СКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ

В дверь постучали.

- Вот вы здесь сидите и ничего не знаете! - Птаха просунул голову в каюту.
- Давно в цирке не были?

Мы рванулись наверх. По дороге Птаха сообщил, что капитан порта попросил
Чернышева расчистить ото льда бухту, а это зрелище получше всякого цирка,
потому что туда пускают по билетам, а здесь бесплатно.

Не очень, пока что, понимая, мы выбрались на бак, откуда доносился сочный
смех Корсакова. Никита стрекотал кинокамерой, а по бухте, усиленный
динамиком, гремел голос Лыкова:

- Ни уклейки вам, ребята, ни хвоста!

Разобравшись, в чем дело, мы стали свидетелями редкостного спектакля. На
залитом утренним солнцем льду бухты мирно пристроились у лунок человек
двести любителей-рыболовов.

- ... все наши, но одно дело - тралом в море, а другое - на удочку, -
комментировал Птаха. - Клюет здесь трам-тарарам, не успеваешь вытаскивать!

Дав предупредительный гудок, "Семен Дежнев" начал разгонять лед.

- ... его сейчас нужно ломать, пока он слабый, - продолжал Птаха. - Топай,
топай, кореш!

Лед расползался. На баке стоял хохот: сбежавшиеся "на цирк" матросы
подавали советы отчаянно сквернословящим любителям рыбалки. Одни грозили
судну кулаками, другие с проклятиями подхватывали деревянные чемоданчики и
бежали к краю бухты, а третьи, сидя к нам спиной, мужественно не обращали
на приближающееся судно внимания до тех пор, пока лед не начинал плясать
под их ногами. Один из них, самый упорный, демонстративно вытащил из
кармана клок ваты и сунул в уши.

"Семен Дежнев", который и так шел на самом малом, остановился в нескольких
метрах. На крыло мостика из рулевой рубки выскочил Чернышев и проорал в
мегафон, образно именуемый "матюгальником":

- Птаха, спусти шторм-трап и прочисть этому барану уши!

- Как бы не так, - ухмыльнулся Птаха. - Для тебя он, может, и баран, а для
нас, вознесенских, Сан Саныч, директор ресторана. Филя, доложи Архипычу,
пусть сворачивает.

Выслушав донесение Воротилина, Чернышев что-то ему сказал, спустился с
крыла на палубу и торжественно прохромал на бак.

- Сан Саныч! -- приторно вежливым, даже елейным голоском обратился он к
застывшему над удочкой рыболову. - Как клюет?

Сан Саныч не шелохнулся.

- Наверное, плохо слышит, - проворковал Чернышев, и неожиданно рявкнул: -
Полундра! В ресторане ревизия!

Не оборачиваясь, Сан Саныч сплюнул в лунку. Чернышев щелкнул пальцами,
подавая знак Воротилину, и за борт с шипением полетела дымовая шашка.

- Выкурили, - удовлетворенно констатировал Чернышев, когда Сан Саныч,
окутанный клубами дыма, позорно бежал. И крикнул вдогонку: - За порциями
проследи, за порциями, мошенники у тебя на раздаче!

Заглушая гудками проклятия по своему адресу, Чернышев быстро разогнал
остальных рыболовов, победно протрубил на прощание, и "Семен Дежнев" вышел
в открытое море.

На сей раз прогноз Ванчурина не оправдался: во второй половине дня,
подгоняемые ветром, налетели тучи и пошел дождь со снегом, а затем море
разволновалось, температура воздуха резко упала, и началось обледенение.

- Зимняя муссонная циркуляция... - обескуражено оправдывался Ванчурин. -
Восточная периферия мощного азиатского антициклона...

Ванчурин был, пожалуй, лучшим синоптиком Дальнего Востока и ошибался, как
утверждали моряки, один раз в году, и то в високосном.

- Тот случай, когда за ошибку объявляют благодарность, - успокаивал
Корсаков расстроенного Ванчурина. - Алексей Архипыч, предлагаю поощрить
синоптика!

Мы собрались в салоне для обсуждения следующего этапа эксперимента. По
плану это мероприятие довольно громко именовалось "теоретической
конференцией", но материала для докладов накопилось пока что мало, и было
решено просто обменяться мнениями - "потрепаться на научные темы", как
выразился Никита.

Последними, замерзшие и обветренные, явились в салон Ерофеев и Кудрейко.

