начали  тушить, не
оттуда  начали  спасать,  однако  большинство  таких  ошибок в  ходе  боевых
действий  можно исправить,  но при спасании со штурмовки,  в темноте  и  под
пронизывающим  ветром  действия  должны  быть,  безупречными:  любая  ошибка
непоправима.
     -- Юра, поднимайся ко мне! -- услышал он голос Николая.
     Людей на шестой лоджии оказалось трое,  женщина и  двое мужчин. Видимо,
им  не  просто  было  добраться до  лоджии,  они  были  явно перевозбуждены,
особенно женщина с черным от дыма лицом и расширенными глазами.
     -- По этой ужасной лестнице? -- ахнула она. -- Ни за что!
     --  А вас никто и  спрашивать не будет! -- Николай силой поднял женщину
над перилами, а Юрий, стоявший на штурмовке, подхватил ее ноги и поставил на
ступеньки.  --  Не  ори  и не  цепляйся за меня,  я тебе  не  муж!  Ну, кому
говорят?! Юра, давай!
     Оба они  отлично  понимали, какой ужас испытывает женщина, ухватившаяся
за  обе  тетивы оцепеневшими  руками, как трудно  ей заставить себя оторвать
ногу от ступеньки, но ни уговаривать, ни сочувствовать времени решительно не
было.
     -- Левую ногу  -- вниз  -- прикрикнул Юрий. -- Да  не бойтесь, я  держу
вашу ногу... Ну? Молодчина! Вот так умница...  Оставьте в покое платье, черт
возьми!
     Это  была Аня Дмитриева, диспетчер технического отдела  Дворца.  Спустя
много времени она мне призналась, что больше всего проклинала себя не за то,
что задержалась,  проболтала со сменщиком и попала в  пожар, а за то, что  в
тот день не  надела  джинсы.  Она была в одном платье, дрожала  от  холода и
страха,  но  женщина  остается женщиной:  когда  ветер раздувал подол,  она,
испытывая мучительное неудобство, инстинктивно хлопала по  нему  рукой  -- и
тогда штурмовка покачивалась
     Впрочем,  с мужчинами  тоже  пришлось повозиться:  если первого удалось
спустить  без особых хлопот,  то  второй будто примерз  к штурмовке, на него
ушло много сил и, главное, минут пять драгоценного времени.
     Зато с детьми получилось на редкость удачно, а это радует пожарных, как
ничто другое.
     К  детям  у пожарных совершенно особое  отношение:  никакие  награды  и
повышения  не  доставляют им такого морального  удовлетворения, как спасение
ребенка. Совсем недавно, уже в этом году, Вася вернулся с дежурства усталый,
но  ужасно довольный собой, я бы даже сказала  -- гордый до  неприступности.
Обычно из  него сразу и  слова не выдавишь, сначала душ и завтрак, а тут  не
выдержал и чуть  не с порога стал рассказывать.  Часа в три ночи  выехали на
пожар  в  детском  саду, загорелось белье в  прачечной, которая находилась в
подвале.  А  наверху  ночная  группа  --  около  сорока  детей!  Вася  решил
немедленно  эвакуировать  их в  дом  напротив,  там  разбудили жильцов,  все
приготовились, одни пожарные в подвале тушили огонь, а другие вместе с двумя
дежурными няньками стали малюток одевать,  да еще с  шутками  и прибаутками,
пугать-то детей нельзя. И тут одна из малюток  спросила няню:  "Тетя Маша, а
почему нас ведут на прогулку, а мы еще не кушали?" И даже в этой обстановке,
закончил  Вася,  нельзя  было  удержаться  от улыбки.  Не  беспокойся,  всех
вынесли!
