Виктор Савин
   Прошу к нашему шалашу

    ЮЖНО-УРАЛЬСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ЧЕЛЯБИНСК 1970
    Р2
    С13
    Художник С. А. ОСТРОВ
    OCR: Андрей из Архангельска




О ВИКТОРЕ САВИНЕ И ЕГО КНИГАХ

     С литературным творчеством Виктора Савина мы познакомились еще  в
тридцатые годы. Книги Савина привлекали тем, что их автор отлично знал
уральскую природу, вдохновенно любил ее и, как видно из его повестей и
рассказов,  природа  отвечала ему взаимностью:  раскрывала свои тайны,
которые Виктор Афанасьевич скуповатыми,  но точными красками передавал
читателям, особенно молодым - бесхитростным, любознательным и чутким к
правде и к фальши.  У него своя палитра,  которая дает ему возможность
точно и четко выписывать детали природы. Он видит характерные черточки
лисьего следа на снегу и как на каждой хвоинке "нанизаны лучи солнца",
слышит,  как  вода  в  ручейке "играет слюдяными блестками" и звенят в
зимнюю  морозную  ночь  "точно  хрустальные,  торжественные   звезды",
различает  запахи  осенней  тайги  и  "искринки  изморози"  в воздухе,
наполненном прозрачными лучами октябрьского солнца...
     Хорошую жизненную школу прошел писатель Виктор Савин.  Родился он
на Урале в 1900 году в семье горнорабочего. Окончил начальную сельскую
школу,  а  затем  высшее  начальное  училище.  (Вот  ведь какие были в
царской России учебные заведения! Высшее начальное!)
     Сын рабочего должен был заработать себе на учебу.  И Виктор Савин
во время летних каникул где и  кем  только  не  работал:  гонщиком  на
подвозке  золотоносных песков,  водоливом на драге,  добывающей ценный
металл,  грузчиком на сенном складе под Ишимом, токарем на Лисьвенском
заводе.  К восемнадцати годам Виктор Савин познал всю тяжесть труда на
хозяев,  полуголодную жизнь,  несправедливость  существовавшего  тогда
строя.   И  не  случайно,  а  осознанно,  с  убежденностью  в  правоте
большевистской партии,  поднявшей народные массы России на Октябрьскую
революцию,  он  вступил  в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии и не
жалея жизни вместе с многими тысячами  беззаветных  героев  дрался  на
фронтах   гражданской  войны,  защищая  завоевания  Великого  Октября.
Особенно запомнились ему на  всю  жизнь  бои  за  Перекоп  -  одну  из
укрепленных линий белогвардейцев в Крыму.
     После демобилизации из армии Виктор Савин в 1923 году поступил  в
Московский  литературно-художественный  институт им.  В.  Я.  Брюсова,
учился  у  Брюсова,  Рукавишникова,  Сакулина,  Ушакова  -  выдающихся
преподавателей   того  времени.  Вместе  со  своими  однокашниками  по
институту Артемом Веселым,  Михаилом Светловым, Алексеем Кожевниковым,
Федором  Каманиным,  Яковом  Шведовым,  впоследствии  ставшими видными
писателями молодой Советской республики, весело переживал все невзгоды
и  трудности  студенческой  жизни.  Изредка  публиковался  в столичных
журналах,  а в 1925 году  его  рассказы  о  беспризорниках  -  сиротах
гражданской  войны  -  были  изданы  отдельным сборником под названием
"Шаромыжники".  Эта книжка положила начало литературной работе Виктора
Горного  -  такой  псевдоним избрал себе Виктор Афанасьевич.  Под этим
псевдонимом он издал еще две книги - "Петяш" и "Беспризорный круг"  (в
1926 году в Москве и Ленинграде).
     По окончании института Виктор Горный -  Савин  был  направлен  на
Урал   и  почти  четверть  века  находился  на  журналистской  работе.
