рилась вместе с его  мужеством.  Да  и  став  свидетелем
щедрости герцога по отношению к кузнецу, Бенвенуто полагал,  что  и  его
Борджа отблагодарит по-царски. На том строился теперь расчет  Джизмонди.
Он подошел к столу и положил письмо перед герцогом.
   Чезаре углубился в чтение. Брови  его  сошлись  к  переносице,  и  он
повернулся к пажу.
   - Беппо, пригласи сюда мессера Герарди.
   Паж поднялся по лестнице на галерею и вышел через дверь в ее  дальнем
конце. Герцог же вновь склонился над письмом. Бенвенуто ждал.
   Наконец Борджа положил листки  на  стол.  Джизмонди  ожидал  услышать
громкие проклятия в  адрес  заговорщиков,  собственную  похвалу  и,  как
следствие, сумму вознаграждения  за  труды.  Но  обернулось  все  иначе.
Герцог ничем не выразил своих чувств. Лицо его осталось  спокойным,  как
будто такие письма приносили ему по сотне на день. А вопросы, которые он
начал задавать, не имели ни малейшего отношения к заговорщикам.
   - Как вас зовут, мессер?
   И Бенвенуто не решился соврать. Ужасные, завораживающие глаза герцога
не дозволили бы ему.
   - Я - Бенвенуто Джизмонди, слуга вашей светлости.
   - Из Форли?
   - Из Форли, ваше высочество.
   - И чем вы занимаетесь?
   Тут уж Бенвенуто стало совсем не по себе.
   - Я... я бедный человек, ваше высочество. И живу как могу.
   Бенвенуто почувствовал, как взгляд Борджа оценивающе прошелся по  его
одежде, дорогому плащу, золотой цепи на  груди,  драгоценной  пряжке  на
шапочке, а на губах появилась зловещая улыбка. Слишком поздно он  понял,
что попался на лжи. И мысленно выругал себя за то, что явился во дворец,
не сочинив "легенды". Но кто мог ожидать подобных вопросов? И как  можно
отложить в сторону столь важное дело, с которым пришел  Бенвенуто,  ради
каких-то пустяковых расспросов.
   - Понятно, - протянул герцог, и от его тона  у  мерзавца  подкосились
колени, а по спине пробежал холодок, - Понятно. А этот мессер Креспи  из
Фаэнцы, кому адресовано письмо... он мертв?  -  последняя  фраза  скорее
сошла бы за утверждение, чем вопрос.
   - Мертв, ваша светлость, - ответил  Бенвенуто,  дрожа,  как  осиновый
лист.
   - Ага! Тут вы поступили по справедливости, -  одобрил  его  герцог  и
улыбнулся. Более страшной улыбки видеть Бенвенуто не доводилось. - Как я
полагаю, с вами он был одного роста и телосложения?
   - Совершенно верно, ваша светлость.
   - Значит, и в  этом  вам  сопутствовала  удача,  тем  более  что  вас
посетила счастливая мысль воспользоваться его  одеждой.  Ваша,  если  не
ошибаюсь, не шла с ней ни в какое сравнение.
   - Мой господин, мой господин!  -  Джизмонди  упал  на  колени,  чтобы
взмолиться о пощаде, но следующая фраза герцога остановила его.
   - Да что с вами? Я действительно имел в  виду,  что  вам  повезло.  И
ничего более.
   Бенвенуто вгляделся в улыбающееся лицо, ни на йоту не  веря  герцогу.
Он уже понял, что добром дело не кончится.
   На галерее послышались шаги. Вниз спустился  паж,  следом  за  ним  -
полноватый господин в черном, с круглым, как луна, лицом, острым носом и
цепким взглядом, которым он походя окинул мессера Джизмонди.
   - А, Агабито! - приветствовал его герцог, протягивая письмо. -  Вроде
бы писал Гермес Бентивольи. Ты узнаешь почерк?
