ловек.
   Бентивольи выступил вперед.
   - По какому праву вы навязываете нам вашу волю? - спросил он.
   - По приказу его светлости герцога Валентино,  -  ответил  офицер,  -
которому известны все подробности вашего заговора.
   - И вы пришли, чтобы арестовать нас?
   - Всех до единого. Мои люди ждут вас во дворе.
   И тут же Джизмонди, как, впрочем, и  все  остальные,  понял,  что  во
дворе их ждут не  просто  солдаты,  но  виселица,  на  которую  всех  их
незамедлительно вздернут за измену.
   - Какая подлость! - воскликнул стоявший рядом с Джизмонди. -  Неужели
нас не будут судить?
   - Во двор, - повторил офицер.
   - Только не я! - другой голос, совсем юный. - Я  -  патриций  и  меня
нельзя повесить, как какого-то пастуха. Если я должен  умереть,  то  под
топором палача. Это мое право.
   - Неужели? - усмехнулся офицер. - Во дворе мы во всем  и  разберемся.
Не задерживайте меня, господа...
   Но заговорщики продолжали бушевать, а один призвал обнажить кинжалы и
умереть в бою, как должно мужчинам.
   Лишь Джизмонди спокойно стоял, сложив руки  на  груди,  улыбаясь  под
маской. Пришел час его триумфа, час расплаты за недавние страхи. В то же
время  он  опасался,  что  заговорщики   решатся-таки   на   вооруженное
сопротивление, а в завязавшейся схватке могло достаться и  ему.  Но  тут
Бентивольи в очередной раз удивил его.
   - Господа! - громовой его голос перекрыл шум,  все  замолчали.  -  Мы
проиграли эту партию. Так давайте признаем наше поражение и  смиримся  с
той участью, что ждет нас.
   Да и был ли у них выбор? Как  они  могли  противостоять,  без  брони,
вооруженные лишь кинжалами, пятидесяти вооруженным до зубов солдатам?
   И в наступившей тишине один из заговорщиков выступил вперед.
   - Я иду первым, о братья мои, - и он поклонился офицеру. - Я в  вашем
распоряжении, мессер.
   Офицер  махнул  своим  солдатам.  Двое  отложили  пики,   подошли   к
добровольцу, схватили его и вывели за дверь.
   Джизмонди улыбался в предвкушении занимательного зрелища, что ожидало
его во дворе.
   Вновь и вновь возвращались двое солдат. И с каждым  их  уходом  число
заговорщиков  сокращалось  на  одного  человека.  Один  тщетно   пытался
сопротивляться, другой закричал от страха, когда ему выкрутили руки,  но
в большинстве своем все держались достойно, готовые встретить  смерть  с
высоко поднятой головой. Солдаты знали свое дело, и через десять минут в
комнате осталось лишь четверо: Бентивольи, возглавляющий  заговор,  имел
праве выйти во двор последним, двое мужчин, не садившихся  за  стол,  но
постоянно сопровождающих Бентивольи, и мессер Бенвенуто, ожидающий своей
очереди и посмеивающийся про себя.
   Солдаты вошли в комнату и  остановились,  выбирая  следующую  жертву.
Офицер указал на Бенвенуто. Тот сам  шагнул  к  солдатам,  но  когда  те
схватили его, вырвался и повернулся к офицеру.
   - Мессер, мне нужно вам кое-что сказать.
   Офицер так и впился взглядом в маску.
   - Ага! Вы тот, кого мне велено найти. Назовите мне ваше имя.
   - Я - Бенвенуто Джизмонди.
   Офицер кивнул.
   - У меня нет права на ошибку. Вы -  Бенвенуто  Джизмонди  и...  -  он
замолчал, вопросительно глядя на стоящего перед ним.
   - И я здесь по указанию герцога Чезаре Борджа.
   Офицер удовлетворенно  рассмеялся.  Одна  его  рука  легла  на  плечо
Джизмонди, второй он сорвал маску.  Тот,  не  понимая,  что  происходит,
повернулся к Бентивольи.