Сотрудничал в городских и районных газетах  в  Соликамске,  Златоусте,
Усолье,    Челябинске   и   Кусе,   был   очеркистом,   фельетонистом,
рассказчиком. Его произведения публиковались в журналах и коллективных
сборниках.
     В журналистских заботах и хлопотах пролетели годы.  В 30-е годы в
Свердловске вышли книги Савина "Поход энтузиастов",  "Дружки с рабочей
окраины", "Косотурские художники".
     Наиболее весомой из них была историческая, документальная повесть
"Косотурские художники" -  произведение  о  знаменитых  земляках,  чье
творчество  ценилось  и  до  сих  пор  высоко  оценивается не только в
пределах нашей страны, но и за ее рубежами. Эта книга очень обрадовала
друзей Савина по литинституту. Один из них - Николай Богданов - писал:
"Эта повесть об  уральских  умельцах  прошлого  века,  об  их  трудной
судьбе,  была  открытием.  Мы  не  знали об этой сокровищнице русского
народного искусства,  скрытой  в  глубине  седых  Уральских  гор.  Как
интересно  было читать эту повесть прошлых лет и как радостно,  что ее
написал наш близкий товарищ..."
     После этой  книги  в  творчестве  В.  А  Савина  наступила пауза,
затянувшаяся более чем на 20 лет.  И только в 1959  году  вышла  новая
книга - сборник рассказов "Волчье логово".  В ней Виктор Савин проявил
себя незаурядным рассказчиком и мастером  художественного  слова.  Это
книга  о юных и для юных,  о делах и приключениях юннатов,  охраняющих
родную природу - дорогую и любимую писателю.
     За "Волчьим логовом" последовали сборники повестей и рассказов об
охоте и охотниках,  о рыбаках и рыболовстве:  "Старший в  доме"  (1960
г.), "Закалка мужества" (1962 г.), "Хитрый заяц" (1963 г.), "Юванко из
Большого стойбища" (1968 г.) и роман "Чарусские лесорубы".
     Все эти книжки тепло были встречены читателями.
     1970 год  -  юбилейный  год   для   Виктора   Афанасьевича:   ему
исполняется 70 лет со дня рождения.
     Семьдесят лет - зрелый возраст. Но мы думаем, что из-под его пера
выйдет еще не одна добрая книга.

                                                       Борис Мещеряков



ЛЕСНАЯ КНИГА
                               повесть

     Сыновья охотника Якова Тимофеевича Векшина, Семен и Георгий, семь
лет  учились в школе и жили в интернате в большом таежном стойбище.  И
вот дети возвращались домой,  плыли на лодке долбленке.  Старший  сын,
Семен,  сидел на корме с рулевым веслом,  а младший,  Георгий погодок,
стоял в лодке и ловко гнал ее шестом  вверх  по  течению.  Старик-отец
встречал пареньков на берегу реки Кипсия.
     Еще издали увидев лодку в излучине реки, Яков Тимофеевич подумал:
"Семен-то,  однако, не утруждает себя. Большой ведь, поздоровше Гошки,
а за  руль  сел.  Уезжал  -  ленивый  был,  и  опять  ленивый  едет...
Посмотреть надо, какой из него лесовик получится!"
     Утлая лодочка,  точно стрела,  врезалась в  песчаную  косу.  Яков
Тимофеевич  подхватил  ее за носовую часть и вытащил на берег вместе с
детьми, с чемоданами и прочими пожитками.
     Векшинский стан находится недалеко от берега.  Большой деревянный
дом с маленькими окнами стоит  на  высоком  бугре,  окруженный  седыми
елями, будто частоколом.
     Расцеловав дорогих гостей, старый охотник в обе руки подхватил их
вещи.  Но  Георгий  тут же отобрал у него свой тяжелый чемодан и пошел
рядом с отцом.  Семен этого не сделал.  Он пошел к дому налегке,  чуть
отстал,  сорвал  придорожную  метличку  и  стал разжевывать ее сладкий
желтоватый корешок.