     Часто  видя  вокруг себя  смерть  и страдания, пожары  ные знают, что в
подавляющем большинстве случаев виной тому взрослые или пьяные, которым море
по  колено,  или  курильщики,  беззаботно  швыряющие  окурки,  или  хоэяйки,
болтающие по телефону, забыв выключить  телевизор или конфорку на  кухне, и,
когда за преступления взрослых расплачиваются дети, пожарные надолго  теряют
душевное  спокойствие. Несколько  дней  назад, спустя неделю после истории с
детским садом, погибли двое детей, брат и  сестра пяти и четырех лет: пьяный
отец оставил на диване непогашенную сигарету и ушел добавлять в пивную. Юрий
со  своим  караулом  и за ним оперативная группа выехали на  пожар, приехали
почти  одновременно и, когда Юрий, Вася д Дима взломали дверь и  ворвались в
горящую  квартиру,  дети,  обнявшись, лежали  на полу  в  задымленной кухне,
спасти их по удалось В тот день я впервые в жизни видела, как Дима плакал --
Дима, про которого Дед  говорил, что "из этого хохмача слезу выжать труднее,
чем воду из булыжника".
     Так что  главная  радость пока что -- благополучно  спустили детишек на
крышу, а оттуда по автолестнице  вниз,  на землю, где их  приняла  в объятья
зареванная  мама. Но  этого Юрий и  Николай не  видели  спустили  детей -- и
эмоции побоку, нужно успеть к другим, которые тоже хотят жить.
     4. ГОЛОВИН И БАУЛИН

     На  отвоеванные у высотки  лоджии  с  крыши  кинотеатра поднимались  по
штурмовкам  газодымозащитники.  Они  рассыпались  по  этажам,  доставали  из
пожарных  ящиков в коридорах  рукава и стволы,  подсоединяли  к  внутреннему
водопроводу и, обретя оружие, тушили огонь и спасаля оставшихся в помещениях
людей.
     Таким  образом, с  цепочки штурмовок  отвоевывались плацдармы, те самые
"пяди земли",  без обладания которыми  так трудно  вести  наступление. Это и
была  вторая  составная  часть идеи полковника Кожухова:  расчистить  дорогу
идущим  снизу,   о  десятого   этажа  главного  здания   подразделениям  под
командованием Головина и Баулина.
     В бой вступали основные силы,
     Пришло  время  познакомить  вас  еще  с двумя  представителями  "старой
гвардии" гарнизона.
     Высокий,  худощавый и подтянутый подполковник  Головин в свои пятьдесят
лет --  совершенно седой. Любопытно, что  молодая поросль  его другим  и  не
видела:  он  поседел в тридцать лег, когда погибал в одном тяжелом пожаре, о
котором не  любил вспоминать,  а  если спрашивали --  отшучивался:  "Другие,
Колобок, например" седеют по частям, а я сразу отделался".
     Колобок,  он же  командир второго  отряда майор  Баулин --  старый друг
Головина и его  постоянный  оппонент. Среднего  роста,  круглый, румяный,  с
постоянной  улыбкой  до ушей,  Баулин  одним  своим  видом  вызывает веселое
оживление.  Если  Головин  внешне хладнокровен и  флегматичен, то Баулин  --
полная  ему  противоположность.  В гарнизоне  над  Баулиным  подшучивают, но
опасаются попасть  ему на  язык: такое про  тебя  сочинит, что год  смеяться
будут,  не слушая никаких оправданий. "Им бы с Уленшпигелем на пару в  цирке
работать", -- негодует Дед, которого Баулин  аккуратно разыгрывает  каждое 1
апреля. В  последний  раз  он позвонил, старушечьим  голосом прошамкал,  что
является  подругой его отрочества по  имени  Фекла, и  пока  озадаченный Дед
что-то лепетал, припоминал и никак не мог припомнить эту, самую Феклу, голос
из старушечьего  превратился в бас  и рявкнул:  "От  алиментов  скрываешься,
старый черт?"
     Все  знают,  что  неразлучных  друзей  в гости  можно приглашать только
вместе,  иначе  иайдут  какой-нибудь  предлог,  извинятся  и  откажутся. Но,
эаполучив  их  обоих,  не  пожалеете  -- любую  компанию  расшевелят  своими
пререканиями.
