учил
паспорт, и  заканчивал угрожающим намеком: "Приезжай  скорее, а то  женюсь".
Это  на  меня  продолжалась  атака,  начатая  женой:  узнав, что я решил  не
возвращаться  на  "Визе",  она  прислала  радиограмму,  выдержанную  в  духе
лозунгов   гражданской  воины:  "Даешь  шестимесячную   программу  за  три!"
Бесполезно,  мои дорогие шантажисты, "Визе" уже ушел! Ничего  нам с вами  не
остается, как поскучать друг по другу до конца мая.
     Написав  на  розовом бланке оптимистический  ответ,  я  решил  подышать
свежим воздухом и пошел в медпункт одеваться.
     Здесь происходили драматические  события. С искаженным от  ужаса  лицом
доктор   взирал   на   груду   деталей,   которые   еще   час   назад   были
электрокардиографом, а слегка озадаченный Тимур с ненужным в данной ситуации
энтузиазмом цокал языком и восклицал:
     -- Ай, ай, ай, какая беда, подумаешь!  И не  такие машины  чинил. Будет
тебе аппарат как новенький.
     -- Когда будет? --  сверкая черными глазами, грозно уточнял Валера.  --
Когда?
     -- Когда, когда...  -- ворчал  Тимур, порываясь уйти. --  Есть  другие,
более важные дела.
     -- Нет уж, голубчик, пока не соберешь -- не выпущу!
     -- Как так "не выпущу"? Что я, нанялся тебе чинить эту рухлядь?
     Я потихоньку оделся и выскользнул из медпункта. Над домиком  геохимиков
вился уютный деревенский дымок. Казалось, вот-вот  замычит корова, откроется
дверь и выйдет женщина с эмалированным ведром в руке. Даже сердце екнуло  от
такой домашней мысли. Увы, молоко  нам долго  еще суждено видеть в состоянии
сгущенки, а женщин -- только на киноэкране. ...Ба, дверная ручка! Бутафория?
Нет, держится. Ну и  ну, как они ухитрились ее прибить, ведь на двери живого
места не осталось.
     -- Спасибо,  нам  помогать не надо,  мы уже  все сделали! --  испуганно
взвился Терехов, едва я переступил порог.
     -- Как все? -- возразил  я, делая вид, что беру молоток. -- А полку кто
приколотит?
     -- Я сам!!
     -- Тогда, может, плинтуса прибить? Десять лет будут держаться!
     -- Ну чего  корчитесь? -- прикрикнул Терехов  на Гену и Алика. -- Он же
нам домик развалит! Не дам! Положите молоток на место!
     --  Хотите чаю? -- в изнеможении пролепетал Алик. --  Князь, кружку для
гостя!
     "Князь",  он  же Гена  Арнаутов,  налил  в кружку крепчайшего  чая, и я
присел  к столу. Спрятав молоток, Иван Васильевич успокоился и  присел тоже.
Вот уже  несколько дней  друзья любовно  отделывали  лабораторию:  соорудили
стеллажи  и   полки,   разместили  на   них  аппаратуру  и   украсили  стены
произведениями искусства, вырезанными из иллюстрированных журналов.
     --  Здесь  будет жить и работать Альберт  Миклишанский! -- торжественно
возвестил  Гена. --  Кстати, Ваня, не  забыть  бы нам до отъезда вырезать из
фанеры  мемориальную  доску. Все поколения восточников  должны  знать, кто в
суровую  полярную  зиму мыслил в  этом домике.  Да,  не боюсь этого слова --
именно мыслил! Ибо...
     --  Побереги энергию, Князь, -- заметил  Алик.  --  Завтра  тебе копать
траншею.
     -- Почему "Князь"? -- поинтересовался я.
