аю, каковы законы
войны: убей меня, и все будет кончено. Я сумею умереть так, чтобы заслужить
милость Великого Духа. Думаю, он благосклонно примет меня на свои
бесконечные луга, полные прекрасной дичи.

- Так ты больше ничего не скажешь мне?

- Нет, бледнолицый!

- В таком случае ты получишь то, что заслужил! Я не настолько глуп, чтобы
поверить рассказанной тобой истории. Мне очень жаль, но по законам военного
времени я должен тебя расстрелять.

Ни один мускул не дрогнул на бронзовом лице индейца.

- Настоящий воин не боится смерти! - ответил он гордо.- Я знал, на что иду,
вступая в войну с бледнолицыми, и теперь, когда Великий Дух отдал меня в
твои руки, я сумею без страха встать под пули солдат. Делай же поскорее что
велит тебе твой долг, а я постараюсь выполнить свой.

Едва полковник открыл рот, чтобы ответить на гордую речь индейца, как у
входа в палатку послышался нестройный гул голосов и тотчас же в нее
просунулась голова солдата.

- Командир, мы и эту птичку накрыли,- сказал он, вталкивая в палатку
индианку, девочку лет одиннадцати-двенадцати, стройную, гибкую, грациозную,
как зверек, с бронзовым личиком, довольно правильными чертами лица и
блестящими глазами.

- Опоздай мы на несколько минут, и она улизнула бы в ущелье,- продолжал
солдат, явно довольный неожиданной удачной погоней.

Птица Ночи, увидев пленницу, побледнел и сделал жест недовольства. Не
спускавший с пленника глаз агент уловил и эту бледность, и этот невольный
жест индейца.

Обменявшись долгим и выразительным взглядом с застывшим в гордой позе
Птицей Ночи, девочка неожиданным движением выскользнула из рук державшего
ее солдата и, приблизившись к полковнику Деванделлю, вызывающе взглянула
ему прямо в лицо.

- Ты - командир этого отряда? - спросила она резко.- Что хотят сделать
бледнолицые с моим другом, Птицей Ночи?

- Через полчаса его расстреляют! - ответил полковник. Глаза ребенка
вспыхнули гневом. Но сейчас же она перевела свой взгляд на словно
окаменевшее лицо пленника. Девочка смотрела на него с глубокой тоской и
жалостью. Полковник тронул ребенка за плечо.

- Ты дочь Левой Руки?

- Да! - коротко ответила девочка.

- Где твой отец?

- Спроси у него сам!

- Из какого племени твой спутник? Он сиу или аравак?

- Он - воин! Это то, что я знаю.

Прислушивавшийся к допросу агент тихо выругался.

- Это не люди, а дьяволы,- сказал он.- Можете пытать их огнем, и этого
Птицу Ночи, и эту маленькую змейку, но вы только даром потратите силы и
время. Правды вы не добьетесь!

- Очень может быть! Но для нас было бы важно узнать, что заставило этого
краснокожего с такой настойчивостью выбираться из Ущелья Смерти. Нет
сомнений, что для этого у него очень серьезные причины!

- Так-то оно так! Да все равно вы из них слова не вытянете! Пора кончать!
Молодца, конечно, вы прикажите расстрелять, а девочку пока задержим! -
ворчливо отозвался агент, закуривая трубку с таким хладнокровием, как будто
здесь не решалась участь по меньшей мере одного человека.

За свою долгую боевую жизнь полковник Деванделль не раз и не два отдавал
приказ о расстреле какого-нибудь попавшего в плен индейского разведчика. Он
привык к этому упрощенному способу расправы с врагами. Но на этот раз
что-то внутри громко протестовало против убийства безоружного, не
оказавшего никакого сопротивления молодого человека, почти мальчика. И,
борясь с собой, старый солдат растерянно пробормотал:

- Расстрелять его... А если бы я сказал тебе, Джон, что я не хочу этого,
что я... колеблюсь?

- Глупости! - отозвался агент хладнокровно.- Велика важность - покончить с
краснокожей ядовитой змеей! Неужели же вас действительно волнует участь
этого индейца?

- Не знаю! - нерешительно ответил полковник.- В первый раз я чувствую
такое. Испытываю что-то непривычное. Я не могу объяснить это даже сам себе!
Но я не хочу расстреливать этого юношу!

