о, не хуже, чем, скажем, куда
более опытный Дугин, если  не  считать  того случая,  когда  чуть  не утопил
трактор, пытаясь с ходу проскочить трещину. Объяснили,  намылили шею, обещал
не лихачить. И  ребята его  приняли:  разбитной малый, за словом в карман не
лезет,  поет под  гитару -- чего еще надо?  И все-таки была в  его поведении
какая-то поза, стремление убедить товарищей, что  "сам  черт ему  не брат, и
море по колено".  А Семенов к людям, которые выставляли себя напоказ, вообще
относился  с недоверием. Он полагал,  что  поза нужна только тому, кто хочет
себя  выдать  за другого,  набить себе цену в  глазах  окружающих.  Гаранин,
Бармин,  тот  же  Дугин  в  позе  не  нуждаются,  как  не  нуждается  в  ней
обстрелянный солдат. А  Филатов, окажись он на фронте,  прохаживался  бы  по
брустверу, чтобы показать свою храбрость.
     -- Брось курить,-- не открывая  глаз,  проговорил  Гаранин. -- Побереги
дыхание, скоро пригодится.
     --  В  самом деде не хочется.-- Филатов погасил  сигарету.-- Не спится,
Андрей Иваныч?
     -- Самую малость подремал.
     -- Голова у вас не болит?
     -- Немножко.
     -- И у меня тоже,--  признался Филатов.-- Андрей Иваныч, раз не спится,
может, поговорим?
     -- До Востока еще часа  полтора.-- Гаранин поудобнее уселся в кресле.--
Хочешь чайку?
     Разлили чай из термоса по чашкам, стали с наслаждением гить
     -- Андрей Иваныч, можно вопрос?
     -- Конечно.
     --  Вот скажите,  как это получилось,  вы  уже столько  лет в  полярке,
кандидат наук, а не начальник?
     -- Вопрос не из легких. Сам-то как думаешь, почему?
     -- Затирают,-- уверенно сказал Филатов.-- Завидуют.
     -- Чему?
     -- Тому,  что  ребята  вас  уважают,  хотя вы  этого  ни  от кого  и не
добиваетесь. Как-то  само  собой.  А другие добиваются только  того,  что их
боятся. Вот и не делают вас начальником, сравнение будет не в их пользу.
     -- Ошибаешься, Веня. Мне уже не раз предлагали возглавить зимовку.
     -- И вы отказались?
     -- Решительно и наотрез.
     -- Но почему? Я бы, например, не отказался. А  чем плохо? Никто на тебя
не орет, никто не учит жить. Сколько себя помню, все учили меня  жить, я для
начальства как учебное пособие... Значит, верно, говорят, что из-за него?
     Филатов кивнул в сторону Семенова.
     -- Главным образом  да, согласился Гаранин.--  Нам уже трудно друг  без
друга... Но не только поэтому. Ты веришь в такую штукупризвание?
     -- Читывал  в газетах...  Это когда ученый, к  примеру, доказывает, что
его призвание быть академиком. А дворнику махать метлой тоже призвание?
     --  Не  упрощай, Веня.-- Гаранин покачал головой.-- Юмор  хорош,  чтобы
развлечься, высмеять кого-то, даже ранить, но не доказать  истину. Призвание
--  это  когда тебя неудержимо тянет  к  какомунибудь делу. Так вот, меня ни
разу в жизни не тянуло кем-то или чем-то руководить.
     -- И все-таки почему?
     --  Видишь  ли,  Веня,  я  просто  не  гожусь  в  руководители.  Я  уже
давным-давно определил свои возможности: довольно квалифицированный полярный
метеоролог, ну, если очень потребуется,-- максимум -- заместитель начальника
зимовки.
     -- Не понижаю, чем вы хуже Семенова...
     --  Могу  сказать.--  Гаранин улыбнулся.--  В  нем есть  решительность,
дерзость,  которых у  меня нет. Он прикажет там, где я смогу только просить.
Он из тех, кто поднимает в атаку, а я -- кого поднимают.