     После того  как  дети  хорошо поели,  отдохнули,  Яков Тимофеевич
поставил на стол в переднем углу тарелку с кедровыми орехами, позвал к
себе парней:
     - Орехи вот.  Ешьте.  Давно не  ели...  Как,  однако,  вам  наука
далась? Как жить станете?
     Старший сын, круглолицый голубоглазый холеный подросток, не спеша
раскрыл  свой  чемодан,  наполненный книгами,  достал свидетельство об
окончании школы-семилетки,  подал его отцу и сел на лавку  за  столом,
приняв независимую, самодовольную позу. Яков Тимофеевич, держа в одной
руке бумагу,  а другой растирая поясницу,  подошел  к  стене,  снял  с
гвоздика   очки  с  толстыми  стеклами,  приблизился  к  окну  и  стал
внимательно читать документ, полученный Семеном.
     - Так.  Молодец! - сказал он, возвращая сыну свидетельство. - Все
пятерки.  Похвалить можно.  Однако как  насчет  охоты?  Насчет  рыбной
ловли?  Одному-то  мне  плохо ведь.  Глаза тупые стали.  В ушах словно
труха наложена. Векшины испокон веков зверя бьют, птицу стреляют, рыбу
ловят. А Семен что будет делать?
     - Охоте и рыболовству нас,  отец,  не  учили,  -  с  достоинством
ответил сын.  - Школа дает только общее образование. Политехнизация до
нас еще не дошла.  Однако скоро введут.  Уж ружья  какие-то  привезли,
мишени, ниток много - сети вязать.
     - Мудреные слова у тебя,  Семен.  И куда теперь ты  с  этим,  как
говоришь, образованием?
     Отец пристально из-под густых бровей посмотрел сыну в глаза.
     - Отличникам учебы везде дорога открыта,  отец.  Можно на счетную
работу, можно в библиотеку, в красный чум.
     - Тебе, выходит, надо жить в большом стойбище?
     - Меня  уже  звали  в  охотколхоз,  в  правление.  И  в  аймачную
библиотеку приглашали.
     - Приглашали,  Семен?  О,  приглашали,  так это все равно  что  в
гости, на почетное место. Ты им что сказал?
     - С отцом, мол, надо посоветоваться, как так-то.
     - Хорошо сказал,  Семен, хорошо! Отцовский совет не путо, ноги не
свяжет.
     Старик прошелся по избе, приосанился.
     - А ты, Гошка? Давай твой документ.
     - А зачем его казать? - глянув на брата не то с усмешкой, не то с
издевкой,  сказал младший сын  -  вихрастый,  веснушчатый,  с  бойкими
карими глазами. - У меня пятерок мало. Даже одна тройка затесалась.
     - Зачем тройка? Пошто тройка? - Отец покачал головой.
     - Отвечаю так,  медленно, слова трудно подбираю. Язык у меня, что
ли, толстый...
     - Виноват  ли  тут  язык?  -  заметил  Семен.  - Утром не успеешь
продрать глаза - бежишь на лыжах.  После  уроков  на  катке  кружаешь.
Вечером-то  опять  в техническом кабинете.  Оно и некогда было пятерки
получать.
     - В  пятерках  не  самая  цель.  Я  везде поспевал,  - огрызнулся
Георгий.  - А ты вставал с книжкой и засыпал с книжкой.  У  тебя  и  в
голове-то бумага.  Пойдешь на охоту, попадешь под дождик - одни клочки
от тебя останутся, как от промокашки.
     Братья вскинули головы, как петухи, готовые кинуться в драку.
     - Ладно,  парни,  - примиряюще сказал отец. - Для чего ссориться?
Будем жить, будем глядеть.