   Секретарь взял письмо, отошел к окну, чтобы ознакомиться  с  ним  при
свете. Но, не прочтя и нескольких строк, посмотрел на Борджа.
   - Что это, мой господин?
   - Разве я просил тебя читать, Агабито? - в голосе герцога послышались
нетерпеливые нотки. - Это рука Гермеса Бентивольи?
   - Да, - не колеблясь, ответил Герарди. Ему доводилось  видеть  письма
этого бунтаря из Болоньи.
   Герцог поднялся, вздохнул.
   - Значит, письмо подлинное, и он действительно в Чезене.  Он  не  раз
клялся убить меня. И, похоже, решился-таки перейти от слов к делу.
   - Его надобно схватить, мой господин.
   Чезаре стоял со склоненной головой, глубоко задумавшись. Бенвенуто. о
котором совсем забыли, ждал своей участи.
   - В заговоре, должно быть, замешано много людей, -  нарушил  молчание
герцог.
   - Но он - мозг, мозг! - Агабито возбужденно всплеснул руками.
   -  Господи,  помоги   телу,   которым   управляет   такой   мозг,   -
пренебрежительно бросил Борджа. - Да, его следовало бы  раздавить.  Дать
ему прочувствовать, что суд мой скор, суров, но справедлив.
   Хотя слова эти относились к Гермесу Бентивольи, у Бенвенуто душа ушла
в пятки.
   - Но... - Борджа бессильно пожал плечами, отвернулся к огню. - Он  из
Болоньи, а за Болоньей  стоит  Франция.  Если  я  перережу  горло  этому
негодяю, один Бог знает, какие могут возникнуть осложнения.
   - Но располагая такими доказательствами... - начал Агабито.
   - Дело не в том, кто прав или виноват, -  оборвал  его  Чезаре.  -  И
прежде чем принимать какие-то  ме...  -  он  замолчал  на  полуслове,  и
суровый взгляд его остановился на Бенвенуто.
   Затем Борджа протянул руку к своему секретарю, и  тот  вложил  в  нее
письмо.
   - Возьми это письмо, - теперь рука с  тремя  листками  протянулась  к
Джизмонди. - Выучи наизусть его содержание. А в полночь, как  указано  в
письме, пойдешь во дворец Мальи. Задание тебе  -  сыграть  роль  мессера
Креспи, а утром вернуться сюда и рассказать о планах заговорщиков  и  их
сообщниках в других местах.
   Джизмонди отступил на шаг, глаза его едва не вылезли из орбит.
   - Мой господин! Мой господин! - вскричал он. - Я не посмею!
   - Как тебе будет угодно, - медовым голосом согласился Борджа. - Но  в
Италии слишком много таких головорезов, как ты, страна просто кишит ими,
так что едва ли кто будет возражать, если одним  станет  меньше.  Беппо,
кликни стражу.
   - Мой господин! - заверещал объятый ужасом Джизмонди. Голос его разом
сел. - Подождите, ваша светлость. Подождите. Если я сделаю то, о  чем...
- тут у него окончательно перехватило дыхание.
   - Если ты выполнишь мое  задание,  -  ответил  Чезаре  на  незаданный
вопрос Бенвенуто, - мы не  будем  выяснять  подробности  смерти  мессера
Креспи. И наша забывчивость станет твоим вознаграждением.  Признаюсь,  -
голос ласковый, тон дружелюбный, - что иду я на это с большой  неохотой,
ибо я дал слово моим подданным искоренять вашу  братию.  Тем  не  менее,
учитывая весомость услуги, которую ты можешь мне оказать, на этот раз  я
удержу карающий меч на весу. Если ты подведешь  меня  или  откажешься  -
тебя ждет веревка. Сначала на дыбе, чтобы вырвать  у  тебя  признание  в
совершенных преступлениях, потом на виселице. А выбирать тебе самому.
