Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
ю. Во время околки льда
два члена экипажа были смыты за борт неожиданно налетевшей волной. Больше
сообщений с траулера не поступало. Есть все основания полагать, что он
потерял остойчивость и опрокинулся.
(Вставка на полях: "Сам по себе выход судна в море представляет известный
риск, а освоение новых районов промысла в осенне-зимний период - повышенный
риск, так как мореплаватели здесь решают задачу со многими неизвестными:
жестокие, еще не изученные условия плавания, особенно для малых судов,
обледенение, с которым пока что непонятно, как бороться, и прочее".)
Наш домашний пример.
У восточного берега Камчатки в районе острова Уташуд находились шесть
средних рыболовных траулеров: (СРТ) "Кавран", "Семипалатинск", "Баранович",
"Алушта", "Карага", "Кит" и рыболовный сейнер "Пильво". Ураган застиг их в
5-7 милях от берега. Ветер работал с материка, развив высокую волну, суда
подверглись очень сильному обмерзанию. Далее привожу по памяти рассказ
капитана "Каврана" Бориса Федоровича Баулина:
"20 февраля шли из Петропавловска в район промысла. В 22 часа ветер от
северо-запада усилился до 11-12 баллов, температура воздуха понизилась до
минус 20 градусов. Изменив курс на 270-280 градусов в берег, поднял команду
на околку льда согласно судовому расписанию. В 14 часов ветер усилился до
ураганной силы. Команда в две смены непрерывно скалывала и выбрасывала лед
за борт. Слой льда на лобовой переборке надстройки достигал около 80
сантиметров, ванты и мачта в верхней части срослись в сплошную глыбу льда.
Брашпиль, носовая тамбучина и траловая дуга представляли ледяную гору.
Судно перестало слушаться руля, развернуло лагом к волне и повалило на
борт. Образовался крен около 60 градусов. Правое крыло мостика уходило в
воду. Положение стало критическим. Дал самый полный аварийный ход, положив
руль лево на борт. При таком крене на палубе находиться было невозможно,
команда ушла в укрытие, судно лежало на борту, не слушаясь руля, тогда
переложил руль право на борт, чтобы развернуться под ветер. Судно стало
набирать скорость и, описав циркуляцию, снова вышло на ветер, крен
выровнялся. Приступили к околке льда. Главная судовая антенна под тяжестью
намерзшего льда оборвалась. В 00 часов ветер начал стихать, в 04 часа
подошли под берег, вошли в молодой лед и произвели околку".
В таком же положении оказались и остальные суда. Даже тогда, когда ураган
получил развитие, они до последней возможности вели борьбу со льдом и
успели войти в укрытие.
(Вставка на полях; "Обратить внимание: все суда были малотоннажные и
низкобортные! Очень важно!")
(Еще одна вставка: "Доказано, что на палубе танкеров лед не намерзает, так
как она непрерывно подвергается обмыву морской водой. На танкерах обмерзают
лишь верхние конструкции, и если с них своевременно скалывать лед, бороться
за остойчивость танкера куда легче".)
Танкеры и сухогрузы, как правило, крупнотоннажные, а средние рыболовные
траулеры маленькие, поэтому именно для них обледенение представляет
наибольшую опасность. А ведь именно они - основной рыбодобывающий флот,
ныне работающий круглый год почти во всех районах Мирового океана.
Еще важный случай.
В январе 1964 года СРТ "Норильск" вел промысел сельди в Беринговом море.
Проходивший над районом глубокий циклон вызвал усиление ветра северных
направлений до 10-11 баллов с понижением температуры воздуха до минус 25
градусов. По рассказам членов экипажа, вырисовывается такая картина:
"После каждого каскада брызг на судовых конструкциях оставалась тонкая
корочка льда, толщина которой увеличивалась на глазах. Судно
перекрашивалось в бело-снежный цвет, быстро обрастало льдом и, наконец,
превратилось в бесформенный айсберг. Около суток экипаж, непрерывно
сменяясь, вел борьбу со льдом. Несмотря на околку, нарастание льда было
настолько интенсивным, что ванты и мачты, брашпиль, вьюшки и тамбучина
превратились в глыбу льда, штормовые портики и шпигаты замерзли, траловая
лебедка сравнялась с надстройкой. Судно начало крениться, и, когда подошел
рефрижератор "Невельской", траулер имел креп за 40 градусов. Команда
"Норильска" обессилела, руки у людей были обморожены и распухли, так что
экипаж не способен был даже завести штормовые концы. Тогда капитан
"Невельского" объявил аврал и направил на "Норильск" своих людей для
швартовки и оказания медицинской помощи обмороженным членам экипажа. (Тут
же замечание на полях: "Далее - чрезвычайно важно!") Для спрямления
траулера закрепили концы за мачты, то есть с помощью лебедок выправили крен.