     -- Из почтения к древнему  роду,  -- пояснил Гена. -- Когда  ереванский
архивариус  узнал,  что  перед ним  стоит  представитель  редчайшей  фамилии
Арнаутовых, он разволновался и созвал всех сотрудников. Выяснилось, что меня
можно за деньги  показывать -- такой я  древний! Есть версия, что, когда Ной
пришвартовал свой ковчег  к горе Арарат,  первым  взял  у  капитана интервью
знатный  горец  по фамилии Арнаутов. Бедняга  умер  в преклонном возрасте от
свинки, и я до сих пор чту его память. А по другой версии...
     В  этой компании  я отдыхал  душой. Гена  извлекал  драгоценные крупицы
юмора из самых, казалось бы, бросовых рудных пород, и отныне за столом у нас
частенько  гремело  "гип-гип-ура!"   и   звучали  неподражаемо  оригинальные
кавказские тосты. К  превеликому общему сожалению. Арнаутов -- сезонник, его
и  Терехова задача -- оборудовать  лабораторию  и помочь  остающемуся на год
Алику приступить к выполнению геохимической исследовательской программы.
     На  Востоке, где  сходятся  магнитные  силовые линии  Земли, образуется
своеобразная "магнитная ловушка". Предполагается, что здесь особенно успешно
будут  улавливаться  "космические  пришельцы"  --  ничтожно  малые  частицы,
выпадающие  в  виде метеоритного  дождя. Восток потому и привлек геохимиков,
что снег  вокруг станции  чище,  чем  где  бы  то  ни было  на  планете,  он
практически  лишен  всякого  рода  примесей.  Значит, извлеченные  из  снега
частицы, эти  визитные карточки далеких  миров, попадут  на  стол  ученого в
девственнопервозданном виде. Представляете? Тайны мироздания на ладони!
     -- Гм,  гм...  --  вымолвит  ученый,  рассматривая  в лупу  частицу. --
Кажись,  эта с туманности Андромеды. А может,  и нет. На Сириусе такие  тоже
валяются, и с Персея одна намедни свалилась с отпечатком лапы. Але! Есть там
кто-нибудь на складе? Будь добр, притащи частицу с Персея, которая с лапой.
     Не знаю,  как  вам,  а мне  завидно. Очень хотелось  бы приобщиться, да
образование не позволяет.
     Пожелав геохимикам "больше частиц, хороших и  разных",  я отправился  с
визитом к "отшельнику из Колорадо" --  американские ученые на  Востоке волею
случая оказывались  жителями этого штата, и их прозвище унаследовал  Валерий
Ульев.
     Даже  среди  восточников,  которых  трудно  было  удивить  преданностью
работе, Ульев выделялся  своим фанатизмом. Жил он  в американском павильоне,
отдельно от  всех, и  сколько часов продолжался  его рабочий день --  одному
богу  было  известно.  В кают-компании  Валерий  появлялся  только  во время
завтрака, обеда и ужина. Откушав, тут же исчезал. Сначала ребята недоумевали
и даже чуточку обижались, а потом привыкли и махнули рукой.
     --  Да ты  одержимый какой-то!  Неужели тебе  не  хочется  передохнуть,
посмотреть кино?
     -- Некогда, -- виновато отвечал Ульев. -- Времени не хватает.
     -- Что, снова нет  Ульева? -- сердился Василий Семенович.  --  Придется
приказать ему ночевать здесь, пусть хотя бы ночью живет среди коллектива!
     Валерию тридцать лет, но он еще не женат.
     --  И не будет! -- весело уверяли ребята. И  пародировали "отшельника":
-- Извини, дорогая, времени не хватает.  Вот закончу исследование,  выйду на
пенсию -- и мы поженимся.
     Смеялись  и  невольно  уважали  "отшельника"  за  целеустремленность  и
страстную влюбленность и работу.
     Когда  я  к  нему  пришел,  Валерий тяжело вздохнул  и  с  такой тоской
взглянул  на  свои  приборы, что  другой  человек  на  моем  месте  легко бы
догадался, что ему от всей души желают провалиться сквозь землю.
