одозрение или  клевета коснутся вас.
должны выйти на свет какие-то факты. А зачем кому-то знать о ваших делах?
   Шабо снова заморгал под твердым взглядом своего искусителя. Возбуждение
согнало краску с его пухлых щек. Он осушил бокал, который снова наполнил для
него де Бац, и вытер рот тыльной стороной грязной ладони.
   - Вы хотите сказать, что я должен держать их в тайне?
   - Помилуйте! Разве человек должен идти по жизни, открывая тайники своей
души всем  желающим?  Зачем же вам вкладывать оружие в руки  врагов?  Вот вы
говорили  о суде  совести.  Благородный  образ. Так если  ваша совесть будет
спокойна, чтот еще может вас терзать?
   Шабо подпер голову рукой, облокотившись на стол.
   - Но если  я  разбогатею  - Он умолк. Золотое видение ослепило  его. Он
мысленно  оглянулся  на  бесцветные  годы,  проведенные  в  нищете,  которая
отказывала ему во всех радостях жизни. А уж он бы сумел ими  насладиться! Он
подумал о случайных званых обедах, на которые его приглашали, и сравнил их с
обычными своими скудными трапезами. Почему  он, государственный муж, один из
столпов   республики,  ее   создатель,  должен   во  всем  себе  отказывать?
Безусловно, он достоин награды за свои  труды. И все-таки робость удерживала
его.  Если он разбогатеет, то как сможет наслаждаться своим  богатством, как
будет  есть изысканные блюда,  пить  дорогие  вина,  не  привлекая  внимания
завистников?  Он  не сможет  скрыть внезапной  перемены к  лучшему  в  своих
денежных  делах.  Часть  ьсвоих  сомнений  он  высказал вслух,  на  что  ему
немедленно привели в  пример других депутатов, начиная  с  Дантона,  который
явно  сколотил  себе  состояние,  но  тем  не   менее   никто  не  осмелился
поинтересоваться источниками его богатства.
   - А эти  источники, - веско сказал Андре-Луи - далеко не так безупречны
как те, что мы вам предлагаем.
   И тут в Шабо вспыхнуло внезапное подрозрение, которое  остановило его в
тот самый момент, когда он уже собирался поддаться неодолимому искушению.
   - А  почему вы мне их  предлагаете? Что заставляет  вас опорожнить  рог
изобилия Фртуны на мои колени?
   На этот раз ему ответил де Бац.
   -   Честное   слово,  причина   лежит  на  поверхности.  Мы  не  вполне
бескорыстны,  гражданин  представитель.  Мы  нуждаемся  в  вашем   бесценном
обществе. Мы приведем  вас к  источнику, но останемся  пить вместе с вами. Я
понятно выражаюсь?
   -  А! Я начинаю  понимать. Но тогда...  -  Шабо  икнул.  - Проклятье! Я
все-таки не вполне уяснил...
   Делоне взялся его просветить.
   - Послушай, Франсуа, разве  стал бы я в  этом участвовать, если бы имел
хотя бы  тень сомнения в честности предприятия. Ты человек возвышенный, тебе
редко доводилось иметь дело  с величайшей из реальностей, с деньгами. У меня
же есть опыт в  финансовых вопросах.  Можешь поверить мне на слово: дело это
безупречно.
   Шабо  уставился  на  своего  коллегу  тяжелым  пьяным взглядом.  Делоне
продолжал.
   -  Посмотри на  это  вот  с  какой  стороны:  единственной пострадавшей
стороной  в наших сделках будут  эмигранты, которые пересекли границу, чтобы
развязать войну против собственного народа. Их  поместья обратятся в золото,
на которое мы сможем накормить голодных детей Франции. Наше вмешательство ни
на лиард  не уменьшит сумм, которые  потекут в национальную казну. Напротив,
ускорив ликвидацию, мы сослужим Республике добрую службу.
   -  Это я  понимаю,  -  согласился  Шабо.  Но ему все еще  не  доставало
убежденности. Опасения так и не покинули его окончательно.
   Он впал в задумчивость, потом пустился в откровения о своем прошлом.
   - Я всегда  боялся поступиться  своей совестью. Ни одному представителю
не давали  столько поручений, связанных с деньгами, сколько их выпало на мою
долю.  Я давно  мог  бы стать богатым человеком,  если бы не ценил честность
превыше  всего остального.  В Кастри мне  доверили четыре тысячи  ливров  на
секретные расходы, да я еще  собрал на двадцать тысяч штрафов. Ни один денье
из них не осел у меня в кармане. Мои руки остались чисты. И это еще мелочи в
сравнении  с  другими  соблазнами,  с  которыми  мне  довелось  столкнуться.
