убку.- Эти дьяволы и двадцать
лет тому назад не очень-то любили нашего брата!

- Совершенно верно, Джон. Поэтому, когда я был схвачен индейцами, я уже
заранее считал себя приговоренным к смерти и мысленно рисовал все пытки,
каким должен был подвергнуться согласно индейским обычаям.

- Какому же чуду я обязан удовольствием слушать сейчас ваш рассказ, мистер
Деванделль? - снова вставил, смеясь, агент.

Полковник ничего не ответил на эту шутку и, немного помолчав, продолжал:

- Знаком ли ты с очень распространенной среди индейцев легендой о "большой
белой лошади"?

- Да, мне не раз приходилось слышать от охотников Дальнего Запада, а также
и от индейцев, будто они видели в прерии, среди диких мустангов,
удивительно красивого белого коня, который, по их рассказам, отличается
такой невероятной быстротой и ловкостью, что все усилия самых лучших
охотников поймать его терпели полную неудачу.

- Ты верил этой легенде?

- Признаться, не очень. Я считал ее одной из тех историй, которые
рассказываются в прерии во время ночных бдений у костра, когда бессонница
или опасность не дает возможности уснуть.

- Как видишь, ты ошибался, мой друг! Белая лошадь оказалась реальным
существом, а не плодом охотничьего воображения.

Джон Мэксим с некоторым сомнением тряхнул головой и сказал:

- Продолжайте, полковник! Ночь все равно уже потеряна! Послушаем, что
случилось с вами дальше.

- Итак,- возобновил свой рассказ полковник Деванделль,- я уже считал себя
погибшим, как вдруг в один прекрасный день в вигвам, служивший мне тюрьмой,
вошел вождь захватившего меня в плен племени, по имени Могати-Ассах, и
сказал:

- В наших прериях появился большой белый конь, которого никто из моих людей
не может поймать и привести ко мне. Я много слышал о твоей ловкости и
предлагаю тебе поймать для меня этого коня. Если ты сможешь сделать это, я
не только пощажу твою жизнь, но и отдам тебе в жены мою дочь, Яллу, самую
красивую девушку Дальнего Запада. Если же тебе не удастся сделать это, я
прикажу привязать тебя к столбу пыток и твой скальп украсит мой щит.

- Да! - буркнул агент.- Положение не из завидных.

- Конечно,- продолжал рассказчик,- я принял это предложение, хотя мне не
особенно улыбалась перспектива стать мужем индианки. Я рассчитывал, что мне
удастся каким-нибудь образом бежать и найти себе защиту у другого племени,
более гостеприимного, чем сиу.

На другой день я выехал в прерию на поиски знаменитого коня, который должен
был спасти мне жизнь. Однако я сразу заметил, что бежать мне будет нелегко.
За мной по пятам следовало несколько индейцев, следивших за тем, чтобы я не
обманул их вождя.

Несколько недель блуждал я по бесконечной прерии, отыскивая следы диких
мустангов, несколько раз натыкался на большие табуны, но таинственного
белого коня среди них не было. Я начинал отчаиваться, как вдруг однажды
утром мне встретилась небольшая группа лошадей, среди которых выделялось
великолепное сильное животное с белой как снег шкурой, серебром сверкавшей
на солнце.

Итак, легенда оказалась не пустой выдумкой. Белая лошадь действительно
существовала, оставалось только поймать ее. Но как это сделать? Та часть
прерии, где я встретил белого коня, на целые недели пути была пустынна.
Зная это, мои стражи индейцы оставили меня совершенно одного искать
прельстившую их вождя лошадь. Следовательно, я был одинок и справиться с
такой задачей, как поимка дикой лошади, не мог. Пока я съездил в индейский
поселок за подмогой, белая лошадь уже исчезла. Пришлось начинать поиски
сначала.

Неудача нисколько не обескуражила меня, я снова принялся разыскивать белую
лошадь, надеясь или поймать ее, или же выбрать удачный момент и бежать,
спасая свой скальп от чрезмерного внимания краснокожих воинов.

В поисках прошло еще несколько дней. Я уже решил, что лошади мне не видать
как своих ушей, и начал придумывать наиболее безопасные способы бегства,
как вдруг однажды вечером, перед заходом солнца, проезжая мимо небольшого
перелеска, опять увидел предмет моих поисков - мирно пасшегося в компании
десятка других мустангов белого коня.

