тон ему потребовал я, -- проваливаться
недалеко от лагеря. Я, знаете ли, не марафонец, чтобы такие кроссы бегать.
     Лев  Валерьянович пытался  было отстоять свое право  окунаться  в любую
трещину вне зависимости от ее  отдаленности, но я не отступил ни на  шаг. Мы
скрепили   договор  рукопожатием,  доложились  дежурному  и  отправились  на
разводье.
     Мне  нравилось  ходить с Булатовым, беседовать с  ним, хотя поначалу он
был для меня  загадкой. Уж слишком новый начальник  не .соответствовал моему
представлению  о  полярниках.  Особенно  его улыбка -- удивительно  мягкая и
застенчивая. Улыбаясь, он смущался  и чуть прикрывал  рот  рукой  --  верный
признак доброты характера. Мне казалось, что человеку с такой улыбкой трудно
быть начальником, ибо  власть всегда предполагаетнесправедливость --  всемне
угодишь. По-настоящему  добрый, мягкий и снисходительный человек не способен
властвовать:  он   либо   провалит  дело,  либо  станет  работать  за  своих
подчиненных. В этом я убежден.
     А  в  другом--   ошибся.  Доброта  отнюдь  не  исключает  хладнокровия,
самообладания  и силы воли -- качеств, решающих для  полярника.  К тому же и
коллектив дрейфующей станции далеко  не обычен. Здесь случаются споры, но не
бывает  склок,  как  не  бывает их  у  висящих  над  пропастью  альпинистов,
привязанных друг к другу одной  веревкой. Здесь, как на  фронте,  приказ  не
повторяется  дважды. И человека здесь ценят не за то, что он племянник Ивана
Ивановича и вхож  к Петру Петровичу,  а за  то, что он безотказный,  дельный
работник и верный товарищ.
     И  такой коллектив по  достоинству  оценил начальника, которому доброта
характера  и  мягкость  в  обращении  не мешали  ночью поднимать  лагерь  на
расчистку полосы, днем -- на откапывание домиков, а вечером -- на переброску
бочек с горючим в безопасное место. Как и его подчиненные, Булатов впрягался
в  волокушу и до седьмого пота орудовал лопатой.  И дежурил он  не раз в две
недели,  а каждую  ночь:  начальник спал наверняка меньше  всех  на станции.
Бывало, ребята  ударялись  в  воспоминания о тяжелых  ситуациях,  в  которых
довелось  побывать.   Булатов   сочувственно  выслушивал,   но   никогда  не
рассказывал о  себе.  И  редко кто знал, что  за плечами  Льва Валерьяновича
очень трудное детство и юные годы и что немало испытаний выпало на его долю,
прежде  чем он стал  кандидатом географических наук и  заслужил почетное для
любого полярника назначение на дрейфующую станцию. Он  годами изучал суровое
Карское море, написал о  нем диссертацию, не раз зимовал в Арктике  и в свои
тридцать  пять  лет никак  не  мог  найти время, чтобы  обзавестись  семьей.
Впрочем, на личные темы Булатов говорить не любил.
     Мы подходили  к  разводью.  Погода  стояла  безветренная,  на  небе  ни
облачка; солнце, забывшее, что такое горизонт, с бездумной щедростью швыряло
на  искристый  снег  целые пригоршни  лучей  -- круглые  сутки  удивительный
солнечный душ.  Таким я представлял себе Бакуриани, лыжный  рай обетованный;
только вместо долин и гор  вокруг трещины и торосы. В эту золотую, летную из
летных  погоду  "Аннушка" трудилась без отдыха, словно комбайн в  уборочную.
Через несколько дней  на подскок доставят последние  грузы -- и до свиданья,
летчики и гости, до осени.  Летом на льдину не сядешь, она покроется озерами
пресной воды, которая будет  сильно досаждать зимовщикам.  Летом  на станции
можно  увидеть  поразительное зрелище: людей на лодках.  Наверное,  забавная
картина на экране кинотеатра.
     Мы  остановились у  края разводья. В самом широком месте оно  достигало
пятнадцати  метров.  Мы  долго шли вдоль  этого  зловещего  водоема. Впереди
бежали собаки; они не ошибутся, за ними можно идти смело.  Сужающийся  конец
разводья  Булатов  осмотрел  особенно  тщательно:  оно,  как  и  прежде, шло
параллельно лагерю, спасибо и на этом.
     А вот  узкая,  совсем скрытая под снегом трещина за домиком аэрологов в
перспективе   была   куда  опаснее.  Не  только  потому,   что   она   ловко
замаскировалась,-- трещина сдавила лагерь полукольцом. Быть может, очередные
подвижки льда вдохнут в нее новую энергию. и тогда она обкорнает лагерь, как
стригаль овцу.
     Я  пишу  эти строки  и вижу молча  стоящего над  трещиной  Булатова. Он
обводит глазами свою льдину, которая за одну ночь потеряла половину площади,
и  думает  о чем-то. И  мне кажется,  что уже  тогда  он  чувствовал,  какие
тревожные, бессонные ночи ждут коллектив станции на пути к макушке Земли.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА


     И  вот  я  сижу  дома  за  письменным  столом,  перелистываю  последние
странички записной книжки и убеждаю себя в том, что пора поставить точку.
     Я мог бы еще рассказать о людях новой смены  -- о Булатове и Воробьеве,
о  Белоусове  и Парамонове,  о Дубко и Броке, но вместе с  ними я  дрейфовал
недолго, и о них, наверно, подробнее напишут другие. Ведь "свято место пусто
не бывает" -- корреспонденты слетаются на полюс, как светлячки на огонек.
     Я мог бы еще рассказать о двухдневной пурге  на островной промежуточной
базе,  о благословенной  пурге,  благодаря которой  познакомился со  многими
интересными людьми. Например,  с Петром Павловичем Москаленко, прославленным
летчиком и  одним из организаторов полярной авиации. Долгой бессонной ночью,
когда   решалась   судьба  последних  четырех  зимовщиков  гибнущей  станции
"Северный полюс-13", Петр  Павлович рассказывал о своей жизни, столь богатой
приключениями, что их хватило бы на десяток летчиков. Но Москаленко запретил
о себе  писать. Он указал на  Владимира  Тютюнникова  и  Николая  Шиварнова,
молодых командиров кораблей, и произнес: "Полетайте с ними и напишите о них,
обо  мне  уже  немало  всяких былей  и небылиц напечатано. Вот наша краса  и
гордость, наша надежда-- эти ребята!"
     Я хотел  бы  рассказать о  Константине Фомиче Михаленко,  замечательном
летчике,  Герое  Советского Союза,  который убежден, что авария  невозможна,
пока в порядке главный прибор самолета-- голова пилота. Но Михаленко --  сам
писатель, он автор многих новелл о летчиках и, конечно, лучше меня расскажет
о своей бурной жизни.
     Я мог бы рассказать о том,  как, перебираясь с одного осколка льдины на
другой, гуськом  проходя  по  пятисантиметровому  льду,  покрывшему  широкое
разводье,  ждали  появления  из пурги  самолета  начальник  станции  "СП-13"
Василий  Сидоров,  доктор Леонид  Баргман, радист  Реональд Минин и  аэролог
Владимир Зуев; о том, как они залпом из карабинов простились с уплывающими в
Гренландское  море  останками  станции. Я хотел  бы передать  выражение лица
Василия Сидорова  в тот момент,  когда он, сидя за чашкой кофе в прокуренной
комнате  гостиницы,  спросил:  "Ну, угадайте,  кто  сейчас самый  счастливый
человек на свете "
     Но обо всем  этом, как заметил  когда-то  Борис  Ласкин,  нужно  писать
отдельно.
     И мне остается лишь рассказать о судьбе станции "Северный полюс-15".
     Ее  прежние  обитатели  в  большинстве  своем  теперь  на  юге  -- ведь
Антарктида находится в южном полушарии.
     Не  усидел  в  Пскове "грузчик высшего класса" доктор  Виктор  Лукачев;
после  недолгого  отдыха  на родной  Кубани  подался в  антиподы и  гидролог
Анатолий  Васильев;  всего  несколько месяцев  наслаждался  семейной  жизнью
несравненный радист Яша Баранов;
     и  любимый  всеми  Степан  Пестов,  приготовив  свои  сказочного  вкуса
бифштексы,  в   свободную  минутку  выбегает  из  камбуза  полюбоваться   на
пингвинов...
     Владимир Панов пока в Ленинграде.  Он работает в своем институте, ведет
интересную тему, но спит и видит "белые сны". Арктика зовет...
     А нынешний коллектив станции?
     Суровые  испытания  выпали  на  его долю.  Льдина все-таки прошла через
географический  полюс,  взгромоздилась на заветную макушку,  но  что от  нее
осталось, от этой  славной  льдины! Она трещала  и лопалась по швам, ее  всю
изломало, и много раз в  полярную ночь Булатов и его ребята буквально из-под
носа у  вала торосов  спасали  оборудование,  продукты  и  баллоны с  газом.
Площадь  льдины  уменьшилась  в десять  раз,  но на  этом  осколке  дрейфуют
мужественные  и  неунывающие  люди.  Передо  мной  телеграмма:   "Перевалили
западное полушарие едем под горку домой".
     Счастливого дрейфа,  ребята! Вы смеетесь, когда  вас называют  героями,
потому что знаете, что делаете свое  простое, будничное дело. Действительно,
поменьше  восторгов --  они мешают работе. Но пусть  вас  согревает сознание
того, что в тысячах  километрах от  макушки  Земли ваши друзья помнят о тех,
кто дрейфует сквозь пургу и стужу, помнят и при встречах поднимают бокалы:
     -- За тех, кто в дрейфе!



