л  его по носу тоненькой
бритвенной пластиночкой и сказал:  "Стой,  тут белка  гуляла!"  И  пес
вдруг насторожился, пустил в дело все свои чувства. Ага, вот, кажется,
нашел!  Ну-ка, чей это след? Не след, а распушенные на снегу крапинки,
словно  кто натыкал их размочаленной рогаткой и окропил острым запахом
сладковатого мяса.  Приспустив крючковатый,  дымчатого цвета  хвост  и
виляя  им  налево-направо,  Звонкий  кинулся  было по следу,  но сразу
осекся.  След пропал возле елки.  Но Звонкий не был простаком. Рядом с
одинокой елью был густой лес,  и пес, не теряя времени, сразу метнулся
в чащу,  стал принюхиваться к каждому дереву к упавшим сверху чешуйкам
шишек и даже к отдельным малюсеньким зеленым хвоинкам.
     Было еще рано,  рассвет  только  занимался,  и  белка  не  успела
обшарить все свои владения.  Ночуя в пустом дупле,  за ночь она сильно
проголодалась, а потому, найдя первую попавшуюся ель с нераскрывшимися
шишками,  принялась  за  еду,  роняя  крошки  под  стол.  Тут-то  ее и
обнаружил Звонкий, стал звать хозяина...
     Разглядывая в   руках  мягкого  теплого  зверька,  Семен  покачал
головой:
     - Метил  в глаз,  а попал в живот.  И почему это я всегда начинаю
волноваться,  когда целюсь? У Гошки этого не бывает. На днях он принес
девять белок и всем попал в одно и то же место - в голову.
     Первая добыча окрылила  Семена.  У  него  уже  выработалась  своя
примета: если первый выстрел удачный, то и вся охота в этот день будет
удачной.
     Он прибавил   шагу,   заломил   шапку  и  пошел  прямым  ходом  к
Хрустальному ключу,  куда послал его отец.  В ложке,  в  километре  от
головы ключа,  Семен увидел большую наледь,  разлившуюся по кустам,  а
вокруг наледи - звериные следы, глубокие, напитанные водой.
     - Звонкий, сюда!
     Но собаки уже не было, она куда-то исчезла.
     Подойдя к наледи,  Семен увидел любопытную картину.  В том месте,
где выбуривала вода,  будто в  ведре,  кишмя  кишела  мелкая  рыбешка,
мальки.  Площадка  вокруг естественной проруби была вся обтоптана.  На
подходе к этой площадке виднелись следы, похожие на кошачьи.
     "Так вот оно что!  - стал соображать юный Векшин. - Ручей сковало
льдом,  накрыло  толстым  слоем  снега,  в  воду  прекратился   доступ
кислорода,  рыбе стало душно,  и она вся устремилась к проруби. Куница
пронюхала это и ходит сюда как в столовую,  лапкой  выгребает  рыбу...
Жирная должна быть зверюга, мех лоснящийся. Шкурка будет почище, чем у
Гошкиной".
     - Звонкий, Звонкий!
     Куда там! Его и след простыл.
     Перейдя ложок  выше  надели,  Семен  сделал возле него полукруг и
обнаружил след Звонкого.  Собака широкими прыжками умчалась за куницей
к угрюмому ельнику, окруженному редким соснячком.
     - Вот в ельнике-то я тебя и возьму!  - сказал парень,  разгораясь
охотничьей  страстью.  -  Теперь  ты от меня никуда не уйдешь.  Хоть в
самую густерьму заберись, а все равно разгляжу, не иголка.
     И он  быстро  помчался на лыжах за собакой,  ушедшей по звериному
следу.
     Вскоре Звонкий дал о себе знать:  тявкнул в ельнике раз,  два.  И
замолк. Потом тявкнул в другом месте. И опять замолк.
     "Что же это?  - подумал парень.  - След потерял,  что ли?  Словно
бегает по лесу и спрашивает зверя:  где ты, где ты? Однако не было еще
случая,  чтобы Звонкий ошибался,  терял след и брехал зря.  Тут что-то
другое..."