   Джизмонди смотрел и смотрел на это прекрасное лицо, столь  насмешливо
бесстрастное. И ужас сменился звериной  яростью.  Так  что,  если  б  не
поединок, невольным зрителем которого стал Бенвенуто,  скорее  всего  он
попытался бы обратить в реальность заветную мечту друзей мессера Креспи.
Он уже проклинал свою веру в благодарность принцев. Да как он только мог
и подумать, что его труды будут вознаграждены золотом!
   В результате,  волоча  ноги,  он  вышел  из  зала,  потом  из  замка,
согласившись  явиться  в  полночь  во  дворец  Мальи,   рискнуть   своей
драгоценной жизнью.  Правда,  Борджа  пообещал,  что  его  шпионы  будут
держать Бенвенуто под постоянным  наблюдением.  То  есть,  если  задание
выполнить не удастся, его вызволят живым из лап заговорщиков.

***

   Вернувшись в  таверну  "Полумесяц",  Джизмонди  заперся  в  отдельном
кабинете. Приказал принести свечи, ибо уже сгустились сумерки,  и  начал
заучивать содержимое  письма,  которое,  вместо  того  чтобы  озолотить,
привело на край бездонной пропасти. Прелести  Джанноццы  уже  не  влекли
его, как не обращал он внимания на ворчание косоглазого хозяина таверны.
   Джанноцца,   естественно,   почувствовала   перемену   в   настроении
Бенвенуто, но не могла  найти  тому  объяснения.  Как  она  ни  пыталась
обольстить  его,  чтобы   разузнать,   что   же   произошло,   Бенвенуто
отмалчивался, а если отвечал,  то  короткими  фразами.  Наконец  девушка
принесла большую кружку вина с пряностями, надеясь, что уж тут Бенвенуто
не устоит, выпьет и разговорится. Он же  безучастно  глянул  на  кружку.
Глаза его так и остались потухшими. Молча  взял  ее,  поболтал  вино,  и
потянуло его на философию.
   -  Человек,  что  жидкость  в  кружке  обстоятельств.  Обстоятельства
формируют его по своей воле, точно так же, как вино  полностью  занимает
нутро кружки. И конец у человека точно такой же, - и в  глубокой  печали
он осушил кружку.
   - Ты что-то говорил о службе герцогу... - начала Джанноцца.
   Но Бенвенуто отмахнулся.
   - Уйди. Оставь меня. Мне нужно побыть одному.
   И  остался  сидеть,  глядя  на  затухающий  камин.  Мысли  о  бегстве
возвратились к нему, но он отмел их прочь. Не стоит даже и  пытаться.  В
общем зале сидят два незнакомца, пьют, едят, болтают с хозяином таверны.
Разумеется, это соглядатаи Борджа, присланные следить за ним. Они тут же
схватят  его,  попытайся  он  покинуть  город,  в  этом   Бенвенуто   не
сомневался. Так что у него оставался лишь один, пусть и минимальный шанс
на спасение: вызнать планы заговорщиков и доложить о них герцогу.
   Он уткнулся в письмо,  твердо  решив  выучить  его  наизусть,  как  и
требовал герцог, чтобы этой ночью сыграть отведенную ему роль.
   В полночь он подошел к калитке  в  громадных  воротах  дворца  Мальи,
закутанный в плащ Креспи,  с  его  же  черной  маской  на  лице,  как  и
указывалось в письме. Он рассчитывал, что и остальные заговорщики придут
в масках, и, таким образом, он останется неузнанным.
   Да будет известно читателю, в то время во дворце Мальи никто не  жил,
поэтому его и выбрали для этого тайного собрания.
   Под его рукой калитка подалась. Джизмонди  распахнул  ее,  переступил
порог, нижний брус ворот, и оказался в чернильном мраке. Калитка тут  же
закрылась. Темнота была такой густой, что, казалось, он мог пощупать ее.
Да еще его окружала мертвая тишина.