     -- Будто вы и сами не подниметесь!.
     -- Спасибо  на  добром  слове, наверное, поднимусь. Но  для  начальника
этого мало. Прозимуем, съедим пуд соли вместе -- сам поймешь.
     -- Андрей Иваныч,..
     -- Что?
     -- А почему Сергей Николаич так на меня смотрит, будто рентген делает?
     -- Смешной ты, Веня . Он человек суровый, его завоевать надо.
     --  Был бы он девочкой,-- ухмыльнулся Филатов. А  мужиков завоевывать я
не умею. У Женьки Дугина спросить, что ли? А вообще мне  на это  положить, я
тоже, если захочу, могу волком смотреть!
     Они еще о  чем-то  говорили, Гаранин смеялся,  но Семенов  не слушал, а
думал про себя, что  Филатов не  так  однозначен,  как ему казалось. И еще о
том,  не  о  нем  ли сказано: "...добиваются только того,  что  их  боятся?"
Невольно  подслушанный  разговор  взволновал  его,  никогда  еще  Андрей  не
затрагивал этой щепетильной темы и вдруг раскрылся перед мальчишкой...
     Дверь кабины распахнулась, в салон заглянул Крутилин.
     -- Эй, лежебоки, Восток проспите!


Рановато флаг поднимать...

     Филатов даже был  разочарован: несколько сбитых в один щитовых  домиков
да еще  два домика в стороне -- вот тебе и вся станция  Восток. Взглянуть не
что --  так, вроде турбазы средней руки,  покажешь фото  приятелю  -- пожмет
плечами. С  надрывом  говорили, чуть глаза  не закатывали: "Восток!  Ледяной
купол!  Полюс холода"!-- а здесь  и купола  никакого не видно -- заснеженная
гладь, да и мороз пока что градусов сорок пять, не больше.
     --  Ощущаешь?--  Бармин  похлопал  Филатова  по плечу.  Никаких  резких
движений, Веня, дыши через подшлемник. Восток, брат!
     Филатов смолчал. Он ощущал небольшую одышку, и голова слегка болела, но
ожидал он  куда худшего и  подумал,  что  док занимался психотерапией, когда
расписывал ужасы  акклиматизации. Правды ради,  тот же док говорил, что иной
раз Восток принимает новичка  сразу, но это редкое  исключение делается  для
человека с  феноменальнымн физическими  данными,  для хорошо  тренированного
альпиниста,   например.   Филатов   же,   когда  проходил  обязательные  для
восточников испытания в барокамере  (где его "поднимали" на пятикилометровую
высоту -- в атмосфере Востока кислорода примерно столько же), заслужил самые
лестные отзывы врачей:  абсолютно  здоров, к зимовке на куполе  стопроцентно
годен. Почему бы ему и не стать тем самым новичком, который быстро переходит
с Восток на "ты"? А что?  Гаранин уже анальгин принял, у Семенова губы как в
чернилах, а он...
     Филатов чутко к себе  прислушался. Вместе  с Барминым он  подтаскивал к
самолету  небольшую, размером  с двухспальную кровать, алюминиевую волокушу.
Снег  под ногами  был  крепко сбитый, на нем  почти не оставалось  следов, и
волокуша скользила  плохо, как по  песку. Такого странного снега Филатов еще
не видел. Да, рот совсем сухой и шершавый, слюна, что ли, не вырабатывается,
и,  пожалуй,  сердцебиение,  вроде  и  нагрузки никакой,  а  стучит  быстро.
Вспомнил,  как два  года назад  прилетел  на  льдину  и  разгружал  самолет:
подставлял  плечи  под  мешок с  углем, чуть не  вприпрыжку тащил  метров за
двести и спешил обратно --  без всякого  сердцебиения, с  улыбкой. Здесь  бы
такой  фокус  не прошел, точно... Филатов покосился на Бармина, не наблюдает
ли, уловил его взгляд, кивнул: все в порядке, док.