     Головина,  фанатичного  собачника, всегда  сопровождает  жизнерадостный
спаниель во кличке Фрукт. Вот картинки с натуры:
     -- Ваня,  --  вкрадчиво спрашивает Баулин, --  запамятовал, Фрукт -- он
какой породы?
     Головин делает вид, что не слышит.
     --  Кажись, дворниэль?  -- деланно морща лоб, припоминает  Баулин. -- А
какую пищу он предпочитает?
     На этот, казалось бы, элементарный вопрос Головину настолько не хочется
отвечать, что все смеются, ибо знают, что за Фруктом числятся два выдающихся
подвига.  Еще  щенком он  сожрал  служебное  удостоверение  своего  хозяина,
обеспечив   ему   колоссальные  неприятности,  хотя  в  доказательство,  что
удостоверение не потеряно, тот предъявил  жеванные обрывки. А не  так давно,
будучи  уже взрослым, Фрукт отличимся  снова. Головии уезжал в командировку,
жена и пес его провожали.
     -- Без слез невозможно было смотреть, --  рассказывает Баулии. -- Уже в
купе  Фрукт сообразил, что хозяин  уезжает,  с  жалобным воем  бросился  его
облизывать и в один миг проглотил билет, который Ваня протягивал проводнику!
     Головин любит  собак самозабвенно, вне зависимости от их родословной, и
те отвечают ему полной взаимностью: любая  дворняга, завидев Головина, бежит
за  ним, высунув язык  и  дружелюбно  помахивая  хвостом.  Стала  знаменитвй
история, происшедшая  во  время  пожара на крупнейших в  городе Демьяновских
складах. Там по  периметру были привязаны огромные сторожевые псы, во  время
пожара всех вывели, а одного не успели, он бегал туда-сюда, деваться некуда,
цепь  и проволока, а когда по-настоящему прихватило, так, что шерсть горела,
забился в будку и жутко выл. Головин не выдержал, надел плащ и велел  облить
себя  водой,  начальник  охраны  его  уговаривал: "Да  Пират  тебя на  части
разорвет, самый  злющий пес,  совсем дикий!" Головин  отмахнулся,  дополз до
будки, отвязал пса  и вывел из огня. И вот потушили пожар, собрались уезжать
-- и вдруг Пират злобно залаял на своего спасителя!
     -- Я даже расстроился, -- рассказывает  Головин, -- все вокруг смеются:
"Вот как  тебя отблагодарил!", подхожу  к нему,  ах, ты,  сволочь, говорю, я
ведь тебя из огня вытащил... Мне кричат: "Отойди, рванет!", а я  к  нему все
ближе --  и  он узнал!  Лег на брюхо, пополз  ко мне, скулил,  руки лизал --
извинялся... Вот  тебе и разорвет! Нет, ребята, что ни говорите,  а у каждой
собаки  большая  и возвышенная  душа.  Единственное и неповторимое существо!
Почему? А нотому, что другого такого нет. Назовите-ка мне еще одно животное,
которое зарабатывает  себе  на  хлеб  любовью к  человеку!  Ну, кто назовет?
То-то!
     -- Где  Ваня,  там  собаки,  --  смеется Баулин. -- Я  бы  на  их месте
скинулся и  медаль ему отлил: "Гав-гавура!" Рассказать, как  Ваня из высотки
бульдога вынес?
