й
семьи. Надеюсь,  вы верите, гражданин Андре-Луи, что  я никогда бы не  стала
такой  ценой   собственное  спокойствие,  но   я  обязана   позаботиться   о
безопасности братьев. Полагаю, таков мой долг. Женщины - рабы долга. Но я не
люблю  гражданина Шабо. Хочу, чтобы  вы знали об этом, гражданин  Андре-Луи.
Прощайте. Несчастная Леопольдина".
   Андре-Луи положил записку перед де Бацем.
   -  Вот прочтите. Призыв  о помощи, хотя  и  между  строк, -  сказал  он
мрачно.
   Де Бац прочел, вздохнул и пожал плечами.
   - Что я могу сделать? Если  бы этой жертвы  можно было  избежать, я  бы
избежал ее. Я не чудовище. Ты же знаешь, я  не колеблясь пожертвовал  собой.
Пусть это послужит оправданием моей готовности жертвовать другими.
   - Никакое это не оправдание. Ты сам себе  хозяин  и  сам распоряжаешься
своей судьбой.
   - Разве  люди  вообще когда-нибудь  распоряжаются своей  судьбой? Кроме
того,  в данном случае речь идет о судьбе целого народа. -  Тон барона  стал
суровым  и властным.  -  А в таких случаях  безжалостность порой  становится
священным долгом.
   - И что прикажешь мне ей ответить?
   - Ничего.  Так будет милосерднее. Похоже, бедная девочка надеется,  что
она что-то для тебя значит. Иначе  не написала бы. Твое молчание рассеет эту
надежду, и она с большей готовностью подчинится судьбе.
   Удрученный Андре-Луи сел на полосатый диван и закрыл лицо руками.
   - О грязный  капуцин,  - простонал он. -  Клянусь Господом,  он в  этом
горько раскается!
   -  Конечно  раскается.  Но  он такая  же марионетка,  как и  девушка. В
каком-то смысле он тоже жертва, хотя пока об этом не догадывается. Но  скоро
догадается.
   - А Фреи? Эти  бесчеловечные  расчетливые  негодяи! Ради личной  выгоды
отдают сестру в лапы этой скотине!
   - Они тоже раскаются. Утешь себя этой мыслью.
   -  Но  ты  -  ты-то ведь  не марионетка. Ты куловод. Это ты дергаешь за
ниточки и потому в ответе за все.
   -  Я?  -  Де  Бац  выпрямился  и посмотрел  на  Андре-Луи  напряженным,
оценивающим взглядом.  - Я  в  руках  Божьих. Пусть я  даже иду  по  грязной
дорожке, но побуждения мои чисты. Я служу идее, не себе. В этом я чище тебя.
Возможно, потому-то я и защищен от угрызений совести, которые мучают тебя.
   Андре-Луи подумал об Алине. Надежда связать  поскорее с ней судьбу была
главной  движущей  силой,  толкнувшей  его на  участие  в  своей  не слишком
благовидной  деятельности. Ради  осуществления этой  надежды Андре готов был
пойти почти на  что угодно, но пожертвовать невинным ребенком, отдать в лапы
похотливому чудовищу - на это пойти  он не  мог. Да  Алина отпрянула бы и  в
ужасе отреклась от возлюбленного, заподозри она, что он способен на подобную
низость, хотя бы  - нет, тем более, ради нее. Но, как справедливо заметил де
Бац, помешать этому браку теперь не в их власти.
   Ярость,  охватившая  Андре-Луи  от  сознания   собственного   бессилия,
обратилась  на Шабо. Желая отомстить за Леопольдину, Андре-Луи с еще большим
ожесточением ринулся  на поиск  средства  подрыва доверия к представителю, с
тем чтобы окончательно сокрушить его.
   В таком мстительном настроении и застали  молодого заговорщика Делонэ и
Жюльен, вечером того же дня пришедшие с визитом на улицу Менар.
   Де Бац  куда-то ушел, а Моро  сидел с карандашом в  руке  за письменным
столом,  заваленным грудой  бумаг. Жалюзи  на  окнах  были опущены, закрывая
доступ солнечному свету - в Париже в эти  сентябрьские дни стояла  удушливая
жара.  Андре-Луи  в  одной  сорочке  и  бриджах  разрабытывал  детали плана,
который, по убеждению  его  составителя,  должен  был  привести  к  быстрому
уничтожению Шабо.