     В самолете Семенов, Гаранин и Дугин подтаскивали вещи к грузовому люку,
Семенов посмотрел в иллюминатор: Крутилин стрекотал  кинокамерой, а  летчики
позировали,  окружив  столб  с указательными  стрелками. Крутилин  заходил с
разных сторон, раздвигал людей, чтобы в объектив попали стрелки с надписями-
"ПАРИЖ  --  15050  км", "ВОЛГОГРАД -- 14747 км"  и другие,  в  этом ценность
будущего фильма. Не так уж много людей на свете могут попасть в такой  кадр,
будет чем похвастаться.
     Столб-реликвия для туристов, подумал Семенов,  запечатлеешь его, и всем
понятно, где ты  был. Лучше бы  ты,  Ваня, отснял эту пару гнедых, Бармина и
Филатова: богатыри,  кровь с молоком,  а плетутся,  как пенсионеры, будто на
унты   по   двухпудовой   гире  навешено   Эх,  не  было  в  первую  зимовку
кинолюбителей,  и  нет  фильма о  том, как  восточники рыли шурф,  магнитный
павильон  в  толще  снега.  Вон  он, шурф,  который  чуть  не  стал  могилой
начальника  станции.  А там  стояли сани с наваренной железной  решеткой  из
труб,  механик Покровский ударил кувалдой по решетке, а она хрустнула, будто
фарфоровая. Тогда  и  узнали,  что железо при восьмидесяти градусах  -- вешь
хрупкая, с  которой следует  обращаться  деликатно. Отснял бы ты  Ваня, этот
кадр --  цены бы ему не  было... Или  Сашу  Бармина, который под восемьдесят
пять  градусов выходил гулять на полосу, чтобы  доказать  маловерам и самому
себе,  что  прогулка  под  луной  в  любую погоду  исключительно  важна  для
организма.
     -- Волокуша на подходе, сообщил Дугин.
     --  Идите  сюда!-- донесся  голос  Белова.-- Запечатлеемся  вместе, для
истории!
     --  Нам  для  истории  не  надо,--  ухмыльнулся  Дугин.--  Идите,  груз
пустяковый, мы с Веней свободно справимся.
     Семенов, Гаранин и Бармин пошли к летчикам. Филатов забрался в самолет.
     -- С чего начнем, Женя?
     -- С перекура,-- предложил Дугин, присаживаясь.-- Или не хочется?
     -- Не очень,-- признался Филатов.
     -- Нормальная вещь,  скоро  и про девочек забудешь,-- пообещал Дугин.--
До конца зимовки.
     -- Врешь,-- недоверчиво сказал Филатов.-- Нет, в самом деле?
     --  Шучу.-- Дугин  подмигнул.--  Но  во сне  раньше чем  через месяц не
увидишь. И то без душевного волнения.
     -- Ну, это еще терпимо. А то чуть не до смерти напугал, даже слабость в
ногах почувствовал.
     -- А вообще как? Шарики в глазах не прыгают?
     -- Еще нет. Но и в футбол играть не хочется.
     -- И не захочется. У нас только док психованный, в пинг-понг напарников
искать будет. Силы девать некуда, гирей зарядку делает
     -- Саша -- мужик что надо,-- возразил Филатов -- На Льдине, сам знаешь,
лучшим грузчиком был. А ты чего на него хвост поднял?
     -- Некультурно выражаешься,  Веня. Мне  с  твоим  Сашей делить  нечего,
разные учебные заведения кончали. Я в  его клистирных трубках не разбираюсь,
а он в моих дизелях.
     --  Что-то  я тебя  не  пойму, Женька.  Ласковый  такой, в  глаза  всем
улыбаешься, а в кармане фигу показываешь.
     --  Грубый ты  человек, Филатов.-- Дугин поднялся.-- Кончай  перекур. Я
вниз  спущусь,  принимать буду. Носом дыши, слышишь? И нагибайся  так, будто
пузо у тебя выросло, медленно, понял?
     -- Проинструктировали,-- отмахнулся Филатов.-- Ну, принимай.