Перехожу к трагическому дню 19 января 1965 года...
ЧЕРНЫШЕВ ВЗРЫВАЕТ БОМБУ
Всю ночь я метался и в пять утра так врезал ногой по стене, что взвыл от
боли и проснулся окончательно. Снилась мне всякие кошмары: волны высотой с
телебашню, Чернышев, который гонялся за мной с шилом в руке, Маша, которая
почему-то оказалась главным редактором и мужским голосом требовала, чтобы я
отныне приходил на работу в коротком халате, и прочая чертовщина. Все это я
коротко изложил Монаху, выражавшему крайнее недовольство тем, что его
разбудили в такую рань. В знак протеста он демонстративно зевнул и фыркнул,
но стоило мне пойти на кухню, как он тут же превратился в подхалима и на
всякий случай последовал за мной: а вдруг что-нибудь обломится?
Когда пять лет назад мы с Инной полюбовно разделили нажитое имущество, мне
достались пишущая машинка и Монах, которого я подобрал в подъезде слепым
котенком. С тех пор он вырос в дюжего, мохнатого кота, с ног до головы
покрытого боевыми шрамами и обожаемого окрестными кошками, из которых он в
ходе нескончаемых сражений с конкурентами сколотил свой гарем. Уходя в
редакцию, я выпускаю Монаха на промысел, и он целыми днями наводит порядок
в прилегающих дворах, на крышах и чердаках. Найти Монаха - дело несложное,
поскольку его передвижения по местности сопровождаются улюлюканьем и
проклятиями. На счету Монаха множество подвигов, но высшим своим
достижением он считает обольщение сиамской кошки - труднейшее и полное
романтики предприятие, с блеском осуществленное Монахом в кроне векового
дуба, растущего в нашем дворе. Хотя та кошка принесла здоровое, полное
неуемной энергия разноцветное потомство, ее хозяйка, соседка из квартиры
напротив, при каждой встрече желает Монаху скорой кончины под колесами
грузовика и похорон на свалке. Монах, однако, игнорирует намеки, ставящие
под сомнение его доброе имя, и отличнейшим образом здравствует: пылкий в
любви, он чрезвычайно осмотрителен в обыденной жизни и счастливо избегает
опасностей, на каждом шагу подкарауливающих беззащитное домашнее животное.
Пока я готовил кофе, Монах расправлялся с рыбешкой и слушал мои соображения
по поводу сна. В дневное время я обычно советуюсь с Гришей Саутиным, ночью
же мой главный собеседник - Монах; с ним я обсуждаю наиболее щекотливые
вопросы, и, должен заметить: еще ни разу он не дал мне плохого совета.
У меня вдруг возникло ощущение, что сегодня со мной произойдет нечто очень
важное. Психоанализом я никогда всерьез не занимался - так, скользил по
верхушкам, но к сему таинственному предмету отношусь со свойственным
дилетанту суеверным уважением. В данном случае, однако, установить
причинную связь было несложно. Первое звено - общение с Чернышевым, второе
- чтение его записок, разволновавших меня не только описанием морских
катастроф, но и тем, что некоторых ребят с опрокинувшихся судов я знал и
теперь был потрясен обстоятельствами их гибели; третье - через несколько
часов начнется совещание в управлении рыболовства.
Не буду врать про внутренние голоса и тому подобную мистику, но после чашки
кофе я уже был совершенно уверен, что эти три звена составляют одну цепь и
каким-то образом я буду к ней прикован. Я еще представления не имел, как
будут дальше развиваться события, но доподлинно знал, что меня ждет что-то
из ряда вон выходящее и что без Чернышева здесь не обойдется. А между тем в
его заметках не было ни слова об экспедиции! Раньше говорили -
предчувствие, теперь - подсознание, но суть от этого не меняется: нечто
скрыто в нашей психике такое, что разумом объяснить невозможно и что
когда-то приводило на костер несчастных ясновидцев и колдунов.
