он отлично читает по-русски...
     - Я говорю: она была написана. В настоящее время ее уже нет.
     - Где же... инструкция?
     - Я ее сжег.
     - Зачем?
     - Чтобы вы не узнали ее содержания.  Когда мне объявили, что шлюп
считается задержанным,  я счел  своим  долгом  уничтожить  инструкцию.
Однако меня нисколько не страшат последствия этого поступка.
     Чуть приметно улыбаясь, Корбет спросил:
     - Но вы хотели знать, сможем ли мы прочитать документ, написанный
по-русски?  Надеюсь,  именно  поэтому  вы  сообщили,  что   инструкция
написана на вашем языке?
     Головнин тоже улыбнулся.
     - Да,  это очень важно,  капитан. По крайней мере, у вас не будет
причины задерживать шлюп из-за отсутствия человека, который пользуется
вашим  доверием  и  который сможет прочитать документы,  изложенные на
русском языке.  У меня есть бумаги,  доказывающие,  что  шлюп  "Диана"
следует на северо-восток только с целью открытий.
     - Оказывается,  мистер  Головнин,  вы   дипломат!   -   удивленно
проговорил  Корбет  и  громко  засмеялся,  хотя  глаза  его попрежнему
смотрели из засады.  - Так ловко выпытали у меня,  простака, что у нас
имеется переводчик!  - И уже без видимой связи с предыдущим спросил: -
Скажите,  на Аляске, куда вы идете для открытий, если, конечно, верить
вам на слово,  говорят,  очень суровый климат?  Я читал о путешествиях
Джемса Кука, - он побывал в тех краях...
     - Раньше его побывали там русские - Чириков и Беринг...
     - Разве?  Очень интересно...  Все же вы рискуете. Ведь пушнина не
терпит  соленой воды.  Вам следовало бы поближе спуститься к тропикам,
чтобы уйти от штормов северо-востока.  О,  я знаю,  что  значит  район
снежных штормов! Я побывал за Южным Полярным кругом...
     - Вы даете совет,  капитан?  Благодарю...  Недавно я тоже побывал
южнее мыса Горн.  Однако мы не собираемся перевозить пушнину. Это дело
коммерческих кораблей.  Если бы наше судно было коммерческим, вы могли
бы захватить его как приз.
     Капитан Корбет заметно помрачнел.
     - Очевидно,  вы  подумали,  мой  друг,  будто  я добиваюсь от вас
косвенного признания?  Не все ли равно для  меня  -  коммерческий  это
корабль или военный?
     - Это корабль русской географической экспедиции. И потом, о каких
косвенных  признаниях  может  идти  речь?  Вы  не следователь,  я - не
подследственное лицо...
     Капитан Корбет громко выразил одобрение:
     - Это - слова мужчины!..  Так выпьем же за наши  славные  дела  у
Тулона!   Прочь   все  условности,  -  здесь  встретились  два  боевых
товарища!..
     Вскоре они  простились  у  площадки трапа.  "Диана" стояла совсем
близко:  отсюда можно было видеть все,  что происходило на ее  палубе.
Там  шла обычная корабельная жизнь:  матросы чинили снасти,  скребли и
мыли надстройку бака,  судовой  повар  чистил  большой  медный  таз...
Только  английский  лейтенант,  одинокий и скучный,  медленно бродил в
стороне от других.
     А вокруг    шлюпа   попрежнему   сновали   лодки,   переполненные
вооруженными английскими матросами.
     - Между  прочим,  я  забыл  сообщить  вам,  мой друг...  - сказал
Корбет.  - При малейшей вашей попытке к бегству на вас обрушится огонь
всех  береговых  и  корабельных  батарей...  Таково распоряжение моего
начальства. Кстати, сегодня замечательная погода, не правда ли?
     - Благодарю вас за отличный обед,  - ответил Головнин с усмешкой.
- Мы, русские моряки, знаем толк в гостеприимстве. Еще раз я убедился,
что англичане не забывают своих друзей.
     Уже со шлюпки  капитан  "Дианы"  заметил:  холеное  лицо  Корбета
побагровело. Но что переживал он, - чувство стыда, смущения или злобы,
- Головнин не мог понять.