   - Ваше высочество знает этого негодяя? -  прогремел  над  ухом  голос
офицера.
   - Нет, - ответил Бентивольи и добавил:
   - Слава тебе, Господи.
   Бентивольи хлопнул в ладоши, а Бенвенуто слишком поздно осознал,  что
угодил в расставленные силки. Ибо офицер и вооруженные до зубов  солдаты
заявились не для того, чтобы арестовать и казнить заговорщиков,  но  для
выявления предателя, того, кто занял место убитого на дороге Эмилия.  По
хлопку Бентивольи в комнату вернулись все одиннадцать мужчин  в  масках.
Собственно, уводили их не во двор, а оставляли в двух десятка  шагов  от
двери. Там первый из  выведенных  солдатами,  вызвавшийся  добровольцем,
объяснял остальным,  что  таким  способом  Бентивольи  пытается  выявить
предателя.

***

   На следующее утро Рамиро де  Лоркуа,  назначенный  Борджа  губернатор
Чезены, пришел к своему господину с кинжалом и замаранным кровью листком
бумаги.
   Он доложил, что рано утром у стены  замка  обнаружено  тело  мужчины,
убитого ударом кинжала. Там же нашли и записку,  которую  Рамиро  принес
герцогу. Состояла она из трех слов: "Собственность Чезаре Борджа".
   В сопровождении губернатора Чезены Борджа спустился  во  двор,  чтобы
осмотреть тело. Оно лежало там, где его  и  нашли,  укрытое  отороченным
мехом плащом, в котором днем раньше приходил Бенвенуто Джизмонди. Рамиро
поднял плащ. Герцог глянул на уже посиневшее лицо и кивнул.
   - Так я и думал. Вот и прекрасно.
   - Ваша светлость знает его?
   - Жалкий бродяга, нанятый мною, да видно поручение оказалось  ему  не
по зубам.
   Рамиро, черноволосый толстяк взрывного темперамента, громко выругался
и заверил герцога, что обязательно найдет и  накажет  убийц.  Но  Чезаре
покачал головой и улыбнулся.
   - Не теряй попусту времени, Рамиро. Но я могу  назвать  тебе  главаря
банды, что совершила это убийство. Если хочешь,  даже  скажу,  по  какой
дороге на рассвете уехал он из Чезены.  Но  какой  в  этом  толк?  Он  -
болван, свершивший за меня суд, даже не подозревая об этом.  И  боюсь  я
его не больше, чем этого бедолагу, - и он посмотрел на Джизмонди.
   - Мой господин, я ничего не понимаю! - воскликнул Рамиро.
   - Да надобно ли это тебе? - улыбнулся герцог. - Моя  воля  исполнена.
Это достаточный повод для того, чтобы похоронить покойника, а  вместе  с
ним и всю эту историю.
   Герцог отвернулся, чтобы оказаться лицом к лицу  со  спешащим  к  ним
Герарди.
   - А, я вижу новости дошли до тебя,  -  приветствовал  его  герцог.  -
Узнаешь, кто это?
   Герарди посмотрел на убитого, пожал плечами.
   - Но вы могли захватить их всех.
   - И в итоге прослыл бы во всей Италии кровавым мясником.  Завистливая
Венеция, Милан, обожающая позлословить  Флоренция,  все  они  начали  бы
честить меня на всех углах. Нет, пользы от этого было бы чуть, - он взял
секретаря под руку и увлек за собой. - А так я как  следует  напугал  их
прошлой ночью, - герцог мечтательно улыбнулся. - Им же  и  в  голову  не
придет, что произошло все  случайно,  что  этот  Бенвенуто  Джизмонди  -
обыкновенный  грабитель,  убивший  мессера  Креспи,   чтобы   поживиться
дукатами в его кошельке. Нет, они убеждены, что  именно  я  распорядился
убить мессера Креспи и вместо него послать на их тайное  сборище  своего
человека. Теперь они знают наверняка, что глаз у меня, как у  Аргуса,  а
посему  и  думать  забудут  о  заговорах.  Их  парализует  страх   перед
вездесущностью моих шпионов. После этой ночи ни один из заговорщиков  не
может почитать себя в полной безопасности, они  забьются  в  свои  дома,
забыв обо всем, кроме страха за собственную жизнь.
