месте я предпринял бы  все
мыслимые  предосторожности  прежде, чем  ступать на  дорогу,  которая  может
привести на гильотину.
   Жюльен вздрогнул и заломил костлявые руки.
   - О, нет! Ради Бога! Если существует опасность...
   - Подожли, - прорычал Делоне, заставляя  его замолчать. - Вы сказали  о
предосторожностях, гражданин Моро. У вас есть что-то на уме, это ясно. Какие
предосторожности вы имеете в видуЁ
   - Будь я на вашем месте, я бы точно знал, как мне следует  поступить. Я
бы подключил к этим операциям кого-нибудь из наиболее видных деятелей партии
Горы,  единственной  партии, которую сегодня  нужно приниматьв  расчет. Я бы
выбрал   человека,   пользующегося  популярностью  и  авторитетом  у  толпы,
человека, чья добродетель ни у кого не вызывает сомнений. Короче, человека с
такой репутацией,  что  никому и  в  голову  не придет  на  него  оплчиться,
поскольку обвинения против него падут на головы обвинителей. Если вы найдете
такого  союзника,  вам нечего  будет опасаться,  потому что его неуязвимость
защатит и его, и тех, кто с ним связан.
   Приунывшие  было представители снова  воспряли  духом. Делоне задумчиво
кивнул, а Жюльен спросил  напрямик, имеет ли  гражданин  Моро кого-нибудь на
примете.   Гражданин  Моро   с   некоторым   сомнением   назвал  Робеспьера,
фактического  лидера Горы, звезда  которого  быстро  восходила  к  зениту на
революционном небосклоне.
   Делоне рассмеялся, причем смехего прозвучал несколько пренебрежительно.
   -   Morbleu![10]  Если   бы  нам   удалось  привлечь   Робеспьера,  нам
действительно нечего  было бы бояться. Но Робеспьер!  Друг мой, вы не знаете
этого человека.  Он боится денег. Его не  напрасно  прозвали  Неподкупным. Я
иногда  сомневаюсь,  нормален  ли  он.   Вот  уж,   поистине,   тщеславие  в
человеческом обличии. Его занимает только власть. К ней он  будет стремиться
любой  ценой, даже ценой собственной  жизни.  Но во всем  прочем  он -  само
целомудрие.  Если я расскажу  ему, каким образом собираюсь  разбогатеть,  он
почти наверняка обвинит меня  в казнокрадстве перед Революционным Трибуналом
и отправит на гильотину. Нет, нет, друг мой. Робеспьера мы оставим в покое.
   - Тогда позовем Дантона, - предложил Жюльен. - Всем известно, что он не
чист на  руку  в  денежных вопросах.  Мне говорили,  он  становится  крупным
землевладельцем. Я лично нисколько  не сомневаюсь, что  он и его дружок Фабр
запустили руку в национальную казну.
   Но Андре-Луи отверг и того, и другого.
   -  Они уже запятнаны,  а следовательно уязвимы. Вам же, граждане, нужен
союзник с безупречной репутацией, особенно в денежных вопросах. Потому-то  я
и назвал Робеспьера...
   Делоне внетерпении попытался перебить его.
   - Но Робеспьер...
   Андре-Луи поднял руку, призывая к вниманию.
   - Вы  уже  убедили  меня, что  Робеспьер для  нас вне  досягаемости. Но
посмотрите  на него  с  моей  точки  зрения. Ни  один  из вас  не  входил  в
Национальное  Собрание,  где  мне  довелось  представлять  Ансени.  Я  помню
депутата третьего сословия от Арраса еще по тем дням: ничем непримечательный
маленький педант, который напускал на себя важный вид. Ему нечасто дозволяли
обращаться  к Собранию, и почти всякий раз  он нагонял на депутатов сон. Сам
по  себе Робеспьер  никогда бы ничего  не достиг.  Самоуверенный, надменный,
бестактный и  скучный  ,  он  не  мог  бы  вызвать  у  народа ничего,  кроме
утомления. Надеюсь, вы со мной согласны.