- Опаздываете, теоретики, - проворчал Чернышев. - Начнем с вас, пока не
разморило в тепле.

- На палубе все еще полужидкая каша, а на такелаже слабый лед, - бодро
сообщил Ерофеев. - Мы с Алесем, пораскинув своим скудным умишком, пришли к
выводу: пока продолжается забрызгивание, лед будет образовываться медленно.
Запиши крупными буквами, Никита, для вечности.

- Архимеды, - уважительно сказал Никита. - Неужели сами такое придумали?

- Наблюдение верное, - сказал Чернышев. - Только смотря при какой
температуре воздуха. Сколько сейчас?

- Минус семь, - доложил Ванчурин.

- Значит, до конца забрызгивания быть на палубе каше, - утвердительно
сказал Чернышев, - можно убирать лопатой. А вертикальные конструкции
обледенеют быстрее: ветер их обдувает гораздо интенсивнее, чем палубу.

- Вряд ли, Архипыч, останется каша, - усомнился Ванчурин. - К двадцати
часам, полагаю, температура понизится до минус двенадцати, ветер работает с
норд-веста. Если к тому времени забортная вода не смоет кашу, она
превратится в лед.

- Алексей Архипыч, когда, по вашим наблюдениям, лед достигает наибольшей
прочности? - спросил Корсаков.

- Часа через три-четыре по окончании забрызгивания.

- А что скажут специалисты? - обратился Корсаков к гидрологам.

- Да, примерно так, - подтвердил Ерофеев. - Когда часть рассола вытекает
или вымораживается, температура льда понижается, и он становится более
прочным. Истина эта общеизвестна, а практический вывод предлагаю
сформулировать таким образом: околку льда, если она не производилась в
процессе обледенения, следует произвести сразу же по окончании
забрызгивания, иначе потребуется в несколько раз больше усилий.

- И мысль правильная, я сформулирована толково, - кивнул Чернышев. - Если
нет возражений, так и запишем. Вот молодцы полярники, недаром про вас в
газетах пишут и по высшим нормам кормят - смекалистые ребята, с мозгом.
Именно сразу же - в этом весь секрет. Я знавал капитанов, которые не
торопились с околкой - чего там, придем в порт, успеем! - а потом лед
становился, как камень, хоть отбойным молотком его кроши. Или, того хуже,
начинался шторм, и тогда окалываться приходилось в аварийных условиях.
Взять того же Васютина, - Чернышев скрипнул зубами, - это теперь он большой
начальник, учит плавать других несмышленышей, а два года назад возвращался
с промысла на "Алдане" в новогоднюю ночь, обледенел по дороге как сукин
сын, а гнать наверх команду пожалел, отец родной: пусть ребятишки отдохнут,
сохранят силы поплясать вокруг елочки. А в пяти милях от берега - крен под
пятьдесят градусов, елочку побоку, SOS в эфир, и если бы случайный танкер
не взял "Алдан" на буксир...

- А сколько льда он набрал? - спросил Корсаков.

- Никак не меньше тридцати тонн, - припомнил Чернышев, - Но дело не в
количестве льда, у него еще и танки были почти пустые - элементарно потерял
остойчивость. - Чернышев желчно усмехнулся. - И с тех пор товарищ Васютин
настолько поумнел, что истины изрекает, лекции по радио нам, дуракам,
читает!

Мы тактично смолчали: с "Буйного", который маячил на горизонте, час назад
пришла радиограмма, рекомендовавшая капитану "Семена Дежнева" держаться
ближе к берегу и при малейшей опасности покидать зону обледенения. Ничего
особенного в той радиограмме не было, обычная перестраховка, но Чернышев
вышел из себя и долго орал на ни в чем не повинного радиста. Впрочем, все
знали, что одно лишь упоминание фамилии Васютина совершенно лишает
Чернышева и подобия чувства юмора.

- Как-то увереннее себя чувствуешь, когда спасатель рядом, - простодушно и
абсолютно не к месту поделился Баландин. И, увидев наши вытянутые лица,
неспешно добавил: - При условии, конечно, что он не будет слишком назойлив,
не так ли?

Чернышев великодушно сделал вид, что не слышал этого оскорбительного
замечания.