   Мог ли я достичь лучшего результата, повесив их всех? Думаю, что нет,
Агабито. Бенвенуто Джизмонди помог мне полностью осуществить задуманное,
да и сам получил по заслугам.

Глава 5.
ЗАПАДНЯ

   Мессер Бальдассаре Шипионе  вышел  в  проулок  и  затворил  за  собой
зеленую калитку, ведущую в сад.
   Постоял в уже  сгущающихся  сумерках,  улыбаясь  самому  себе,  потом
поплотнее закутался в алый плащ и зашагал, звеня шпорами. По выправке  в
нем  с  первого  взгляда  узнавался  военный.  Мессер  Бальдассаре   был
капитаном войск герцога, расквартированных в Урбино.
   На углу, там, где  проулок  вывел  его  на  Виа  дель  Кане,  капитан
столкнулся с великолепно одетым  господином,  глаза  которого  при  виде
улыбки, все еще блуждающей  по  лицу  мессера  Шипионе,  превратились  в
щелочки. Звали господина Франческо дельи Омодей, и он приходился кузеном
даме Бальдассаре.
   Капитан сдержал шаг и галантно поклонился мессеру Франческо  в  ответ
на поклон последнего. С этим он и прошел бы мимо,  но  мессер  Франческо
загородил ему дорогу.
   -   Решили   подышать   свежим   воздухом,   господин   капитан?    -
поинтересовался он с легкой усмешкой.
   - Да, знаете ли, - и Бальдассаре широко  улыбнулся  в  лицо  молодому
человеку, классически красивое, если бы не мрачные глаза и жестокий рот.
- Но вы, кажется, намерены задержать меня?
   - С вашего разрешения, я пойду с  вами,  -  и  Франческо  пристроился
рядом.
   - Я, конечно, польщен  такой  честью,  но  хотел  бы  пойти  один,  -
возразил Бальдассаре.
   - Мне нужно поговорить с вами.
   - Это я уже понял. Да вот мне не хочется слушать вас. Не повлияет  ли
последнее на ваше желание?
   - Ни в малой степени, - нагло рассмеялся Франческо.
   Бальдассаре  пожал  плечами  и  двинулся  дальше,  левая   рука   его
опустилась на рукоять меча, так что ножны приподняли сзади алый плащ.
   - Мессер Бальдассаре, вы слишком часто появляетесь на этой  улице,  -
продолжал Франческо.
   - Слишком часто для кого? - ровным голосом поинтересовался капитан.
   - Меня, во всяком случае, такое не устраивает.
   - Возможно. А я вот считаю,  что  бываю  здесь  чересчур  редко,  но,
откровенно говоря, полагаю, что, кроме меня, никому до этого дела нет.
   - Мне это не нравится, - упорствовал Франческо.
   Бальдассаре улыбнулся.
   - Разве кто может похвалиться, что все ему по нраву?  Вот  я,  мессер
Франческо, питаю к вам глубокую  неприязнь.  Однако  вынужден  страдать,
потому что вы идете рядом.
   - Совсем не обязательно затягивать ваши страдания.
   - Они кончились бы разом, если бы вам достало благородства  осознать,
что ваша компания меня не радует.
   - Не так уж сложно все поправить, - и Франческо чуть вытащил  меч  из
ножен.