     --  Ольге  нужна  точность,  --  возражает  Головин,  --  а  ты  такого
порасскажешь, что бульдог  опровержение  напишет. Дело было так. Тот бульдог
оказался  в гостинице,  помню,  в  пятом  номере  на  14-м атаже  в  порядке
исключения,  поскольку  в  гостиницы собак не пускают --  недомыслие, давшее
повод для превосходного анекдота. Рассказать? Владелец модного отеля получил
письмо от одной леди, в котором та  интересовалась, можно ли ей поселиться в
отеле  с  собакой. В  ответ  она  получила  такое  письмо:  "Уважаемая  мисс
такая-то!  Мы  будем рады принять  в  своем отеле вашу  собаку. За последние
пятнадцать  лет  мне  еще ни разу  не приходилось  вызывать  в  четыре  утра
полицию,  чтобы утихомирить  пьяную  дебоширящую собаку.  Ни разу собака  не
засыпала с горящей сигаретой  в зубах и  не  устраивала в номере пожара.  Не
помню случая, чтобы собаки похищали пепельницы  и полотенца на сувениры. Так
что, дорогая мисс, мы будем счастливы видеть вашу собаку... А дальше подпись
владельца отеля и приписка: "Если собака за  вас поручится, вы тоже можете с
ней  приехать".  Вот  так.   А   этого  бульдога  привез   на  гастроли  его
дрессировщик, ну, помните, он выступал в цирке, фамилию забыл;  и вспоминать
не  буду,  потому  что бросил,  сукин  сын,  своего четвероногого  друга  на
произвол судьбы. Я обнаружил его,  когда мы протушили номер и услышали тихое
поскуливание. Будучи интеллигентным и воспитанным псом, бульдог в отличие от
своего хозяина  не вопил с лоджии благим матом, а тихо прятался  в шкафу, уж
не знаю, как он закрыл  за собой створки. Ну, взял его на руки, а он то меня
лизнет, то себя, а в глазах такая благодарность...
     --  Лучше  бы  он  эту  благодарность   в  книге  отзывов  записал,  --
ухмыльнулся Баулин, -- зря, что ли, его грамоте обучали!

     К  тому  времени, как цепочка штурмовок выросла до пятой лоджии,  бойцы
Головина  и  Баулина  протушили технический этаж и вышли  на  крышу главного
здания.
     Из  одних  окон высотки  хлестал  дым,  из  других,  разрывая  темноту,
вырывались языки пламени. И хотя  по  габаритам  своим высотка была  намного
меньше  главного  здания,  пожарные  отдавали  себе  отчет в  том,  что  бой
предстоит очень тяжелый. И потому,  что нужно  пройти все эти адовы этажи до
ресторана, и не просто пройти, а  сделать  это как можно быстрее,  и потому,
что силы  уже  были  на  исходе.  Пожарные,  поднявшиеся  на крышу, донельзя
устали, многие из них были травмированы, а заменить их уже было некем, в бой
пошли  последние  резервы  гарнизона.  Город  был  фактически  оголен,  лишь
несколько машин остались на особо важных объектах.
     О том, насколько ты устал, бойцов никто не спрашивал: без всяких лишних
слов  все  понимали, что нужно обрести  второе дыхание, за тебя сейчас никто
ничего не сделает.
     Теперь успех  операции  зависел от того, как  быстро  удастся проложить
рукавные линии.
     Пока бойцы подтаскивали  снизу и наращивали  рукава,  Головин  и Баулин
подбежали к высотке  и, не мешкая, согласовали план действий; Головин пойдет
по правой, Баулин по левой  внутренним лестницам, место встречи  -- лифтовые
холлы каждого этажа.
     --  Глаза  боятся,  руки делают, --  рассказывал  Головин. --  Похлопал
сапогом по рукавам  -- полные, можно  идти в атаку.  Разбил  окно на  первом
этаже  высотки, оттуда  дым с огнем. "Ребята, не жалейте воды!" Работали  из
ствола  А, сбили температуру -- и внутрь. К  лифтовой шахте не  подойти, уши
трещат,  но тут  еще две линии проложили  и  стали работать  тремя стволами.