Впрочем, кое-какую пищу моим предчувствиям подбросил старик Ермишин.
Вечером, когда я докладывал ему о встрече с Чернышевым, он посмеялся и,
довольный, промычал в трубку: "Погоди, завтра на совещании еще не то
будет!" А на мои расспросы Андреевич туманно ответил: "Ты пойди, пойди
туда, не на двести, а на все пятьсот строк материалу наскребешь".
Я вообще не люблю ходить на совещания, так как убедился в том, что обычно
все самое важное решается наверху, но сегодня смотрел на часы с нетерпением
влюбленного студента. Я так суетился, что в конце концов вызвал у Монаха
законное подозрение.
- Что-то у тебя глаза блестят... Всю ночь лягался и сбрасывал меня на пол,
галстук новый надел. Уж не для Марии ли Чернышевой?
- Вот еще, - возмутился я. - Тоже мне Софи Лорен.
Мой ответ Монаха не удовлетворил.
- Представляю, как она вчера перед тобой вертелась, - мяукнул он. - Учти,
про ее гастроли весь город знает.
- Брехня, - я деланно зевнул. - Бабьи наговоры.
- И брюки нагладил, - с растущим подозрением установил Монах.
- Уши вымыл, - добавил я. - Нужен я ей очень...
- А она тебе? - ехидно закинул удочку Монах. - Знаем мы вашего брата,
свободного охотника, сами на стороне пробавляемся.
- Пошел вон, негодяй, - душевно сказал я. - Распутник, ворюга, а еще с
критикой лезет.
Обиженный Монах ушел не простившись. Полюбовавшись из окна свалкой, которую
он затеял на задворках рыбного магазина, я спустился, кое-как завел
"Запорожец" и вошел в конференц-зал управления за четверть часа до начала
совещания. Туда уже загодя пришло много народу: верный признак того, что
совещание обещает быть интересным.
- И пресса здесь? - приветствовал меня Чупиков. - Какими судьбами? Ага,
Чернышев пригласил, ясно... Значит, будет выступать, рвется в газету!
- Давать материал о себе он отказался, - возразил я.
- Вы, извините, наивны, ведь это тоже реклама: вот, мол, какой я скромный!
Он и рассчитывает, что вы напишете: "О себе Чернышев говорить не любит, но
охотно рассказывает о таких отличившихся на промысле людях, как старпом
Лыков, тралмастер Птаха, матрос Воротилин..."
- Именно эти фамилии он и назвал, - признался я.
- Еще бы, - торжествовал Чупиков, - опора, личная гвардия! Держу пари, что
он был с вами исключительно вежлив и предупредителен.
- Пари проиграете.
- Неужели нахамил? - У Чупикова радостно блеснули глаза.
- Ну не то что нахамил, а так... Но это не имеет значения, человек он
все-таки незаурядный.
- Очень может быть, - сухо проговорил Чупиков, сразу теряя ко мне интерес.
- Желаю успеха.
И отвернулся. Чего требовать от человека, у которого из-под венца увели
невесту!
Кивнув, прохромал мимо Чернышев, тонкие губы, искривились в усмешке - это
он раскланивался с Астаховым; многие поздравляли его с победой в
соревновании, и Чернышев благодарил все с той же довольно неприятной
усмешкой, ставящей под сомнение искренность поздравителей. Ему бы шляпу с
пером и шпагу - Мефистофель! Появился и Ермишин, которого капитаны
приветствовали с подчеркнутой почтительностью, старика здесь любили. Я
помахал ему рукой, и он сел рядом.
- Старею, - отдуваясь, проговорил он. - На третий этаж без лифта поднялся -
чуть главный двигатель не пошел вразнос.
- Курить надо бросать.
- Э, я свою плантацию давно выкурил, - вздохнул Ермишин, - пустую трубку
посасываю. Блокнотом запасся?
Я с заговорщическим видом приоткрыл портфель, где лежал магнитофон.
- С пятого ряда? - усомнился Ермишин. - Не возьмет.
- Микрофон мощный, шепот из-за дверей улавливает.
- Постой, так ты и меня записывал? - спохватился Ермишин. - Все словечки?
- Словечки размагничу, - пообещал я. - Не бескорыстно, конечно, за вечер
воспоминаний.
- Ах ты, сукин сын... Ладно, помолчим.
Председательствующий постучал по графину, совещание началось.