   - Для вас, - вздохнул Бальдассаре, -  но,  увы,  не  для  меня.  Я  -
армейский командир. И не пристало мне ввязываться в  личные  ссоры.  Его
светлость герцог  Валентино  терпеть  не  может  нарушения  изданных  им
законов. А  мессер  Рамирес,  назначенный  герцогом  губернатор  Урбино,
ревностно следит, чтобы они выполнялись. И я не хочу поставить под  удар
себя, ради того чтобы наказать вас. А вы, мессер Франческо,  похоже,  не
только трус, но и хитрец, раз позволяете себе оскорблять меня, зная, что
на слова ваши я при нынешнем положении дел не могу ответить действием.
   Спокойный монолог скрыл ураган, бушующий  в  душе  офицера,  ибо  ему
стоило немалых усилий сдержаться.  Прежде  чем  поступить  на  службу  к
герцогу, Бальдассаре Шипионе не один год  храбро  сражался  в  испанской
армии, и собратья по оружию хорошо знали его мужество и отвагу. Так  что
можно представить себе, какой ценой давалась ему выдержка  в  общении  с
этим урбинским хлыщом.
   Франческо резко остановился, лицо его вспыхнуло.
   - Вы меня оскорбляете!
   - Надеюсь, что да, - бесстрастно согласился с ним Бальдассаре.
   - Я не потерплю такой наглости!
   - Отрадно видеть, что вы решили не давать  мне  спуску,  -  улыбнулся
капитан.
   На лице Франческо отразилось недоумение. Он не  понял,  что  означает
последняя фраза, и Бальдассаре не замедлил разъяснить ему, что к чему.
   - Если вы нападете на меня прямо на улице, мне  не  останется  ничего
иного, как  защищаться.  И  никто  не  будет  винить  меня,  чем  бы  ни
закончилась  наша  схватка.  Ибо  найдется  немало  свидетелей,  которые
покажут, что первым выхватили меч вы. Так что, умоляю  вас,  не  теряйте
времени и побыстрее начинайте наказывать мою наглость.
   Кровь  отлила  от  лица  Франческо.  Дыхание  его  участилось.   Губы
изогнулись в улыбке.
   - Понятно, мне все понятно. Если я убью  вас,  мне  придется  держать
ответ перед губернатором.
   -  Пусть  вас  не  заботит  моя  смерть,  -  Бальдассаре  по-прежнему
улыбался, - ибо я прослежу, чтобы до этого дело не дошло.
   Франческо одарил капитана злобным взглядом, пожал плечами, выругался,
повернулся  и   пошел   прочь,   сопровождаемый   презрительным   смехом
Бальдассаре.
   Несмотря  на  сгустившиеся   сумерки,   многие   прохожие,   узнавая,
здоровались с ним, в Урбино мессер Франческо дельи Омодей был  личностью
известной. Направлялся он к дому своего друга, Америго Вителли.
   Америго  как  раз   ужинал,   но   Франческо   отклонил   приглашение
присоединиться к обильной трапезе.
   - Не могу есть, - прорычал он. -  Я  сыт  по  горло  наглостью  этого
Шипионе. Вот где она у меня  сидит!  -  и  плюхнулся  на  стул  напротив
хозяина дома.
   Маленькие светлые глазки Америго озабоченно наблюдали  за  Франческо.
Америго приходился племянником Вителлоццо Вителли,  правителю  Кастелло,
служившему у Чезаре Борджа. Одного возраста с Франческо, более он  ничем
не напоминал своего приятеля: среднего, и даже чуть ниже, роста, полный,
с одутловатым лицом, указывающим на склонность к излишествам.  Разодетый
в синий бархат, надушенный, блистающий драгоценностями, прислуживали ему
за столом двое симпатичных юношей, одетых в  золотое  с  синим,  родовые
цвета Вителли.
