ы
достойны удачи, которая вам выпала.
   - Я всегда был хорошим патриотом.
   -  Рад  слышать это.  Выполняйте свой долг, и  ничего не  бойтесь. Fiat
officium, ruat coelum. Нам пора. Прикажите коменданту отвезти этого малого в
тюрьму Блеранкура. Пусть приставит к нему надежных людей и ждет, пока  мы за
ним не пришлем.



Глава XL. Досье

   Андре-Луи развил  лихорадочную деятельность, стараясь как  можно скорее
закончить свои дела в Блеранкуре. Он ни на минуту не забывал о грозящей им с
Буассанкуром опасности. Если слухи о  его расследовании достигли бы  Парижа,
их  деятельность  пришел  бы  очень  скорый и  печальный конец.  Поэтому  он
стремился завершить сбор доказательств, пока его не разоблачили.
   Вскоре у Андре-Луи  появились дополнительные причины  для беспокойства.
Члены  революционного  комитета, председателя которого  он арестовал, начали
выражать   недовольство.  Не  исключено,  что  этих  джентльменов  тревожила
нечистая совесть, и, не зная цели расследования, которое,  словно  круги  на
воде,  охватывало все более и  более широкие области, они стали опасаться за
собственную судьбу. Так или иначе, но в их среде началось брожение. Все чаще
и  чаще  члены комитета задавались вопросом о широте полномочий пронырливого
агента  .  По  счастью,  мэр  остался  на стороне  Андре-Луи  и своевременно
предупредил гражданина агента о назревающем бунте.
   Андре-Луи принял  меры незамедлительно.  Он  приказал созвать заседание
Комитета  и предстал перед революционным ядром Блеранкура. Члены  комитета -
десять местных  торговцев - поднялись навстречу гражданину агенту, когда тот
быстрыми шагами вошел в гостиную мэра, где проводилось собрание.
   Андре-Луи  властным  жестом велел  всем сесть,  а  сам остался  стоять.
Сценический опыт подсказывал ему, что такая позиция весьма выгодна для того,
кто хочет подавлять собеседников. Он широко расставил ноги, заложил руки  за
спину и обвел присутствующих тяжелым неприязненным  взглядом  Желая  усилить
всеобщее  замешательство, Андре-Луи долго молчал,  а когда  заговорил, голос
его звучал резко и немилосердно, словно удары бича.
   - Я слышал, вы ропщете, граждане.  Мне стало известно, что некоторые из
вас полагают,  будто  я превышаю  свои  полномочия.  Вас,  якобы,  разражает
дотошность,  с  которой  я  расследую  события, произошедшие  в  Блеранкуре.
Позвольте мне дать вам один совет, граждане. Если вам дороги ваши головы, вы
ему последуете. Оставьте  подобные разговоры. Если бы  вами двигало  чувство
долга  и  истинный  патриотизм,  вы  приветствовали  бы  любые  мои  усилия,
направленные  на  искоренение  зла,  пагубного  для здоровья республики.  Вы
приветствовали  бы  любой шаг  -  пусть  даже  он  выходит  за  границы моих
полномочий - который  предпринимается с этой целью. Но,  уверяю вас, я далек
от злоупотребления  властью, более  того, я  еще  не  применял  ее  во  всей
полноте.  Агент  комитета  общественной безопасности облечен  властью самого
Комитета и отвечает за свои действия  только перед ним. Вы желаете проверить
границы моих полномочий?  Проверяйте. Но ведь я могу включить в сферу своего
расследования и деятельность проверяющих. Долг обязывает меня допустить, что
люди,  недовольные  моими  действиями, имеют  причины  бояться следствия.  -
Андре-Луи сделал паузу, выжидая, пока  стрела попадет в цель. Члены комитета
украдкой поглядывали  друг  на  друга.  Никто  из  них не  решался  нарушить
молчание.  - Если я до сих пор  не занялся ворчунами вплотную, то только  по
той  причине, что у  меня  и так хватает дел. В настоящий момент  я согласен
ограничиться  заданием  Комитета  и  теми  вопросами,  которые  возникают  в
непосредственной  связи  с  ним. Но  как  только я  замечу,  что  мне  чинят
препятствия,  или  узнаю  о  враждебной  критике  своих   действий,  могущей
осложнить мою задачу, я начну преследовать своих критиков без всякой жалости
и угрызений совести. Я покажу вам, граждане, - если  вы поставите меня перед
такой  необходимостью -  что  делу Свободы нельзя  ставить палки в колеса. Я
докажу вам это, даже если мне придется снять с вас головы.  Ничто не смывает
вину за преступление лучше крови. А мятежным головам корзина палача - лучшая
награда. Помните об этом,  граждане,  и  не заставляйте меня возвращаться  к
этому разговору, или он будет проходить совсем в ином тоне.