     Через несколько дней шлюп был переведен  в  дальний  глухой  угол
бухты.  Выход  в океан охраняли береговые батареи и корабли английской
эскадры. Для астрономических наблюдений Головнин нанял на самом берегу
старый,  расшатанный ветрами дом. Сюда перенесли со шлюпа хронометры и
другие инструменты.  Мистер Роулей теперь окончательно успокоился: без
хронометров Головнин не попытается бежать,  и наблюдение за пленниками
значительно облегчалось.
     Обсерватория, созданная   Головниным   на   берегу  для  проверки
хронометров,  вскоре  привлекла  внимание  английских  капитанов.  Они
нередко  просили капитана "Дианы" проверить и их хронометры.  Головнин
охотно соглашался: времени свободного было много, а за работой оно шло
неприметней.  Впрочем, уже как будто приближался день их освобождения:
в Капштадт из Англии прибыл шлюп "Рес-Горс".  Головнин считал,  что  с
этим   судном   должно   прибыть   решение  английского  правительства
относительно дальнейшей судьбы "Дианы",  - ведь  запрос  об  этом  уже
давно был отправлен в Лондон. И капитан поспешил в Капштадт к адмиралу
Барти.
     Адмирал не  заставил  Головнина  томиться в приемной.  Подтянутый
адъютант доложил о прибытии русского моряка и тотчас распахнул  дверь.
В просторном кабинете оказалось не менее тридцати офицеров. Они сидели
у круглого стола,  стояли отдельными  группами,  трое  склонились  над
бумагами, которые просматривал Барти...
     Головнин подошел к столу.  Адмирал поднял лысую голову, отодвинул
бумаги и поспешно встал.
     - Мне очень приятно,  мистер Головнин,  познакомиться с  вами.  Я
знаю  о вашей доблестной службе в английском флоте.  Как самочувствие?
Нравится ли вам Капштадт?
     - Признаться,  я  достаточно насмотрелся на этот город,  - сказал
Головнин. - Я предпочел бы югу северные широты...
     Адмирал громко засмеялся.
     - Должен сказать вам,  капитан,  что климат этих  мест  считается
отличным. Надеюсь, вы ни в чем не испытываете нужды?
     - Я хотел бы знать,  каковы  ваши  намерения  в  отношении  шлюпа
"Диана" и его экипажа?
     Барти приподнял острые  плечи.  Сухое  старческое  лицо  выразило
удивление.
     - Намерения самые доброжелательные.  Вам, вероятно, известно, что
наша   эскадра,  блокировавшая  французские  острова,  недавно  сильно
потерпела от бури.  Вчера сюда прибыло для ремонта несколько кораблей.
Вам  следует  дать распоряжение,  чтобы ваши матросы приняли участие в
ремонтных  работах.  Это,  конечно  будет  оплачено  и  отразится   на
снабжении вашего экипажа.
     - Нет,  я не сделаю такого распоряжения,  -  сказал  Головнин.  -
Корабль,  отремонтированный на мысе Доброй Надежды,  может очутиться в
Балтийском море и вести операции против России.  Если бы  мои  матросы
приняли  участие в этих работах,  значит,  они помогали бы противникам
России.
     - Мне  думается,  в  вашем  положении  с  такими подробностями не
следовало бы считаться,  - заметил Барти.  - Один из ста  шансов,  что
корабль, отремонтированный вашими матросами, окажется на Балтике.
     - Даже если бы это был один шанс из тысячи,  - сказал Головнин. -
Мы ни за что не согласимся помогать противнику.
     И снова старческое лицо Барти выразило удивление,  которое тут же
сменилось тем благостным смирением,  которое обычно бывает написано на
лицах иезуитов.
     - Мне   очень  жаль,  капитан,  что  я  не  могу  вас  порадовать
каким-либо распоряжением  моего  правительства  относительно  "Дианы".
Придется  вам  еще  подождать.  Но  вы  можете  быть  уверены  в  моем
неизменном к вам расположении. А сейчас я вынужден извиниться, так как
срочно должен осмотреть новый сигнальный пост...