Испанский  министр предлагал мне четыре миллиона, если я спасу Луи Капета от
эшафота. Такая  взятка  подорвала  бы  принципы многих. Но мой  патриотизм и
чувство  долга  настолько  сильны,  что  мысль поддаться  соблазну  даже  не
коснулась меня.
   Возможно,  Шабо  говорил  правду.  Но не  исключено,  что  причина  его
стоицизма крылась  в невозможности  выполнить требуемое.  С  тем  же успехом
испанский министр мог предложить четыре миллиона за луну с неба.
   - Но ваше  предложение,  - продолжал представитель,  - другого порядка.
Если  я  правильно  понял,  приняв его,  я смогу немного заработать  честным
путем. Признаюсь, однажды  в  прошлом я  уже  получил немного денег  - очень
немного  - оказав любезность двум своим хорошим друзьям, братьям Фрей. И они
упрекают меня за то, что я пренебрегаю возможностями зарабатывать больше.
   И он затянул бесконечный монолог, в котором похвалялся своей честностью
и силой духа,  позволившей ему противостоять соблазнам.  Потом он пространно
говорил   о   Фреях,   об   их   пламенном  патриотизме   и   приверженности
республиканским идеям. Они и имя сменили из  идейных соображений. Прежде они
звались Шенфелдами. Но братья  отказались  от своего имени  после отъезда из
Вены. Они покинули столицу Австрии, повинуясь  чувству, потому  что не могли
больше  жить  под  пятой деспотизма.  Старший брат, Юний, назвавшийся так  в
честь освободителя Рима, отказался от поста  первого министра при императоре
Иосифе,  поскольку  не  желал   склонять  колени  перед  тираном.  Эти  люди
отказались от  богатства и высокого положения, чтобы  приехать  во Францию и
дышать чистым воздухом свободы. Они стали хорошими друзьями Шабо, и, если бы
не  его  щепетильность,  могли  бы стать  еще  лучшими.  Они  разбирались  в
финансовых вопросах, поскольку по професси были банкирами. Он посоветуется с
ними,  прежде чем  принять окончательное  решение  по  вопросу,  который они
только что обсуждали.
   Если это  заявление  несколько разочаровало комбинаторов,  которые  так
щедро  кормили и  поили бывшего  капуцина, то  они ничем  не проявили своего
разочарования.  Дальнейшая  настойчивость   могла  возбудить  подозрения   и
окончательно отпугнуть их боязливую дичь.
   Когда же  гости  собрались уезжать,  Шабо  неожиданно высказал еще одно
сомнение.
   - Я настолько несведущ в финансах, что совсем упустил из  виду еще одно
обстоятельство.  Чтобы  заработать  деньги  тем  способом,  который  вы  мне
указали, необходим начальный капитал. А у меня его нет.
   Де Бац быстро отмел его сомнения.
   -  Гражданин представитель!  - воскликнул он протестующе. -  Неужели  у
человека  ваших блистательных достоинств  есть недостаток в друзьях, готовых
одолжить вам необходимую сумму?
   Шабо посмотрел на него слегка осоловевшими глазами.
   - Вы хотите сказать, что братья Фрей...
   -  Фрей!  Я  не  думал о Фреях. Я говорил о себе.  Если вы  согласитесь
сотрудничать с нами,  будет  только справедливо, если я обеспечу необходимый
начальный капитал. Можете расчитывать на  меня,  друг  мой. Всегда готов вам
услужить.
   Не вполне трезвый представитель продолжал разглядывать барона.
   - Что ж, это устраняет препятствие, - согласился он. -  Хорошо, хорошо,
мы поговорим об этом снова, когда я посоветуюсь с Юнием Фреем.



Глава XXII. Взятка

   - Вы  не расскажете мне, - попросил Андре-Луи де Баца, - кто  такие эти
Фреи, которых несравненный Шабо так внезапно вытащил  на сцену, и почему  он
так дорожит их мнением.
   Они  снова  сидели  под лаймами за столом, все еще заваленном остатками
пиршества. Гости уехали, и они с де Бацем были одни.