     Вспомнив совет отца,  Семен решил не терять следа куницы.  Собака
вгорячах может и  ошибиться,  а  человек  должен  ей  помочь,  вовремя
подсказать,  что  делать,  если  зверь  окажется  хитрее  пса.  А пес,
конечно,  горячился.  Видно было,  что зверька  он  застал  у  проруби
врасплох,  тот  очень торопился в ельник;  удирая от опасности,  он не
бежал, а отмахивал саженками.
     Ельник, куда привели следы,  был не больно густой. Елки не жались
друг к другу от холода. Все они были тепло одетые, в широких и длинных
шубах,  лежавших  подолами на снегу.  Семен без затруднения определил,
где куница взобралась на дерево, где спрыгнула. Ага, она сидела вот на
этой густой мягкой пихте.  Хитрая тоже.  Пихта не так жестка и колюча,
как ель.  И  пихтовый  запах  куда  острее,  ароматнее  запаха  прочих
деревьев.  Однако  Звонкий  не  дал  зверьку  в дорогой и теплой шубке
засидеться здесь. Он залаял. Куница махнула с одного дерева на другое,
на третье,  спрыгнула на снег,  подразнила пса,  вызвала на погоню,  а
сама снова вскарабкалась на дерево.  Тут тоже Звонкий лаял.  И снова в
дураках. Куница, видно, не любит, чтобы ее беспокоили.
     Теперь лай Звонкого раздался  где-то  далеко.  Пес  лаял  упорно,
настойчиво,  призывно.  Зверек,  должно  быть,  решил  после  большого
пробега  сделать  основательную  передышку  и  смирился  с  назойливым
приставанием разгоряченного пса. Пусть, мол, брешет под деревом, зовет
охотника,  а я тем временем соберусь с  силами  и  обмозгую,  как  мне
действовать дальше. Мне не страшна собака, а страшен охотник. А его-то
я увижу,  услышу издалека. Ведь не первый раз на своем веку приходится
уходить от преследования. Посмотрим, кто кого перехитрит.
     Чтобы поспешить на  призыв  собаки,  Семен  пошел  напрямик,  без
следа.  Расстояние между ним и Звонким быстро сокращалось.  Но вот пес
снова замолк.  Охотник постоял,  послушал. Лай больше не повторился. И
парню  пришлось  снова отыскивать след куницы,  чтобы идти по нему.  А
когда  он  добрался  до  старой  бортевой  сосны,  где  куница  делала
передышку, тут уже никого не было.
     - Ну и ну!  - покачал головой Семен.  - Вот  как  за  нос  водит,
вражина!
     Он присел на поваленное бурей сухое дерево.  Снял шапку. Она была
мокрая  изнутри,  и  от  нее  шел  парок.  Мокро  было  и на спине под
полушубком.
     Глянув на небо, парень с тоской подумал:
     "А ведь солнце-то перевалило уже за полдень..."
     Хотя на самом деле солнца и не было видно, был только намек на то
место,  где оно находится:  в серых облаках,  кругом затянувших  небо,
виднелась чуть заметная, жиденькая желтоватая лужица.
     Вскоре Звонкий снова дал о себе знать.
     Но что за притча!  Собака лаяла на старом месте,  там,  где лаяла
первый раз, неподалеку от ложка. Значит, надо возвращаться обратно.
     Парень нехотя поднялся и проговорил с иронией:
     - Вставай,  Семен,  вставай не ленись.  Коли взялся за гуж - будь
дюж... Куница очень ценный зверек. Она тебе еще даст жару.
     А когда пришел на старое место,  Звонкий лаял уже не в ельнике, а
где-то слева, за сосняком.
     "Да что он,  сдурел,  что ли? - подумал Семен про пса. - Наверно,
потерял  зверя  и  вот  мечется из стороны в сторону по старым следам.