   Делонэ явился, чтобы предъявить нечто вроде ультиматума. Они с Жюльеном
желали бы знать, когда  операции с эмигрантскими поместьями начнутся в более
крупных  масштабах. Прошло уже  несколько  месяцев  с того дня,  как впервые
обсуждался этот вопрос, продвижения что-то не видно. До сих пор  они целиком
руководствовались пожеланиями гражданина де Баца. Но, если в ближайшее время
не произойдет крупный сдвиг, они предпочтут действовать самостоятельно.
   - И подставите свои головы под нож гильотины. - Андре-Луи развалился  в
кресле,  перекинув  ногу  через  подлокотник, и окинул депутатов насмешливым
взглядом. - Что ж, как угодно. Ваши головы - вам ими и распоряжаться.
   - Ответьте мне:  чего мы ждем? - спросил Делонэ. Ироническое  замечание
Моро не поколебало его всегдашнего хладнокровия.
   Андре-Луи постучал карандашом по столу.
   -  Почва  еще  недостаточно подготовлена.  Шабо еще не  убедили войти в
дело.
   - К дьяволу Шабо! - горячо воскликнул Жюльен.
   - Полностью разделяю вашу точку зрения, - согласился  Моро. - Но только
после того, как  он сослужит  нам службу. Вы забываете, что наш  щит  -  его
высокое  положение.  Терпение.  Трудные  предприятия  долго  готовятся, зато
быстро исполняются. В этом секрет успеха.
   - К  дьяволу все! Так мы не снимем урожая до будущего года, - проворчал
Делонэ.
   Андре-Луи   задумался;   его   полприкрытые   глаза   остановились   на
разбросанных по столу листках. Он снял ногу с подлокотника и сел прямо.
   - На  вас  давят,  Делонэ? Декуань  начинают  приедаться  обещания?  Ей
хочется более  основательной  пищи? Если  в  этом беда, то у меня  тут  есть
кое-что интересное. Способ молниеносного обогащения.
   - Вот это уже по мне, - заявил Жюльен.
   - И по мне, клянусь честью! В чем он заключается?
   Андре-Луи коротко  изложил  план,  уже  несколько  дней занимавший  его
мысли. Он касался Индской компании  - одной из немногих французских торговых
компаний, практически не затронутых революционной бурей.
   - По закону от восьмого фримера первого года с акций любой компании при
смене  владельца  взимается  определенная пошлина в казну.  Вы  не  обращали
внимание  на то,  что Индская  компания  обошла этот  закон?  Вижу,  что  не
обращали.  Вы  хотите   разбогатеть,  но  не  знаете,  как   найти  источник
обогащения. Вот  вам  хороший  пример. Компания  заменила  свои акции бонами
наподобие  тех,  что  выпускает  государство.  На  них  никакие передаточные
платежи не  распространяются.  Все, что нужно  для  передачи  этих  долговых
обязательств из рук в руки, -  это простая запись в журнале компании.  Таким
образом  закон  о налоге  успешно  обходится.  -  Моро взял  со  стола лист,
покрытый  цифрами. -  Это очень простая  форма мошенничества,  и  простота -
залог ее успеха. Я тут прикинул, и вышло, что в итоге государство надули уже
больше, чем на два миллиона.
   Он помолчал, глядя на депутатов, которые взирали на него округлившимися
глазами. Наконец Делонэ нарушил молчание.
   - Черт возьми, но мы-то как можем на этом сыграть?
   - Разоблачите мошенников в Конвенте и потребуйте принятия какого-нибудь
декрета, который посеет ужас в сердцах держателей акций.
   - А потом?
   - Цена акций упадет до нуля. Тут-то и придет ваш час. Вы скупите их как
можно больше, а затем подготовите еще один, вернее, даже два декрета. Первый
-  о  полной  ликвидации  компании,  второй  -  о  наказании  за  допущенные
нарушения.  Наказание  должно быть довольно  снисходительным,  а  условие  -
скажем, не слишком большая взятка в четверть миллиона. Перед угрозой полного
краха директорат  компании  скорее  всего  раскошелится, дела у  него  вновь
пойдут на лад, и, когда доверие к компании  будет восстановлено, акции вновь
быстро  вырастут в цене. Вы продадите их в двадцать, в пятьдесят,  а то и  в
сто  раз  дороже,  чем  покупали.  Таким  образом  вы  получаете  сразу  две
независимые статьи дохода, причем вторая  может принести просто баснословную
прибыль, которая будет зависеть только от вашей смелости  при покупке акций.
- Заметив, как  выпучились у депутатов глаза, Андре-Луи улыбнулся. - Просто,
не правда ли?