- Ну, с Васютина чего спрашивать, - с непередаваемым пренебрежением
произнес он, - удивительно другое: даже настоящие капитаны, такие, к
примеру, как Сухотин и Григоркин, и те к обледенению относятся
легкомысленно. Вернее, относились - до нашей январской истории в Беринговом
море: пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Да и японцы, и
англичане, и немцы, и шведы - все на лед поплевывали: вместо того чтобы
потратить сущую чепуху на оснащение экспедиции, забивали публике головы
тайнами всяких там треугольников, где нечистая сила корабли в пучину
втягивает. Я, конечно, не знаю... - Чернышев еле слышно трижды постучал по
столу, - есть эти самые тайны или нет, а то, что от обледенения сотни судов
идут на дно, - факт. И только потому, что многие капитаны понятия не имеют,
когда и каким образом нужно окалываться или, если позволяет обстановка,
выходить из зоны обледенения.

- Чуточку сгущаете краски, - возразил Корсаков. - Лабораторные испытания на
моделях в масштабе 1:48 и 1:12 мы все-таки провели. Я не хочу сказать, что
нам полностью удалось имитировать процесс обледенения, но теоретические
расчеты у нас теперь имеются. А это, Алексей Архипыч, уже кое-что.

- Я имел случай, Виктор Сергеич, выразить свое уважение к вашей
плодотворной работе, - с не очень ловко скрытой иронией сказал Чернышев. -
Уверен, что она исключительно полезна, даже необходима... для написания
диссертаций. Но практические выводы, которые вы сделали, вызывают... как бы
по-научному, помягче выразиться... А можно по-простому?

- Докторскую, между прочим, я защитил на другую тему. - Корсаков старался
сдерживаться. - Прошу говорить конкретно.

- Хорошо, конкретно. Вот мы будем давать рекомендации Морскому регистру.
Какое, по вашим расчетам, предельное количество льда может набрать судно,
чтобы обеспечить высокую степень безопасности?

- Вы прекрасно помните: два процента от водоизмещения.

-- Значит, на средний рыболовный траулер восемь-девять тонн, - кивнул
Чернышев. - Сказать, что получится, если ваша рекомендация войдет в Морской
регистр и станет законом? - Чернышев сжал до ниточки губы и выдержал паузу.
- Добыча рыбы зимой прекратится! Да мы едва в море вышли, а набрали
примерно столько - и что, бить во все колокола: спасите наши души?! Знать
не знаю, как в бассейне вела себя ваша модель с такой нагрузкой, но рыбак
выходит в море не дышать свежим воздухом, а ловить рыбу, и наша задача -
научить его бороться со льдом, а не напугать до смерти! Если он наберет
восемь тонн и драпанет с промысла, спасибо за это нам скажет только рыба.
Ваши аргументы, Виктор Сергеич, я внимательно изучил и отношусь к ним
плохо: голая теория. Извините, если обидел.

- Мы собрались не для того, чтобы осыпать друг друга комплиментами, -
сказал Корсаков. - Расчеты по остойчивости вы тоже подвергаете сомнению?

- Вот уж нет, в этом вопросе вы дока.

- Спасибо, - усмехнулся Корсаков, - приятно сознавать, что кое для чего мы
еще годимся. Насчет рекомендаций спорить не буду, проверим их, как
говорится, на своих шкурах. Но, памятуя недавнее прошлое, я настаиваю,
чтобы начальник экспедиции согласовывал с ее членами свои планы. Надеюсь,
мы имеем на это право?

- Само собой, что я, волюнтарист какой-нибудь, - с важностью сказал
Чернышев. - Я за коллективное руководство.

- Отлично. - Корсаков пристальнейшим образом смотрел на Чернышева. - Тогда
один вопрос: если условия для обледенения останутся стабильными, сколько
льда вы намерены набрать?

- А сколько сможем, - благодушно поведал Чернышев и с некоторой
мечтательностью добавил: - Хорошо бы побольше, правда, Митя?

- Снег да лед - наш доход, - легко согласился Ерофеев. - Алесь без льда
совсем одичал, еле уволок его с палубы.

- Куй железо, пока не украли, - пояснил Кудрейко. - Птаха грозится из
пожарных шлангов смыть кашу в море.

- Я ему смою! - пообещал Чернышев. - Значит, сколько сможем, Виктор
Сергеич. Я бы хоть сейчас приказал начать околку, да Митя с Алесем
обидятся, им замеры нужно сделать, где и сколько нарастает, да Илья
Михалыч, опять же, предъявит претензию за непроверенную эмаль... как она
называется по-научному, Илья Михалыч?