   Депутаты   совершенно   бесстрастно    выслушали   эту   уничижительную
характеристику,  хотя  она  относилась  к  человеку, который  после  падения
жирондистов   быстро  выдвигался  в  Конвенте  на  первое  место.  Андре-Луи
продолжал.
   - Он достиг  своего  нынешнего  положения  в результате  услилий  своих
друзей. Сен-Жюст видит  в нем Бога, или, по  меньшей  мере, верховного жреца
того божества, которому Сен-Жюст желает поклоняться. Именно его  красноречие
скрадывает  косноязычие Робеспьера, который использует  Сен-Жюста в качестве
рупора собственных  идей..  Другой поклонник  Неподкупного  Кутон.  Третий -
Базир. И,  наконец, Шабо. Вот столпы, на которых держится  Робеспьер.  Среди
них  инужно  искать союзника. Если  вдруг начнутся  неприятности,  Робеспьер
непременно встанет  на  защиту своих приверженцев.  Ведь  даже он,  при всем
своем тщеславии, не может не понимать, кому обязан своим положением.
   Доводы  Андре-Луи  убедили  представителей.  Они  принялись  перебирать
названные  кандидатуры. Сен-Жюст,  конечно,  в  первую  очередь  отвечал  их
требованиям. Но к этому ужасному молодому человеку трудно было подступиться.
Принимая  во внимание его близость к Робеспьеру, резонно  было предположить,
что  он разделяет  страх  Неподкупного перед  деньгами.  Следующим  обсудили
Кутона, калеку с великолепной головой и бездействующими ногами. Оба депутата
сошлись во мнении, что он - едва ли подходящий объект для  искушения. Базира
обсуждали  долго,  и,  вероятно, на  нем  бы  и  остановили выбор,  если  бы
Андре-Луи,  который  точно  знал,  чего   хочет,  не  назвал  Франсуа  Шабо.
Отрекшийся от  обетов  капуцин со скандальным прошлым был до  такой  степени
привержен двум страстя - деньгам и женщинам -  что, по мнению Делоне, только
природная трусость удерживала его в рамках приличий.
   -  Стало  быть,   искушение  должно  быть  достаточно   сильным,  чтобы
перевесить его страхи, - заявил Андре-Луи.
   К этому времени маски  былисброшены, и  они  разговаривали с предельной
откровенностью.   Андре-Луи   с  мягкой  настойчивостью  продолжал  убеждать
депутатов.
   - Шабо стоит усилий. Его высоко ценят в партии Горы. Еще выше ценит его
народ. Всем известен  его  ревностный патриотизм,  доходящий  до  фанатизма.
Помните,  он  даже  разоблачил  Австрийский  Комитет,  которого,  как   всем
известно, никогда не существовало. Его обличения помогли опрокинуть жиронду.
Если  не  считать  Марата,  сегодня  нет  общественного   деятеля,  которого
обожествляла  бы  чернь. И,  поскольку Шабо,  как  и  Робеспьер,  пользуется
любовью толпы, он станет для нас бесценным союзником.  Против  него никто не
осмелится поднять голос, потому что на его стороне народ.  Привлеките Шабо к
деловым операциям, связанным ли со спекуляцией эмигрантскими поместьями, или
охватывающими более широкое поле  деятельности, и вы сможете  участвовать  в
них  без  страха  перед  обвинениями.  Ведь главный обвинитель  будет  вашим
партнером. Разумеется, можно зодно привлечь и Базира.  Но не жалейте никаких
усилий на Шабо. Его необходимо уговорить.
   В итоге собравшиеся порешили, что Делоне и  Жюльен в  ближайшем будущем
привезут  Шабо  на  обед  в  Шаронну, чтобы  Андре-Луи  мог опутать депутата
коварной сетью, которую он старательно готовил для всех них.