   Жюльен выругался  себе  под  нос и  с восхищением назвал Моро бесстыжим
мошенником.  Жульничество,  и  правда,  было  невиданное по размаху.  Всегда
флегматичный  Делонэ  расхохотался,  и   в   его   смехе  прозвучала   нотка
благоговейного страха.
   - Ну, вы и  гусь, честное слово! Я-то думал, что разбираюсь в финансах,
но это...
   -  Это  плод гениальной мысли. Теперь Шабо нам еще более необходим, чем
раньше.
   - Шабо? - Лицо Делонэ вытянулось.
   Андре-Луи был непреклонен.
   - И не только Шабо. Нам понадобятся еще несколько заметных и популярных
якобинцев. Базир, например, которого вы недавно собирались привлечь. Он тоже
близок Робеспьеру и имеет вес.
   - Но зачем?
   -  Это  необходимо.  -  Андре-Луи  встал и  напустил  на себя  побольше
властности.  - Для  подготовки двух  нужных  вам декретов  придется  создать
комиссию. Вы должны заранее составить список людей, которые в нее войдут,  и
потому надо заблаговременно найти сторонников, интересы которых  совпадают с
вашими.
   Депутаты наконец поняли.
   - А если Шабо откажется? - засомневался Делонэ.
   - Развейте  его  сомнения, предложите  деньги вперед.  Обещайте  ему за
сотрудничество сто тысяч франков, а если  понадобится, то и больше. Деньгами
я обеспечу.  - Андре-Луи выдвинул  ящик  письменного  стола  и,  взяв  пачку
ассигнаций, перевязанную ленточкой, бросил деньги на стол. - Вот, возьмите и
действуйте.  В таком деле  нельзя  мелочиться. Тут,  если проявить ловкость,
пахнет целым состоянием.
   Подгояемые  надеждой на  быстрое  и легкое  обогащение, Жюльен и Делонэ
взялись за дело со всей ловкостью, и решимостью, на которую были способны. В
тот  же вечер они разыскали Шабо  в  Якобинском клубе  и энергично принялись
обрабатывать. Когда они откровенно изложили суть плана, Шабо в первую минуту
в  ужасе  отшатнулся. Его ошеломил масштаб злоупотреблений,  в  которые  его
втягивали. Такие огромные прибыли, казалось ему, обязательно будут сопряжены
с   огромным  риском.  Делонэ,  чтобы  убедить  Шабо  в  несомненной  выгоде
мероприятия, сунул ему под нос полученную от Андре-Луи сотню тысяч франков.
   - Вот возьми. Пусть этот подарок будет залогом твоей будущей прибыли. А
сделать можно и миллион.
   У Шабо перехватило дыхание. Он так и пожирал глазами ассигнации.
   -  Но если я разоблачу мошенничество Индской компании, как  же я  потом
сумею...
   - Тебе не придется этого делать, - перебил его Жюльен. -  Это мы  берем
на себя.  Твоя  роль  - потребовать  создания  комиссии  по расследованию  и
добиться,  чтобы  в нее  назначили  тебя,  нас  и еще одного-двух депутатов,
которых мы назовем. Все, что от тебя требуется, - это составить оба декрета.
   Шабо смотрел на деньги с возрастающей алчностью.
   - Дайте мне подумать, - хрипло  сказал он, вытирая лоб. - А что скажут,
когда узнают, что я покупал акции компании? Ведь это грозит...
   -  Святая  простота!  - презрительно воскликнул Делонэ. -  Ты  что  же,
думаешь, мы собираемся покупать их сами? Поручим Бенуа или кому другому, они
и купят и продадут. Мы к акциям и не прикоснемся. - Он выждал немного, потом
жестко сказал: - Итак, решай, или мы  найдем кого-нибудь  посмелее, нам  все
равно. Мы с тобой  старые друзья, вот  и даем тебе первому этот  шанс. А там
как знаешь. Ну, берешь деньги?
   Перед  лицом  столь  явной  и грозной  опасности  потерять  вожделенный
миллион  Шабо  капитулировал.  Но,  сунув сотенную пачку  в нагрудный карман
потрепанной куртки, произнес небольшую прочувствованную речь:
   -  Если я и согласен,  то только потому, что не усматриваю в  этом деле
вреда  Республике  и всем  честным  патриотам.  Пострадают только мошенники,
обкрадывающие  национальную казну. Будет только справедливо, если мы накажем
их на нечестность. Да,  друзья, я чист перед трибуналом собственной совести.