   Де Бац  достал свою табакерку и сообщил требуемые сведения. Братья Фреи
происходили то ли из австрийских, то  ли из польских евреев. Банкиры по роду
деятельности,  они   обосновались  в  Париже,  выдавая  себя   за  пламенных
республиканцев,  на  самом  же  деле  в  надежде нагреть  руки  на  всеобщем
беспорядке.  Смена имен была частью их притворства,  остальное - отвергнутый
почет и миллионы,  доверие  императора и  тому  подобное  -  просто красивой
легендой.  Братья  часто посещали клубы, особенно Якобинский, и Конвент. Они
знали, как заводить друзей в Конвенте, и Лебрен, министр иностранных дел, по
слухам, покровительствовал мошенникам.
   Кроме того де Бац сообщил, что братья живут вместе с субъектом по имени
Проли, по сведениям полковника, австрийским шпионом.
   Последнее порадовало Андре-Луи.
   - Это даст нам возможность прижать Фреев. Нам необходимо их содействие,
поскольку они имеют влияние на Шабо.
   Назавтра, несмотря на явное нежелание барона возвращаться так скоро, он
вытащил его  обратно в Париж,  на улицу де  Менар. Через  два  часа после их
приезда  выяснилось,  что нежелание  это  было  более  чем  оправданным.  Их
навестил  муниципал  Бурландо,  очевидно,  державший  дом  под  наблюдением.
Грузный  офицер смел со своего пути Бире-Тиссо, который открыл ему дверь, и,
воинственно  заявив, что не потерпит никакой  лжи, нагло ввалился в  дом. Он
даже не потрудился снять свою треуголку, представ перед бароном.
   - Так-так, петушок вернулся в свой курятник. Я пришел сообщить вам, что
председатель секции будет рад повидать вас и задать вам пару вопросов.
   Де Бац сдержался с видимым усилием.
   - А на какую тему, не соблаговолите ли сообщить?
   Муниципал хрипло рассмеялся.
   - О, хо! Вы решили  разыграть святую невинность!  У  вас,  конечно, нет
никаких  подозрений.   И  никаких  воспоминаний  о  посещении  Тампля  одной
прекрасной ночью.
   Барон покачал головой.
   - Никаких.
   -  И  вы  никогда не слышали  о попытке устроить побег из  тюрьмы некой
женщине по имени Антуанетта, я полагаю?
   Де Бац помедлил с ответом и смерил грубияна презрительным взглядом.
   - Теперь  я вижу, что  вы -  лгун.  Комитетом Общественной Безопасности
установлено, что никакой такой  попытки  не было, и уж  конечно председатель
вашей секции никогда не посылал вас ко мне с таким поручением.
   - Ах!  Вы чересчур уверены в себе, как я погляжу, гражданин аристократ.
Если бы вы прогулялись со мной до штаб-квартиры  секции, мы бы  убедили вас,
чтонас, санкюлотов, не так-то просто одурачить.
   - Если вы не покинете  немедленно мой дом, я прогуляюсь в секцию совсем
с  другой целью, любезный. А теперь уходите. Вон отсюда!  У меня нет времени
на вас и вам подобных.
   - Мне подобных! - Голос  муниципала сорвался  на  визг. - Мне подобных!
Кто это, проклятый аристократ, мне подобные? Я скажу вам, клянусь Богом! Это
те,  кто  отправляют  вам  подобных  на  Площадь   Революции.  Мне  известно
достаточно,  чтобы отправить вашу голову  в  корзину. Можете щеголять своими
манерами перед Шарло, когда я разделаюсь с вами.
   Дверь  за   его  спиной  открылась.  Андре-Луи,  привлеченный  криками,
бесшумно вошел в комнату. Муниципал резко обернулся на  звук. Лицо Андре-Луи
было мрачно.
   -  Вы  упомянули  зловещее  имя,  гражданин.   Нехорошо   говорить  так
фамильярно о палаче Парижа. Это к несчастью, мой дорогой Бурландо.
   - Так оно и есть. К несчастью - для вас обоих, ей-Богу.
   -  Пустая  клятва.  Конвент  отменил Бога. НО почему  вы считаете своим
долгом преследовать нас? Мы  не причинили вам  никакого вреда,  а  могли  бы
принести много добра.
   - Добра? Вы принесете мне добро?! Хотел бы я посмотреть, какое добро вы
мне можете принести!
   Андре-Луи оставался невозмутимым.
   -  Как вы бы отнеслись к  тому, чтобы получить сто луи? Вы  не считаете
это добром?
   Очередное оскорбление замерло на устах санкюлота.
   - Сто луи! - Но тут  он опомнился, и его захлестнула ярость. - Ах, так!
Теперь я понимаю! Вы хотите подкупить меня! Вы думаете, что истинный патриот
опустится до взятки. Но даже за двести луи я не изменю своему святому долгу.
   - Тогда пусть будет триста.
