ошел в
разнос". При разрыве осколками пробило топливные баки..."

Семенов по старой привычке почесал ручкой подбородок и едва не проткнул
громадный волдырь. Саша обрызгал ему лицо специальным аэрозолем, но боль не
унималась, в глазах резало, и Семенов запоздало пожалел, что не послушал
Кирюшкина и не положил на обожженные места разваренный чай. Ладно, грех
ныть, Филатов - тот обжег руку чуть не до костей. И вообще все могло быть
еще хуже, спасибо, что глаза видят (это самое главное), ноги ходят и руки
послушны, промедли он тогда у дизельной секунд десять - и еще неизвестно,
кто писал бы эту объяснительную. Все-таки жив, голова работает, глаза...

Самоутешение, однако, было надуманным, явно вымученным, и Семенов с той же
тяжестью на душе вновь взялся за ручку. Из института уже прибыли три
грозные радиограммы, и в каждой: "... немедленно... незамедлительно...
безотлагательно", - подробностей требуют. Нет уж, с подробностями
торопиться нельзя, везде есть такие любознательные голубчики, что ухватятся
за недостаточно продуманное слово и будут жилы тянуть, пока самим не
надоест. И ребят под удар поставишь и себя под монастырь подведешь. "Надо
было предусмотреть! Начальник должен предвидеть!.." Попробуй, предусмотри,
в каком месте лед лопнет. На метр, на один только метр разошлась трещина -
и тут же заторосилась, нет ее! А дело свое поганое сделала...

Страшная штука - огонь, ничего другого так не опасался Семенов в своей
полярной жизни. Лучший друг человека и его злейший враг - огонь... На
Востоке, когда морозы переваливали за восемьдесят, снился ему один и тот же
навязчивый сон - брошенный тлеющий окурок; просыпался тогда в холодном
поту, вставал и обходил помещение. На любой другой станции сгорит домик -
перейдешь в другой, на любой станции, кроме Востока, там пожар - верная
гибель. Саша и Андрей пошушукались, спелись и нашли для свихнувшегося
начальника лекарство: ночным дежурным по станции назначать некурящего.
Наверное, и в самом деле заглянули в темную дыру подсознания - кончились те
сны...

Семенов встал, заглянул в зеркало - на него смотрел незнакомый ему человек
с перекошенным, в волдырях, лицом, которое отнюдь не украшали обгоревшие
ресницы и брови. Хорош! Родная мать не признает... Сочинять объяснительную
записку решительно не хотелось - подождут, ничего не случится, столь
ответственные вещи нужно делать на свежую голову. О, том, чтобы лечь в
постель, он и думать боялся: коснешься лицом подушки - от боли до потолка
взовьешься. Решил попытаться заснуть в кресле, которое Белов подарил,
уселся поглубже, к мягкой его спинке осторожно прислонил затылок и прикрыл
глаза.

Льдина горела.

Сначала вспыхнула дизельная. Промасленная и просоляренная, она пылала
весело и страшно изогнувшимся под ветром факелом. И в первое мгновение
Семенов никак не мог понять, то ли трещат ее стены, то ли это треск
лопающегося льда. Но времени размышлять у него не было, так как на данную
секунду главной опасностью были бочки, одни с соляром, другие с бензином,
составленные у правой стены дизельной. Не раздумывая, он шагнул в озерко и
по бедра в ледяной воде бросился туда.

- Берегись!

Откуда-то возникший Филатов откатил от стены бочку, она плюхнулась в воду.
Задыхаясь от едкого дыма, Семенов выбрался наверх.

- Какие с бензином?!

- Берегись! - в исступлении орал Филатов, выдергивая из штабеля бочку.

Филатов, конечно, был прав: некогда разбираться, какие с бензином. Теперь
они вместе орудовали у стены, в четыре руки выдергивали бочки и катили их в
воду. Едкий дым застилал, ел глаза, но боковым зрением Семенов видел, как
Бармин и Дугин, стоя в озерке, подтаскивали бочки, а другие откатывали их
подальше.

- Эта с бензином!

Пламя лизнуло Семенову лицо, он отпрянул в сторону.

- Николаич! - услышал он плачущий голос Филатова. - Примерзла!

Отвернув лицо от огня, он подобрался к Филатову, и они вместе пытались
вырвать бочку, которую уже хватало пробившимся из стены огнем. "Назад!" -
чей-то неистовый крик. Бочка не поддавалась, в дизельной что-то рухнуло,
стена пропустила сноп искр, и тут Семенов понял - не мозгом, а потрохами,
кожей понял, что время вышло. Он ухватил Филатова за шиворот и поволок в
воду. Филатов вырывался, сыпал ругательствами, но обоих уже подхватили люде
и силой потащили за собой.