Однако почему он лает? Не зря же!"
     Охотничий закон  в  неписаной  "лесной книге" гласит:  никогда не
оставляй без внимания лай  собаки,  если  пошел  с  нею  на  промысел,
показал ей ружье, иначе будет она не собака, а пустолайка.
     На лай Семен пошел по собачьему следу и очень  удивился:  где  же
след  куницы?  Ну,  хотя  бы  старый.  Уж  не  за  глухарем  ли,  мимо
пролетавшим, кинулся Звонкий?
     Звонкий надрывался лаем возле одинокого кедра, издали похожего на
огромный стог зеленого сена, стоявшего на небольшой покосной елани.
     "Ну, конечно,  глухаря облаивает,  - подумал Семен.  - Глухари-то
обычно садятся на такие одинокие деревья,  с которых,  как с  каланчи,
открывается широкий кругозор. Попробуй подойди к нему, возьми!"
     Напрягая зрение,  Семен  тщательно  осмотрел  вольно  разросшийся
кедр.  Однако никого на нем не разглядел.  А ведь такая крупная птица,
как глухарь,  не затаится на дереве подобно рябчику. Да рябчика собака
и не удержит.  Эта птица как заметит собаку, сразу "фр-р", только ее и
видели.  Тетерев - этот поменьше  глухаря,  он  может  не  улететь  от
собаки,  она  на  него  будет  лаять,  а он на нее поглядывать сверху:
дескать,  что от меня зверюге надо?  Но ведь тетерева зимой в одиночку
не держатся, они табунятся, собираются большими стаями.
     "Так на кого же лает Звонкий?"
     В полном неведении,  но держа наготове ружье, юный охотник шел на
лай, маскируясь за сосенками на всякий случай.
     До кедра  оставалось  каких-нибудь  метров сто.  И все-таки Семен
ничего не мог разглядеть.  А Звонкий стоял  у  дерева,  яростно  скреб
лапами ствол и беспрерывно трубил: гав-гав-гав!
     "Да уж не на белку ли он?" - подумал Семен.
     Но вот сосняк кончился,  прятаться было уже негде.  И Семен пошел
прямо к одинокому кедру.  Не успел он сделать  и  несколько  шагов  по
открытому месту,  как с дерева сорвался, махнул в сторону, вытянувшись
в  струнку,  темно-коричневый  зверек.  Чуть  коснувшись  снега,   он,
взвинчивая  хвостом,  как  пропеллером,  стрелой помчался к ближайшему
лесу. Звонкий бросился за ним с визгом.
     Ружье у парня чуть не выпало из рук, а ноги подкосились. Он долго
стоял с раскрытым ртом,  потом с яростью сорвал с головы шапку, ударил
себя ладонью по лбу:
     - Эх ты, разиня!
     Придя в себя,  парень подошел к кедру.  Откуда же все-таки пришла
сюда куница?  Следы были от сосняка.  Надо было вернуться,  проверить,
почему  же  он не замечал следов,  когда шел к кедру?  Однако почти на
середине елани следы вдруг  пропали,  словно  зверек  появился  из-под
земли.  Не под снегом же он пробирался?  Метрах в десяти стояла густая
сосеночка.  Семен подошел к ней. Снег с ветвей был сбит с двух сторон.
Отсюда  куница  сделала  огромный  прыжок,  а  потом побежала к кедру.
Осмотрев другие сосенки, Семен понял, что хитрый зверек шел верхом, от
сосны к сосне, не оставляя за собой на снегу следов.
     Нелегкая штука - добыть такого зверя!