   Комната,  в  которой  ужинал  Америго,  богатством  убранства   могла
потягаться с любым дворцом. С потолка, на котором художник изобразил  не
слишком  пристойные  забавы  Бахуса  и  Ариадны,  свисал   посеребренный
канделябр с двенадцатью  свечами  из  пропитанного  благовониями  воска,
заливавшими комнату ровным золотистым светом. Стены украшали фламандские
гобелены с эротическими обращениями Юпитера: в лебедя, чтобы  соблазнить
Леду, в быка, чтобы умыкнуть Европу, в золотой дождь, дабы проникнуть  к
Данае. Стол устилала белоснежная скатерть, а любые стоявшие на ней  вазы
для  фруктов,  блюда,  кувшины  или  чаши  можно  было  смело   называть
произведением искусства.
   Раскрытые  окна  за  спиной  Вителли   наполняли   комнату   садовыми
ароматами. На фоне уже лилового неба темнела громада замка.
   Один из разряженных в шелк пажей поспешил к Франческо  с  хрустальной
чашей. Из стеклянного кувшина с ручками из слоновой кости налил  старого
фалернского вина. Франческо одним  глотком  осушил  полчаши,  и  Америго
недовольно нахмурился. Да и понятно, такое вино  нужно  смаковать,  пить
маленькими глоточками, наслаждаясь каждой каплей, а не  хлебать,  словно
пойло из таверны.
   Франческо же и не заметил, что оскорбил  тонкий  вкус  хозяина  дома,
поставил чашу на стол и откинулся  на  спинку  стула  с  потемневшим  от
злости лицом.
   - Что с тобой случилось? - справился Америго.
   Франческо коротко рассказал о стычке с  Бальдассаре.  Америго  слушал
внимательно, одновременно нарезая ломтиками персик и бросая  их  в  свою
чашу.
   - Топорная  работа,  -  изрек  он,  когда  Франческо  замолчал,  мстя
последнему за столь пренебрежительное отношение к фалернскому.
   - Топорная! - взревел Франческо,  наклоняясь  вперед.  Эта  последняя
капля переполнила чашу его терпения.
   Вителли улыбнулся и дал знак пажам оставить их одних. Подождал,  пока
не закроется дверь.
   - Послушай, Франческо, - говорил  он  размеренно,  растягивая  слова,
речь его не ускорялась даже от выпитого вина. - Этот Шипионе нам мешает.
Твой бестолковый дядюшка,  далекий  от  мира  сего,  дает  своей  дочери
слишком много свободы, которой она беззастенчиво и  пользуется,  раз  за
разом встречаясь  с  этим  выскочкой,  -  он  помолчал,  провел  пухлой,
украшенной перстнями  рукой  по  уложенным  волосам.  -  И  насколько  я
понимаю, выход у тебя один. Ты должен... убрать его.
   - Я должен! - фыркнул Франческо. - Ну  ты  хорош,  клянусь  Богом!  Я
должен убрать соперника, который преграждает тебе  путь  к  сердцу  моей
кузины!
   Америго добродушно улыбнулся.
   - Я думал, это вопрос решенный.  Цену  мы  оговорили  -  половина  ее
приданого станет твоей. Или я тебя не правильно понял? - говорил он,  не
поднимая головы, серебряной ложечкой помешивая вино с дольками  персика.
Вытащил одну дольку, положил в рот.
   Франческо, чернее  тучи,  молча  сверлил  взглядом  своего  приятеля.
Наконец разлепил губы.
   - Будь я кавалером, я предпочел бы дуэль.
   Америго пожал плечами.
   - Дуэль! О, я, как и любой другой мужчина, не  оставлю  безнаказанным
нанесенное мне оскорбление.  Но  дуэль!  Упаси  нас,  Господи.  Дурацкая
затея! Ну посуди сам, если человек мне неприятен, зачем давать ему  шанс
убить меня? Какой мне будет прок от моей же смерти?
   - Тем не менее, - упорствовал Франческо, - если б этот выскочка стоял
между мной и моей любимой, да еще она отдавала бы ему предпочтение, меня
не отпугнуло бы его умение владеть мечом.