Мощный взрыв взметнул в небо гору черного пламени, и оно, подхваченное и
разорванное на куски ветром, пошло гулять по Льдине, образуя ручьи,
островки огня.

Льдина горела. Соляр, который призван дать станции тепло, энергию и жизнь,
обрекал ее на гибель. Он залил, пропитал поверхность Льдины и широкой
полосой огня стекал в озерко, снежницы, промоины и лунки. Горел лед, пылала
вода, ветер швырял в лица людей черные хлопья сажи.

Семенов болезненно поморщился, встал и прошелся по комнате. Глаза
слезились, резь не утихала, и он хотел было позвонить Бармину, но раздумал:
Саше, наверное, хватает забот с Филатовым. Спасибо, Саша, не потерял
голову, спас бензиновые движки...

Семенов достал из аптечки марлевые тампоны, смочил их в чайной заварке и
осторожно приложил к глазам. Вроде немного легче. Лицо - черт с ним, не в
кино сниматься, глаза бы не повредило.

Можно ли было предотвратить тот роковой взрыв? Семенов еще раз подумал,
тщательно проанализировал все обстоятельства и пришел к выводу: да, можно,
если бы не та примерзшая бочка. От жары она лопнула, бензин взорвался и
создал столь высокую температуру, что полопались и емкости с соляром. Будь
под рукой лом или кирка... Вдруг Семенов понял, что его тогда толкнуло
хватать Филатова и бежать без оглядки: раскаленный бок той самой бочки,
раскаленный настолько, что вспыхнула промасленная Венина рукавица...

А в объяснении напишешь это? Недоверчиво улыбнутся, у страха глаза велики -
скажут... Ну, такое обвинение вряд ли кто бросит, а что про себя подумают?

Несмотря на терзавшую его боль и мрачные мысли, Семенов улыбнулся:
вспомнил, как на одной станции первачок разжигал непослушный газовый камин,
плеснул в него бензин и в полминуты сгорела жилая палатка с раскладушками и
личными вещами. Первачок был совсем зеленый, ребята его пожалели и
попросили то дело замять. И акт был написан такой: пожар - дело рук
медведя, следы которого в изобилии петляли вокруг палатки. Видимо, медведь
хотел в палатку заглянуть, дернул за меховой полог и опрокинул камин.
Поверили тому акту или не поверили - другой вопрос, но первачок был спасен
и в последствии очень неплохо отработал свой грех - Саша Бармин...

Основная часть бочек с топливом находилась в отдаленном месте, и теперь,
когда дизельная взорвалась, главных опасностей оказалось две.

Ветер нес, швырял в сторону кают-компании жар и пылающие осколки, и
половину людей Семенов оставил здесь с наказом поливать стены водой и из
огнетушителей. А остальных повел к сугробу, куда стекал ручей горящего
соляра. В сугробе, накрытом брезентом, находились баллоны с кислородом,
ацетиленом и пропаном, и, если они взорвутся. Льдина взлетит на воздух, как
корабль, в пороховой погреб которого попал снаряд.

Сначала выстроили цепочку с ведрами и пытались сбить пламя водой - куда
там, будто не воду, а масло в костер подливаешь! Тогда Семенов сорвал
брезент и швырнул его на подступавший огонь, который стал задыхаться и дал
людям выигрыш во времени. Баллоны весили килограммов под девяносто, но их
отбрасывали словно спички: опасность была слишком очевидной, и силы людей
удесятерились. А огонь подмял под себя брезент и побежал следом, настигал и
лизал языком стальные тела баллонов, и люди хватали их, оттаскивали еще на
метры и сантиметры, - и так до тех пор, пока огонь не остался без пищи.

Тогда Семенов оглянулся и увидел, что Кирюшкин со своей группой отстоял
кают-компанию, издыхающий огонь ничего не мог поделать с мокрыми стенами.
Но один огненный ручей подполз и принялся за аварийный склад у тороса, а
другой украдкой подбирался к волокуше, на которой стояли два запасных
движка. Семенов - бегом туда, но Бармин намного его опередил, впрягся в
волокушу и, как трактор, увел от огня бесценные движки.