     Как и в прежние годы,  во время школьных каникул старик Векшин не
приневоливал своих детей к каким-либо занятиям. Он дал им полную волю.
Пускай, дескать, пока отдохнут, наберутся сил, позреют, как брусника в
бору, а затем уж пойдут в дело.
     Семен целыми днями лежал с  книгой  в  гамаке,  растянутом  между
двумя елями за лужайкой,  недалеко от дома. Под вечер, когда одолевали
комары и мошка,  он раскладывал возле гамака курево  и  дымом  отгонял
гнуса.  В  ненастную  погоду  валялся  на  кровати в избе и все читал,
читал.  Временами, отложив книгу, он отдавался мечтам. Весь мир, каким
он  представлял  его по книгам,  был у него точно на ладони:  большой,
огромный и  понятный.  И  вот  только  окрестности  вокруг  отцовского
охотничьего стана были для него действительно тайгой, темным лесом. Он
знал,  что влево от дома течет  речка  Кипсия,  вправо,  километрах  в
пятнадцати,  -  ее  приток Виляй.  На стыке этих рек,  несущих воду на
север,  находится большое охотничье стойбище Глухариное. На юго-западе
лежит цепь высоких Каменных гор, то белых, то синих - в зависимости от
погоды.  Главная жизнь, казалось Семену, проходит за этими горами. Там
и  солнце-то  не такое:  оно намного больше,  теплее,  ласковее.  Да и
звезды совсем другие:  здесь мелкие,  как горошины, а там крупные, как
лимоны,  как  апельсины.  Там  и  люди  - не чета здешним:  они лучше,
красивее, у них все хорошо, все прекрасно. А тут, в треугольнике между
двумя реками и скалистым хребтом,  люди какие-то неуклюжие,  все равно
что медведи,  и не знают они настоящего счастья,  настоящей радости. И
что это за жизнь? Раскусишь - так не малина, не морошка, а клюква.
     Младший сын Георгий,  или Гошка,  как его называли  все  в  доме,
читал, пожалуй, больше не для себя, а для родителей. По воскресеньям к
берегу возле стана причаливал голубой почтовый катер.  Он привозил для
Якова Тимофеевича скопленные за неделю газеты. Георгий усаживал отца с
матерью в переднем углу и по своему выбору вычитывал  новости.  А  его
самого  в  газетах  больше  всего  интересовали  охота и рыбная ловля.
Однажды он прочитал заметку о единоборстве  охотника  с  пятью  бурыми
медведями.  Человек  в этой схватке хотя и сильно пострадал,  но вышел
победителем.  Подвиг охотника произвел на парня сильное впечатление. И
ему  потом  несколько  ночей  подряд  снилось,  как он сам сражается с
огромными зверями.
     С утра  до вечера Георгий был на реке:  купался,  загорал,  ловил
рыбу. А в ненастье, забравшись под навес сарая, строгал, пилил, стучал
молотком.  Вокруг него валялись стружки,  проволока, обрезки жести. На
вопросы родителей,  что он мастерит, Георгий отвечал уклончиво: "Потом
узнаете..."
     И вот это "потом" наступило. Было воскресенье. В такие дни в доме
царил  обычно праздничный покой.  Пахнет пирогами,  сдобой,  жареным и
пареным.  Крашеные полы,  лавки,  стекла в окнах  поблескивают  особой
свежестью. Георгий торжественно извлек из-под лавки лакированный ящик,
отражающий  солнечные  блики,  поставил  его  на  стол  и  подцепил  к
проводам,  протянутым  с улицы через окно.  В ящике вспыхнули огоньки,
похожие на яркие пуговки, что-то зашумело. Яков Тимофеевич ухмыльнулся
в  бороду,  многозначительно  посмотрел  на  жену.  Старая  женщина  с
голубыми,  точно вылинявшими глазами приподнялась на месте и выжидающе
глядела  на ящик с огоньками.  Это для нее была диковинка.  Наконец из
ящика раздался отчетливый голос: "Внимание! Говорит Москва..."