   Андре-Луи снова сделал паузу. По виноватым взглядам своих слушателей он
понял, что усмирил их.
   -  Если   кому-нибудь  из  вас  есть  что  мне   сказать,   пользуйтесь
благоприятной  возможностью.  Если  хотите  высказать   какие-либо   жалобы,
говорите сейчас, откровенно и без обиняков.
   С места нерешительно  поднялся  бакалейщик по  имени  Приер,  субъект с
тяжелой,  выдающейся   вперед  нижней  челюстью.  Благодаря   революции,  он
обнаружил  в  себе  дар красноречия, коим и поспешил сейчас воспользоваться.
Приер заверил гражданина агента, что все присутствующие здесь - верные слуги
Комитета  общественной безопасности,  что они и не  помышляют  о  том, чтобы
препятствовать  гражданину  агенту  или  критиковать  его  мудрые  действия,
предпринятые от  имени Коммитета.  Они полны решимости оказать ему всяческое
содействие  в исполнении его долга. Никто из  членов революционного комитета
не имеет ни малейших оснований опасаться самого тщательного расследования их
деятельности. Больше  гражданину Приеру не удалось  произнести ни слова, ибо
на этом Андре-Луи грубо его оборвал.
   - Кто уполномочил вас ручаться  за  коллег? Говорите за себя, друг мой,
если хотите, чтобы я относился к вашим словам с доверием.
   Стушевавшийся      Приер     пробормотал,      запинаясь,     несколько
маловразумительных  фраз,  в  которых  выразил  свое  глубокое  почтение   к
гражданину  агенту, и сел на место. Тут  поднялся еще член комитета и  почти
дословно   повторил  заявление  предыдущего  оратора.   Третьего   Андре-Луи
выслушать отказался.
   - Теперь вы все по очереди собираетесь уверять меня в своей лояльности?
У меня нет времени, чтобы выслушивать ваши речи. И к чему слова? Пусть лучше
ваши поступки станут доказательством ваших гражданских добродетелей.
   На этом Андре-Луи распрощался и быстро вышел из комнаты.
   Больше они не доставляли ему хлопот. Напротив,  после этой беседы члены
революционного комитета состязались друг с другом  в проявлениях ревностного
желания услужить.
   Тем не менее Андре-Луи торопился как мог. В конце недели  он располагал
всем необходимым, чтобы сделать последний шаг.
   Он снова  приказал  мэру собрать  революционный  комитет.  На  этот раз
Андре-Луи устроил  нечто вроде заседания  следственной комиссии  и  назначил
себя  председателем.  Он распорядился, Тюилье Бонтама  привели из тюрьмы для
допроса.
   Но, прежде  чем вызвать одного из  них,  гражданин  агент  обратился  к
собранию с заявлением и вопросом.
   - Вы  собрались  здесь, чтобы выслушать объяснения двух граждан  вашего
округа по поводу  их явно антиобщественного поведения Один  из них,  Тюилье,
был  председателем вашего  комитета. В результате допроса  вы должны решить,
предстанут  ли  они  перед  судом  или -  в  случае,  если удовлетворительно
объяснят свое поведение - выйдут на свободу.
   Около месяца  назад  гражданин  Тюилье приказал арестовать человека  по
имени  Торин и предъявил ему  обвинение  "участие  в заговоре". Тюилье лично
подписал приказ об аресте, но для того, чтобы приказ имел силу, на документе
должны  стоять две подписи. Гражданин  комендант Люка не смог вспомнить, кто
из  вас  подписался  вторым. Я  был  бы  рад,  если бы этот  человек  сейчас
назвался.
   Возникла пауза. Андре-Луи не позволил ей затянуться сверх меры.
   -  Конечно,  я  мог  бы  послать  в Париж  за приказом  и таким образом
получить  ответ на  свой вопрос. Но  мы  сбережем  много времени и сил, если
человек,  о котором идет  речь  расскажет  все  сам. Это  отвело бы  от него
позозрения, которые в противном случае непременно возникнут.
   Откашлявшись, Приер подался вперед и с усилием поднялся со своего места
длинным столом.
   - Полагаю, вторую подпись на приказе поставил я.