При моем появлении весь табун бросился бежать, прежде чем я схватился за
лассо. И вдруг, к своему удивлению, я увидел, что белая лошадь, цель моих
поисков, задержалась у какого-то дерева, словно привязанная к нему канатом.
Доскакать до этого дерева было для меня делом одной минуты. Я соскочил с
коня и оказался перед картиной, которую никогда не забуду. Великолепный
белый мустанг был словно прикован к дереву черной петлей, захлестнувшей его
могучее тело. Это была гигантская змея, страшный боа-констриктор.

Первой моей мыслью при виде этого чудовища было убить его ружейным
выстрелом, но я сообразил, что так я легко мог бы поразить и лошадь, уже
выбивавшуюся из сил в стальной петле, все сильнее и сильнее сжимавшей ее
тело. Тогда, повинуясь странному чувству непреодолимой симпатии к
погибающему белому коню, я ринулся в бой с душившим его пресмыкающимся,
вооружившись одним только ножом, острым, как бритва. Боа не хотел выпускать
свою добычу. Он обернулся ко мне, яростно шипя и грозя своим гибким
туловищем схватить и меня, но страшная рана, нанесенная ему ножом в шею,
заставила его спрятать голову. Так он мне подставил свое брюхо, и я
распорол туловище змеи на полметра, почти перерубил его, не коснувшись тела
коня. Чудовище было побеждено. Его длинное, гибкое тело, истекая кровью,
упало, разжав петлю, к ногам коня. Одним ударом я отсек отвратительную
голову и ногой отшвырнул ее в сторону. Во все время этой борьбы белый конь,
задыхаясь, глядел на меня умоляющими глазами, ржал, словно прося его
избавить от живой петли, даже пытался лизнуть меня языком. Признаюсь, когда
змея была убита, у меня не хватило духа захватить вольного мустанга: он
только что избавился от страшной опасности, от гибели, и было бы просто
нехорошо воспользоваться этим и взять его в неволю.

Но, освободившись, мустанг не тронулся с места: он стоял возле меня, тихо и
ласково ржал, он положил свою благородную голову мне на плечо, он тянулся
ко мне, ласкаясь. Он был моим, но не пленником, не рабом, а другом,
добровольно оставшимся вместе со мной.

В этот же день мы впервые вместе носились по бесконечному простору прерии.
Боже, что это была за скачка! Я одним прыжком вскочил на широкую спину
мустанга, держась руками за роскошную гриву, и он помчался стрелой.
Казалось, конь плывет по воздуху, не касаясь земли ногами. Ветер свистел у
меня в ушах. Взгляд не успевал улавливать очертания предметов, мимо которых
мы проносились. Холмы и долины, ручьи и болотца, луга и перелески - все это
мелькало мимо, мимо. А мы неслись, неслись!.. Право, я испытал такое
чувство, будто у моего коня пара крыльев и он носит меня по своему царству,
с гордостью показывая свои владения.

Но вот мы приблизились к лагерю сиу.

Конь не испугался, не остановился перед человеческим жильем. Гордо и смело,
совершенно спокойно, как будто возвращаясь к себе домой, вступил он в
лагерь индейцев. Это было поразительно, это граничило с чудом. Индейцы были
в восторге.

Мога-ти-Ассах, великий сахэм [Сахэм - глава рода или племени у индейцев.]
племени, приблизился ко мне и сказал:

- Маниту [Маниту - дух-покровитель в индейских верованиях.]
покровительствует тебе, и твоя жизнь будет отныне священной для каждого
воина моего племени. Ты - мой сын, потому что я поклялся перед лицом "ворот
первого человека", что отдам свою дочь в жены тому, кто добудет белого коня
прерий. Ялла твоя. Возьми ее.

- И он дал тебе в жены какую-то индейскую ведьму, грязную, косматую,
краснокожую бабу с жесткими, как у лошади, волосами и скуластым лицом,
словно высеченным топором из камня? - спросил, улыбаясь, агент.