   Владимир Санин.
   За тех, кто в дрейфе!

Роман-газета ‘23(885) 1979


ОТ АВТОРА

Из цикла повестей "Зов полярных широт" редакция "Роман-газеты" выбрала для
публикации заключительную - "За тех, кто в дрейфе!".

Сознавая правомерность такого выбора, автор в то же бремя оказывается перед
необходимостью дать читателю некоторые пояснения.

Три повести цикла - "В ловушке", "Трудно отпускает Антарктида" и "За тех,
кто в дрейфе!" (изд-во "Советский писатель", М., 1978) связаны между собой
общими действующими лицами и логически продолжают одна другую: действие
первых двух повестей развертывается в Антарктиде, действие заключительной -
в Арктике, на дрейфующей станции "Северный полюс": ко времени дрейфа на
Льдине многое меняется в судьбе моих персонажей. Следовательно, немало
событий и нюансов, важных для понимания их характеров, остается вне поля
зрения читателя "Роман-газеты.

Отсюда и необходимость авторского предисловия.

Однако, прежде чем коротко рассказать о содержании первых двух повестей
цикла, воспользуюсь случаем и поделюсь некоторыми соображениями о людях,
осваивающих полярные широты, о людях, которых почти никто не знает, кроме
друзей и товарищей по работе.

Вот Василий Сидоров, начальник станции Восток и многих зимовок, в том числе
дрейфующих станций "Северный полюс". Не счесть, сколько раз рисковал он
своей жизнью, сколько испытал. Именно с ним и его товарищами произошел
случай, который лег в основу повести " В ловушке".

Или Владислав Гербович, начальник антарктических экспедиций, человек
огромного мужества и несгибаемой воли. Повесть "Трудно отпускает
Антарктида" - о нем.

Или Алексей Федорович Трешников, "доктор наук в унтах и полушубке", как мы
его называли, вся жизнь которого - цепь подвигов. Сколько раз он рисковал
жизнью, сколько раз выручал друзей! А несколько лет назад Трешников, ныне
член-корреспондент Академии наук СССР, блестяще осуществил операцию по
спасению из ледового плена дизель-электрохода "Обь".

Или другой мой товарищ, Владимир Панов, бывший начальник дрейфующей станции
"Северный полюс-15". Года через два после дрейфа, когда я уходил в
Антарктиду, Панов пришел на причал проводить меня и друзей, и я увидел, что
в свои сорок лет он почти совершенно поседел. И вот почему. Из-за
обледенения погибает много рыболовных судов происходит так называемый
"оверкиль" - судно неожиданно опрокидывается вверх килем и неизбежно гибнет
вместе с экипажем. Так вот, Панов решил заняться проблемой, обледенения и
вместе с товарищами - Николаем Буяновым, Александром Тюриным, Александром
Шараповым и другими научными работниками на небольшом суденышке вышел в
море - на обледенение, чтобы понять, где она, критическая точка, за которой
неизбежен оверкиль. Представьте себе ту картину, и вы поймете, что это -
подвиг разведчика, подвиг летчика-испытателя. Ведь в любой момент судно
могло опрокинуться! Кстати говоря, был момент, когда судно легло на борт и
"задумалось" - быть или не быть? Не только один Панов поседел в минуту,
когда судну грозил оверкиль. Но зато выводы и рекомендации экспедиции,
может, окажутся бесценными для рыбаков, ведущих промысел в холодных морях.