     -- Сказать, что  вас  мучает?  -- развались  на стуле, тоном  ясновидца
спросил я. -- Неопределенность. Ибо вы не знаете,  сколько времени я намерен
здесь проторчать. Так вот, ровно через час я должен накрывать к обеду стол и
честно вас предупреждаю, что не  уйду ни  одной минутой раньше. Признайтесь,
теперь вам легче?
     --  Действительно, сразу стало легче, -- согласился Валерий. --  Только
интервью буду брать я. Давайте  поговорим  о  литературе. Вы, как  я слышал,
пишете в юмористическом жанре. Скажу прямо, что предпочитаю серьезные книги.
Юмор, мне кажется, уводит от действительности, упрощает и примиряет, а жизнь
-- сложная штука, от ее проблем шутками не отделаешься.
     Мы поспорили на эту отвлеченную тему и в конце концов  пришли к выводу,
что юмор иногда  все-таки  бывает полезен -- если  он не  самоцель. Конечно,
"Война и  мир" -- это гениально, но и "Янки при дворе короля Артура" тоже не
пылятся на библиотечных полках.
     --  Юмор  хорош как зарядка, --  подвел  итог Валерий. -- Не как спорт,
которому человек отдает все свое время и  силы,  создавая  никому  не нужные
рекорды, а именно как зарядка.
     Его   кредо:   главное   в   жизни   --   это   работа   и  непрерывное
самоусовершенствование. Наука слишком быстро развивается,  и поспеть за  ней
можно лишь ценой отказа от многих привычных  удовольствий. Например, от кино
-- тем более что в прокат идет очень много плохих фильмов, которые дают лишь
информацию, а не анализ жизни. Хорошие фильмы, конечно, полезно смотреть, но
их  мало.  Что же касается других удовольствий, то  пусть  ребята на него не
обижаются: он не собирается отрываться от коллектива, но в  домино играть не
будет, это пустая трата времени.
     -- А мне нужно очень многое сделать.  Я по  специальности радиоинженер,
но  увлекся геофизикой  и  хочу  совершенствоваться  в  этой области.  Здесь
продолжу советско-американскую программу по изучению ионосферы и  магнитного
поля  Земли.  Смонтированная  в  павильоне  высокочувствительная  аппаратура
записывает  космические  шумы  определенной частоты  на определенном участке
неба.  За год  у  меня накопится  огромное  количество  материала; после его
обработки  можно  будет  составить  представление  о   состоянии  ионосферы,
сравнить полученные данные с предыдущими периодами  и  сделать выводы. Майкл
Мейш молодец, он оставил аппаратуру в отличном состоянии. Но для того  чтобы
ее  как следует освоить, не хватает  суток:  ведь,  помимо  текущей  работы,
непрерывных наблюдений, нужно еще переводить с английского языка на  русский
множество  инструкций.  Прибавьте  к  этому  еще  и  тома научных трудов  по
геофизике,  которые  я  должен проштудировать для новышения квалификации, да
еще  разгрузку  самолетов,  строительные работы -- и  вы не станете осуждать
меня за то, что я так берегу свое время...
     И  Валерий  виновато улыбнулся.  У него волевое  лицо, крепкие скулы  и
твердо сжатые губы. Лицо сильного, уверенного в себе человека.  Улыбается он
редко, а жаль -- улыбка смягчает и красит его.
     На этот раз я принял намек  к  сведению и великодушно урезал свой визит
на двадцать минут.
     --  А вечером все-таки  приходите, будут "Девушки  с площади  Испании".
Италия, неореализм и не только информация, но и анализ жизни.
     -- Полтора часа времени... Действительно стоящая вещь?
     Я  подтвердил,  и  Валерий  тяжело вздохнул -- как  вздыхал,  наверное,
святой Антоний, когда сатана  вводил  его во искушение сладостными видениями
смертного греха.