- Да вы и не будете его расстреливать! - холодно улыбнулся агент,- Вы
просто махнете рукой, а стрелять будут рядовые, которые, поверьте,
церемониться не станут! И, наконец, разве вы не знаете, что по законам
военного времени вы, собственно говоря, не имеете права быть гуманным по
отношению к подобным господам. Это - лазутчик, гонец бунтовщиков. Значит,
разговор короток. Наконец, если вам не хочется самому принимать решение,
предоставьте это мне. Я уполномочен в отдельных случаях замещать вас. Вы
просто на пять минут сдадите командование мне, и, пока я докурю эту трубку,
индеец тихо отправится туда, откуда никто еще не возвращался, по крайней
мере на моей памяти. А я с удовольствием посмотрю на это маленькое
представление.

Полковник в ответ на эти слова только покорно махнул рукой.

Птицу Ночи вывели из палатки Деванделля. Агент вышел следом, безмятежно
покуривая свою вонючую трубку.

Ярость бушевавшего вечером урагана как будто улеглась. Дождь прекратился.
Над землей тихо плыл туман. Ветер, по-прежнему гнавший тучи, в это
мгновение словно нарочно разорвал их, дав возможность тихой луне взглянуть
на то, что готовилось совершиться на земле, только что обильно политой
слезами неба.

Люди полковника Деванделля все до единого были уже на ногах: они оживленно
толковали об удаче Джорджа и Гарри, о захваченных пленниках, спорили,
теперь ли, ночью, или на рассвете будет отдан приказ расстрелять Птицу
Ночи. Когда пленника повели к входу в ущелье, они гурьбой повалили туда,
желая не упустить возможности поглядеть на сцену казни индейца.

Птицу Ночи привязали к небольшой острой скале, по форме напоминавшей ствол
окаменевшего дерева. Агент приблизился к нему и не вынимая трубки изо рта
спросил:

- Ну? Может быть, сейчас у тебя развяжется язык?

Индеец лишь презрительно улыбнулся и не отвечая устремил прощальный взгляд
на девочку, стоявшую шагах в десяти от места казни.

Если бы кто-нибудь в этот момент взглянул в лицо молодой индианки, то его
поразило бы зловещее выражение этого полудетского личика. Оно словно
застыло. На нем лежала печать спокойствия, но спокойствие это было
ужасно...

Шестеро солдат выстроились перед привязанным к скале пленником и подняли
свои ружья.

- Уйди, девочка! - нетерпеливо крикнул Миннегаге агент, вынимая почти
докуренную трубку изо рта и сердито глядя на индианку.- Тебе не место
здесь! Уйди!

Траппер Гарри, в сердце которого невольно шевельнулась жалость к ребенку,
взял пленницу за руку и отвел ее в сторону. Едва они отошли на несколько
шагов, как грохот залпа возвестил о конце Птицы Ночи. Пленник умер не
произнеся ни единого слова.

- По местам! - скомандовал агент.

И солдаты, переговариваясь, уже тронулись к фургонам, как вдруг из ущелья
раздалось громкое лошадиное ржание и великолепная белая лошадь, хозяином
которой был только что расстрелянный индеец, озаренная светом луны, словно
призрак появилась у места казни.

- Что за дьявольщина! - воскликнул траппер Гарри.- Значит, мы не уложили
ее?

Прекрасное животное на несколько мгновений словно застыло, гордо подняв
свою голову и глядя на людей выразительными глазами, потом зашаталось и,
еще раз заржав жалобно и тоскливо, упало мертвым на землю.

Эта сцена произвела тяжелое впечатление на солдат. Они смущенно замолчали и
торопливо покинули место казни. Агент взял Миннегагу за руку и, отпустив
Гарри, направился с девочкой к палатке полковника.

Войдя внутрь ее, он увидел Деванделля сидящим на брошенном на землю седле в
глубокой задумчивости.

- Дело сделано! - сказал агент равнодушно.- Пусть черт в аду позаботится о
том, чтобы точно установить, к какому племени принадлежал Птица Ночи - к
сиу, арапахо или чейенам,- но, так или иначе, одной ядовитой краснокожей
змеей, одним врагом у нас стало меньше, и важно только это!

Полковник поднял голову и почти с ужасом взглянул на Джона Максима.

- Умер? - прошептал он чуть слышно.- Неужели же умер?