     Аккумуляторы были  тяжелые, двухпудовые.  Первый из них Дугин принял на
руки, как ребенка прижал к груди, осторожно нагнулся  и положил на волокушу.
С непривычки даже кровь в голову хлынула, с трудом отдышался.
     -- Может, подождем со вторым? -- предложил Филатов.
     -- А чего ждать, давай.
     Дугин,  чтобы стать  повыше, влез на связку  спальных  мешков  и только
принял  второй  аккумулятор,  как  мешки  вдруг  поехали  изпод  ног.  Дугин
покачнулся, аккумулятор выскользнул и с грохотом упал на волокушу.
     -- Цел? -- испугался Филатов.
     --  Что  с  ним  сделается?  --  Дугин  укутал  аккумуляторы  спальными
мешками.-- Все, что ли?
     -- Ящик еще с бифштексами. Да ты разверни, посмотри.
     -- Бифштексы?
     -- Какие там бифштексы, я про аккумулятор.
     -- Никуда он не денется, подавай ящик.
     -- Держи.
     --  А  теперь все  сюда.  Белов подошел  к  флагштоку  -- Ваня,  камеру
отогрел? Снимешь церемонию подъема флага зови свою кодлу, Сергей!
     -- Только побыстрее-Бортмеханик Самохин взглянул на часы.-- Сорок минут
стоим, моторы застынут, Николай Кузьмич!
     -- Быстрее не выйдет, сказал Семенов.-- Рановато, Коля, флаг поднимать.
     -- Почему это? -- с деланным удивлением спросил Крутилин.
     --  Будто  не  знаешь,  Ваня.  Станция оживет,  выйдем  в  эфиртогда  и
поднимем.
     --  Бюрократ  же ты, Серега!-- возмугился  Белов- Не разводи  канитель,
поднимай флаг, чинуша!
     -- Это  я  чинуша?  --  засмеялся Семенов -- Не  проси,  Коля, не стану
традицию нарушать.
     -- Даже ради друга?-- забросил удочку  Белов -- Который,  не щадя своей
драгоценной жизни, приволок тебя в эту чертову дыру?
     -- Именно  так, подтвердил Семенов.--  Голый перед  тобой разденусь  --
снимай, а флаг поднимем, когда отобью первую морзянку.
     -- Тьфу!-- Белов под  общий  смех  сдернул подшлемник,  вытер  слюну.--
Такого кадра лишил, собака!
     -- А где Волосан? -- спохватился Бармнн.
     -- Дрыхнет на моем кресле,-- сообщил Крутилин.
     -- Оставайся с нами, пусть летит вторым  пилотом,-- предложил Бармин.--
За тебя вполне сработает!
     -- Моторы, Николай Кузьмич,-- напомнил Самохин.
     --  Все,  братва,  летим!-- Белов  знаком успокоил бортмеханика  -- Ну,
Серега,  ну, бюрократ! Далай обнимемся, что  ли? Снимай, Ваня,  всетаки тоже
кадр не из последних!
     -- Ради кадра? -- с притворным  негодованием спросил Семенов.-- А вот и
Волосан, с ним и обнимайся.
     Летчики помогли подтащить волокушу к дому, стали прощаться.
     -- С завтрашнего дня, Сергей,  начинаем рейсы двумя бортами,-- пообещал
Белов.-- Так оставить тебе на денек охотника за пингвинами?
     -- Конечно, веселее открывать зимовку.
     -- С одним условием: без меня  флаг не поднимать! Нету еще такого кадра
в моей коллекции, понял?
     -- Попутною ветра, Коля!
     -- Лучше никакого. Ну, до связи!
     -- До связи, дружище!


"Беда, Николаич..."

     Нигде в другом  обитаемом месте Земли нет  такого обилия  света, как на
Востоке в полярный день.