И в ту же секунду в аварийном складе взорвались три канистры с бензином.
Вспыхнул трехметровый торос, и горящая многотонная глыба голубого льда
словцо увенчала столкновение противоположных стихий - огня и воды...

Все это продолжалось от силы минут пятнадцать, прикинул Семенов. А точнее
можно спросить у Кости Томилина, он знает, сколько длилась та пленка. К
обеду, как раз перед тем, как дизельная запылала, он принес в кают-компанию
транзисторный магнитофон, запустил на полную мощность любимые всеми записи
Аркадия Райкина, и весь пожар прошел под раскаты хохота. А Костя никак не
мог прекратить это кощунство, потому что таскал бочки и баллоны. А когда
отгремел последний раскат, огонь обессилел и над станцией воцарилась тишина.

Соляр прогорел, ветер стих, и яркое летнее солнце осветило Льдину. Майна,
образовавшаяся на том месте, где стояла дизельная, еще дымилась, снег под
ногами почернел от копоти; оранжевая змея кабеля, тянувшаяся от бывшей
дизельной, щетинилась лопнувшими жилами, повсюду валялись бесформенные
осколки, пустые ведра и беспорядочно разбросанные баллоны, бочки.

Первым делом Семенов установил наличие людей: все живы. Травмированных было
много, но больше по пустякам: Дугин вывихнул палец. Осокину прожгло щеку,
Груздеву, который выбежал на пожар без шапки, подпалило шевелюру, слегка
пострадали от огня Томилин и Рахманов. Некоторые работали в воде, другие в
суматохе проваливались в снежницы - тем Семенов велел немедленно
переодеться и выпить спирту.

Больше всех досталось Филатову. Пока горело, никто не обращал внимания на
его руку, а кончился пожар - ахнули: кроваво-черная пятерня без кожи...

Вновь, в который раз за три зимовки, Филатов не давал Семенову покоя.
Плюс-минус, актив-пассив... не послужной список у этого парня, а путаная
бухгалтерская ведомость! То: "Кому это надо, кто нам за это спасибо
скажет?", то - с головой в огонь.

Поняв, что заснуть ему не удастся, Семенов оделся и пошел в медпункт.
Филатов лежал на нарах, лицо его резко осунулось, а рука, на которую
Семенов старался не смотреть, лежала поверх белой простыни. Рядом сидел
Томилин, а Бармин хлопотал над чаем.

- Чай, кофе, Николаич?

- Давай кофе. Что на радиостанции. Костя?

- Нормально. Личных радиограмм две штуки за вахту, Веню, - он кивнул на
Филатова, - с рождением поздравляют.

- В субботу за ужином всей станцией чествовать будем, - уловив
многозначительный взгляд Томилина, сказал Семенов.

- Учитывая обстоятельства... - начал Томилин и продолжил морзянкой -
согнутым пальцем по столу.

- Вымогатель, - засмеялся Семенов, - Саша, нам по двадцать пять, Вене
пятьдесят... Твое здоровье, Веня.

- Спасибо. - Филатов чуть улыбнулся. - Вот док грозится через две недели на
работу выгнать. Не брешешь?

- Через две недели? - возмутился Бармин. - От силы десять дней, симулянт
несчастный!

- Вот видите, - обрадовался Филатов. - Брехун, конечно, а все равно
приятно. "Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман", - как
сочинил один умный человек. Вы-то как, Сергей Николаич?

- На конкурс красоты не собираюсь, а в больничном доктор отказал.

- Не поволоки вы меня тогда, - сказал Филатов, - некого было бы с рождением
поздравлять.

- Сочтемся славою, Веня.

- Моя вахта была.

- В том, что мачта упала, твоей вины нет.

- На кого ж собак будут вешать?

- Как положено, на начальника.

- Это несправедливо.

- Не беспокойся, шея у меня тренированная, выдержит... Очень болит?

- Откричался, терпеть можно... - Филатов заговорщически переглянулся с
Барминым и Томилиным, приподнялся на локте и вдруг горячо выпалил: - Сергей
Николаич, давайте простим Осокина, а?

От неожиданности Семенов дернул себя за подбородок и вскрикнул от боли.

- Проклятье!.. Договорились вы, что ли?

- Нет, Сергей Николаич, вы послушайте, - страстно продолжал Филатов, - мы
не договаривались, только одно дело Осокину по морде врезать, а другое -
ребенку... Как палачи... Пусть у меня рука отсохнет - не могу!

- Температуру мерил, Саша? - Семенов с тревогой посмотрел на пылающее лицо
Филатова.