     - Ай  да  Гошка!  Ай  да  молодчина!  -  Старик Векшин,  большой,
сутулый,  встал,  подошел к сыну и крепко прижал к себе. - Спасибо! Не
зря учился!
     Растроганный отец вернулся на лавку.  Его  поблекшие,  старческие
глаза цвета осенней травы стали влажными.
     Осенью Яков Тимофеевич подозвал к себе сыновей и сказал:
     - Погуляли,  отдохнули  -  теперь  в  лес  надо,  заняться другой
наукой,  большой  наукой.  Большой  книгой.  Эту  книгу  в  сундук  не
положишь,  на  полку  не  поставишь.  А  выучишь  - человеком станешь,
счастье найдешь. А без счастья какая жизнь на свете!
     Торжественный, подтянутый,  старый  охотник по-молодому подошел к
стене,  снял висевшие на лосиных рогах два ружья и вручил их сыновьям.
Семену,  как  старшему,  он подал почти новую двустволку,  а Георгию -
старую одноствольную переломку.
     - Вот вам,  получайте...  Другие отцы дают своим детям кто пилу и
топор,  кто длинный шест - хорей,  чтобы на олешках ездить,  а в нашем
векшинском  роду все получают ружья.  Ты,  Семен,  и ты,  Георгий,  не
обижайтесь,  кому что досталось.  Встанете на свои ноги,  науку в лесу
возьмете,  купите  себе  ружья по душе.  Пока стреляйте этими.  С ними
ходили за зверем и птицей  ваши  деды  и  отец.  Их  руки  никогда  не
тряслись.  Они  ходили  на  рысь,  на  росомаху,  на медведя.  Никаких
трудностей они не боялись.  Самый опасный враг в лесу - это страх.  Он
бьет  под коленки,  отводит руки с ружьем в сторону,  закрывает глаза,
застилает уши. Так-то недолго и пропасть...
     На другой день чуть свет Яков Тимофеевич поднял парней с постели.
Сам проследил за их сборами, проверил, все ли у них при себе. Вышел на
крыльцо, проводил, пожелал удачи.
     Семен направился в сторону Каменных гор,  а  Георгий  -  большого
стойбища. Охотиться вместе братья отказались. У каждого был свой нрав,
свои принципы.  Однако ни у которого не было  еще  охотничьего  опыта,
навыка. Оба ушли в тайгу, как в неведомый путь.
     Первым вернулся домой Семен.  Он пришел  к  обеду.  Ему  повезло.
Наткнувшись   на  непуганый  глухариный  выводок,  он  снял  с  дерева
поднявшуюся из травы  копалуху,  а  потом  разыскал  и  попрятавшийся,
затаившийся молодняк.
     С достоинством выслушав похвалу  отца,  Семен  прошел  на  кухню,
небрежно выкинул на стол перед матерью глухарей,  разделся,  тут же на
кухне поел, взял книгу и пошел к своему гамаку.
     Лишь к  ночи,  после заката солнца,  пришел Георгий.  В его сетке
маленьким сереньким комочком лежал один рябчик. Видно было, что парень
устал, намаялся.
     - Коленки,  сынок,  убил?  - ласково сказал отец. - Всяко бывает.
Падать  духом  не  надо!  Удачи на сосне не растут,  не крупянки это -
подошел да сорвал.  Удачи надо искать, добывать трудом. Труд-то зря не
пропадает. Не сегодня, так завтра скажется.
     Достав рябчика из сетки  брата,  Семен  взвесил  его  на  ладони,
усмехнулся и кинул на кучу глухарей.
     - Что ж,  и Гошкина копеечка не щербата,  - сказал он с издевкой,
зевнул, потянулся и улегся спать.