     Удивительная вещь!  Солнце почти что в зените, оно заливает купол таким
нестерпимым светом, что без темных очков и шагу  не  сделаешь; прозрачнейший
воздух  весь  пронизан пляшущими лучами, и  эта ясно видимая веселая  пляска
создает  столь убедительную  иллюзию  тепла,  что так  и  хочется раздеться,
позагорать.  Только не  верь  этому  ощущению,  оно  сплошной обман. Слишком
белый,  самый  девственный  на Земле  снег, возгордившись своей несравненной
чистотой,  отказывается  принимать  губительное  тепло  --  солнечные   лучи
отражаются от поверхности и отлетают прочь, как  стрелы, пущенные в стальную
стену.
     Так уже  было миллионы раз, каждый год полярным  летом  солнце штурмует
ледяной купол мощными потоками радиации, а тот, укутанный в  защитную  белую
одежду, успешно  отбивается от  этих атак. В Центральной Антарктиде солнце с
его  испепеляющим жаром  унижено  и оскорблено:  в титанической  борьбе  лед
побеждает пламень.
     И только  когда на купол пришли люди, на первозданной белизне появились
чужеродные  темные  пятна,  не  умеющие  отражать  солнечные  лучи.  Нащупав
слабинку,  солнце  устремилось  туда,  оно  очистило от снега крыши домиков,
прогрело  поверхность  стен,  но большего сделать не  сумело -- неистребимые
волны  холода с поверхности  купола  поглотили  и это  тепло,  не  дали  ему
проникнуть сколько-нибудь глубоко.
     Вот и получилось, что солнце для Центральной Антарктиды было и осталось
огромной и яркой лампой дневною света, холодной, как свет далеких галактик.
     -- Вперед, реаниматоры! -- Бармин распахнул дверь.
     -- Че-го? -- с угрозой спросил Филатов.
     -- Медицинский термин, детка. Будешь оживлять станцию.
     -- Его самого оживлять пора,--  съязвил Дугин,  входя в дом.--  Милости
прошу к домашнему очагу!
     -- Раздевайтесь,  дорогие гости!--  проворковал  Бармин.--  Пол  у  нас
паркетный, наденьте, пожалуйста, тапочки!
     -- Минус сорок  шесть,--  сообщил Гаранин, смахнув иней с термометра.--
Парадокс! В дома на два градуса холоднее, чем на улице
     --  Холодильная камера,-- ощупывая лучом фонарика стены холла, покрытые
слоем игольчатого инея, сказав Дугин -- Погреб!
     --  Николаич,  вот это сюрприз!--  послышался  из  кают-компании  голос
Бармина.
     Видимо, люк  в потолке был закрыт неплотно,  и в кают-компанию навалило
снега, на столе возвышалась снежная  пирамида,  верхушкой своей уходившая  в
люк.
     --  Ничего страшного,--  успокоив  друзей Семенов.-- Даже к лучшему, не
надо будет заготавливать снег на улице, отсюда возьмем и  на питьевую воду и
на систему охлаждения для дизелей.
     --  Эй, новички!-- воззвал Бармин.-- Это к тебе,  Веня, относится,  и к
тебе, Волосан.  Смотрите и  запоминайте. Первая  дверь  направо  --  кабинет
начальника, ничего хорошего вас там  нс  ждет и ждать  не будет. Зато вторая
дверь -- ого! Снимите с благоговением шапки -- это камбуз!
     "Здравствуй, домишко, родной,-- с волнением  подумал Семенов. Прошел из
кают компании в радиорубку, отскоблил снег с окна -- Померзнул ты, братишка,
за  год. Ничего, скоро мы  тебя отогреем, перышки твои почистим,  и снова ты
станешь нашим теплым жильем".
     Вошел Гаранин.
     -- Мои игрушки в порядке,-- поведал он,--  хоть сейчас  давай погоду. А
рация?
     -- Застыла,  зуб  на зуб не попадает, ответив Семенов.-- Будем  греть в
спальных мешках, отдельными блоками.
     --  Не припомню, чтобы мы с тобой хотя бы на несколько часов  оказались
без связи.
     -- Да,  неприятное ощущение,-- согласился Семенов.-- К  вечеру, Андрей,
Восток подаст голос!