- Кремний-органический полимер с антикоррозийным подслоем, - с улыбкой
подсказал Баландин.

- Обязательно выучу наизусть, - пообещал Чернышев. - Дальше, разве вам
неинтересно, Виктор Сергеич, как поведет себя пароход при ледовой нагрузке,
скажем, тонн сорок пять? А Никите - все это отобразить на кинопленке? Да и
Паша совсем соскучился и скис без материала для статьи о героях-моряках.

- Могу ответить за себя: очень интересно, - сказал Корсаков. - Тем более
что я ни разу еще не был свидетелем оверкиля. Точное, его участником.

- Вот видите, - обрадованно подхватил Чернышев, - тогда мы и вовсе
единомышленники. Вы верите в шестое чувство, Виктор Сергеич? Между нами, я
верю! Недаром что-то мне подсказывало, что рано или поздно мы полностью
сойдемся во мнениях. Ну, сорок пять - это я, пожалуй, загнул, а сорок - в
самый раз, правда?

- С вами становится трудно разговаривать, - с усилием проговорил Корсаков.
- У нас не застолье, Алексей Архипыч, и вы не тамада.

- Сорок тонн, - стерев с лица ненужную улыбку, жестко сказал Чернышев. - Я
хочу знать, как будет держаться средний рыболовный траулер при ледовой
нагрузке сорок тонн.

ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ
(Продолжение)

Много спустя, когда зароненное Баландиным зерно проросло и я замахнулся на
повесть, мне не раз вспоминалась эта сцена. Теперь, по прошествии времени и
после всего, что случилось, она не кажется столь значительной, но тогда я
сидел не за письменным столом в своей квартире, а раскачивался вместе с
креслом, и глаза мои смотрели не на двор, где за Монахом гнался какой-то
тип с палкой, а на угрюмо волнующееся за иллюминатором море. Одно дело -
быть истолкователем событий, и совсем другое - их участником: совершенно
разные ощущения.

Вспоминаю, тогда меня вдруг пронзила мысль, что капитан Чернышев -
одержимый навязчивой идеей фанатик, и мне на миг стало страшно. Его взгляд
показался мне безумным. Я смотрел на него и думал, что за изменчивым, как
ветер на море, поведением этого человека, нарочито уважительным, а на самом
деле пренебрежительным отношением к спутникам по экспедиции, скрывалась
железная решимость навязать нам свою волю и любой ценой осуществить
задуманную идею. А страшно мне стало потому, что я физически ощутил давящее
превосходство его воли, полную свою неспособность что-либо ей
противопоставить: ну что может сделать попавшая в водопад щепка? Я говорю о
себе, а лучше бы сказать "мы": на лицах моих товарищей читались такие же
мысли.

И хотя нрава голоса я не имел и обязан был оставаться беспристрастным
свидетелем, всей душой я склонялся на сторону Корсакова.

Теперь они не отрываясь смотрели друг на друга.

- Законная любознательность, - сказал Корсаков. - Я бы отнесся к ней с
полным уважением, если бы не одно обстоятельство.

- Какое же? - мрачно спросил Чернышев. Впервые я увидел его без всякого
грима: бескомпромиссный, абсолютно уверенный в себе, с холодным и даже
жестоким взглядом.

- Если бы, удовлетворяя ее, вы рисковали только своей жизнью.

Баландин импульсивно сжал рукой мое колено.

Чернышев изменился в лице - хотя, бьюсь об заклад, он ждал именно этих слов.

- Кто еще так думает? - с оскорбительным вызовом спросил он. И, не
дожидаясь ответа, буркнул: - Впрочем, это не имеет значения: каждый
желающий может покинуть судно.

Кудрейко присвистнул.

- Под зад коленкой?

- Ну зачем так грубо, - поморщился Ерофеев, - нам, может, еще и пообедать
дадут.

Корсаков покачал головой.

- Не в вашей компетенции это предлагать, Алексей Архипович, состав
экспедиции утверждали не вы.

Воцарилась полная тишина. Чернышев напряженно о чем-то думал, кивал
каким-то своим мыслям, а потом с силой ударил ладонью по столу - привычка,
которая меня раздражала.

- Вы правы! - воскликнул он. - Приношу свои извинения - переборщил. Но от
сорока тонн, простите великодушно, не отступлю. Тридцать у нас уже было,
запросто вывернулись, а сорок нужно испытать. Вы же умные люди, поймите,
очень нужно!