   - Полагаете?
   - Я подписал столько указов, что не могу сказать более определенно.  Но
я почти не сомневаюсь, что среди них был и приказ на арест Торина.
   - Вы почти не сомневаетесь? Подумайте как следует. Мне нужен совершенно
точный ответ. Это не заурядный случай, и Тюилье должен был сказать вам нечто
такое, что  наверняка запечатлелось  у  вас  в памяти.  Он должен был хорошо
обосновать  свое  решение об аресте.  Я желал бы  услышать, какие доводы  он
представил.
   -  Фх, да, теперь я вспоминаю!  - На жилистой шее Приера резко дернулся
кадык. Его узловатые пальцы нервно теребили зеленое сукно, покрывающее стол,
на который он опирался.  - Я вспомнил.  Да, конечно. Тюилье сказал  мне, что
Торин участвовал в заговоре против Республики.
   - И это все? Должен же он был  предъявить  вам какие-то доказательства,
ведь  речь шла о жизни человека! Смелее, гражданин. Вам нечего бояться, если
только вы будете искренни с комитетом. Думаю, Тюилье оказал на вас давление.
Он был вашим президентом. Естественно, вы были  склонны доверять его словам.
Но он должен был сказать вам что-то еще.
   - Он объяснил, что действует по приказу из Парижа.
   - Париж  не  мог ничего знать  о заговоре  в Блеранкуре  без  сведений,
полученных из Блеранкура. Вы сознаете это , гражданин Приер?
   - О, да! Сознаю. Я понял это сейчас, после ваших слов.
   - Но в то время истина от вас ускользнула?
   - Я полагался на гражданина президента.
   - Я так и предполагал. - Андре-Луи сменил гнев на милость. - Но он хотя
бы сказал, от кого в Париже исходил приказ?
   Приер в  отчаянии огляделся  по сторонам. Глаза всех  присутвующих были
устремлены  на  него.   Все  лица  были  серьезны.  Испуганному  бакалейщику
показалось, что он читает на них  свой приговор. Приер судорожно сглотнул  и
наконец решился.
   -  Тюилье  сказал,  что  приказ  исходит  от  гражданина  представителя
Сен-Жюста.
   Это грозное  имя  вызвало  у  собрания переполох.  Все  зашевелились  и
заговорили  разом,  и  только сидящий  в  конце стола Буассанкур невозмутимо
записал ответ.
   - Он рассказал вам что-нибудь о природе заговора?
   -  Ничего,  гражданин  агент.  Я,  естественно,  спрашивал,  но  Тюилье
ответил, что это не мое дело.
   -  А  вам не пришло в голову, что  это очень даже  ваше дело Что,  если
заговор существует, должны быть и другие заговорщики? Почему вы ограничились
арестом одного Торина?  это не приходило вам в  голову,  гражданин  Приер? -
тоне  Андре-Луи снова  появилась  угроза. Приер почувствовал  себя еще более
неуютно.
   -  Что-то  такое  мелькнуло  у  меня  в  голове. Но гражданин президент
настаивал и... и...
   - Он вам угрожал, вы хотите сказать?
   Приер мрачно кивнул.
   - Что-то в этом роде.
   Андре-Луи выразительно посмотрел на него, потом резко сменил тему.
   - Пойдем  дальше. Приказ  исходил  от  представителя Сен-Жюста. Скажите
мне,  гражданин,  а  не слышали  вы раньше  имени этого  Торина  в  связи  с
гражданином представителем?
   - Да все в Блеранкуре слышали их историю. Торин не делал тайны из своей
беды. Он обвинял Сен-Жюста в том что тот соблазнил  мадам Торин  и увез ее в
Париж, где и держит по сей день. Любой в Блеранкуре подтвердит вам это.
   - ! Это объясняет  записку от Сен-Жюста, найденную среди  бумаг Тюилье.
Да,  полностью объясняет. Она  у  вас,  Буассанкур? - Уголки  губ гражданина
агента дрогнули в улыбке. - Мы практически установили, граждане, что заговор
в   Блеранкуре  действительно  существовал,  и  Торин  имел  к  нему  прямое
отношение. НО  он был  скорее жертвой, нежели участником.  Вы можете  сесть,
гражданин Приер. Гражданин комендант, прикажите привести сюда Тюилье.
   Приер  бессильно опустился на стул. Коллеги посматривали на него, кто с
сочувствием, кто с осуждением.