     -- Дома радио  всегда выключаю,  а  сейчас даже утреннюю  гимнастику  с
удовольствием бы послушал.
     -- Могу устроить, приемник-то я взял с собой.
     -- Погоди, ребята в медпункте сервировали стол. Пошли перекусим.
     -- Аппетита нет.
     -- У меня тоже. Хоть чайку попьем.
     -- Чаек -- другое дело!
     В крохотном, метра на три, медпункте было тепло: Филатов зажег паяльную
лампу,  и она  быстро  согрела  воздух.  Со  стены  людям ласково  улыбалась
длинноногая девушка в бикини. Она только что вышла из  моря, и крупные капли
скатывались с ее загорелого тела.
     -- Твое здоровье, крошка! -- Филатов прихлебнул чай.-- Побереги улыбку,
через год увидимся.
     Отвинтив  крышку  двухлитрового  термоса,  Бармин  налил  крепкого  чая
Семенову  и Гаранину. Из другого термоса Дугин  доставал переложенные хлебом
котлеты.
     --  Фирменное  блюдо  ресторана  "Собачий  холод"!--  похвалил  Бармин,
энергично работая челюстями.--  Ешь, Волосан, за  все заплачено. И не смотри
на меня скорбными глазами, гипоксированный ты элемент?
     -- Какой элемент? -- спросил Филатов.
     -- Что у тебя было в школе по химии? -- поинтересовался Гаранин.
     --  Тройка  с курицей,--  ответил за  Филатова  Бармин и пояснил:- Веня
долго  кудахтал, пока не  выпросил  у  учителя тройку. Оксиген,  детка,  это
кислород.  Его-то  Волосану и не хватает, оттого он  и молчаливый, слова  из
него  не вытянешь.  И  ты,  Веня, гипоксированный. Хочешь, скажу,  как я это
узнал?
     -- Ну?
     -- Ты тоже перестал лаять.
     -- Это  ты зря,  док,-- вступился за товарища Дугин --  Часа не прошло,
как он меня в самолете облаял, Волосан подтвердит.
     Услышав  свою кличку, Волосан, который без видимой охоты жевал котлету,
встрепенулся было, но в игру не вступил.
     -- Эх, Волосан, Волосан! -- с сочувствием проговорил Бармин.-- Где твой
гордо  поднятый  хвост?! Ты ведь теперь восточник,  первый пес  на  Востоке,
понял? Автографы будешь раздавать!
     -- Погаси ламлу, Веня,-- сказал Гаранин.-- Угорим.
     --  Да,  таким  теплом  баловаться  не  стоит,--  поддержал  Семенов.--
Сгорание  здесь  плохое,  от газа одуреем... А  Волосана  давайтека сунем  в
спальный мешок,  пусть вздремнет, пока мы наводим порядок.  Так, ребятки. Вы
втроем пойдете к дизелям,  а мы  с Андреем Иванычем займемся рацией. Сколько
времени тебе понадобится, Женя?
     --  Сначала  отогреем  дизеля,  это  раз,-- начал  Дугин.--  Подготовим
емкости  для  охлаждения  --  два,  подключим  аккумуляторы  для стартерного
запуска -- три... Ну, часа два, два с половиной.
     -- Не забыл восточное хозяйство,? -- улыбнулся Семенов.
     -- С закрытыми глазами, Николаич!
     -- Тогда командуй, тебе и карты в руки.
     Дугин встал.
     -- Пошли, братва.
     --  Док,--  обратился  к  Бармину  Филатов.-- Тут  по твоей медицинской
части... поможешь?
     -- Что?
     -- Лампы и аккумуляторы нужно перетащить в дизельную, полы подмести.
     --  Это  мы запросто,  это  мы  в ординатуре проходили.--  Бармин важно
кивнул.-- Веник вульгарис!

     Радиостанция --  приемник  и передатчик --  была  смонтирована  в  двух
металлических шкафах-стойках  и состояла из  нескольких