- Почему вы настаиваете именно на этой цифре? - оторвавшись от протокола,
спросил Никита.

- А ты записывай, без тебя спросят! - прикрикнул Чернышев. - Потому, что
многие капитаны считают ее критической.

- Ну а вы сами? -- спросил Корсаков.

- Не знаю, у меня сорока тонн еще не было. Но мы докажем - поверьте моей
интуиции, докажем! - что при правильном управлении судном оно сохранит
остойчивость!

- Допустим, вы, - Корсаков сделал ударение на последнем слове, - это
докажете. И что же тогда?

- Тогда, - возбужденно воскликнул Чернышев, - мы победители! Мы будем знать
все! Мы пройдем все стадии обледенения, от слабого до критического, по ходу
дела испытаем различные средства защиты и первыми - первыми! - познаем, как
спасать теряющее остойчивость судно! Черт побери, да как вы не поймете, что
это исключительно важно! Я проведу это на практике, вы дадите теоретическое
обоснование - да нашей работе цены не будет! Сколько судов ушло под воду
только из-за того, что не знали... Эх, - он потряс сжатыми кулаками, - не с
того я с вами начал... В печати, Виктор Сергеич, публиковались отрывочные
данные, а у меня - помнишь, Паша, я тебе заметки давал? - все собрано, я
ведь этой статистикой специально занимаюсь, ну вроде хобби. Хотите, я вам
почитаю докладную министру? Там про все главные случаи, вам будет
интересно, честное слово! А ты, Никита, чаю нам пока что крепкого завари,
брось протокол, я тебе копию записки дам.

Чернышев порывисто встал и вышел из салона.

- Слишком много патетики, - пробормотал Корсаков. - Страсти в научном
эксперименте - вредная штука.

- Позвольте с вами не согласиться, - возразил Баландин. - Я имею в виду не
данный конкретный случай, а общий принцип.

- До споров ли сейчас? - с упреком сказал Корсаков. - Нам нужно держаться
вместе. Как считаете, Митя?

- Насчет патетики? - спросил Ерофеев. - Не знаю, много ее или в самый раз,
но мне понравилось.

- И мне, - признался Кудрейко. - Мы, конечно, не моряки, но...

Послышались торопливые шаги - вошел Чернышев со знакомой мне папкой.

- Вот! - Он сел в кресло, перевел дух. - Про многие случаи вы и без меня
знаете, здесь подробности интересны, подробности! - Он прокашлялся,
развернул папку. - Это - введение, общие слова... начнем отсюда. Никита,
сделай пометку - информация из докладной записки на имя министра,
выдержки...

И Чернышев, усевшись поудобнее, стал читать:

- Прежде чем перейти к практическим предложениям, считаю целесообразным
ознакомить вас с получившими наибольшую известность случаями гибели судов
от обледенения.

Зимой 1902/03 года в Северном море шесть немецких рыболовных траулеров "В.
В. Иоганн", "Балтрут", "Георг", "Уранус", "Ниек" и "Комендант" в жестокой
штормовой обстановке подверглись сильному обледенению, потеряли
остойчивость и погибли вместе с экипажами. Зимой 1931 года в Баренцевом
мори пропали без вести траулеры "Осетр", "Макрель" и "Союзрыба". Есть все
основания предполагать, что они погибли от обледенения и последующего
опрокидывания вверх килем.

О гибели 26 января 1955 года английских рыболовных траулеров "Лорелла" и
"Родериго" имеется более подробная информация. Оба судна были застигнуты
сильным штормом в 90 милях на северо-восток от Исландии. Последние
сообщения с траулера "Лорелла" свидетельствовали о том, что огромные массы
льда, скопившиеся на палубе, надстройках, бортах и такелаже, превратили
судно в сплошной айсберг. Лед облепил стойки антенн до такой степени, что
они стали толще телеграфных столбов. Льдом заполнились спасательные шлюпки,
обледенели шлюпбалки - все спасательные средства, таким образом, оказались
непригодными к использованию. Траулер потерял способность к управлению,
оказался развернутым лагом к волне и перевернулся. Через два часа при таких
же обстоятельствах погиб и "Родериго". Комиссия, расследовавшая
обстоятельства гибели обоих траулеров, пришла к выводу: "Суда перевернулись
и погибли по причине необычайного и непредвиденного совпадения сил:
свирепого шторма, высокой волны и потери остойчивости из-за тяжелого
обледенения верхних устрой