А полярники Илья Романов, Юрий Константинов, Николай Корнилов, Иван Петров,
Николай Тябин, полярные летчики Виктор Перов, Михаил Завьялов, Михаил
Каминский, Матвей Козлов и многие другие?

Илья Романов, начальник дрейфующих станций. "Северный полюс", много лет был
руководителем группы "прыгунов" - людей, совершавших первичные посадки на
дрейфующие льды Арктики. Садится самолет на лед, а какой этот лед толщины и
крепости - неизвестно, и в каждой такой посадке - огромный риск, и нужно
особое мужество и мастерство, чтобы выпрыгнуть из скользящего по льду
самолета, в считанные секунды определить, достаточно ли крепка ледяная
корка, и если нет - на ходу вскочить в самолет обратно. Таких прыжков Илья
Романов и его ребята совершили многие сотни.

В наш век растущей изнеженности человека, его любви к комфорту и оседлой
жизни, они, эти люди, как и их славные предшественники эпохи великих
географических открытий, по-прежнему борются один на один с самой суровой
на планете природой, иной раз погибая в этой неравной борьбе, но чаще -
побеждая, потому что покорители полярных широт - железные люди. Их жизнь и
работа как-то остаются в тени, на первом плане нынче более престижные
профессии, но лучшей своей наградой эти люди считают признание товарищей и
результаты своего нелегкого труда, позволяющего шаг за шагом завоевывать
полярные широты.

Уверен, многое из того, что я говорю о полярниках, можно было бы сказать о
рыбаках, геологах и других представителях великого племени "бродяг", но у
них есть свои бытописатели. Я же пристрастен к полярникам - не только
потому, что знаю их лучше, чем людей других профессий, но и потому, что
считаю их труд героическим и исполненным высокой романтики.

Действие повести "В ловушке" происходит на станции Восток.

Полюс холода, геомагнитный полюс Земли... Бесценная для науки точка!
Самолеты летают туда лишь в короткое антарктическое лето, летом же идет на
Восток из Мирного санно-гусеничный поезд с топливом, чтобы дать станции
тепло, без которого она в восьмидесятиградусные морозы не продержится и
одного часа.

Случилось так, что на один год станция Восток была законсервирована. Но
Восток - наиболее важная для науки станция шестого материка, и на следующий
год было принято решение вновь ввести ее в строй. Трудная и почетная миссия
расконсервации станции была поручена коллективу, возглавляемому известным
полярником Семеновым.

Для расконсервации станции Семенов отобрал самых надежных: своего
ближайшего друга метролога Гаранина, врача Бармина, механиков Дугина и
Филатова.

Но все предусмотреть невозможно, когда имеешь дело с Антарктидой, и первая
пятерка оказывается в исключительно опасном положении: дизели восстановить
не удается, и на людей, оставшихся без всякой связи с внешним миром,
обрушивается лютый холод и кислородное голодание - они не успели
акклиматизироваться. В этой крайней ситуации, когда запустить хотя бы один
дизель совершенно необходимо, а работать нет сил, выявляются главные черты
характеров людей: железная воля Семенова, чистота и принципиальность
Гаранина, веселое мужество богатыря доктора Бармина, внешняя преданность
начальнику Дугина и искренняя горячность Филатова.

По вине Дугина, случайно уронившего аккумулятор, дизель не срабатывает, и
гибель пяти людей кажется неизбежной: запускать его вручную сил нет. И все
же, находясь между жизнью и смертью, люди ценой неимоверных усилий
запускают дизель вручную, спасая себя и вводя в строй станцию Восток.

Так заканчивается первая повесть цикла - "В ловушке".

История, которая легла в основу второй повести, "Трудно отпускает
Антарктида", также имела место в одной из антарктических экспедиций.

Семенов, Гаранин, Бармин, Дугин, Филатов и их товарищи, закончив зимовку на
внутриконтинентальной станции Новолазаревская и сдав ее вновь прибывшей
смене, совершили переход к морю и в ожидании подхода дизель-электрохода
"Обь" расположились в неблагоустроенном помещении бывшей станции Лазарев.