Хорошо  пролили водой, разогнали дым, обшарили помещения -- никого. "За мной
наверх!" -- побежали на следующий этаж". И  так далее.  Могли бы застрять на
двенадцатом этаже, но помогли  бойцы, которые по штурмовкам раньше  нас туда
поднялись,  бельевая там  сильно горела. Однако настоящая работа началась на
гостиничных этажах, они  горели вовсю. Хотя в  такое время приезжие обычно в
номерах не сидят, но человек пятнадцать там было, не  считая тех, кто  успел
на лоджии выбежать. Тактику применяли такую: часть бойцов оставалась сбивать
огонь, остальные -- наверх, по задымленным внутренним лестницам. Рискованно,
но когда знаешь, что люди могут погибнуть, когда слышишь их крики... Хотя не
только  крики,-- Головин оживился,  -- ты  же,  Ольга, любишь  нестандартные
случаи,  один раз мы ушам  своим не поверили  -- музыка! Петя, расскажи, как
помешал одной парочке культурно развлечься!
     --  Каюсь,   помешал,  --  подхватил   Баулин.   --  Пожарвый   --   он
запрограммирован, как  автомат, по  дороге  во все двери стучит, а если  нет
ответа, взламывает; такие, например, как Паша Говорухин или Леша Рудаков, --
плечиком,  а  простые  смертные  --  "фомичом", легким  ломом. Вдруг ко  мне
подбегает  боец:  "Товарищ майор,  музыка!" Гул, треск, но подставляю  ухо к
двери -- в самом  деле, музыка! Значит, кому-то очень хорошо, если пожара не
замечают.  Стучусь  --  не  открывают,  бью   ногой  по  двери   --  чуточку
раскрывается, в щелочку выглядывает блондин лет сорока в  трусах  и в майке,
смотрит на  меня, как на  марсианина, а из  магнитофона несется:  "Арлекино,
арлекино!" Я ему;  "Быстро на выход, пожар!", а он:  "Пошел ты..." -- и хлоп
дверью перед моим носом. А соседний номер горит! Ничего не поделаешь, думаю,
товарищ  блондин,   придется  тебя  слегка  побеспокоить.  Приказываю  бойцу
ковырнуть дверь "фомичом", а блондин понял,  что обложили его всерьез, снова
раскрывает  дверь, пиджак с лауреатским значком на майку надел -- артист! --
но к себе не пускает. "Безобразие! -- кричит.-- Генералу буду жаловаться!" И
еще  что-то  насчет  творческой  индивидуальности,  к  которой  я,  мол,  не
испытываю уважения. Я сообразил, что товарищ блондин  сильно  навеселе и  не
пускает  нас по  той  причине, что  находится в  номере не один  и, по  всей
видимости,  этот второй  явно не  его жена. В таких случаях рекомендуется не
обращать  внимания  на  творческую  индивидуальность  и  спасать  силой.   Я
протиснулся в  дверь, взяд товарища за грудки и  слегка  об стенку. "Горишь,
такой-сякой!  Быстренько одевайтесь  оба, и на  выход, солдат проводит!" Тут
дымом  хорошо  потянуло,  он глаза  вытаращил,  мигом  протрезвел:  "Родные!
Пожарники!"  Не будь я человек интеллигентный, я бы  рассказал, в каком виде
выпрыгнула из  постели  дама" но это не  имеет значения.  Когда  эту парочку
выводили, Ваня как раз своего бульдога тащил.
     Хуже всего было на 15-м, -- продолжал Головин -- там люксы и полулюксы,
сплошные  ковры,  мягкая  мебель с  поролоном  и прочее.  Температура адова,
дымище  -- ничего не видно, двери дубовые, хорошо пригнанные -- это людей  в
номерах и спасало на первых порах. Работа была обычная,  ничем не отличалась
от того, что  приходилось  делать на  этажах  главного  здания, даже, честно
скажу, полегче, чего там, особенно если вспомнить  шахматный клуб. Но о  нем
тебе много  рассказывали, не буду повторяться, тем более что и на 15-м очень
даже было  нелегко. Знаю, что у тебя намечена встреча с полковником, он тебе
добавит, а про себя скажу, что начиная с  этого этажа мне сильно не  везло с
КИПом. Врываюсь в один номер, на полу  женщина хрипит, задыхается. Отдаю  ей
свой  загубник, она  хватает  его, дышит, а я  на выдохе: "Отдай, по очереди
будем!" А она дышит и слышать меня не хочет. Мне уже самому  дышать нечем, в
голове звенит, схватил ее на руки, топаю к лоджии, задыхаюсь, слезы текут...