     Увлекшись охотой,  парень  и  не заметил,  как со стороны горного
хребта постепенно надвинулась иссиня-черная туча и стали падать липкие
лапчатые  снежинки.  Потом снежинки посыпались чаще и чаще,  и наконец
начался настоящий снегопад.  Наступали  сумерки.  Оглядевшись  вокруг,
Семен  сразу  затосковал.  У него сжалось сердце.  В этом глухом лесу,
который он видел словно через тюлевую занавеску,  он почувствовал себя
одиноким,  заброшенным. Захотелось скорей домой, в тепло. Он уже хотел
повернуть лыжи обратно,  кричать,  звать где-то замолкшего пса. Однако
ему словно кто-то тут подсказал:  "Погоди.  Ну,  пойдешь домой.  А что
скажет отец,  какую рожу скорчит Гошка,  когда  увидит  вместо  куницы
одну-единственную белку, убитую в живот? Не в голову, а в живот".
     Нет, нет!  Куда угодно,  только не домой. Лучше ночевать в лесу и
вернуться потом с добычей, чем возвращаться с пустыми руками.
     Это решение немного успокоило Семена.  Он все же не один здесь, с
ним  Звонкий,  лучший  друг,  верный  товарищ.  Но где же пес?  Парень
прислушался.  Слушал долго, напряженно. Кругом стояла вечерняя тишина,
в которой еле уловимо шелестел густой падающий снег.  Наконец до слуха
Семена донесся лай.  Он насторожился. Пес лаял где-то далеко-далеко, в
той стороне, где уже наступили сумерки, откуда надвигается ночь.
     Ни минуты не медля,  юноша побежал на зов собаки,  с силой толкая
лыжи  вперед,  обходя  густые  ельники,  выбирая  просветы  в лесу.  С
наступлением сумерек,  казалось, все деревья плотнее придвинулись друг
к   другу,  обнялись,  образовали  непроходимую  стену,  защищаясь  от
страшной, огромной, наползающей темноты.
     Лай собаки  становился  все  ближе  и  ближе,  а  ночь - темнее и
темнее.  Уже в потемках Семен нашел своего пса.  Он сидел на снегу, не
спуская  глаз  с высокой сухой березы,  и нехотя,  с большими паузами,
лаял, будто говорил: "Мне уж надоело за нею гоняться".
     Семен огляделся.  Толстая  береза стояла на опушке ельника,  чуть
выступив на старую лесосеку,  поросшую осинником.  В развилке двух  ее
вершин виднелось черное пятно.
     "Конечно, тут дупло,  - подумал Семен. - Куница, видимо, решила в
нем переночевать. Но как ее взять? Говорят, надо бить по стволу дерева
тараном: зверя это обеспокоит, и он выскочит из своего укрытия. Но что
сделаешь один? Тут надо действовать вдвоем: один таранит, другой ружье
держит наготове. Иначе куница улизнет..."
     Припав на  колено рядом с собакой,  которая уже перестала лаять и
лишь поглядывала вверх на дупло, Семен спросил:
     - И как нам теперь быть, Звонкий?
     Собака пошевелила хвостом, чуть повела ушами.
     Парень смахнул рукавицей со спины Звонкого белую бахрому.  Встал,
зябко передернул плечами,  снял шапку,  сбил с себя снег.  Потом начал
собирать сучья,  валежник,  стаскивая все это в кучу на перешеек между
ельником и березой.  Когда все было подготовлено, он потянулся было за
берестой,  но тут же отдернул руку от березы. Какое безумство! А вдруг
куница услышит,  что кто-то шебаршит по стволу дерева,  подумает,  что
лезут  за ней,  и выпрыгнет.  Нет,  пусть уж сидит спокойно в дупле до
утра.  А утром видно будет,  что делать. В таких случаях отец говорит:
утро вечера мудренее.
     Когда вспыхнул костер и розовым неровным  светом  озарил  березу,
снег, ельник, сразу вокруг стало веселее. И тут же пришла мысль о еде.
Только сейчас  вспомнил  Семен,  что  целый  день  ходил  голодный,  с
сожалением  подумал и о том,  что не взял с собою хотя бы какой-нибудь
тоненькой книжечки из библиотеки "Огонек". Ведь целую ночь придется не
спать, караулить пушнину. А у костра можно бы и почитать.