   Бурландо парализовало. Андре-Луи стал вкрадчивым.
   -  О,  это  не  взятка.  Нам известно, насколько тщетна  любая  попытка
подкупить истинного  санкюлота,  вроде вас,  Бурландо. Это просто  небольшой
подарок,   маленькое  свидетельство  того,  как   мы   ценим  вашу   дружбу,
доказательство истинности наших республиканских взглядов, если угодно.
   - Прекрасные слова! - прохрипел Бурландо. - Прекрасные слова! Но за что
тогда вы платите мне во имя...
   -  Мы не  платим вам.  Позвольте мне  объясниться. Мы  с гражданином де
Бацем - финансисты. Мы занимаемся операциями, суть которых вам  будет трудно
понять.  Аресты, допросы  и  прочие неприятности, какими бы  необоснованными
подозрениями они ни были бы вызваны, нам совершенно ни к чему. Нашей свободе
и жизни они не угрожают, поскольку мы  в действительности хорошие  патриоты,
но они могут подорвать к нам доверие, а это весьма повредило бы нашему делу.
Дабы избежать помех,  мы готовы поделиться частью  прибыли с патриотами, чья
искренность не вызывает сомнений. Вам, гражданин Бурландо, как я уже сказал,
мы  готовы  доверить  триста  луи. Распорядитесь  ими, как  сочтете  нужным.
Несомнено, при помощи этого пожертвования вы сумеете сделать много добра.
   Бурландо переводил взгляд  с одного  на  другого. Андре-Луи заискивающе
улыбался. Барон хранил непроницаемое  выражение лица. Он не одобрял действия
друга, но  все  же позволил  ему поступать по-своему. Муниципал  ответил  не
сразу.  Его  двойной  подбородок  утонул  в  грязной  косынке,  глаза  стали
задумчивыми.  Он  понял, что эти аристократишки,  иностранные агенты они или
нет,  могут  оказаться  настоящими дойными  коровами.  А  когда  он  высосет
мошенников,  обескровит до предела,  у него  еще будет  время исполнить свой
долг перед нацией и  отправить их к палачу. Поэтому он со спокойной совестью
и смачным богохульством изъявил свое согласие.
   Де Бац неохотно  вынул пачку ассигнаций из ящика  секретера и  отсчитал
требуемую сумму.
   Глаза Бурландо заблестели. Он спрятал деньги в карман и рассмеялся.
   -  Вот это,  я понимаю,  доказательство  патриотизма! Считайте Бурландо
своим другом, граждане. А дружба бурландо,  ей-Богу, надежная защита  в наши
тревожные дни.
   Только  когда  он  ушел,  барон  выразил  свое  несогласие  с  методами
Андре-Луи:
   - Чего ради такие траты?
   - Траты? Вы ведь не дали ему настоящие?
   - Конечно нет.  Но и фальшивыми ассигнациями нельзя так разбрасываться.
Теперь мы никогда не избавимся от этого негодяя.
   -  Он тоже так  думает. - Андре-Луи улыбнулся. -  Подождите здесь моего
возвращения. Я не задержу вас надолго.
   Моро взял шляпу и без дальнейших объяснений удалился. Он  быстро прошел
через Фейон  и сады  Тюильри к Цветочному  павильону. Там ему сообщили,  что
Комитет  общественной безопасности  не  заседает,  но  секретарь  у  себя  в
кабинете. Андре-Луи пожелал, чтобы его проводили туда.
   Гражданин Сенар, один из наиболее ценных агентов на жалованье у де Баца
был  уже знаком с Андре-Луи.  Худой  болезненный человек с острым желтоватым
лицом  и  копной  преждевременно  поседевших  волос,  которые на  расстоянии
казались чрезмерно напудренными, мрачно нахмурился при виде посетителя.
   -  Ах, morbleu! Какая дьявольская неосмотрительность! -  пробормотал он
себе под нос.
   Андре-Луи улыбнулся.
   - Не тревожьтесь, Сенар. - И он выложил на стол секретаря  свой  мандат
агента.
   -  Что  это? -  Сенар  изумленно уставился на документ.  - Опять работа
Русселя?
   - Ну вот! Неужели вы считаете нас такими недотепами? Зачем же совершать
подлог, если его так просто обнаружить? Вам следовало бы узнать эти подписи:
Амар, Кайе, Севестр. Кроме того, среди ваших бумаг должно быть подтверждение
от этого учреждения.
   Сенар рассмотрел карточку внимательнее и вернул ее владельцу. Выражение
его лица стало еще более хмурым.
   - Но тогда... Я не понимаю.