- Тридцать восемь, - кивнул Бармин. - Но не в этом дело, Николаич. Костя,
просвети начальника.

Семенов стал читать протянутый Томилиным листок: "Осокину Виктору
Алексеевичу. Дорогой папа у нас большая радость про тебя очерк районной
газете знатный земляк с фотографией нас все поздравляют мы с мамой очень
тебя любим гордимся - твоя Наташа".

- Такие дела, Николаич, - озадаченно проговорил Бармин.

Семенов молча закурил.

- Серге-ей Николаич, - совсем по-детски протянул Филатов, - девчонка-то в
чем виновата? Ей-то за что?

- Дядя Вася у него вчера был, - вставил Томилин. - Говорит, что...

- Знаю, - с досадой сказал Семенов. Взял радиограмму, вновь прочитал. -
Неплохого адвоката он заполучил, сукин сын... Ты-то как считаешь, Саша?

- Насчет ребенка Веня прав. Представь себе, возвратится с клеймом... Я бы
на его месте лучше с головой в воду. Надо прощать.

- Сегодня он себя не жалел, в пекло лез, - добавил Филатов. - Костя с ним
был, спросите у него.

- Патетики многовато, - проворчал Семенов. - С головой в воду... пекло...
Но положеньице в самом деле щекотливое. Да-а, неплохого адвоката заполучил!
Ладно, с бойкотом кончаем, но всех предупредить, чтобы никаких слюнявых
сцен всепрощения не было. Добрячки! Просто ничего не произошло - забыли, и
точка. Ну, спать пора?

Бармин снял со спиртовки стерилизатор, подмигнул Филатову.

- Сейчас мы тебе кой-куда кой-чего вкатим, и тебе приснится Наденька на
сочинском пляже.

- Нужна она мне, - проворковал Филатов. - Ты мне лучше клешню вылечи.

После укола Филатов задремал, и Семенов ушел успокоенный.

Поднялся небольшой ветерок, тянуло гарью и чем-то паленым - долгий,
неистребимый запах пожарища. Под наскоро сколоченным навесом тарахтели
движки, их энергии, подсчитал Семенов, хватит на работу радиостанции,
аэрологию и медпункт; гидрологическую лебедку придется вертеть вручную, а
кое-какие научные работы временно приостановить. Ничего, главное - люди
живы и корабль на плаву остался... До чего же молодец Валя, старый
ретроград Валя Горемыкин - отказался от электропечи, потребовал обеспечить
камбуз баллонами с пропаном. "Газовая плита мне сподручнее", - стоял на
своем Валя, за что большое ему спасибо: камбузу простой не угрожает.

У движков дежурил Дугин.

- Палец как? - спросил Семенов.

- Док вправил, нормально, - ответил Дугин. - Ну, ты хорош, скажу тебе...
Детей по ночам пугать!

- Сбегай в кают-компанию, погрейся, я пока подежурю.

- Не надо, мне Валя термос кофе притащил... Что там, в медпункте, весело?

Семенов рассказал.

- Правильно, Николаич, кончай бойкот, - согласился Дугин. - Витька Осокин,
конечно, не подарок, но от Вени кто хошь озвереет... Да, я в твоем доме
аккумулятор с лампочкой приспособил для работы.

-- Вот спасибо!

- А завтра будем с дядей Васей ветряк ставить, пусть ветер на нас
поработает. Мне там радиограмм не было?

- Пишут, - с теплотой сказал Семенов, - наконец-то и тебя, старого
холостяка, жизнь расшевелила. На свадьбу - не забудешь?

- Вопрос! - Дугин ухмыльнулся. - А летом на рыбалку, в гаранинские тайные
местечки махнем, да?

- Заметано, Женя, готовь снасти. Ну, друг, не скучай.

На метеоплощадке Семенов осмотрел термометры и с удовлетворением отметил,
что температура воздуха этой ночью понизилась до минус десяти. В самом
деле, промоины и лунки покрылись ледяной коркой, подмораживает всерьез. Что
ж, август в центре Арктического бассейна - уже не лето, хотя еще и не
осень. Вот пройдет неделя-другая, и можно будет приступать к сооружению
новой взлетно-посадочной полосы.

Семенов еще постоял на свежем воздухе, подумал о том, какая хорошая жизнь
наступит, когда начнутся полеты и станция вновь заработает на полную
мощность, и пошел к себе. Хочешь не хочешь, можешь не можешь, а надо хоть
немного поспать.

