спасся: может быть, он приведет помощь...

Теперь несчастные пленники упорно думали о судьбе бежавшего агента. Им
казалось, что они еще слышат топот копыт его коня, уносящего своего
всадника в беспредельные просторы степи. Конечно, индейцы не могли
предпринять погоню за бежавшим траппером: среди них было много безумно
храбрых воинов, презиравших смерть, но не нашлось ни одного человека,
который рискнул бы пустить свою лошадь по равнине, где на каждом шагу
попадались полосы зыбучих песков. Таким образом, Джон Мэксим, никем не
преследуемый, мог скрыться в прерии. Но значило ли это, что он спасен? Ведь
по прерии бродят отдельные банды чейенов, которые истребляют поселки,
поджидают возможного появления передовых отрядов посланных на войну войск,
и как легко одинокому всаднику наткнуться на индейских воинов и погибнуть в
неравной борьбе, имея лишь шанс подороже продать свою жизнь...

А если Джон Мэксим каким-либо чудом избежит гибели, то когда он доберется
до друзей? Когда он приведет их для спасения четырех пленников?

Нет, нет, никакой надежды на спасение не было...

В полдень оба отряда краснокожих, к которым присоединилось еще много
индейцев сиу и арапахо, сделали привал.

В короткое время была срезана или вытоптана трава прерии на огромном
пространстве, чтобы разведенные костры не стали причиной пожара. Сиу и
арапахо расположились на отдых, позаботившись, конечно, о том, чтобы их
пленники не могли сбежать.

Им развязали руки, но ноги оставили крепко связанными ремнями из сыромятной
кожи.

На дымящихся кострах зашипели огромные куски мяса быков и целые бараньи
туши, наполнявшие воздух вокруг жирным чадом. Стреноженные лошади получили
возможность побродить по прерии и подкормиться сочной степной травой,

Хотя индейцы и были вполне уверены, что на многие десятки миль вокруг нет
ни единого белого, они не пренебрегли обычной предосторожностью: вокруг
лагеря были заботливо размещены пикеты конных часовых, наблюдавших за
окрестностями.

На пленных, оставленных под присмотром нескольких молодых воинов, казалось,
никто во всем лагере не обращал никакого внимания, за исключением одной
Яллы, которая время от времени подходила к месту, где расположились белые,
и, не произнося ни единого слова, злорадно блестящими глазами глядела на
них, по временам проводя пальцем по горлу, показывая, как будут краснокожие
резать своих врагов.

Пользуясь тем, что в непосредственной близости никого не было, а Миннегага,
окликнутая Красным Облаком, принялась уплетать кусок полусырого мяса,
Джордж Деванделль вполголоса обратился к трапперу Гарри, лежавшему рядом с
ним, со словами:

- Ну, что вы думаете обо всем этом, Гарри?

- Ей-богу, ничего не разберу, мистер Деванделль! - отозвался, почесывая
затылок, простодушный малый.- Так ведь, брат?

Другой траппер молча кивнул головою. Гарри заговорил снова:

- Во-первых, я думаю, что индейцы порядочные свиньи: сами жрут, а о том,
чтобы дать нам что-нибудь, и не думают... Невольно Джордж Деванделль
улыбнулся.

- Ну, это еще полбеды, Гарри! - сказал он.- А вы лучше скажите, что будет с
нами? Почему, например, нас куда-то увозят? Ведь индейцы едва ли пощадят
нас.

- Так-то так, мистер Джордж! Я и сам удивляюсь, почему еще скальпы держатся
на наших головах...

- Быть может, они просто откладывают удовольствие привязать нас к столбу
пыток до того времени, когда соберутся вместе все их отряды, участвовавшие
в разгроме асиенды? Ведь мы все-таки, надо заметить, достались им не даром!
На каждого павшего с нашей стороны человека приходится по крайней мере
три-четыре, а то и пять краснокожих. У убитых есть родственники. Они,
значит, имеют право участвовать в пытках...

- Нет, мистер Джордж! Это все верно, но тут таится что-то другое, а что
именно ни я, ни мой брат разобрать не можем.

- А может быть, Ялла просто-напросто хочет держать нас в качестве
заложников и, если их пресловутая священная война кончится поражением,
выговорить себе пощаду взамен нашей свободы? - высказал предположение
Джордж Деванделль.

- Возможно, но я в этом далеко не уверен! Ради получения заложников Ялла
едва ли затеяла бы всю эту кутерьму!