- О, нет! - ответил полковник.- Ялла была красавицей в полном смысле этого
слова, даже с европейской точки зрения. Я видел много красивых девушек
среди индианок, но ни одна из них не могла сравниться с моей Яллой. Одно
отличало ее от женщин нашей расы - это бронзовый цвет кожи. Но все же она
была индианкой, а я был белым. Хотя и с этим можно было бы примириться,
если бы не голос крови, разделявший нас: Ялла, красавица Ялла, была
истинной дочерью своего племени, дикого, беспощадного, неукротимого и
кровожадного, самого страшного из всех индейских племен Северной Америки.
Ее внутренний мир был прямо противоположным моему, моим воззрениям и
убеждениям. Право, временами мне казалось, что моей женой стала не женщина,
дитя земли, а мстительное существо внеземной категории, какое-то исчадие
ада. Очень скоро между нами возникло взаимное непонимание, взаимное
раздражение. Но Ялла предъявляла свои права на меня: в ней вспыхнула
роковая страсть, дикая, ничем не укротимая ревность, сжигавшая ей душу. Не
буду описывать сцен, разыгрывавшихся между нами. Все кончилось тем, что я
выбрал бурную и темную ночь, оседлал своего верного коня, этого самого
мустанга, и покинул лагерь сиу.

Гнались за мной?

Не знаю.

Может быть, все племя неслось в погоню за моим конем, но он летел как на
крыльях.

И вот я снова встретил братьев среди белых. И пережитое в прерии, и месяцы
брачной жизни с покинутой мной Яллой кажутся мне каким-то кошмарным сном. В
это время вспыхнула война с Мексикой. Я отправился туда волонтером, я
дрался за мою родину. В Соноре я встретил молодую и прекрасную женщину,
мексиканку, и она стала моей женой, я нашел то счастье, которое не смог
найти в прерии. Там же, в Соноре, я поселился, построив большую асиенду на
землях, полученных моей женой в приданое. Это та самая асиенда, которая
тебе, Джон, известна.

- Ну а твоя прежняя жена? Эта самая Ялла? Ты так ничего и не слышал о ней с
того времени, как сбежал из поселка сиу?

- Подожди. Прошло несколько лет. Я посвятил себя заботам о воспитании двух
моих детей, Джорджа и Мэри; моя жена, к несчастью, рано умерла, и дети
остались на моих руках.

Я жил мирной и спокойной жизнью. Никто меня не тревожил. Но вот однажды в
мое жилище долетели вести неведомо откуда. На частоколе, окружавшем мою
усадьбу, рабочие как-то утром обнаружили пучок индейских стрел с
окровавленными концами, перевязанный змеиной шкурой.

- Знак, что враг поклялся отомстить и сдержит свое слово!

- Да, своего рода заявление: берегись, я не забыл и не простил!

- Значит, эта индейская ведьма разыскала-таки тебя?

- По-видимому, да. Я находился в Соноре, на территории, где обитали
арапахо. Но это племя давно уже примирилось с белыми, признав бесполезность
борьбы. С их вождями я был в прекрасных отношениях. Арапахо находились в
состоянии войны с сиу. Все это давало мне известные гарантии безопасности.
Но Ялла или посланные ею разведчики и среди арапахо нашли меня и сообщили
мне об этом.

Они достигли своей цели: с этого момента моя жизнь превратилась в сплошную
пытку.

Нет, я не боялся за себя.

Разве я не солдат? Разве я не видел смерть лицом к лицу десятки раз? Разве
я боялся умереть?

Нет и тысячу раз нет!

Ведь умирают только один раз, и когда-нибудь придется умереть! Но я боялся
за жизнь моих детей. Я знал, как изобретательны сиу, особенно женщины этого
племени, когда речь идет о том, чтобы придумать месть почувствительнее,
поужаснее. Ялла знала, что я безумно люблю детей, и могла воспользоваться
этим, чтобы на детях выместить свою злобу, свою ненависть к их отцу.

И я не ошибся: следом за зловещим вестником мести на меня начали
обрушиваться беды.

Трижды неведомо откуда налетевшие и неведомо куда скрывшиеся индейские
отряды пытались поджечь мою асиенду. Дважды в меня летели пули и стрелы.

Признаюсь, меня это утомило.

Я был уже не молод. Я устал. Наконец, мои дети... Я не мог без содрогания
подумать о том, какая участь постигнет их, если чья-нибудь предательская
рука убьет меня и я оставлю их одинокими в этом змеином гнезде.