     В сфере материального производства
     На   Востоке   --  чрезвычайное   происшествие:   постоянный   дежурный
взбунтовался  и  вручил  начальнику  заявление  об  отставке. Тщетно Василий
Семенович  взывал:  "Разве  найдем мы вам  равноценную замену?  Разве  будет
кто-нибудь мыть посуду с такой любовью?" Бунтовщик был непреклонен.
     -- Хочу на стройку, -- упрямо твердил я, -- разгружать самолеты желаю!
     -- Но разве мы найдем...
     -- Найдете. Воспитаете достойную смену в своем коллективе.
     -- Но разве будет кто-нибудь...
     -- Будет.
     -- Кто, кто?
     -- По алфавиту: Арнаутов, Барков, Баранов, Бобин...
     -- Но ведь они...
     -- Великолепно справятся. Что это за научный работник, который не умеет
держать в руках швабру?
     Сидоров созвал экстренное совещание. Выяснилось, что Фищев, Флоридов  и
Ульев, фамилии которых находились в конце  списка, не возражают против  моей
отставки,  зато  решительно  против  нее  те,  кому  назавтра  дежурить.  Но
случилось неожиданное.  Наиболее,  казалось бы, заинтересованный  человек --
Арнаутов, находясь под бременем приятельских отношений, склоннл чашу весов в
мою сторону.
     -- Справимся! -- храбро заявил он. -- Кандидаты наук, за мной!
     Так я, отдежурив пятнадцать раз (между прочим, годовая норма на Востоке
--  сам  поражаюсь!),  перешел в сферу  материального производства.  А Гена,
приняв  у меня по акту швабру, веник, мочалку и  таз для мытья посуды, рьяно
взялся за дело. На доске повисло объявление:
ТОВАРИЩ!
     ТЕБЯ ОБСЛУЖИВАЕТ КУХОННЫЙ БРАТ -- ЖЕМЧУЖИНА
     КАВКАЗА!
     ВОСТОРЖЕННЫЕ ИЗЪЯВЛЕНИЯ ПРИЗНАТЕЛЬНОСТИ МО
     ЖЕШЬ ПЕРЕДАТЬ ЕМУ УСТНО, А ТАКЖЕ В ПИСЬМЕННОМ
     ВИДЕ.
     "КИНА" СЕГОДНЯ НЕ БУДЕТ, А БУДЕТ СБЛИЖАЮЩАЯ
     КУЛУАРНАЯ БЕСЕДА НА ТЕМУ: "БЕРЕГИ ТРУД УБОРЩИЦЫ
     И НЕ РАЗБРАСЫВАЙ МУСОР".
     ЦЕЛУЮ. ТВОЙ КНЯЗЬ
     Самоотверженный Князь и не подозревал,  как плохо отблагодарил я его за
оказанную  мне неоценимую  услугу. В  эти  дни  у  нас  проходил  турнир  по
пинг-понгу,  и Валерий Ельсиновский выигрывал партию за партией. И  в  своей
радиограмме  в  редакцию  "С  добрым утром!" я  досрочно  произвел Валеру  в
чемпионы -- факт, который потом яростно оспаривал Арнаутов.
     -- Ну какой ты чемпион, если я прибил тебя в трех  партиях? --  бушевал
он. -- Ты самозванец, Лжедимитрий!
     --  А  радио  слышал?  --  с  наслаждением  спрашивал Валера. -- Пройди
отборочный  турнир,  докажи,  что ты  достоин права сразиться с чемпионом, и
тогда я выкрою время для этой малоинтересной игры со слабым противником.
     Я  стал  членом  разгрузочно-погрузочной  бригады  э  2,  возглавляемой
Борисом  Сергеевым. Самолеты  обычно  прилетали  ночью,  и  Борис  ходил  по
комнатам -- сдирать одеяла  со своих  "докеров". Мы  вставали,  пили чай  со
сгущенкой, проталкивали  в  себя  бутерброды  с  ветчиной и  отправлялись на
полосу.