     Раскрыв кожаную сумку,  он достал  из  нее  мясо,  хлеб,  грибной
пирог,  алюминиевую  фляжку  с  молоком.  Большой  кусок  ржанины  был
предназначен Звонкому.  Тот не спеша подошел к хозяину,  деликатно  из
рук взял подачку,  вернулся на свое место и принялся за еду, то и дело
поглядывая вверх на березу.
     За всю  ночь Семен,  как и Звонкий,  не сомкнул глаз.  Он сидел у
жаркого костра и прислушивался,  не зашумит ли зверек  на  березе.  Но
кругом  стояла  совершенная  тишина,  медленно  падали снежные хлопья,
кружились над костром и таяли.
     Все мысли паренька были сосредоточены на том, как взять зверя, не
отпустить.  Ведь если кунице удастся выбраться отсюда  невредимой,  то
она  снова начнет метаться по лесу,  дурачить охотника.  А если куница
заберется в нору,  то оттуда ее уже не достанешь,  не выкуришь. Сейчас
не лето.
     Рассвет наступал медленно  и  незаметно.  Не  было  ни  зари,  ни
солнца,  ни пения птиц. Из серого безрадостного неба беспрерывно валил
снег,  наращивая шапки на пнях,  воротники  на  шубах  елей,  опутывая
белыми   веревками   голые  осинки.  Возле  Звонкого,  где  он  лежал,
свернувшись клубком и навострив уши,  образовалась  глубокая  снеговая
чаша.
     По свежему глубокому снегу Семен прошел к собаке и стал наблюдать
за  дуплом.  Стоял долго,  не шевелясь,  держа ружье наготове.  Однако
никаких признаков, что зверь находится тут, не было. Молчал и Звонкий,
снова  присевший  на  задние  лапы,  заняв свой боевой пост.  Но вот в
черной дыре показались короткие маленькие ушки, широкий коричневый лоб
и острые хищные глазки.
     Звонкий прорычал и начал гавкать.  Зверек снова затаился в  своем
логове.  Семен нашел в ельнике тонкую длинную сухару,  обломал сучья и
ее вершинкой стал бить по березе возле дупла.
     Куница как стрела вылетела из дупла, сделала гигантский прыжок на
ель,  но сорвалась и вместе с лавиной снежных  комьев  полетела  вниз.
Звонкий кинулся к ней,  подхватил ее на лету, впился зубами в загривок
и лапой прижал к земле. Куница пронзительно завизжала.
     - Вот  она,  вот,  есть!  -  вне  себя от радости закричал Семен,
потрясая зверьком над головой.  -  Звонкий,  ну  и  молодец!  Доконали
все-таки. Теперь она наша, наша ведь...
     Сняв с  тушки  шкурку,  Семен  долго  мял  ее  в   руках,   мехом
прикладывал  к  щеке,  радовался.  Ведь  это первая в жизни добытая им
куница.  И пусть теперь Гошка не  задирает  нос!  А  мы  еще  сравним,
посмотрим,  чья куница больше и бархатистее.  Вот эта, моя куница! А у
него что? У него не куница, а так, третий сорт.
     Потом он повесил шкурку на дерево хвостом вниз, отошел в сторону,
взвел курок,  нацелился в ушки и выстрелил. Недоумевающий пес вертелся
у него под ногами, поглядывая то на шкурку, то на хозяина.
     Но парень теперь не обращал никакого внимания на собаку.  Он  был
всецело поглощен своими мыслями.
     Спрятав добытую  пушнину  в  сумку,  Семен  встал   на   лыжи   и
молодцевато сказал Звонкому:
     - Ну, пес, двинемся домой. Нам тут делать больше нечего. Что было
- стало наше. Пошли!