   Тюилье вошел в сопровождении двух охранников. Его походка была твердой,
вид - высокомерным, голова -  высоко поднята, нижняя челюсть выпячена вперед
еще более агрессивно, чем обыкновенно.
   Бывший  председатель  революционного   комитета   разразился  угрозами,
сопровождая  их   потоком   сквернословия.   Он  в   ярких  красках   описал
присутствующим, что ждет  их всех,  когда его друзья в Париже узнают об этом
фарсе. Андре-Луи дал  ему  высказаться до конца, потом с кривой  усмешкой на
лице обратился к комитету.
   - Вы  слышали  заверения этого человека. Видите, как он рассчитывает на
друзей в Париже, точнее  - на друга? Этот несчастный находится  под влиянием
заблуждения,  будто бы во Франции по-прежнему правят  тираны, только одни из
них просто-напросто сменились другими. Он и его Парижский  друг весьма скоро
обнаружат свою  ошибку. - Андре-Луи повернулся лицом к арестованному.  - Мой
секретарь фиксирует  каждое ваше  слово,  так что взвешивайте  их тщательно,
иначе Комитет общественной безопасности сумеет  оценить ваше  красноречие по
достоинству. Если позволите дать вам дружеский совет  - лучше помолчите.  Вы
здесь не для того, чтобы говорить, но для того, чтобы слушать.
   Тюилье бросил на него свирепый  взгляд, но  благоразумно  внял  совету.
Андре-Луи был краток.
   -  Допрашивать вас нет необходимости.  Дело завершено.  По  документам,
находившимся в вашем распоряжении, установлено - и установлено вполне  точно
-  что  вы  арестовали  Торина  и  отправили  его  в  Париж по  распоряжению
гражданина Сен-Жюста. Обвинение в заговоре,  на основании которого Торин был
арестован,  целиком  и   полностью  ложно.   Установлено  полное  отсутствие
какого-либо  заговора  вообще.  Этот  факт   косвенно   подтверждается   тем
обстоятельством, что помимо  Торина  обвинения  не  предъявили ни одному  из
заговорщиков.  Как я  уже указывал  вам, ни  одному человеку до  сих  пор не
удавалось  составить заговор в одиночку. В ходе расследования  обнаружилось,
что  Сен-Жюст увез жену Торина в Париж. У  нас есть  сделанные  под присягой
заявления сестры  и  кузины  Торина,  которые  подтверждают  этот факт.  Все
население Блеранкура готово  подтвердить,  что  Торин негодовал и возмущался
поведением   представителя   Сен-Жюста,   что   могло   принести  последнему
заслуженную  дурную  славу.  Это  объясняет причины,  по  которым  гражданин
Сен-Жюст расправился с обманутым мужем, бросив его в тюрьму.
   Представителю Сен-Жюсту придется ответить за  свое  бесчинство, когда я
предоставлю  отчет  Комитету  общественной  безопасности.   Вы  ответите  за
сообщничество   в   этом  отвратительном  акте   тирании,  в  этом   гнусном
злоупотреблении доверием народа. Если вы  можете привести в  свое оправдание
какие-то доводы, способные смягчить вашу участь - извольте.
   -  Мне  нечего сказать.  -  Лицо Тюилье  исказила  ярость.  -  Все  это
абсурдные  домыслы, за которые вы  поплатитесь головой. Вы сунули свой нос в
опасное дело, гражданин,  и скоро вы это  обнаружите. И вы туда же, кретины!
Этот человек ведет вас, словно стадо баранов, на бойню.
   - Уведите его,  -  распорядился  Андре-Луи.  -  Отправьте арестованного
обратно в тюрьму, пусть находится там до прихода приказа из Парижа.
   Изрыгающего  проклятья Тюилье  вытащили  из  комнаты.  Его место  занял
Бонтам. С  ним  Андре-Луи  разделался  еще  быстрее. Ни  для  кого  не  было
секретом, что в течение последнего года гражданин Бонтам приобретал обширные
участки земли в Ля  Бос.  Андре-Луи показал, что цена этой земли  составляет
приблизительно полмиллиона франков.  Он объяснил, каким образом ему  удалось
установить, что Бонтам выступает лишь в  роли посредника Сен-Жюста,  который
снабжает  его  деньгами.  Таким  образом,  земли,  о  которых  идет  речь  -
собственность  Сен-Жюста.  На  имя  Бонтама  они  записаны  с  целью  скрыть
бесчестные приобретения представителя Сен-Жюста.
   Бонтам подтвердил все сказанное.