     Много  дней  подряд  на  Восток  шли почти  исключительно  строительные
материалы, в нарушение инструкции, по которой в первую очередь станцию нужно
обеспечить продуктами питания. Но  Василий Семенович, который  большую часть
своих морщин приобрел именно на Востоке, хорошо знал правила игры.
     -- Нам запланировано сорок шесть рейсов, --  говорил  он. -- Теперь уже
ясно,  что цифра эта  занижена. И  если  мы  сначала  перевезем продукты, то
скажут:  "Стройка подождет,  следующая  экспедиция завершит!"  Поэтому пусть
Ташпулатов  с  ребятами переправляют стройматериалы, без  продуктов  нас  не
оставят!
     Так  и  получилось. Начальство  ругало  Сидорова за  его  хитрость,  но
дополнительные рейсы вынуждено было разрешить -- не оставлять же станцию  на
голодном пайке!
     А теперь я расскажу вам, как на Востоке разгружают самолеты. Это совсем
не  то же самое,  что на  Крайнем Севере, и  даже  не то, что  на дрейфующей
станции. Конечно, везде есть  свои трудности.  На льдину,  к примеру, бывает
трудно  сесть  --  торосы, трещины,  да и  сама полоса такая рахитичная, что
гляди в оба. Но  если уж самолет благополучно опустился -- разгрузка его  не
сложнее, чем  в  любом  другом  месте.  С учетом того, конечно,  что главный
разгрузочный механизм -- рабочие руки.
     На Востоке  все по-иному. И  режущий в лицо ветер здесь редкий гость, и
трещин нет, и торосы  в полутора тысячах километров, а  на  каждую разгрузку
ребята шли, точно зная: домой они вернутся выжатыми до капли.
     Потому  что на Востоке широкоплечий, кровь с  молоком, здоровяк-мужчина
по своим физическим кондициям не  превосходит щупловатого подростка. Но ведь
для того, чтобы перегрузить  с самолета на  тягач двухсоткилограммовую бочку
соляра, подросток не  годится, необходим  мужчина!  На  материке такую бочку
два-три парня обработают покуривая, а здесь  еле-еле вшестером, задыхаясь  и
синея на глазах.
     Не  хватает воздуха, этого кислородного горючего,  которое поддерживает
огонь в крови. Машина без бензина не сдвинется  с места, а восточник должен,
иначе ему на Востоке  делать нечего. Ноги не стоят -- стой  на четвереньках,
руки  не держат -- подставляй плечи, ищи в себе  силы где хочешь, а работай:
то, что должен сделать ты, не сделает никто.
     Впрочем, бочки с соляром, щиты и бревна, баллоны с кислородом и ящики с
оборудованием  -- это  еще  терпимо. Ну, синели, задыхались,  хватали воздух
открытыми ртами  -- но  перетаскивали. А вот дизель для новой электростанции
-- это да! Я забуду -- тело вспомнит.
     Каждой бригаде досталось по дизелю. Нам не повезло: наш дизель в Мирном
погрузили  таким образом,  что его надо  было примерно на метр  подтащить  к
двери руками. А весила эта махина, кажется, килограммов шестьсот-семьсот.  В
эту ночь было холодно, минус сорок два градуса, а с нас лил пот. Сбросить бы
с себя  каэшку, окунуться в снег, и тогда  бы  силы удвоились --  как раз бы
хватило на этот чертов  дизель! "На скоротечную чахотку", -- уточнил доктор,
когда один из нас высказал  такое  желание. Уж чего мы только  не делали!  И
"раз, два -- взяли!" хрипели, и рычаги всякого рода изобретали, и заклинали,
молили и  проклинали, а  дизель  стоял  как вековой  дуб, вростий  корнями в
землю.
     Выход  нашел Валерий  Ульев. Он предложил поставить  на  тягач бочки  и
покрыть их  досками  с таким расчетом,  чтобы  этот настил оказался на одном
уровне с низом двери самолета, а к станине дизеля подвести  рельсы из досок.