Я уже решил расстаться с моей богатой асиендой, ликвидировать дело и
переселиться с детьми в один из восточных штатов, где нет краснокожих. Но в
это время вспыхнула давно предсказанная война против белых, поднялись
многие племена индейцев. Правительство, застигнутое врасплох, призвало под
свои знамена всех старых солдат, которых могло немедленно мобилизовать в
близких к месту военных действий районах. Мне пришлось покинуть мою усадьбу
и идти сражаться. Наш отряд, ничтожный численно, имеет поручение величайшей
важности, потому что это мы преграждаем путь индейцам сиу. Остальное ты
знаешь.

- Но... но как этот белый мустанг мог попасть сюда? - спросил
правительственный агент.

- Я забыл сказать,- ответил полковник,- что уже много лет назад Рэд
загадочным образом исчез во время нападения индейцев на мою асиенду.
По-видимому, нападавшие увели его с собой, и тщетно я искал мою любимую
лошадь. Он бесследно пропал. И теперь вернулся только затем, чтобы я увидел
его мертвым.

- Как могли индейцы увести лошадь?

- Для меня это было ясно: дело в том, что с момента появления Рэда в
поселении сиу Ялла, казалось, задалась целью переманить моего коня к себе.
Она ласкала Рэда, ухаживала за ним, и должен признаться, что в последние
дни моего пребывания среди сиу Рэд охотнее слушался Яллы, чем меня; он
скучал, когда не слышал звуков ее голоса. Вероятно, Ялла была среди
нападавших и Рэд пошел на ее зов.

После непродолжительного молчания индейский агент заговорил снова:

- У вас были дети от этой... дикарки? Полковник вздрогнул и с откровенным
страхом поглядел на говорившего.

- Не знаю. Не знаю! - растерянно бормотал он.- Ведь я недолго выдержал
жизнь с Яллой. Я покинул становище сиу ровно через три месяца после
свадьбы.

Джон Мэксим подбросил полено в уже потухавший маленький костер, разложенный
на полу палатки, набил трубку табаком, наполнил вином стаканы и сказал:

- Дела. Настоящий узел! Путаница сверхъестественная! Но теперь и для меня
ясно, что здесь все не так просто, как мне показалось сначала. Скверная
загадка. И нам нужно во что бы то ни стало разгадать ее. Если нам не
повезет, мы можем жестоко поплатиться. Знаете, пожалуй, нам все-таки
придется признать, что я слишком поторопился, расстреляв этого индейского
молодца. Право! Пожалуй, было бы лучше придержать его, порасспросить.
Конечно, из них добром слова не вытянешь. Но мало ли существует способов
заставить человека разговориться? Но теперь, конечно, дела не поправишь!
Пуля что воробей. Вылетит - не остановишь... Но меня немного утешает, что у
нас осталось еще одно змеиное отродье, эта девчонка.

- Что ты думаешь делать с нею? - раздраженно отозвался полковник.- Не
забывай: это ребенок! Правда, краснокожие не церемонятся и, если им в руки
попадется дитя белых, нет таких мук, которым они не подвергли бы потомков
ненавистных им бледнолицых. Но ведь мы-то с тобой не индейцы, не дикари.

- Гм! Посмотрим. Во всяком случае, девочка очень хитра, и держу пари на
какую угодно сумму, она знает очень много из того, что нам позарез
необходимо. Попробуем расспросить змееныша добром!

Джон Мэксим встал и подошел к Миннегаге.

Девочка лежала у столба, к которому была привязана, притворяясь спящей. Но
ее веки трепетали. Когда ни полковник, ни агент не глядели в ее сторону,
Миннегага открывала на мгновение глаза и взор ее с ненавистью впивался в
фигуры двух мужчин.

Джон Мэксим склонился над пленницей, но как раз в этот момент где-то
поблизости прогрохотало два ружейных выстрела и одновременно донесся
тревожный крик:

- К оружию! Индейцы!

- Проклятая ночь! - пробормотал агент, хватаясь за свой карабин.- Идемте,
полковник? - обратился он к командиру, задумчиво и рассеянно глядевшему на
Миннегагу.

За палаткой слышались голоса разбуженных и тревожно перекликавшихся солдат,
но ни выстрелов, ни тревожных криков часовых больше не повторялось.

- Что случилось? - обратился полковник Деванделль к подвернувшемуся
неподалеку от палатки сержанту.- Нас атакуют? Люди уже на местах? Где
индейцы?

- Никак нет! - ответил тот успокаивающим тоном.- По-видимому, это была
ложная тревога. Никто не слышал боевого крика сиу.