А примерно через два часа Чернышев обвинил в трусости двадцать девять
капитанов.
Вообще-то такое слово произнесено не было, но оно угадалось и вызвало
всеобщее возмущение.
Но сначала выступали другие. Гибель четырех траулеров была еще свежа в
памяти, и капитаны, сменяя друг друга на трибуне, высказывали самую
серьезную тревогу и сомнения: не слишком ли велика опасность обледенения
для низкобортных сейнеров и СРТ в открытом море? Капитаны были опытные, а
иные знаменитые, познавшие славу, их мнение много значило - и почти все они
говорили о том, что осваивать новые районы лова в штормовые зимние месяцы
дело хотя и на редкость перспективное, но чреватое опасными последствиями.
Обледенение судов вдруг предстало коварнейшим врагом, в повадках которого
еще следовало разобраться. И когда Сухотин, один из самых заслуженных
капиталов, прямо предложил на зимний промысел посылать лишь большие
морозильные траулеры, зал притих: что скажет начальство?
Ситуация была щекотливая: ведь все прекрасно понимали, что именно сейнеры и
СРТ "делают план", дают основную часть добычи рыбы; понимали, что снять,
резко уменьшить план добычи - дело чрезвычайное и вряд ли министерство на
это пойдет, но ведь и опасность обледенения - дело чрезвычайное. Словом,
все притихли - предложение прозвучало, и на него следовало дать ответ.
Вот тогда-то Чернышев и взорвал свою бомбу.
Когда он попросил слова, зал оживился: на собраниях любят ораторов с
"изюминкой", а этого добра у Чернышева, как я уже успел понять, было
навалом. "Включай свою механику. - Ермишин толкнул меня локтем в бок. -
Валяй, Алексей!"
Чернышев пошел к трибуне, взгромоздился на нее и дружелюбно рявкнул:
- Что, здорово перепугались, ребята?
Далее выступление Чернышева и реплики привожу по расшифрованной
магнитофонной записи.
Возгласы: "Выбирай слова! ", "Внимание, весь вечер на ковре Чернышев!",
"Тише!"
ЧЕРНЫШЕВ. Хорошо, слова буду выбирать тщательнейшим образом, чтобы, упаси
бог, никого не обидеть - ни одного из присутствующих здесь паникеров. (Гул
в зале.) Так вот, зная большинство из вас добрых двадцать лет, я был
поражен, услышав такую баранью чушь!
Снова гул в зале. Председательствующий стучит по графину: "Товарищ
Чернышев, держите себя в рамках!"
ЧЕРНЫШЕВ. Слушаю и повинуюсь! (Отвешивает председательствующему низкий и
совершенно неуместный поклон, что вызывает в зале смешки.) Итак, что мы
имеем? Мы имеем, товарищи, замешательство, переходящее в панику. Да, мы
начали осваивать новые районы лова зимой и потеряли хороших ребят - вечная
им слава и память. Не буду повторять того, что вы по этому поводу говорили,
- у самого душа болит. Скажу только, что главная причина гибели траулеров -
беспечность, с какой мы до сих пор относились к обледенению. Привыкли зимой
ловить у берегов, чуть что - в бухту, вот и укрепилось в сознании:
"Подумаешь, не видали мы льда, шапками собьем!" А вышли на скорлупках в
зимнее море, столкнулись с настоящим, а не игрушечным обледенением и вместо
того, чтобы спокойно разобраться, в панике закричали: "Прекратить! Назад, к
берегу, где наши предки ловили! Пусть на промысел выходят дяди на больших
кораблях!"
Возглас: "Ты не обзывай, ты конкретно!"
ЧЕРНЫШЕВ. Конкретно говорю о тебе, Сухотин, предложение твое. Ты знаешь,
как я тебя люблю и уважаю...
Возглас Сухотина: "Расскажи своей бабушке!"