     В расположении адмирала Головнин убедился в  тот  же  день,  едва
возвратился на "Диану".  Здесь его уже ждал английский морской офицер,
только что прибывший из Капштадта. Очевидно, Барти послал его вслед за
Головниным,  и  офицер  обогнал  капитана в дороге.  Хмурый долговязый
детина с тяжелой челюстью  и  подслеповатыми  глазами,  он  пристально
всмотрелся  в  лицо  капитана и резко отчеканил заранее подготовленные
фразы:
     - По  распоряжению  адмирала сэра Барти вы должны дать письменное
обязательство о том,  что не предпримете попыток оставить  Саймонстаун
до соответствующего приказа из Англии. Если вы откажетесь выдать такое
обязательство,  команда и  офицеры  будут  отправлены  на  берег,  как
военнопленные,  а шлюп займет английский караул. Кроме того, сэр Барти
распорядился,  чтобы  все  паруса  на  шлюпе  были  отвязаны  и  судно
обязательно стояло на двух якорях.
     - Возможно,  сэр Барти распорядился и в отношении снабжения моего
экипажа? - спросил Головнин.
     Офицер усмехнулся:
     - Было бы очень странно,  если бы адмирал стал составлять для вас
меню...
     - Но  будет  еще  более  странно  и дико,  если мои люди окажутся
вынужденными голодать.
     - Впрочем,  сэр  Барти  сказал,  что  ваши  люди могут работать и
получать питание.
     Головнин внимательно посмотрел на него.
     - Мы не страшимся ваших пушек.  Можете быть уверены,  что нас  не
устрашит и голод.
     Получив письменное обязательство, офицер отбыл на берег. Провожая
его взглядом, Головнин сказал:
     - Да, Англия не забывает своих друзей...

     Плен был особенно тягостным из-за неопределенности, в которой все
время  находилась  команда  "Дианы".  Какое  решение примет английское
правительство?
     Барти на   записку  Головнина  о  том,  что  на  судне  окончился
провиант,  не ответил.  На второе,  уже резкое,  настойчивое письмо он
прислал  ответ  только  через две недели,  - несколько любезных фраз с
пожеланием доброго здоровья. Это было издевательство.
     Капитаны голландских  кораблей,  с  которыми  Василий  Михайлович
познакомился  здесь  и  подружился,  не  скрывали  своего   возмущения
поступками адмирала.
     - Никто  не  посмеет  упрекнуть  вас,  мистер   Головнин!   Барти
заставляет вас бежать, он грозит вам голодной смертью...
     Возможно, были среди этих людей не только  доброжелатели.  Ни  на
минуту   Головнин  не  забывал  об  осторожности.  Обычно  он  отвечал
сокрушенно:
     - У меня нехватит провизии даже на неделю пути...
     Но вечерами он пристально вглядывался в горизонт,  вслушивался  в
плеск зыби.  Хотя бы надвинулись тучи,  хотя бы грянул шторм!  Погода,
как нарочно,  стояла ясная,  тихая, ночи лунные. Пытаться уйти в такую
погоду в океан было бы безрассудно...
     Монотонным печальным звоном корабельные склянки отсчитывали часы;
сменялись вахты,  приходили и уходили иностранные суда, маршировала на
берегу английская морская пехота... Одна за другой проходили недели.
     В апреле исполнился год с того памятного дня,  когда шлюп вошел в
Саймонстаун.  Уже  наступил  май...  Пестрые  ракушки  и   зеленоватые
водоросли густо покрывали подводную часть шлюпа,  как обычно покрывают
обломки затонувших кораблей...
     Как-то вечером  в середине мая внезапно подул желанный норд-вест,
и небо закрыли тяжелые тучи.
     Головнин вышел на палубу, осмотрелся. Близко чернел смутной тенью
адмиральский фрегат.  Еще днем Василий Михайлович приметил, что паруса
на нем не были привязаны.  Большие военные корабли, стоявшие на якорях
несколько дальше,  еще  ремонтировались,  они  не  могли  пуститься  в
погоню. Оставалась еще одна опасность: у входа в бухту курсировали два
неизвестных  судна,  которые  могли  оказаться  английскими   военными
кораблями.   Впрочем,   об   этой   опасно