- Но в чем же, в чем дело? - с глубокой тоскою спросил юноша.- Что
замышляет эта ядовитая змея, женщина-сахэм?

- Бросьте ломать голову понапрасну! - отозвался траппер Джордж.- Ни до чего
не додумаетесь. Чтобы разобраться в этой путанице, надо бы уметь читать
чужие мысли и заглянуть в душу Яллы. Во всяком случае, мистер Деванделль,
приготовьтесь к самому худшему. Я знаю одно: по своему вероломству,
свирепости, какой-то сладострастной жестокости эта индианка, как говорил
нам Джон, превосходит всех сахэмов-индейцев, вместе взятых.

Невольно стон вырвался из груди молодого асиендера:

- Ах, хотя бы она скорее покончила с нами!

- Ну, с этим я не согласен! - тряхнув головою, ответил неугомонный Гарри.-
Во-первых, я еще не пообедал, а на голодное брюхо и умирать как-то не
хочется, а во-вторых, тот же Джон говорил: "Помереть всегда успеем..."

- Но, значит, Гарри, вы все-таки еще на что-то надеетесь?

- Ах, Господи! Да ведь я траппер. А мы знаем столько чудесных историй!
Спасались люди и после того, как простояли уже добрый час или два у столба
пыток. Почему нам непременно погибать? Не вижу разумной причины для этого,
как сказал бы Джон Мэксим, если бы он не удрал, а был бы здесь с нами.
Затем, я, признаться, никак не могу отделаться от мысли, что агент-то на
свободе... Может быть, он таки приведет нам помощь...

Джордж Деванделль угрюмо покачал головою.

- Мало надежды! - со вздохом сказал он.

- Ну, для кого как... Стойте! Ура! Я, кажется, напрасно обругал индейцев:
смотрите! Ей-богу, это они для нас тащат мясо! - закричал Гарри, видя, что
двое краснокожих несут к месту, где лежали пленные, котелок с каким-то
месивом и куски бычачьего мяса на вертеле.

Как ни измучены были пленники, как ни печальны были одолевавшие их мысли,
но природа предъявляла свои права, и предложенная индейцем пища пришлась
бледнолицым как нельзя более по вкусу.

После трапезы краснокожие, сменив часовых, стали укладываться спать;
пленники не замедлили последовать их примеру и тоже погрузились в глубокий
сон.

Перед заходом солнца лагерь опять пришел в движение: по-видимому,
краснокожие рассчитывали сделать большой ночной переход. Лошадей собрали,
напоили, пленников подняли, опять связали им руки за спиной, потом самих их
привязали к лошадям и тронулись в путь, идя в том же порядке, как и до
привала.

Когда окруженные со всех сторон стражей пленники усаживались на лошадей,
мимо них проскакала Ялла на своем великолепном белом мустанге,
сопровождаемая Красным Облаком, за спиною у которого сидела и кривлялась
Миннегага.

Красное Облако глядел в сторону бледнолицых словно не видя их: его лицо с
резкими чертами казалось окаменевшим, глаза смотрели равнодушно, без
симпатии, но и без злобы. Казалось, бледнолицые перестали существовать для
лжегамбусино...

Ялла, однако, держалась иначе: она улыбалась высокомерно и злобно, а
Миннегага в мгновение ока проделала целый ряд движений рукою, показывая,
как выкалываются у живого человека глаза, как обрезают нос, вырезаются
губы, как вырывают ногти, язык, сердце, как, чтобы продлить мученье,
перепиливают тупым ножом горло...

Гарри не выдержал злобного взгляда Яллы. Кровь бросилась ему в лицо. Он
рванулся с такой силой, что ремни, связывавшие его руки, затрещали, но
освободиться от уз ему не удалось.

- Будь ты трижды проклята, индейская пиявка! - задыхаясь от злобы, крикнул
Гарри в лицо Ялле. Индианка придержала своего коня.

- Что ты говоришь, бледнолицый? - спросила она, улыбаясь.

- Куда ты нас увозишь?

- Ты слишком любопытен. Разве ты ребенок?

- Что ты будешь делать с нами?

- Опять-таки ты слишком любопытен...

- Уж не думаешь ли ты нарушить данное обещание?

Ялла презрительно улыбнулась и в третий раз промолвила сухим и резким
голосом:

- Узнаешь в свое время!