   - Холодная ночь, - громко произнес Джизмонди пароль.
   Чьи-то пальцы ухватили его за плечо. Джизмонди еле ворочал языком  от
страха, но выговорил вторую часть пароля:
   - А будет еще холоднее.
   - Холоднее для кого? - спросил незнакомый голос.
   - Для того, кому этой ночью тепло.
   Плечо его сразу освободилось, а темнота исчезла: кто-то  снял  черное
покрывало со стоявшего на полу фонаря. Света, правда,  хватало  лишь  на
освещение мраморной мозаики. С высотой становилось все темнее.
   Мужчина в черном плаще, с лицом, затянутым маской, дал знак Джизмонди
следовать за ним, поднял фонарь и пересек зал, шаги его гулко отдавались
в огромном пустующем помещении. Второй мужчина, как заметил Джизмонди, в
таком же наряде остался у калитки, чтобы впустить очередного гостя.
   Провожатый открыл дверь в противоположной стене и вывел  Джизмонди  в
просторный  внутренний  двор,  покрытый  толстым  слоем  снега.   Фонарь
окрашивал снег в желтый цвет, и в  его  слабом  свете  Джизмонди  увидел
цепочки следов, уходящих в темноту. Следуя по  уже  протоптанному  пути,
они подошли ко второй двери, через нее попали в другой зал,  холодный  и
мрачный, как склеп, а затем третья дверь привела их в сад.
   Тут провожатый остановился.
   - По этим следам дойдете до стены. Там найдете  лестницу.  Перелезьте
по ней через стену и опять идите по следам. Они приведут  вас  к  двери,
которая откроется по вашему стуку, - он резко повернулся  и  двинулся  в
обратный путь, оставив Джизмонди одного, трясущимся от страха.
   На мгновение он заколебался, подумав, а не убраться ли ему  восвояси,
но отогнал эти мысли. Он зашел слишком далеко, чтобы спасаться бегством.
Если бы только все происходило днем, а не ночью! В черном  небе  холодно
блестели звезды, снег, казалось, подсвечивался изнутри.  Джизмонди  шел,
пока не уперся в стену. Нашлась и лестница. А следы  на  другой  стороне
привели его к какому-то дому.
   Теперь-то он  понимал,  что  означает  сие  путешествие.  Заговорщики
собирались отнюдь не во дворце Мальи. Место это  называлось  для  отвода
глаз. Если бы шпионы Борджа прознали о тайном сборище и напали на дворец
Мальи, труды их пропали бы даром, ибо захватили бы они пустоту. Часовые,
дежурившие во дворце,  нашли  бы  возможность  дать  сигнал  тревоги,  и
большинство заговорщиков,  собравшихся  в  другом  доме,  отделенном  от
дворца Мальи стеной и двумя садами, растворились бы в ночи, не  попав  в
лапы врага.
   Бенвенуто поднялся по нескольким ступеням к крепкой двери,  постучал.
Она мгновенно открылась и так же  быстро  захлопнулась  за  его  спиной.
Вновь он оказался в кромешной тьме с гулко бьющимся сердцем. Из  темноты
раздался вопрос, неожиданный, о котором не упоминалось в письме.
   - Откуда вы?
   Лишь мгновение понадобилось Джизмонди, чтобы подавить охвативший  его
ужас, и он ответил, как ответил бы Креспи: "Из Фаэнцы".
   - Проходите, - открылась еще  одна  дверь,  и  поток  света  чуть  не
ослепил Джизмонди, глаза которого уже свыклись с темнотой.
   Мигая и щурясь, он шагнул вперед, моля святую Анну и Госпожу нашу  из
Лорето, чтобы маска скрыла страх, исказивший его лицо.
   Двенадцать свисающих с потолка люстр, уставленных  свечами,  освещали
просторную  комнату.  В  центре  ее  за  длинным  столом  сидели  семеро
заговорщиков, как и он, в масках и плащах. Все молчали.