   -  Мой  дорогой  Сенар,  неужто  вы  никогда   не  встречали  человека,
работающего на два лагеря? - Андре-Луи со значением посмотрел на  секретаря,
который и сам получал деньги от обеих сторон.
   - Ясно. То есть я хотел сказать, я  в полной темноте. В каком  качестве
вы явились сюда сейчас?
   - В качестве агента Комитета, разумеется. Я пришел исполнить свой долг.
Сделать  одно  разоблачение.  Муниципальный  чиновник   по  имени  Бурландо,
прикрепленный  к  секции Лепельтье берет взятки. Я позволил ему считать меня
агентом  какой-то  иностранной  державы,  а  он  принял  от  меня  деньги  и
согласился держать язык за зубами.
   - Тут требуются доказательства, - заметил Сенар.
   - Их  нетрудно  будет  получить. Почаса назад я заплатил негодяю триста
луи  ассигнациями. Если ваши агенты поторопятся, они найдут деньги  у него в
кармане. При его доходах он не сумеет объяснить, каким образом он мог честно
получить такую сумму.
   Сенар задумчиво кивнул.
   - Гражданин, представь доклад в  письменном виде, и я немедленно  отдам
соответствующий приказ.
   Через   час  муниципал   Бурландо  в  сопровождении  двух  национальных
гвардейцев предстал перед президентом  своей  секции,  дабы  объясниться  по
поводу найденных у него трехсот луи. Когда бедняга понял,  в какую  нехитрую
западню его заманили, он  взревел от ярости как безумный, но не сумел ничего
сказать  в свое  оправдание.  Ему  пришлось выслушать прочувствованную  речь
председателя  о гражданской  добродетели,  о необходимости чистоты  в  рядах
служителей закона и о чудовищности мздоимства,  заслуживающего самой суровой
кары. Потом несчастного отвели в Бисетр ждать суда, который неизбежно должен
был приговорить его к гильотине. Пачку ассигнаций передали Сенару, и Комитет
общественной безопасности  вернул ее своему агенту  Андре-Луи Моро, вместе с
теплыми словами благодарности за искусное разоблачение негодяя, опорочившего
пост, доверенный ему нацией.
   -  Вы по-прежнему думаете,  что Бурландо нас еще побеспокоит? - спросил
Андре-Луи де Баца.
   - Временами вы меня просто пугаете, Андре.
   - К этому я  не стремлюсь. Лучше распорядитесь мной  так, чтобы я пугал
других.
   В тот  же вечер  они взялись за  дело. Им  предстояло  запугать братьев
Фрей.



Глава XXIII. Братья Фрей

   Известная красотка госпожа де Сен-Амаран и ее еще более прелестная дочь
и на втором году революции по-прежнему украшали собой знаменитый игорный дом
под  названием  "Пятьдесят". Былое великолепие этого заведения для избранных
потускнело,  но  оно  все еще оставалось  самым  популярным  в  окрестностях
Пале-Руаяля,  и  доступ туда  по-прежнему  можно  было  получить  только  по
рекомендации.  Туда  и  отправился  вечером барон  де  Бац  в  сопровождении
Андре-Луи. Они надеялись отыскать Проли, который, по слухам, был  там частым
гостем.  Барона  здесь  хорошо  знали  и с  радостью  приняли  и его,  и его
спутника.   В  комнатах,   обставленных  тяжелой  резной   мебелью,  некогда
роскошной,  но теперь несколько  поистершейся, было довольно  много  народу.
Несколько  лет  назад  публика в  заведении состояла только  из  элегантных,
ухоженных, хорошо воспитанных  господ.  Теперь  их осталось совсем  немного.
Гораздо  чаще попадались грубые  и вульгарные искатели удовольствий, которым
революция с  ее  доктринами  равенства  открыла  двери  всех  увеселительных
заведений. Де Бац оглядел игроков, сидящих за карточными столами, и прошел в
следующую  комнату, где играли в рулетку. Там  посетителей было еще больше..
Барон не без труда отыскал у одного из столов  светловолосого и светлокожего
Проли. Друзьям  повезло - за  стулом Проли стоял Юний  Фрей,  смуглый крепыш
тридцати с небольшим лет, одетый с истинно республиканской простотой. Де Бац
показал  на них  Андре-Луи  и  собрался  было подвести его  к ним, но  в это
мгновение  стройная  молодая  женщина  в лилово-розовом  платье с серебряной
отделкой  отвернулась  от  стола  и  неожиданно  столкнулась лицом к  лицу с
Андре-Луи. Ее яр