Ее конь заплясал на месте на задних ногах и, сделав прыжок, понесся по
прерии, по грудь утопая в ярко-зеленой траве. Роскошно расшитый плащ
женщины - сахэма племени сиу развевался за ее спиной.

- Эй ты, фальшивый гамбусино! - вне себя крикнул Гарри стоявшему тут же
Красному Облаку.- Ты трусливый койот, прятавшийся у нашего огня, когда тебе
грозила опасность, подбиравший крохи от нашего стола! Скажи ты, что ждет
нас?

Лицо Красного Облака чуть-чуть покраснело, глаза загорелись. Но он
сдержался и ответил сухо, но без ругательств:

- Если великая Ялла, моя жена, не сочла нужным сказать тебе об этом, то
почему же я, муж Яллы, должен знать больше тебя?

Ирония и нескрываемая горечь сквозили в словах индейца. Но беглецы не могли
заметить этого.

- Твоя жена? Ялла - твоя жена? - вырвался изумленный крик из уст обоих
трапперов.

Не отвечая Красное Облако стиснул коленями бока своего коня и ускакал, не
удостаивая пленников больше ни единым взглядом.

- Фью! - свистнул Гарри и расхохотался.- Слышал ты, брат? Вот так штука! У
нашего фальшивого гамбусино жена - знаменитость. Он должен повиноваться ей.
Потому что ведь она сахэм. Здорово? Теперь я понимаю, почему эта каналья -
я говорю о самом гамбусино, а не о его знаменитой жене - так оберегал
девчонку: ведь если Ялла - его жена, то Миннегага - его дочь! Ну, если бы
мне досталась такая жена и такая доченька! Будь я трижды проклят! Извините,
мисс Мэри! Сорвалось!

Второй траппер, глядя мрачно сверкавшими глазами вслед лжегамбусино,
пробормотал:

- Моли своего Маниту и всех ваших индейских святых мужского и женского
пола, предатель, чтобы мне, Джорджу Липтону, не удалось вырваться из ваших
рук. Если вырвусь - клянусь: перегрызу тебе зубами горло, куда бы ты ни
спрятался! Даже на дне моря отыщу тебя!

- А большого дурака сваляли мы с тобой, Джордж! - потешался над братом
Гарри, к которому, казалось, вернулось хорошее расположение духа, благо
желудок, наполненный кусками жареного вкусного мяса, покуда не предъявлял
требований на новую порцию пищи.

- Предатель! Предатель! - бормотал Джордж, скрипя зубами в бессильной
ярости.

Зашло солнце, и на землю спустилась мгла. Потом торжественно всплыла на
ясном небе луна и залила своим мягким светом прерию.

А индейцы, вытянувшись в походную колонну из пяти или шести всадников в
ряд, все еще гнали лошадей, причем пленникам не могло не броситься в глаза,
что краснокожие почему-то старались по возможности соблюдать тишину: теперь
не было ни криков, ни песен.

Через некоторое время недоумение возросло еще более - индейцы круто
свернули к северу.

Ведь индейцы начали войну с американцами. Но что же мог означать уход чуть
ли не целой армии к северу, где индейцы не могли ни встретиться с
бледнолицыми, ни вступить в бой?

Около полуночи вдали показались блестящие точки. По-видимому, это были
костры большого индейского отряда, расположившегося на отдых в этой части
прерии.

Гарри, которому была известна местность, не мог сдержаться и вскрикнул
удивленно:

- Джордж! Погляди-ка! Будь я проклят... Извините, мисс Мэри, я нечаянно...
Джордж! Будь я неладен, если нас не тащат к месту, которое нам обоим хорошо
знакомо! Да ведь это вблизи того самого монастыря мы прятались с Джоном
Мэксимом от волков! Помнишь! Удивительная штука! На кой черт... Извините,
мисс Мэри...

- Ну, на это я могу тебе ответить лишь словами Яллы! - отозвался его брат.

- То есть?

- Ты слишком любопытен. Узнаешь в свое время! Прошло еще некоторое время.
Огни костров казались все более яркими. Оттуда, где они горели, уже
доносились смутные голоса, ржание лошадей.

- Ей-богу, если индейцы не окончательные свиньи, они дадут нам поужинать! -
встрепенулся снова проголодавшийся Гарри.