     Георгию тоже хотелось лечь в постель.  Последние километры  перед
домом он еле тащил ноги и думал только об одном:  скорей бы прийти, не
есть,  не пить,  а бухнуться сразу на  кровать,  уснуть,  восстановить
иссякшие силы.  А дома,  когда поел, мысли стали работать по-иному. Он
переломил в себе усталость,  сон.  И,  когда уже все в доме спали,  он
начал  чистить ружье.  Ибо отец всегда,  вернувшись с охоты,  в первую
очередь приводит в порядок  свое  ружье.  Ведь  в  стволах  образуется
пороховой  нагар,  перемешанный со свинцовым налетом,  а в затворе,  в
курках бывает сырость. Не убери все это, не смажь - испортишь ружье.
     Управившись со  своей  переломкой,  заткнув ствол чистой тряпкой,
Георгий взялся за рябчика.  Отеребил его, прибрал перо, а потом достал
из кармана складной ножичек. Сначала вырезал у птицы зоб, распорол его
и стал рассматривать перед лампой.  Зоб казался красновато-розовым, он
был наполнен брусникой.  Затем, выпотрошив рябчика, парень принялся за
тугой,  плотный желудочек.  В нем оказалось много  мелких  округленных
разноцветных камешков кварца, хризолита, яшмы, перемешанных с истертой
брусничной  кожицей.  После  этого  Георгий  взял  глухаря,   добытого
Семеном,  и тоже внимательно исследовал его зоб,  желудок. Там были те
же ягоды, такие же камешки.
     На другое   утро,   поднявшись   раньше  всех,  Георгий  неслышно
собрался,  взял ружье и вышел из дому.  Рассвет только чуть брезжил. В
низинах вокруг стана над лесом стлался молочный туман. Острые вершинки
елей,  казалось,  торчали из воды.  Юный охотник спустился  к  реке  и
берегом  пошел  по  тропинке,  проложенной  в высокой траве слезящейся
росой.  Не успел он пройти  и  сотни  метров,  как  с  песчаной  косы,
врезавшейся  в  зеленоватую  воду,  грузно  поднялся  старый глухарь и
полетел в сторону Мохового болота.  Георгий моментально вскинул ружье,
прицелился и выстрелил. Тяжелым мешком птица упала в траву. Не чуя под
собой ног,  парень кинулся к добыче.  Это  был  огромный  с  сединкой,
словно  обомшелый,  глухарь.  Положив  его  в сетку,  юноша с бьющимся
сердцем пошел дальше.
     С песчаных  отмелей  то и дело поднимались глухари и тетерева.  И
все они держали направление к Моховому болоту,  куда Георгий много раз
ходил  с  матерью  по бруснику,  где пережил,  будучи малышом,  немало
страхов от шума взлетавших из-под самых  ног  больших,  тяжелых  птиц.
Теперь  ему  все было ясно.  Он свернул с тропинки и лесом,  напрямик,
пошел к заветному болоту,  поросшему кудрявым карликовым соснячком,  с
трудом  пробиваясь  через  густую,  дремучую  урему  и  завалы мертвых
деревьев, поверженных бурями.
     Домой он  вернулся  с  тяжелой  ношей.  Он весь бы увешан птицей.
Глухари и тетерева,  связанные попарно,  были перекинуты через  плечи,
висели на поясном ремне,  мешая идти.  Усталый,  вспотевший парень еле
передвигал ноги, но на сердце у него было легко и радостно.
     - Ай,  вот как! Много набил, - говорил отец, помогая сыну снимать
добытую дичь. - Шибко ладно. Так-то хороший охотник будешь.
     - А Семен что принес? - первым делом спросил Георгий отца.
     - Семен не пришел, замешкался где-то.
     - Ладно ли что с ним?
     - Придет. Далеко ходит. Глухарь увел, косач увел. Много принесет.
     Старший сын  вернулся  очень поздно,  в потемках.  Его сетка была
пуста.  Не отвечая на вопрос