Позади - год тяжелой зимовки, впереди - долгожданное возвращение домой, на
родину. Все разговоры - об этом самом главном в жизни полярника событии,
ибо, как сказал Фритьоф Нансен, "главная прелесть всякого путешествия - в
возвращении".

"Обь" приближается к Лазареву, полярники готовятся к встрече, но - корабль
не может пробиться через мощный десятибалльный лед. Между "Обью" и станцией
Лазарев - сто пятьдесят километров сплошного непроходимого льда...

Обмен радиограммами приводит к такому решению: "Обь", на борту которой
находятся летчики, возвращается к станции Молодежная, где законсервирован
самолет ЛИ-2, и отзимовавшая смена будет эвакуирована с Лазарева по воздуху.

Томительное ожидание... Все одиннадцать полярников понимают, что над
возвращением домой нависла серьезная угроза, отнюдь не исключен вариант,
при котором придется остаться зимовать на второй год. Мысль об этом
невыносима для всех. Но коллектив отчетливо распадается на две группы.

Первая группа - костяк старой смены, волевые и мужественные люди. Они
мечтают о доме не меньше других, но, бывалые полярники, привыкли в своей
жизни считаться с обстоятельствами...

Во второй группе тоже не новички и не трусы - таких в Антарктиде нет
вообще, но они заметно пали духом. Между двумя группами начинает появляться
едва видимая трещина. Она становится ощутимой, когда Гаранин призывает
отказаться от эвакуации по воздуху на ЛИ-2, так как перелет от Молодежной к
Лазареву на одном самолете может оказаться чрезвычайно опасным: случись
непредвиденное, вынужденная посадка - и никто не поможет...

Большинством голосов предложение Гаранина было принято.

Удручающая перспектива второй зимовки... Одиннадцать человек остаются со
скудными запасами продовольствия и, главное, без научного оборудования. Они
обречены на бездействие - нет ничего более тягостного для этих энергичных
людей. К. тому же тяжело заболел Гаранин, совершенно упал духом аэролог
Пухов, отгородился стеной от товарищей магнитолог Груздев... И происходит
еще более резкая поляризация обеих групп...

Очередной переход от отчаянья к надежде: "Обь" пытается пробить ледяное
поле или хотя бы найти взлетно-посадочную полосу для двух самолетов АН-2,
которые везет в ремонт...

Люди на берегу замерли в ожидании, решается их судьба.

Однако у "Оби" исчерпаны запасы топлива, его остается лишь столько, сколько
необходимо для перехода к ближайшему порту. Почти месяц моряки штурмовали
лед, чтобы выручить из беды товарищей. Но теперь выхода нет - нужно
уходить, иначе, кончится топливо и "Обь" станет беспомощной в этих широтах,
где в полярную ночь ее может погубить первый же ураган, первый же
бродяга-айсберг...

"Обь" уходит, оставляя людей Семенова на вторую зимовку. Но - неожиданная
удача! Капитан Самойлов находит айсберг, который по своим размерам и
столообразной поверхности - идеальная взлетно-посадочная полоса. На айсберг
выгружаются "Аннушки", летчики Белов и Крутилин вылетают на станцию Лазарев!

Но - трудно отпускает Антарктида... Выясняется, что "Аннушка", пилотируемая
Крутилиным, не исправна, она еле дотянула до Лазарева. Сделать ремонт на
станции невозможно, нет нужных деталей, и едва не поседевший за время
перелета Крутилин отказывается на своей машине возвращаться на "Обь"...

И все ж, вопреки всему, Антарктиде и на этот раз пришлось отпустить своих
пленников.

С большинством персонажей первых двух частей цикла читатель "Роман-газеты"
и встретится в предлагаемой ему повести. Мне остается лишь добавить, что
ситуации, в ней происходящие, имели место в Арктике, и я навсегда сохранил
глубокое уважение и симпатию к людям, которые без всякой показной бравады,
скромно и в высшей степени мужественно делали свое далеко не простое и не
безопасное дело.

И если читатель проникнется к этим людям такими же чувствами, я буду
считать свою задачу выполненной.


Первопроходцу, одному из славной папанинской четверки, проложившей людям
путь в приполюсные широты, Герою Советского Союза академику Евгению
Константиновичу Федорову.

ВЫБОР ЛЬДИНЫ