- А вам, мистер Деванделль, как будто его жалко? Господи! Скольких индейцев
мы с вами уже спровадили на тот свет? Разве сочтешь? Почему же теперь вы
так волнуетесь из-за того, что какой-то индейский щенок отправился туда,
куда мы тысячами отправляем индейские души? Откуда эта чувствительность!
Если бы вы были не солдатом, а миссионером, я понял бы. Этим господам в
длинных сюртуках больше к лицу при всяком удобном и неудобном случае
пускать слезу и изливаться в речах. Но мы-то с вами прекрасно знаем цену
как миссионерским слезам, так и этим самым индейцам. Ведь борьба идет не на
жизнь, а на смерть. Разве индейцы жалеют когда-нибудь тех белых бедняг, что
имеют несчастье попасть к ним в лапы? Мы еще гуманны: пристрелим красную
собаку, и дело кончено. А они ведь предварительно вдоволь натешатся:
привяжут пленного к столбу пыток и целыми днями забавляются, подвергая его
таким ужаснейшим мучениям, что у слабонервного человека при одном рассказе
об этом волосы на голове становятся дыбом.

- Так-то оно так! - глухо и взволнованно пробормотал Деванделль.- Борьба,
закон войны и так далее. Но этого паренька я все же был готов пощадить.

- Почему, полковник? - удивился агент.

- Не знаю. Говорю же, не знаю, не могу объяснить. Взгляд этого юноши проник
мне в душу, разбудил в ней что-то. Взволновал меня! Знаете, что я сейчас
испытываю? Мне кажется, что я совершил подлое убийство, а не выполнил свой
долг.

- Глупости! - ответил агент.- Говорю вам - глупости. Вы действовали по
законам военного времени, и только! Вспомните: разве вы не получили
приказания, ясного и точного, не иметь в отряде пленников мужского пола?
Послушайте, полковник, соберитесь с духом. Вы не ребенок, не слабонервная
дамочка! Наконец, что сделано, то сделано! Если ваша так называемая совесть
бунтует, то скажите этой чувствительной леди, что вся вина за этот случай
лежит на душе агента Джона Мэксима. Пусть она к нему и предъявляет свои
претензии, а вас оставит в покое.

- Замолчи, Максим! - внезапно вскочил полковник со своего места.- Знаю, все
знаю. И долг, и приказ, и все обстоятельства... Но, Господи, как ужасны эти
войны!

Наступило короткое молчание. Через минуту индейский агент промолвил:

- Жаль лошадь. Ту самую, на которой пытался выскользнуть из ущелья этот
самый индеец. Великолепное животное! Клянусь, я бы дорого дал, чтобы иметь
такого коня. Но эти черти трапперы подстрелили лошадь как кролика. Ума не
приложу, каким чудом она, получив смертельные раны, прожила столько времени
и смогла подняться и подойти к месту казни. Какая роскошная белая грива!
Какой длинный хвост! Что за гордая шея, голова! Жаль, право, жаль!

- Ты говоришь, Джон, конь был белой масти?

- Да. Размером значительно крупнее мустангов, которые обычно принадлежат
краснокожим. Хвост буквально стелется по земле!

- Рэд! Мой Рэд! - воскликнул Деванделль взволнованно.- Предчувствие
говорило мне об этом. Идет беда! Близится час расплаты! Она запоздала,
обещанная месть, почти на двадцать лет, но пробил мой час...

Удивленный правительственный агент живо обернулся к полковнику со словами:

- Да что с вами? О чем вы говорите?!

Как будто не слыша его, полковник бормотал:

- Да, да! Если это только Рэд, а ведь другого подобного коня нельзя найти в
прериях Дальнего Запада, значит, она близка. Она не замедлит выполнить свою
угрозу!

- О ком это вы? Кто это "она"? - осведомился Джон Мэксим.

- Ялла! - глухо ответил Деванделль.

- Это что еще за птица?

- Потом, потом! Отведи меня туда, где... где лежит убитый конь. Я должен
видеть его! Я должен убедиться, что это Рэд или только похожее на него
животное.

Агент, обеспокоенный все возраставшим волнением полковника, поднялся с
места.

- Пойдемте! - сказал он.- Единственно надо позаботиться, чтобы эта красивая
маленькая ящерка никуда не ускользнула от нас.

С этими словами он подвел маленькую индианку к одному из столбов,
подпиравших палатку, и привязал девочку к нему. Затем взял фонарь и
приподнял край палатки.