   Дверь за Джизмонди мягко закрылась, вызвав в  его  воспаленном  мозгу
неприятную ассоциацию: ловушка захлопнулась.  И  поддерживала  его  лишь
уверенность в том, что он хорошо выучил урок. Убеждая себя, что  бояться
нечего, Бенвенуто двинулся к столу и сел на свободный стул, радуясь, что
секретность встречи не допускала праздных бесед. После него приходили  и
другие, так же в полной тишине, и занимали место за столом.
   Но вот в открывшуюся в очередной раз дверь вошел мужчина  без  маски.
Высокого роста, с крупным носом, чисто выбритый, со смелым и решительным
взглядом. Лет тридцати-тридцати пяти, с ног до головы одетый  в  черное.
Длинный меч бил его по ногам, на правом бедре покоился  тяжелый  кинжал.
Бентивольи, догадался Бенвенуто.
   Его сопровождали двое в масках. При их появлении сидящие  за  столом,
числом уже с дюжину, встали.
   Джизмонди знал уже достаточно много о заговоре, в водоворот  которого
его занесло против воли, чтобы понимать, почему  Гермесу  Бентивольи  не
нужна маска. Если заговорщики понятия не имели, кто сидит рядом,  имя  и
фамилия их предводителя стояли на письмах, приведших их  на  эту  тайную
вечерю.
   Бентивольи прошел во главу стола. Один из его спутников принес  стул.
Но Бентивольи словно и не  заметил  его,  хмуро  оглядывая  собравшихся.
Наконец он заговорил.
   - Друзья мои, здесь собрались все, кто получил от меня  письмо,  хотя
для меня это более чем странно, - Джизмонди аж похолодел,  предчувствуя,
что за этим последует, но не подал и вида, стоя недвижимым среди других.
   - Пожалуйста, садитесь, - все сели, но Бентивольи остался на ногах.
   - У меня есть веские основания утверждать, что среди нас предатель.
   Словно ветер прошелестел над столом. Мужчины  поворачивались  друг  к
другу,  одаривая   сидящих   радом   испепеляющими   взглядами,   словно
рассчитывая сжечь маску соседа и увидеть  прячущееся  за  ней  лицо.  На
мгновение запаниковавшему Джизмонди почудилось, что все смотрят на него,
но он сообразил, что его подвело разыгравшееся воображение.  Поэтому  он
искусно подыгрывал остальным, переводя взгляд с  одного  из  сидящих  за
столом на другого. Трое или четверо вскочили.
   - Его имя! - вскричали они. - Его имя, ваше высочество!
   Но Бентивольи покачал головой и знаком предложил им сесть.
   - Мне оно не известно, как не знаю я, и вместо кого он пришел, -  тут
у Джизмонди отлегло от сердца. - Вам  я  могу  сказать  лишь  следующее.
Сегодня утром в двух милях от Чезены  мы  наткнулись  на  тело  мужчины,
убитого, ограбленного, раздетого чуть ли не догола. Тело еще  не  успело
закоченеть, когда мы обнаружили его, а впереди, по направлению к Чезене,
скакал, по всей вероятности, убийца. Рядом с телом мы нашли лист бумаги,
который я принес сюда. На нем, как вы видите, половина  зеленой  печати,
печати с гербом, который, возможно, неизвестен всем дворянам Италии,  но
хорошо знаком всем вам, получившим от меня письма  и  откликнувшимся  на
них приездом сюда.
   Перед тем как продолжить, Бентивольи выдержал короткую паузу.
   - Несомненно, бумага эта - обертка, в  которой  лежало  само  письмо,
касающееся нашего сегодняшнего собрания. Я не знаю, было ли  письмо  это
адресовано  убитому,  не  знаю,  кто  он  и  откуда  ехал.  Но  один  из
присутствующих может просветить всех нас, ибо если убитый - наш товарищ,
то вместо него сейчас сидит убийца. Не хочет ли кто  из  вас  объяснить,
что произошло на дороге в Чезену?