Хорошо, что лоджия  близко  была, в десяти  шагах, там ее  ребята с  цепочки
приняли... И еще с КИПом история... Взломали дверь в другой номер, а там две
женщины, обе без  сознания; одну боец подхватил, другую я, понесли на лоджию
--  и вдруг чувствую, что  нет  доступа кислорода,  снова слезы  и  шарики в
глазах, ну, думаю, КИП из строя вышел, не дойду. Тут один боец увидел, что я
вырубаюсь, принял  из моих рук  женщину  --  и в  загубник  сразу  же  пошел
кислород! Оказывается,  она своим телом дыхательный шланг придавила, но я-то
этого не  видел... Там еще много всякого  было, лучше я тебе расскажу о той,
первой, которая мой загубник присвоила. Через несколько дней явилась в  УПО,
в  мой  кабинет  и  спрашивает: "Меня из  номера один  пожарник  вынес, свой
противогаз  отдал, уж не  знаю,  как  он сам дышал,  не  можете  меня с  ним
познакомить?  Я солистка Московской  филармонии,  хочу лично поблагодарить".
Посмотрел  я  на  нее,  чрезвычайно миловидная  особа  лет тридцати,  был бы
помоложе и  холостой -- не отказался бы от заслуженной  награды. Повздыхал я
про себя, посокрушался и говорю: "Вас, насколько я помню, спас майор Баулин,
вот его домашний телефон, звоните, майор сейчас дома".  Я-то  знаю, что Петя
три минуты назад от меня вышел и дома его никак не может быть,  но зато дома
Ксенечка, самая сердечная и отзывчивая из всех жен. Звонит, трубку, конечно,
снимает Ксенечка, а  голосок у  нее звонкий, слышу каждое слово: "Его нет, а
что  вы  хотели?., Ах, артиска,  увидеть и поблагодарить? А совесть  у  тебя
естьза чужими мужьями гоняться? Я тебе так его поблагодарю, что ты..." Петя,
у тебя есть что добавить?
     -- Хорошо, что напомнил, Ваня, -- Баулин расплылся в улыбке, -- в долгу
не останусь!
     -- Возвратишь  как-нибудь, --  благодушно сказал  Головин. -- На  этом,
однако, мои неприятности  с  КИПом не  закончились. Уже  потом,  когда  15-й
начали тушить, оставил  я на нем  Баулина и со звеном  пошел наверх. На один
марш поднялся,  чувствую, что задыхаюсь, посмотрел на  манометр --  почти на
нуле, я без кислорода! Бежать вниз  перезаряжать КИП -- времени жалко, вышиб
на лестничной клетке  окно, отдышался и бегом к следующему окну, бац по нему
-- снова отдышался. И так, от окна к окну, добирался до верхних этажей...
     5. ПУТЬ НАВЕРХ ПЕРВОЙ ТРОПКИ

     Начиная с  13-го этажа цепочек  уже  стало  две: по одну сторону лоджий
поднимались  Николай  Клевцов и  Юрий  Кожухов, а  по другую,  отделенную от
первой  перегородками  из  стеклоблоков, начали  вязать свою цепочку  Володя
Никулькин и старший сержант Рожков.
     Когда   порывы  ветра  усиливались,   люди  на   штурмовках   замирали;
Кожухов-старший  рассказывал, что когда в такие моменты  кто-нибудь из