У развалин "Монастыря крови" расположился действительно большой лагерь. Это
было становище чейенов. Кроме сотни воинов этого племени, тут находилось
значительное число женщин и детей, расположившихся как дома и устроивших
довольно удобные вигвамы.

Чейены радушно приветствовали союзников оглушительными криками. Ялле были
устроены овации: ее считали душою великого восстания и достойною
исключительных почестей, никогда не оказываемых индейцами женщинам.

Когда сумятица, неизбежная при приходе большого отряда в становище,
улеглась и все сошли с лошадей, Левая Рука приблизился к пленникам и сказал
им:

- Следуйте за мною, если вам дорога жизнь!

- Куда? - осведомился Гарри.

- В подземелье.

- Зачем ты уводишь нас в эту яму? Разве у вас некому сторожить нас здесь?

- Там вам будет удобнее! - ответил со зловещим смехом сахэм.

- Помнишь ли ты свою клятву перед лицом Маниту и рукою первого человека?

- Это насчет того, чтобы оставить в покое ваши скальпы? Признаться, у меня
такая слабая память... Разве я что-нибудь в самом деле обещал вам? Ах да,
да, вспомнил... Ну, идите же!

Десять индейцев с факелами в руках, окружив пленников и грубо толкая в
спины, повели их к развалинам монастыря.

Сделав несколько десятков шагов и очутившись в стенах монастыря, пленники
увидели, что тут собрались вожди чейенов, арапахо и сиу. Разумеется, среди
них находилась Ялла. Тут же стоял, несколько позади своей жены,
лжегамбусино, державший за руку Миннегагу, а еще поодаль - Черный Котел и
какой-то незнакомый воин.

- Гарри! Что ждет нас сейчас? Что значит это собрание? - спросил упавшим
голосом Джордж Деванделль у державшегося рядом траппера.

Тот пожал плечами.

- Кто его знает, мистер Джордж? Одно только могу и сказать: какая-нибудь
пакость... Это как Бог свят... Извините, мисс Мэри!

Пленников провели через развалины до подземелья и почти столкнули по
лестнице.

Подземелье было тускло освещено факелами. У входа в него стояли четыре
воина сиу с бесстрастными лицами. Они невозмутимо курили свои трубки, не
обмениваясь ни единым словом.

- Где пленник? - коротко спросила Ялла.

- Там! - показал в угол подземелья один из воинов. Там, на охапке сена,
виднелась какая-то человеческая фигура.

Ялла взяла у одного из часовых факел и направилась в угол. При ее
приближении лежавший на сене человек поднялся со стоном. Это был мужчина
лет сорока пяти или пятидесяти, с изрезанным глубокими морщинами лицом и
большой седой бородой. Ужасный вид представляла его голова: на черепе не
было видно волос, вместо них было можно разглядеть голую кость, здесь и там
покрытую кровавыми пятнами. Этот человек был оскальпирован, и смерть
пощадила его...

- Поглядите на него! - полным торжествующей злобы голосом крикнула
пленникам Ялла.- Смотрите, смотрите, вы, щенки!

- Отец! - слился в одно слово крик детей полковника Деванделля, узнавших
наконец несчастного...

Да, это был храбрый солдат Соединенных Штатов, тот, кого называли "грозой
Дальнего Запада". Это был полковник Деванделль...

Джордж и Мэри рванулись к страдальцу, глядевшему на них полубезумным от
страдания взором, но индейцы отшвырнули их в сторону. Несчастные дети
упали, словно подкошенные, на грязный пол катакомбы: удар был так жесток,
что их нервы не выдержали. Они лишились чувств.

Над их бездыханными телами зазвучал торжествующий, сухой, острый, как
лезвие ножа, голос Яллы, женщины - сахэма сиу:

- Послезавтра на рассвете мои мокасины будут украшены скальпами твоих детей
от белой женщины, Деванделль! Так я мщу за то оскорбление, которое нанес ты
мне когда-то! Ты слышишь меня, мой первый муж?

Новый страдальческий стон, вырвавшийся из измученной груди несчастного
полковника, был ответом кровожадной индианке.

- Взять этих бледнолицых! - скомандовала Ялла часовым, показывая
повелительным жестом на братьев трапперов, полными слез глазами глядевших
на своего злополучного командира.- Привяжите их к столбу пыток рядом. Пусть
наши воины потешатся завтра ночью. Они ведь давно не развлекались... Завтра
еще подойдут союзники, предоставим удовольствие и им...