ЧЕРНЫШЕВ, Обязательно, непременно навещу в раю старушку, как только
высвобожу свободную минутку. Знаю, сам видел, как ты чуть не перевернулся в
то утро, а почему? А потому, что опомнился и стал окалываться, когда оброс
льдом, как бродяга пушниной! Кто тебе мешал начать избавляться ото льда на
несколько часов раньше? И ты, Полушкин, очень умно возвестил с трибуны: "В
условиях интенсивного обледенения средний рыболовный траулер особенно
быстро теряет остойчивость". Правильно, если капитан этого СРТ - баран. Не
вскакивай, я не тебя имею в виду, это я иносказательно и с любовью. Да, ты
чудом остался на плаву, а опять же почему? А потому, что пожалел механиков,
отец родной, и своевременно не набрал забортной воды в опустевшие топливные
танки. Еще бы, танки потом сутки чистить надо, разве можно перегружать
мотористов работой? И ты, Хомутинников, зря на стихию сваливаешь: ураган
ураганом, а почему не убрал с кормы трал и сотню бочек? Вот и обледенел,
как сукин сын, зарос льдом с головы до пяток.
Возглас Полушкина: "Ты о себе скажи!"
ЧЕРНЫШЕВ. Поставь, ящик пива - хоть всю ночь буду про себя рассказывать.
Ладно, без шуток. Как только получил штормовое предупреждение, снял
заглушки штормовых портиков и деревянные щиты зашивки фальшборта, орудия
лова и груз убрал в трюм. Подготовил инструмент для околки льда, трюма
задраил по-походному. Когда началось обледенение, команда работала
непрерывно, сменяясь каждые два часа. Окалывали лед прежде всего с вант,
мачт, надстроек и тамбучины. Благодаря открытым шторм-портикам вода
свободно сходила за борт, очищая палубу от ледяной каши и обломков, льда с
вертикальных конструкций. Ну и конечно, запрессовал все днищевые танки,
топливные и водяные, забортной водой, что уменьшило опасность потери
остойчивости. Так и выбрался... А вообще, если честно, за свою моряцкую
жизнь такого ледяного шторма не видывал... Но не будем все валить на
стихию, товарищи. Мы сто раз заседали, одурели от разборов - кто как себя
вел, а посему закругляюсь... Или нет, можно еще пять минут? Вот ты,
Сухотин, хорошо сказал, я даже записал за тобой: "Главная причина
трагических событий - одновременное действие неотвратимых сил: ураганный
ветер и чрезмерное волнение, низкие температуры воздуха и воды, снегопад,
парение моря и, как результат, сильнейшее обледенение". Ничего не наврал?
Но послушайте, что сказал другой человек, который понимал в нашем деле
получше нас с вами, - академик Алексей Николаевич Крылов.
Возглас: "То теория, ближе к делу!"
ЧЕРНЫШЕВ. Ближе, товарищи, некуда, я эти слова наизусть выучил и вам
советую! Цитирую по памяти: "Часто истинная причина аварии лежит не в
действии непреодолимых и непредвиденных сил природы, не в неизбежных
случайностях на море, а в непонимании основных свойств и качеств корабля,
несоблюдении правил службы и самых простых мер предосторожности,
непонимании опасности, в которую корабль ставится, в небрежности,
неосторожности, отсутствии предосторожности". Вот так. Из этой
замечательной мысли следует, что мы не смогли оценить всей сложности
обстановки, недостаточно знали о возможностях своих судов, о мерах, которые
необходимо принять для предотвращения аварийного состояния, - и поэтому
попали в обледенение, борьба с которым намного превышала физические
возможности экипажей судов. Констатирую факт: чего мы не знаем, того и
боимся, как первобытные дикари, к примеру, боялись грома. С обледенением
шутки плохи, но его можно и должно изучить, чтобы научиться его избегать
или, ежели влипнешь, знать, как с ним бороться. Необходимо к этому делу
подключить науку, организовать экспедицию и на судне типа СРТ сознательно
пойти на обледенение...
Возглас: "К медведю в берлогу? Вот сам и пошел бы!"
ЧЕРНЫШЕВ. Считай, Григоркин, что поймал на слове, поручат - пойду. Без
такой экспедиции не обойтись, иначе будем сослепу тыкаться носом в стенку и
на горьком опыте набираться ума. Я читал, что ученые в своих лабораториях
моделируют обледенение на макетах в бассейне, но нам с вами не в бассейн, а
в открытое море выходить за рыбой. Экспедицию я мыслю так: нужно
переоборудовать СРТ, пригласить ученых, экипаж набрать из одних только
добровольцев и выйти в зону интенсивного обледенения, скажем, в
северо-западную часть Японского моря, где наблюдается самая высокая
повторяемость опасного обледенения. Главное - понять, сколько льда может
набрать корабль, каков предел его остойчивости, как маневрировать в
условиях сильного обледенения и где она, критическая точка, за которой -
ове