- Опять дождь начинается! - пробормотал агент, выходя на воздух.- Нашим
часовым надо держать ухо востро. Пока еще светит луна. Но ветер гонит
откуда-то целую стаю туч, и через четверть часа будет опять темно, как в
каминной трубе!

И в самом деле, луна, словно испуганная зрелищем казни молодого индейского
воина, то выплывала, то скрывалась за разрозненными, но все чаще
наплывавшими клочками туч, изорванных ураганом. Небольшой прогал чистого
неба быстро суживался, и тучи, проплывая над лагерем, роняли влагу, словно
оплакивая погибших.

Полковник в сопровождении агента прошел сквозь цепь сторожевых постов,
обменявшись паролем и отзывом и предупредив часовых на всякий случай, чтобы
они не стреляли, когда увидят двух возвращающихся из ущелья командиров.

Осторожно пробираясь среди обломков камней, в изобилии усеивавших здесь
почву, обходя образовавшиеся после вечернего дождя лужи, они временами
останавливались и вглядывались во мглу, где, казалось, реяли какие-то тени,
и наконец приблизились к месту, где был расстрелян молодой воин.

При звуке их шагов заметались ночные птицы, беззвучно скользя в воздухе
возле идущих, и полковник вздрогнул: он вспомнил о коршунах,
набрасывающихся на полях битв на брошенные, изуродованные трупы,
выклевывающих глаза у мертвецов, разрывающих их несчастные тела. Вспомнил
сбегавшихся к полям сражений одичавших собак и шакалов...

Невольно Деванделль отвернулся, избегая смотреть в ту сторону, где смутно
вырисовывались очертания тела Птицы Ночи, повисшего на опутавших его
веревках.

- Война - это проклятье! - пробормотал полковник.

- Война - это неизбежность! - холодно ответил агент.

- Я почти готов поклясться, что мы расстреляли не индейца!

- Так кого же?

- В его жилах, вне всякого сомнения, текла кровь белого. Кто был отцом
этого юноши? Какую женщину называл он своей матерью? Где они теперь? Может
быть, ждут сына... А мы убили его!

- Не мы, полковник! - отозвался агент.- Его убила война!

Минуту спустя агент рукой показал на место, где лежала какая-то белая
бесформенная масса. Это был труп лошади, подстреленной трапперами Гарри и
Джорджем. Полковник почти вырвал из рук своего спутника фонарь, кинулся к
животному, и крик печали и тоски сорвался с его губ.

- Рэд, мой благородный Рэд, мой любимый конь! - произнес он.- Я узнал тебя,
старый друг, хотя столько лет прошло с того времени, когда мы в последний
раз виделись с тобой!

- Гм. Значит, эта лошадь почтенного возраста? - несколько иронически
пробормотал Джон Мэксим.

- Видел ли ты когда-нибудь лошадь, равную по красоте и благородству форм
этой? - взволнованно отозвался Деванделль.

- Пожалуй, нет! - признался агент.

- Конечно же, никогда не видел. Потому что ведь это легендарный "белый конь
прерий". Тот конь, о котором ходит столько чудесных рассказов. Конь,
который был когда-то моим конем, больше - моим другом. Но как он мог
попасть сюда, так далеко от того места, где я его оставил? Как он мог стать
собственностью этого молодого, убитого нами индейца? Что означает его
появление здесь? Ей-богу, мне кажется, я схожу с ума. Не знаю, какая связь
существует между всем случившимся и моей судьбой, но поневоле меня
охватывает тревога за участь моих детей.

- Ну,- перебил его агент,- вы преувеличиваете, командир! Какая опасность
может грозить вашим детям, которые, как мне известно, находятся очень
далеко отсюда, на вашей асиенде, охраняемой целой толпой слуг.

- Да, да. Асиенда далеко! - бормотал, не сводя печального взгляда с трупа
благородного белого коня, старый солдат.- И там целая толпа преданных мне
слуг, которые, конечно, будут защищать мое имущество и моих детей. Но разве
не поднялись против нас сразу три индейских племени? Разве есть гарантии,
что восстание не разольется рекой Бог знает как далеко, заливая и те
территории, которые мы считаем в совершенной безопасности? Разве индейцы не
обладают дьявольским умением делать огромные переходы и обрушиваться на
поселки белых, где их менее всего ожидают? И потом, эта женщина, Ялла!.. Ты
не знаешь, что это за существо!