- А кто сторожил у ущелья? - поинтересовался Деванделль.

- Гарри и Джордж, трапперы.

- Значит, что-нибудь да случилось! - озабоченно сказал Деванделль.-
Трапперы слишком хорошие разведчики, чтобы поднять тревогу попусту. Кстати,
вот один из них. В чем дело, Гарри?

Вышедший из-под нависающей скалы траппер ответил:

- Командир, этой ночью происходят, ей-богу, престранные вещи! Сиу должны
быть где-нибудь совсем недалеко отсюда. Вот один из них. Он наткнулся на
мою пулю, которая уложила его рядом с белым конем!

Мгновение спустя из уст индейского агента вырвался крик изумления:

- Один индеец в самом деле лежит тут. Но где же другой?

- Какой? - живо обернулся полковник.

- Ну, тот самый, которого мы расстреляли,- Птица Ночи! Где его труп? Ведь
он был привязан именно к этой скале. А теперь здесь пусто.

Полковник оглянулся и убедился в том, что Джон прав: трупа Птицы Ночи не
было ни у скалы, ни поблизости от нее. По-видимому, индейские лазутчики,
воспользовавшись ночной мглой, прокрались-таки мимо сторожевых постов и
унесли тело молодого воина.

Гарри и Джордж, ошарашенные происшедшим, неистово ругались: краснокожие
ухитрились не только проскользнуть сюда мимо них, но даже украсть и унести
труп... Это было позором для разведчиков!

Полковник, не обращая внимания на отводивших душу трапперов, взял из рук
Мэксима фонарь и направился к трупу белого коня. То, что он искал, было
примерно шагах в пяти: рядом с Рэдом лежал труп индейца средних лет,
могучего сложения. Лицо покойника, изукрашенное татуировкой, исказила
предсмертная судорога. Тело убитого блестело: отправляясь на рискованное
предприятие, воин племени сиу вымазался с ног до головы маслом, чтобы
сделаться скользким, как угорь. Он лежал, уткнувшись лицом в землю,
протянув руки по направлению к коню. Казалось, он и сейчас тянется к
толстой голубой попоне, покрывавшей спину Рэда вместо седла.

- Ага. Вот то, что эта змея хотела уничтожить! - раздался голос индейского
агента, который, опередив Деванделля, уже схватил вытянутую руку убитого
индейца.- Надеюсь, в этом мы найдем кое-что, что поможет нам распутать
клубок. Пусти!

Джон Мэксим, с усилием разжав сведенные судорогой пальцы мертвой руки,
вытащил клочок измятой бумаги.

На крик агента словно эхом откликнулись зловещие звуки из Ущелья Смерти:
там кто-то засвистел, давая, очевидно, сигнал.

- Иккискот! - послышались взволнованные голоса солдат, сопровождавших
полковника к месту казни молодого индейца.

Лица солдат побледнели. Невольная дрожь прошла по телам закаленных в боях
людей. Какая-то парализующая жуть охватила их души. Все это сделало
одно-единственное, так странно звучавшее слово: иккискот. Что оно означает?

Иккискот - это боевой свисток некоторых индейских племен Северной Америки.
Им пользуются краснокожие, переговариваясь на далеком расстоянии при помощи
звуков, комбинируемых определенным образом, готовясь к нападению или
отступая. Но чаще всего воины, владеющие этим свистком, пускают его в ход в
самый разгар боя. И тогда над полем сражения несутся пронзительные свист и
трели, ни с чем не сравнимые. Тому, кто слышит эти звуки, чудится, что это
шипение гремучей змеи и свист летящей стрелы, яростный вопль убийцы,
наносящего последний удар уже беззащитной жертве, предсмертный стон самой
жертвы и, быть может, голос из могилы.

Происхождение иккискота ужасно: убив своего врага или запытав его до смерти
на "столбе пыток", индеец сначала скальпирует убитого, потом отсекает от
трупа ноги. Из берцовой кости, дав оглодать все мясо красным муравьям, он
затем делает своеобразную трубу или огромный свисток, с которым старается
никогда не расставаться, особенно если есть возможность встретиться с
врагами.

У иного "знаменитого" воина какого-нибудь свирепого племени в вигваме
хранится целая коллекция таких свистков. Нередко по вечерам воин снимает их
со стены жилища, где они развешаны в определенном