     По вчерашней заснеженной  лыжне  идти  не  было  смысла.  Наметив
направление  к  дому,  Семен пошел снежной целиной.  И не прямиком,  а
обходя густые  ельники,  крутые  ложки.  Вначале  шел  весело,  бодро,
заломив шапку набекрень, и даже пел, пел о том, что приходило на ум. И
не пел,  а кричал от переполнивших его чувств.  Кричал о  том,  что  в
сумке  у  него  лежит дорогая шкурка,  она придает ему силы,  энергию,
толкает лыжи вперед,  как мотор на голубом почтовом катере. Брат Гошка
позеленеет  от злости,  когда увидит,  что и Семен тоже принес куницу.
Теперь в колхозе в большом стойбище станут считать,  что на Векшинском
стане  живут три настоящих охотника.  При сдаче шкурок отец непременно
скажет: это добыча старшего сына, Семена, а это - младшего, Георгия.
     И вот Семен почувствовал,  что устал,  что ноги начинают сдавать.
Вначале лыжи,  казалось,  скользили  легко,  плавно,  а  теперь  стали
глубоко  зарываться  в  снег,  вначале  они  были  плоскими,  а теперь
сделались  полукруглыми,  как  пряники,   обсыпанные   спрессовавшимся
сахарным  песком.  И  сколько  его  ни  сбивай,  он  все  нарастает  и
нарастает, и под пятками появились высокие каблуки.
     Непрерывно падающий снег заслонял дали,  горизонты и будто самого
человека  придавливал  к   земле.   Лес   повсюду   казался   скучным,
однообразным и безжизненным.
     Тоскливое настроение, охватившее Семена, передавалось и Звонкому.
Пес  уныло  шел  вслед  за хозяином по лыжне.  И хотя в стороне иногда
слышался взлет глухарей,  стрекот сорок,  а  там,  где  шумят  сороки,
непременно  есть  кто-нибудь,  не  живой,  то  мертвый - зря сороки не
табунятся, - однако он не обращал на это внимания.
     Чувствуя, что время перевалило за полдень, Семен присел отдохнуть
на пне.  Подкрепился сам,  накормил собаку.  Продуктов  с  собой  было
достаточно. Отец всегда говорит, отправляя сыновей на промысел: "Идешь
в лес на день, хлеба бери на неделю".
     Отдых в дороге - лучший спутник,  он ободрит тебя и добавит силы.
Поднимаясь с привала, парень приласкал Звонкого:
     - Теперь,  дружок,  недалеко и до дома. Скоро будет визирка, а по
ней до нашего стана рукой подать.
     Миновав некрутой   ложок,  юноша  вышел  на  запорошенную  пухлым
снежком лыжню и подумал:
     "Здесь, должно быть, проходил Гошка со своей Стрелой".
     Свернул на лыжню и направился по ней к дому.
     Вскоре стало смеркаться.  Семен прибавил шагу,  предвкушая тепло,
уют, сытный горячий ужин.
     Шедший все   время  по  пятам  Звонкий  выбежал  вперед,  вскинул
скрученный в баранку хвост и весело помчался по лыжне.
     "Дом почуял", - мелькнуло у парня.
     Но лыжня  вдруг  оборвалась.  Семена  словно  кто-то  втолкнул  в
горячую,  жарко  натопленную баню.  Звонкий суетливо бегал,  обнюхивал
старое,  покинутое утром пепелище.  Вот потухший костер,  вот береза с
дуплом, а вот и ель с пробитой дробью корой.
     По спине у парня забегали мурашки, на глаза навернулись слезы. Он
готов был разреветься.  Вот тебе и на!  Целый день шел,  шел, с трудом
преодолевал снежные пространства,  думал ночевать  дома,  в  тепле,  а
пришел  к разбитому корыту.  Звонкий подбежал к нему,  встал на задние
лапы и лизнул в руку, придерживающую ружейный ремень.
     Семен обнял пса и поцеловал в лоб.
     - Милый мой друг!  Вот как мы с тобой обмишурились: думали к дому
идем, а сами кружили возле одного места.
     К вечеру снегопад прекратился, с неба падала лишь редкая морозная
пыльца, начинался верховой ве