- Женщина! - отозвался хладнокровно агент.- Всякая женщина может дать
дьяволу сорок очков вперед. Это-то я знаю отлично.

Наступило молчание. Кругом царила почти гробовая тишина. Только откуда-то
издалека доносился визгливый вой койота, маленького трусливого волка
североамериканской прерии.

- Не ошибаетесь ли вы, командир, принимая этого коня за своего Рэда? -
спросил агент.- Ведь вы сами говорите, что много лет не видели его. Разве
можно поручиться, что ты узнал животное, если последний раз видел его
двадцать лет тому назад?

- Вне всякого сомнения! - ответил печально полковник Деванделль.-
Достаточно только взглянуть на этот могучий корпус, стальные ноги,
благородную голову, чтобы убедиться в этом. Нет, это он, мой милый, верный
конь!

- Послушайте, командир! - прервал его Джон Мэксим.- Ну, ладно. Пусть так.
Но вы, ей-богу, раззадорили мое любопытство. Так не делают. Вы должны мне
все рассказать. Конечно, если это не секрет.

- Нет, это не секрет! Это старая и грустная история. И я не вижу причин
скрывать то, что случилось со мной, когда я был молод. Пойдемте, однако,
здесь нам больше делать нечего. Завтра утром распорядитесь, чтобы и коня и
его всадника солдаты зарыли в одной могиле. Я не хочу, чтобы их трупы
терзали хищные птицы и койоты.

- Не волнуйтесь, полковник! Все будет сделано!

- Я вам расскажу свою историю. Может быть, от этого у меня на душе станет
легче. Знаете, Джон, у меня ужасное предчувствие. Мне все кажется, что надо
мной вот-вот разразится гроза, которую я жду давно, с молодости. Это должно
случиться скоро, очень скоро! Может быть, даже завтра утром!

- Ба! Нападение индейцев?!

- Хотя бы и это!

- Лишь бы не застали врасплох! Я распоряжусь удвоить сторожевые посты, а на
отряд, который хорошо охраняется и находится в такой выгодной позиции, как
наша, индейцы никогда не посмеют напасть, разве что тайком!

Полковник и Джон Мэксим вернулись к лагерю. Часовые пропустили их. Проходя
сторожевую цепь, полковник имел возможность убедиться, что лагерь
действительно хорошо охраняется и внезапного нападения индейцев опасаться
не приходится, по крайней мере пока часовые не устали. Но он мог
рассчитывать на своих людей: в маленьком отряде не было ни одного человека,
который бы не осознавал, как опасно положение и как необходимы все меры
предосторожности.

Войдя в палатку, Джон развел прямо на полу маленький костер, бросил беглый
взгляд на Миннегагу, которая, казалось, спала глубоким сном, вытащил из
походного сундука бутылку джина и, наливая два больших стакана, сказал
Деванделлю:

- Вот, выпейте-ка этого зелья, полковник! Оно мигом согреет вам тело и
пошлет к дьяволу ваши черные мысли!

Полковник залпом опорожнил поданный ему стакан и опустился на стоявшее
рядом седло. Агент поместился тут же, около него.

- История, которую я хочу тебе рассказать, случилась двадцать лет тому
назад. Как и многие другие искатели приключений, я начал свою карьеру с
бродяжничества по прериям. В то время индейцы еще не ненавидели белых с
такой силой, как сейчас. Нередко даже заискивали перед ними, так как только
от бледнолицых они могли получить необходимое им оружие, а также всякого
рода спиртные напитки, до которых они большие охотники. Правда, слишком
отважные трапперы, пробиравшиеся в необозримые прерии Дальнего Запада
дальше, чем следовало, не возвращались больше назад и оставляли свои
окровавленные скальпы в руках краснокожих. Но это бывало сравнительно редко
и лишь в очень немногих случаях служило поводом для обострения отношений.

Уже тогда я считался хорошим стрелком, и мои охотничьи подвиги снискали мне
большую популярность среди различных индейских племен, с вождями которых я
поддерживал дружеские отношения.

Однажды, скитаясь по прерии в поисках добычи, я совершенно неожиданно для
себя забрался в такую глушь, в какую раньше никогда не забредал. Здесь я
наткнулся на большой отряд сиу.

- Ого! - вставил агент, набивая и закуривая тр