ЧИВИНГТОНОВА БОЙНЯ

Где был так счастливо спасшийся агент Джон Мэксим, когда совершались
описанные в предыдущей главе события?

Переправившись на другой берег болота, янки без пощады гнал свою
великолепную лошадь. Собственно говоря, он сам не знал, куда летел: его
душа была полна горя, его мозги отказывались служить. Единственной его
мыслью было - не встретятся ли на его пути какие-либо отряды американских
войск, чтобы обратиться к ним с просьбой о спасении детей полковника
Деванделля, попавших в руки мстительной Яллы. Когда лошадь выбивалась из
сил, Джон Мэксим сходил с седла и бросался в траву прерии, не выпуская из
рук повода. Ему не хотелось ни есть, ни пить, сон бежал от него, словно
гонимый мыслью об ужасных событиях предшествующих дней.

Дав лошади немного отдохнуть, Джон Мэксим снова вскакивал в седло и мчался
вперед и вперед, оглядывая полными тоски глазами горизонт.

И вот радостный крик вырвался из его уст: там, далеко-далеко впереди, шел
большой отряд, и это были не индейцы, это была регулярная кавалерия. Их
было не меньше восьмисот или даже девятисот человек.

Снова мчится как безумный измученный, готовый упасть мустанг. И его
всадник, приподнявшись на стременах; кричит и машет широкополой шляпой:

- Братья! Братья!

* * *

Это было 29 сентября 1864 года - день, который на Дальнем Западе и до сих
пор называют "кровавым днем".

Около полуночи в лагере соединенных индейских племен шло ликование: на
кострах жарились угнанные из асиенды Деванделля быки и бараны, и десятки,
быть может, сотни краснокожих воинов, дико завывая, вели хоровод вокруг
двух столбов, к которым были привязаны злополучные трапперы, братья Гарри и
Джордж Липтон. Индейцы еще не приступили к пытке, оставляя это удовольствие
напоследок. Но похищенная в разграбленных поселках "агвардиенте",
мексиканская водка, лилась рекою, и соблазн был так велик, что в оргии,
позабыв осторожность, приняли участие даже часовые: никто не охранял
огромного лагеря, где собралась почти тысяча краснокожих, не считая
подошедших за последний день женщин и детей. И никто не видел, что к их
лагерю беззвучно подвигаются американские солдаты, которых вел агент Джон
Мэксим: это был знаменитый третий полк волонтеров Колорадо под начальством
полковника Чивингтона.

В нескольких сотнях шагов от беззаботно пирующего лагеря волонтеры
остановились. Чивингтон обратился к ним со словами:

- Пусть выйдут вперед те люди, жены и дети которых зверски убиты
краснокожими, братья которых скальпированы красными собаками!

Весь полк шагнул вперед и замер на месте.

- Тут, должно быть, тоже есть женщины и дети... Что делать с ними?

- Смерть! - пронесся зловещий шепот.

И через мгновение весь полк, как один человек, обрушился на лагерь трех
индейских племен.

Это была знаменитая "бойня Чивингтона": о сражении не было и речи, потому
что индейцы не успели даже схватиться за оружие.

Когда рассвело, в окрестностях развалин монастыря, где еще курились
пиршественные костры индейцев, лежали груды изуродованных трупов.

Там были воины, там были женщины и были дети. Пощады не было никому...

Спаслись от истребления лишь очень немногие; среди них был старый воин
племени Воронов лжегамбусино Красное Облако. Он умчался в степь, увозя с
собой Миннегагу. Другие знаменитые вожди индейцев - Черный Котел, Белая
Антилопа и сам беспощадный сахэм арапахо Левая Рука - полегли там, где
застигли их штыки и пули волонтеров.

Единственное сопротивление американцам было оказано маленькой группой
краснокожих, собравшихся вокруг женщины - сахэма сиу, неукротимой Яллы.

Сквозь ряды кидавшихся на окружающих Яллу индейцев прорвался атлетически
сложенный человек с темным лицом и сверкающими глазами.

- Наконец я добрался до тебя, индейская змея! - воскликнул он, вскидывая
ружье.

Грянул выстрел, и раненная в грудь Ялла выпала со стоном из седла своего
белоснежного коня. Джон Мэксим, это был он, наступил ей на грудь.

- Ты убил меня, но Миннегага отомстит! - успела крикнуть индианка раньше,
чем окованный медью приклад карабина