Тогда  можно  будет попытаться  талями со стрелы  подтянуть дизель к двери и
перетащить его на тягач.
     Так  и  сделали. Поехали на свалку, уложили  на  тягач двадцать  бочек,
настлали  доски, подвели к станине  рельсы и перетащили дизель. И  ушли, или
уползли --  как  вам будет  угодно  --  домой спать. Унты  я  кое-как  снял,
воспитание  не  позволяло рухнуть в постель  обутым, а каэшку и  не пытался.
Заснул мгновенно,  давно уже  со  мной  такого  не случалось. А через минуту
дежурный тряс меня за плечо.
     -- Завтрак проспите, подъем!
     -- Какой завтрак в пять утра? -- простонал я.
     -- Де-евять!
     Я доковылял до стола, упал на стул и попытался налить из чайника кофе.
     Что за чертовщина, не могу чайник нагнуть, рука трясется!
     -- Как отдохнули? -- не скрывая улыбки, спросил Сидоров.
     -- Великолепно!
     -- Тогда после  завтрака  в  распоряжение  Ельсиновского, второй  домик
ставить. Или (вкрадчиво), может, снова подежурите?
     -- Никак нет! Желаю повысить свою квалификацию строителя!
     И, стараясь не замечать  отобразившегося  на  лице Семеныча  искреннего
сожаления, пошел одеваться.
     Филиал "Клуба 12 стульев"
     В  распоряжении  экспедиции  было  около  тысячи  кинофильмов,  из  них
полсотни  хороших  и десяток отличных. Беспристрастная комиссия распределила
их по  станциям.  Дележ  сопровождался  бурными  сценами.  На  глазах  гибли
репутации многих титулованных деятелей кино -- их побитые молью и обветшалые
картины  не выдержали  проверки  временем.  Когда  списки  были  утверждены,
продолжались закулисные сделки: "Мертвый сезон", "Берегись  автомобиля! "  и
"Девять дней одного года" шли  по курсу один к двадцати, популярный "Фитиль"
меняли  на  десяток других безликих картин, а полнометражный шедевр о борьбе
за повышение поголовья  верблюдов  отпихивали от  себя  руками  и ногами  --
берите даром.
     Умудренный опытом Владислав Иосифович Гербович дал начальникам  станций
добрый  совет: в период  зимовки просматривать фильмы в алфавитном  порядке.
Что ни говорите, а какая-то перспектива. Сегодня проглотишь жидкую похлебку,
завтра набьешь оскомину засахаренным вареньем,  зато послезавтра насладишься
превосходным бифштексом.
     -- Согласны крутить  фильмы  по алфавиту? --  спросил Сидоров, когда мы
прилетели на Восток.
     -- Согласны!
     --  Тогда  сегодня  смотрим...  --   Сидоров  взглянул   на   список  и
содрогнулся, -- ...кто хочет, пусть смотрит, а лично я почитаю книжку.
     Подавляющим большинством голосов с разумным и даже мудрым планом тут же
покончили, и  киномеханиксамоучка Тимур Григорашвили пошел  на склад снимать
сливки.  Как  и  следовало  ожидать,  лучшие  фильмы были проглочены за  две
недели.
     -- Кто вас предупреждал? -- поругивал  Сидоров обескураженных ребят. --
Теперь подряд смотрите это!..
     И ребята вздыхали: смотреть это... никто не хотел.
     Выручил  Гербович,  распорядившись  дать  восточникам  взаймы на  время
полетов  несколько лучших фильмов из Мирного.  Пусть временное, но  все-таки
облегчение.
     И  сегодня  у  нас  аншлаг:  экипаж  Ермакова  привез "Мертвый  сезон".
Кают-компания и холл были  забиты до отказа,  даже Ульев  пришел, не в силах
преодолеть искушение.
     Знаете жестокую детскую забав