А у Филатова сегодня бенефис, подумал он, смыкая глаза, его день. Лез в
самый огонь, до конца пожара на руку не жаловался, да и сейчас держится
достойно...

И тут же с непонятным, смутным чувством поймал себя на том, что ему было бы
приятнее, если бы этот день был днем не Филатова, а Дугина.

СВЕШНИКОВ

Свешников прилетел на станцию первым бортом. Огромный,
радостно-взволнованный, он спустился на лед и, пожимая руки обступившим его
людям, весело прогремел:

- Сам себе не верю - вырвался! Позавчера были три заседания, на завтра
назначен ученый совет, послезавтра съемки для телевидения, а меня и след
простыл. Сбежал, как мальчишка!

И, неожиданно распустив "молнию" на каэшке Бармина, погрозил ему пальцем.

- Вот кто стащил мой кожаный костюм! Сам отобрал его на складе, велел
беречь - где еще на мой рост достанешь? Сергей, влепи своему доктору
строгача за похищение спецодежды директора института!.. Привет тебе, дядя
Вася, вот и довелось встретиться. Дошло до меня, что сундучок-то свой
прихватил, а Машу забыл?

- Вот это сюрприз!

С восторженным лаем Кореш и Махно совершали немыслимые прыжки вокруг
царственно невозмутимой лайки.

- Разве так представляются даме? - под общий смех пожурил Крутилин. - К
ручке прикладывайтесь, чурбаны неотесанные, ножкой шаркайте! Лапша, поучи
их этикету!

Приветливо зарычав, Лапша величественной трусцой отправилась изучать
лагерь, а за ней почетным эскортом засеменили Кореш и Махно.

- Диспетчер аэропорта Сорокин на две недели одолжил, - пояснил Крутилин. -
Под честное слово, что привезем обратно, и за арендную плату: десяток
фирменных конвертов с печатями и подписями зимовочного состава.

- Кореш и Махно тоже распишутся!

- Да они Сорокину за Лапшу все свои коллекции отдадут!

- Выгружайте дизель поосторожнее, нового не дам, - предупредил Свешников и
поискал глазами. - Новостей вам привез!.. Груздев, с тебя причитается, вот
уже с неделю ты кандидат наук, утвердили. Сергей, письма и газеты у
штурмана, а в этом чемодане посылка от Веры. Филатов, как рука?

- Забыл, какая болела, Петр Григорьич!

- Не втирай очки, месяц провалялся, директор все знает. Ну, пошли, Сергей,
покажи свои владения.

- Григорьич, - с упреком сказал Белов. - Дай друга помять!

Семенов и Белов обнялись.

- Изобрази мыслителя. - Белов снял фотоаппарат. - Вера прослышала про твои
ожоги, велела зафиксировать.

- В таком виде? - запротестовал Семенов, поглаживая багровые шрамы на лице.
- Отвезешь прошлогоднюю. Или, еще лучше, нашу свадебную!

- Нет уж, такой кадр я не упущу. - Белов быстро щелкнул затвором. - Ящиком
коньяка не выкупишь!

Свешников засмеялся.

- Этот шантажист снял меня, когда я приложился к ручке одной престарелой
ученой дамы...

- ... двадцати пяти лет, - с усмешкой уточнил Белов. - За тот кадр будешь
поить меня до конца жизни! Ну, идите, а то у меня самолет растащат.

- Сначала на радиостанцию, - на ходу, делая большие шаги, сказал Свешников.
- Отобью весточку домой и дам ЦУ в институт, чтобы знали: начальство не
спит и все видит. Смотри, Сергей, антенны в изморози, того и гляди
грохнутся под ее тяжестью.

- Каждый день сбиваем, Петр Григорьич.

- Твой район я несколько раз облетел, наметили с Колей запасные площадки,
карта у него, - шагая, вдоль торосов, говорил Свешников. - Льдину ты в
общем выбрал правильно. Вон молодые льды вокруг поломало, а твою
многолетнюю только пощипало по краям да в двух местах чуточку развело. Но
не зазнавайся, настоящей встряски она еще не испытала, зимние циклоны
впереди. Зимой тебе помочь будет некому, сбросим на Новый год елку с
пожеланиями - и будь здоров. Прожектор - круглые сутки, заготовь побольше
мостков, клиперботы наготове держи, аварийные запасы рассредоточь. -
Свешников покосился на Семенова. - Не морщи нос, сам знаю, что знаешь...
Нет, не могу пройти мимо гидрологии, давай навестим Ковалева.

Свешников нагнулся и с трудом протис