   Он сел, переводя взгляд с одной маски на  другую.  Но  никто  ему  не
ответил.
   А  у  Джизмонди  перехватило  дыхание.  Даже  если  бы  он  и   хотел
заговорить, ни звука не сорвалось бы с его губ.
   Молчание затягивалось, и злобная улыбка перекосила лицо Бентивольи.
   - Что ж, так я и думал, - тон его изменился, стал резким, отрывистым.
- Если б я знал, где  вы  остановились,  то  предупредил  бы  заранее  о
переносе нашей встречи. Этого мне сделать не удалось, так  что  остается
лишь надеяться, что нас не предали. Но одно я знаю  наверняка:  человек,
которому известны теперь наши намерения, сидит  сейчас  среди  нас,  вне
всякого сомнения для того, чтобы вызнать как можно  больше,  прежде  чем
пойти к тому, кто даст за его сведения хорошую цену. Вы понимаете, о ком
я говорю.
   Вновь поднялся шум.  Горячие  голоса  выкрикивали  угрозы  предателю.
Джизмонди молча кусал губы, гадая, чем все окончится.
   - Двенадцать друзей ждал я в этот час,  -  воскликнул  Бентивольи.  -
Одного убили, но за столом сидят двенадцать человек. На  одного  больше,
чем следовало бы. Этого одного мы и должны отыскать меж себя.
   Он поднялся, высокая, величественная фигура.
   - Я попрошу каждого из вас поговорить со мной наедине. Подзывать же я
вас буду не по имени, но городу, откуда вы приехали.
   И, повернувшись, он зашагал в дальний конец комнаты, под галерею.  За
ним последовали и те двое, что сопровождали его ранее.
   Джизмонди с ужасом смотрел им  в  спины.  Эти  двое  должны  схватить
предателя, предположил он, иначе что им делать под галереей. Его  прошиб
холодный пот.
   - Анкона! - громко выкрикнул Бентивольи.
   Один из  сидящих  за  столом  вскочил,  отбросил  стул  и  решительно
направился к галерее.
   Джизмонди понял,  что  жить  ему  осталось  считанные  минуты.  Перед
глазами все плыло. Сердце билось так сильно, что едва не выскакивало  из
груди.
   - Ареццо! -  второй  мужчина  встал  и  повторил  путь  первого,  уже
возвращающегося к столу.
   За Ареццо последовал Бальоно,  то  есть  Бентивольи  вызывал  всех  в
алфавитном порядке. И Джизмонди оставалось  лишь  гадать,  когда  придет
очередь  Фаэнцы,  откуда  ехал  несчастный  Креспи.  Какие  ему  зададут
вопросы, думал он. Впрочем, некоторые он мог предугадать,  они  вытекали
из  содержания  письма,  и  даже  дать  на  них  вразумительные  ответы.
Настроение его чуть поднялось, но страх не  отпускал:  а  вдруг  вопросы
окажутся другими, и письмо ничем  ему  не  поможет?  Могло  произойти  и
такое.
   - Каттолика! - вызвал Бентивольи четвертого из заговорщиков.
   И тут же, словно по команде, все вскочили, в том числе  и  Джизмонди,
повинуясь стадному чувству. В отдалении послышались голоса, за дверью  -
тяжелые шаги, бряцание оружия.
   - Нас предали! - прокричал кто-то, и тишина, мертвая  тишина  повисла
над столом.
   Могучий удар обрушился на дверь, и она распахнулась. В комнату  вошел
закованный в латы офицер, за ним - трое пехотинцев с  пиками  наперевес,
мечами на поясе.
   На  полпути  к  столу  офицер  остановился,  оглядел  всю   компанию.
Улыбнулся в густую бороду.
   - Господа, сопротивление бесполезно. Со мной пятьдесят че