   - Тогда в чем же дело? - усмехнулся Америго. - Раз ты  такой  мастер,
найди этого прохвоста, брось перчатку в его самодовольную физиономию,  и
он получит отличную возможность проделать дырку  в  твоем  животе.  Друг
мой, я очень ценю твой юмор.
   - Это не юмор, - холодно возразил Франческо. - Да и кавалер - не я.
   - Вот тут позволь  с  тобой  не  согласиться.  Только  любишь  ты  не
женщину, но золото. И если мужчина, сидящий  без  гроша  в  кармане,  не
решается сделать что-либо ради желтых дукатов, он не  пойдет  на  то  же
самое и из-за женщины. Чувствуется, что в тебе говорит злость.  Не  знаю
как, но этому господину удалось хорошенько тебя распалить.
   - Так что же мне делать? - сердито спросил Франческо.
   - То, что ты мне советовал, - Америго доел последнюю дольку  персика,
запил ее вином.
   Франческо пристально посмотрел на него.
   - Ты любишь Беатрис?
   - Как персики в вине. Нет, даже больше. Конечно,  люблю,  но  не  так
сильно, чтобы ради победы пожертвовать жизнью, которую  я  всецело  хочу
посвятить служению ей.
   Франческо встал.
   - Если я умру от руки этого негодяя, в чем ты видишь выгоду?
   - Ну, для тебя-то выгода несомненная - кредиторы разом отстанут.  Для
меня - никакой, разве что губернатор прикажет  повесить  Шипионе.  Но  в
этом я сильно сомневаюсь.
   - Так ты теперь понимаешь, что дуэль - не более чем глупость?
   - Иной раз мне кажется, что у  тебя  не  все  в  порядке  с  головой,
Франческо. Не я ли только что втолковывал тебе эту мысль?
   - Значит, мы должны отыскать другой путь,
   - Скорее искать придется тебе. Мы заключили сделку, причем  на  твоих
же условиях.
   Франческо ударил кулаком в раскрытую ладонь.
   - Но что, что мне предпринять?
   - Я полностью полагаюсь на богатство твоего воображения, Чекко.
   - О, ты все смеешься. Лучше бы и сам пошевелил мозгами.
   - Зачем напрягаться, если в выигрыше от этого  окажешься  только  ты?
Святая Дева! - в голосе его послышались нотки нетерпения. - Я плачу тебе
не для того, чтобы все делать самому.
   Франческо навис над столом, их лица разделяло не больше фута.
   - А если я потерплю неудачу, Америго? Что тогда?
   -  Я  подумаю  над  этим  лишь  после  того,  как  ты  распишешься  в
собственном бессилии.
   Переполнявшая Франческо ярость едва не выхлестнулась через край, и он
открыл было рот, чтобы отказаться от участия в этой  затее.  Но  вовремя
вспомнил о кредиторах-евреях и почел за благо поговорить о другом.
   - Ты поручил мне очень сложное дело, - пожаловался Франческо.
   - Но я и предлагаю тебе солидное вознаграждение, - возразил Америго.
   - Мы не уговаривались об убийстве Шипионе.
   - Суть нашей сделки в другом: ты обеспечиваешь мою  свадьбу  с  твоей
кузиной. Если для этого требуется убить Шипионе, что ж, это твои заботы.
   - Ты же знаешь, как сложно в наше время найти в Урбино наемных убийц,
- напомнил Франческо Омодей. - Губернатор, назначенный герцогом, изменил
здешние порядки точно так же, как сам Чезаре Борджа, провалиться бы  ему
в ад, меняет лицо всей Италии. Клянусь Богом!  Герцог  Валентино  обещал
нам свободу. А что мы получили? Рабство, какого  не  знавал  мир,  -  он
отодвинул стул, поднялся и закружил по комнате. - Он превратил нас  всех
в детей. Мы уже не вправе сами распоряжаться своей жизнью и преодолевать
возникшие  трудности,  как  нам  того  хочет