   Буассанкур  составил резюме по делу Бонтама и по делу Тюилье. Андре-Луи
потребовал, чтобы  каждый член  комитета поставил под этими документами свою
подпись.
   Резюме  завершали грозное досье, с  которым  Андре-Луи  покинул наконец
Блеранкур. На жителей маленького городишки  этот визит произвел неизгладимое
впечатление.  Блеранкур  был  потрясен  до   основания.  Вооруженный  досье,
Андре-Луи рассчитывал столь же основательно потрясти Париж.



Глава XLI. Меч занесен

   Андре-Луи вернулся  в  Париж в середине  нивоза, то есть  в  первые дни
нового года.  Он не мог  бы выбрать более удачного времени для  возвращения.
Час для нанесения последнего сокрушительного удара пробил.
   Борьба между партией анархии  и  партией умеренных, а точнее - жестокая
схватка  между   негодяем  Эбером  и  титаном   Дантоном  подошла  к  концу.
Раздавленный тяжестью  красноречия  Дантона,  который  ухитрился сделать  из
соперника посмешище, дебила,  способного лишь превратить революцию  в объект
ненависти и  насмешек,  обезумевший Эбер попытался возглавить мятеж. Этим он
подписал себе смертный приговор.
   Предвидя его поражение и желая ускорить конец, Робеспьер  пробудился от
бездеятельного  созерцания,  в  котором  до  тех пор пребывал, и включился в
борьбу.  Он  понимал, что вскоре  ему  самому предстоит  померяться силами с
победителем,  и,  желая  укрепить свои  позиции,  напустил  на Эбера  своего
доблестного  оруженосца Сен-Жюста. Этот ужасный  юноша с блестящими глазами,
смотревшими на мир  с бесконечным  состраданием, нанес мятежнику смертельный
удар  пламенной  страстной  речью,  пересыпанной  восхвалениями   чистоты  и
добродетели.
   Эбер  и  его союзники были  арестованы за  участие  в  заговоре  против
государства. Их участь была предрешена.
   Итак, арена для решающей  битвы за власть  была  расчищена.  Сторонники
Дантона  и Робеспьера уже примеряли доспехи. Если бы Дантон одержал верх, он
мог бы, по убеждению де  Баца, сыграть во  Франции ту роль, которую в Англии
сыграл  Монк,  использовавший  свое влияние для реставрации  трона. Но  если
падение Робеспьера было бы вызвано бесчестьем, запятнавшим  его партию, если
бы  голодающему  народу  стало  ясно,  что  их  обманывала  шайка  прожаных,
корыстолюбивых мерзавцев, лицемерно  прикрывающихся  доктринами равенства  и
братства ради  собственной выгоды, тогда  конец  революции  и революционеров
стал бы делом решенным. Надежды де Баца сменились бы уверенностью.
   Теперь  вы  понимаете,  с  каким  нетерпением  ждал  барон  возвращения
Андре-Луи из Блеранкура, как  жадно набросился на на  него с вопросами после
краткого приветствия.
   Среди бумаг Андре-Луи  Моро сохранился черновик статьи, которую молодой
человек приготовил  для  "Старого  Кордельера". Этот  черновик  он и выложил
перед де Бацем. Вот несколько отрывков из него:
   "Граждане! Если нашу страну раздирает  хаос, если наши соотечественники
умирают  от  голода,  то  лишь  потому, что  жив  деспотизм, от  которого вы
надеялись избавить Францию, когда дали ей конституцию. Вы проливали кровь, а
в итоге одних тиранов сменили другие. И виной тому не Конституция. Если бы у
власти  стояли  честные  умелые правители, она  принесла  бы  все  те плоды,
которых  вы ждали. Но нами правят корыстные негодяи, продажные и лицемерные.
Их  единственная  цель  -  служить   собственным  интересам,  наживаться   и
обогащаться ценой ваших страданий.
   Когда  перед  партией Горы встала  необходимость смыть  позор,  которым
покрыл  ее один  из  лидеров - Франсуа Шабо, не было человека, выразившего с
большим  красноречием  отвращение  к  преступлению  Шабо,  чем представитель
Флорель  де  Сен-Жюст. Именно  обличительные  речи  Сен-Жюста,  направленные
против   продажных   депутатов  Конвента,  умерили   ваш  праведный  гнев  и
восстановили пошатнувшееся доверие к правительству. Сен-Жюст убедил вас, что
с устранением этих мерзавцев работа по очищению Национального Конвента будет
завершена. Он обещал  вам, что  очищенное  от  скверн