Будь  это  не  так,  поверьте,  никакие  посулы,  как  бы  велика   ни  была
предполагаемая нажива, не  подвигли бы  меня принять участие  в  неправедном
деле.
   В глубоко посаженных глазах Жюльена мелькнуло удивление.
   -  Благородно  сказано,  гражданин  Шабо.  Вы  неизменно достойны  того
великого  доверия,  которое  оказывает вам  народ. Человек с такими  чистыми
республиканскими принципами  заслуживает величайших почестей, которыми может
наградить его страна.
   Бывший священник,  не  заподозрив иронии в  словах  плутоватого бывшего
пастора, скромно потупил взор.
   - Я не жажду почестей. Я желаю лишь исполнить долг, который наложила на
меня  родина.  Этот груз мне не по силам,  но я буду нести  его,  пока  меня
держат ноги, пока не откажет сердце.
   Делонэ с Жюльеном едва не прослезились и отправились к Базиру.
   - Знаешь, Жюльен, - задумчиво  произнес по пути Делонэ, - а плутишка-то
верит тому, что говорит.



Глава XXX. Индская компания

   Назавтра депутаты  известили  Моро о том,  что  заручились согласием не
только Шабо, но и Базира и еще одного выдающегося представителя партии Горы.
В  тот  же  день  Андре-Луи  и  де  Бац  отправились  в  Конвент   послушать
обличительную речь Жюльена, за которым был первый ход в этой игре.
   Найдя  себе места на галерее  среди  праздной черни, которая  ежедневно
набивалась туда и частенько мешала нормальному ходу заседаний - так сказать,
разъясняла законодателям, как толковать священную волю суверенного народа.
   Стоял   фруктидор  второго  года  Французской  Республики,   Единой   и
Неделимой. Террор достиг  кульминации. Вовсю свирепствовал страшный закон "о
подозрительных".  Недавно  Конвент  принял  закон  "о  максимуме" -  то была
отчаянная  попытка  обуздать  непрерывный  рост  цен   на   предметы  первой
необходимости, вызванный обесцениванием  бумажных денег.  Незадолго до  того
учрежденный Революционный  трибунал  трудился  день  и  ночь.  Фуке-Тенвиль,
общественный обвинитель, самый ревностный и трудолюбивый слуга народа,  едва
выкраивал  время для  еды и  сна. Приговоренных  к смерти становилось все  в
больше  и  больше.  Повозки  с осужденными  ежедневно  громыхали  к  площади
Революции, где деловито клацал топор гильотины, вверенной рукам палача Шарля
Сансона,  которого признательная чернь  ласково именовала "наш Шарло".  Хлеб
становился все менее  съедобным,  хлебные очереди удлинялись,  становясь все
печальнее,  а в  бедняцких  кварталах свирепствовал голод. Но  народ  терпел
лишения,  потому что  верил  в честность законодателей  и  полагался  на  их
обещания. Государственные мужи  уверяли простой люд,  что  нынешние голодные
времена - лишь прелюдия грядущего царства  изобилия. А пока, дабы поддержать
и усмирить нуждающихся, распределяли кой-какие подачки.
   Тем временем в Опере, по-прежнему строго по звонку  поднимался занавес,
таверны  и рестораны,  как  всегда  по вечерам, наполнялись теми,  кто  имел
возможность  платить.  У Февриера в  Пале-Руаяле шла  оживленная торговля; у
Венуа   каждый   вечер   устраивались   пиры   для  благоденствующих,  сытых
представителей голодного  народа. Жизнь продолжалась, и люди вроде де  Баца,
если вели себя  достаточно осмотрительно и  благоразумно,  могли чувствовать
себя свободно.
   Де  Бац  и  чувствовал   себя  вполне  свободно.  Одевался  подчеркнуто
элегантно, следил  за прической, держался так же уверенно и высокомерно, как
в прежние времена,  до падения Бастилии. Его самоуверенность не  была пустой
бравадой. Огромная армия  агентов и  единомышленников  постоянно пополнялась
новобранцами и к тому времени уже имела лазутчиков  во всех слоях парижского
общества. Андре-Луи тоже передвигался по городу без опаски, уверенный, что в
случае  чего  его защитит гражданская  карточка, согласно которой он являлся
агентом наводящего ужас Комитета общественной безопасности.
   Итак, они открыто пришли в Конвент и смешались с толпой на галерее.
   Происходящее внизу  их мало  интересовало, пока на трибуне  не возникла
упитанная фигурка Шабо.  Собрание, к  которому собирался обратиться депутат,
протерло глаза и изумленно воззрилось на преобразившуюся  знаменитость. Куда
подевался немытый, нечесанный санкюлот в красном колпаке? Перед залом  стоял
нарядный, словно английский денди, человек в  прекрасно  пошитом  коричневом
сюртуке,  с  белоснежным шарфом на шее.  Аккуратная  ленточка  перехватывала
сзади гладко уложенные волосы гражданина депутата.
   Собрание оправилось от изумления и решило, что  Шабо наконец последовал
примеру своего кумира, великого Робеспьера.
   Но  заявление, которым  народный представитель начал свою речь,  давало
чудесной метаморфозе совсем иное объяснение.
   -  Прежде чем  обсуждать  вопросы  общественные, я желал  бы  коснуться
одного сугубо частного дела, а именно, о своем намерении жениться.
   После недолгой паузы последовало продолжение:
   - Как вы знаете, раньше  я был монахом-капуцином. Поэтому хочу изложить
вам мотивы, побудившие меня к этому решению. Я считаю, что долг законодателя
- служить примером добродетели. В мой адрес часто сыпались упреки в том, что
я  слишком  увлекаюсь женщинами.  Я  пришел  к  выводу,  что  лучший  способ
заставить  клеветников  умолкнуть - это законный брак.  Со  своей невестой я
познакомился недавно. Воспитанная, подобно многим своим соотечественницам, в
величайшей скромности, она была сокрыта от глаз иностранцев. Я полюбил ее за
добродетельность  и  чистоту  души.  Моя  репутация  одаренного  и  стойкого
патриота открыла мне дорогу к ее сердцу.
   Итак, Шабо  во  всеуслышание объявил,  что влюбился,  и  присутствующие
сделали вывод, что эта важная птица сменила будничное оперение на празничное
ради благосклонного внимания  избранницы - так сказать,  линька, знаменующая
начало брачного сезона.
   Лирическую   часть  выступления  оратор  завершил  обещанием,   что  ни
священник, ни отжившие свое церемонии не осквернят его свадьбы. Тем самым он
показал, как хорошо знает аудиторию. Если коллеги-законодатели встретили его
заявление сдержанными хлопками, то галерка разразилась овацией.
   Наконец народный  представитель перешел к деловой  части, но сказал так
мало,  что  стало  ясно: он  попросту воспользовался  предлогом  лишний  раз
появиться на трибуне.
   Слушая его, Андре-Луи испытывал гнев  вперемешку с презрением. Он жалел
Леопольдину, и в эту минуту рассчитывал на успех своего замысла не столько в
надежде  восстановить  власть Бурбонов, сколько  ради  избавления девушки от
необходимости связать жизнь с негодяем.
   На трибуну  поднялся Жюльен - еще один продажный отступник, и Андре-Луи
подался вперед, чтобы  лучше расслышать  пламенную  речь, обличающую Индскую
компанию. Он ведь сам  вложил ее в  уста марионетке. Но Жюльен договорился с
Делонэ усовершенствовать  ее и отошел от первоначального текста. Он довольно
долго  и цветисто рассуждал  на  тему добродетели и чистоты в общественной и
частной  жизни. В  последнее  время Конвент все  глубже погрязал в  подобном
празнословии,  и в этом словесном  потоке едва  не утонул вскользь брошенный
намек  на  Индскую  компанию  -  одну  из  тех,  что,   по  словам  оратора,
злоупотребили  доверием  государства  и руководствовались  целями, отнюдь не
всегда выгодными этому самому государству.
   Однако намек достиг ушей слушателей, и внезапно в зале, где  только что
стоял гул, повисла напряженная тишина. Кто-то потребовал выражаться яснее и,
если у оратора есть в чем обвинить компанию конкретно, изложить факты, не то
как бы его самого не обвинили в клевете.
   - Упрек  справедливый, -  спокойно произнес  Жюльен. -  Вообще-то  я не
собирался   касаться   этой   темы,   иначе  вооружился  бы   подробностями,
необходимыми для полного  разоблачения злоупотреблений, о которых, вероятно,
многие  из  вас  и сами  догадываются. Ведь для  наиболее  наблюдательных  и
ревностных  борцов  за свободу  не секрет,  что Индская компания  одалживала
значительные суммы бывшему королю,  сильно тормозя освобождение  Франции  от
оков деспотизма.
   Ловкий намек на  ревностность и наблюдательность заткнул рты  возможным
оппонентам.  Никто из депутатов  не решился, рискуя признаться в  отсутствии
названных качеств, противоречить  Жюльену и требовать немедлен