Глава XXI. Искушение Шабо

   Сгорающий  от  нетерпения  Делоне  не мог  вынести  долгой  отсрочки, и
поэтому поездка в Шаронну была назначена на следующее декади,  революционное
воскресение по новому календарю. Итак,  через три дня после  встречи  в доме
Бенуа  два  депутата и  банкир  отправились  в Шаронну,  прихватив  с  собой
стойкого приверженца  Горы Франсуа  Шабо, который представлял в Национальном
Конвенте департамент Луара-и-Шер.
   Они  обедали вшестером,  седьмой была гражданка  Гранмезон, исполнявшая
почетную роль  хозяйки.  Ла Гиш, Руссель  и  другие помощники  барона решили
временно держаться в  тени. Стол накрыли  в  саду  под  лаймовыми деревьями,
источающими на ярком июньском солнце пряный аромат. Де Бац устроил настоящий
пир с богатым выбором вин, которым депутаты от души воздавали должное.
   Не  отставал  от других и  Франсуа  Шабо, маленький, крепко  сложенный,
энергичный мужчина  с живым добродушным лицом и довольно полными щеками. Его
непропорционально   большой  нос  образовывал   прямую  линию  с  прискорбно
скошенным лбом, верхняя часть которого терялась в гуще темных кудрей. У Шабо
были полные чувственные  губы и выступающий побородок  с  ямочкой.  Красивые
подвижные глаза  могли  ввести  собеседника  в  заблуждение,  ибо  позволяли
предположить, что их  обладатель наделен большим умом,  чем на самом деле. В
одежде Шабо  придерживался  свойственной многим патриотам  неопрятности; его
буйные  кудри  были нечесаны,  и, судя  по  всему,  мыло и  вода  не  играли
сколько-нибудь  заметной  роли   в   повседневной  жизни  представителя   от
Луара-и-Шер. Грубоватая внешность и вульгарные манеры неизменно выдавали его
плебейское происхождение.
   Тем не менее, Шабо  несомненно был  видным государственным  деятелем, и
судьба,  по  всем  признакам,  уготовила   ему  еще  большее  величие.   Его
популярность родилась  в  тот момент, когда он сбросил монашеское облачение,
которое носил  пятнадцать лет, и нацепил трехцветную кокарду, чтобы добиться
избрания  в  Законодательное Собрание.  Невозможно  представить  себе  жест,
который  в  большей степени  символизировал  бы разрыв религиозных  оков,  и
новоявленный  делегат тут же стал объектом пристального  и благожелательного
внимания  черни.  Шабо, знал, как извлечь  из  этого  выгоду.  Глаза  и  уши
обратились к  новому депутату не напрасно. Его заурядный  ум  не  накладывал
никаких ограничений на  использование хлесткого словца, которое,  фигурально
выражаясь,  сбивало  чернь  с  ног.  А  каким  пламенным  патриотизмом  были
проникнуты его разоблачения!  Он стал настоящей ищейкой, способной разнюхать
любой заговор  аристократов  и контрреволюционеров. Не  многие ораторы могли
похвастаться, что поднимались  на трибуну Конвента  чаще  Шабо. В  клубах он
тоже   раскрывал  заговор   за  заговором,  хотя  в  большинстве  своем  они
существовали  только  в  его  воображении. И, если некоторые  члены Конвента
насмехались  над  ним   и  бесконечной  феерией  его  разоблачений,  то  его
популярность  среди  толпы  росла  с  каждым  днем.  Вскоре даже  насмешники
вынуждены  были  признать его за  соль земли  наравне  с  полдюжиной  других
деятелей, которых Нация почитала вождями.
   Ох,  какую  грубую ошибку  допустил  грубоватый  прямой Дантон,  когда,
намекая на монашеское прошлое Шабо, презрительно заклеймил  его разоблачения
капуцинадами! И чего  он  добился?  Только того,  что Шабо окончательно взял
сторону Робеспьера в только начавшейся борьбе за власть.
   В  тот  день  Шабо  переживал  новый  триумф  после  своего  последнего
разоблачения,  направленного против  депутата  Кондорсе, который  критиковал
новую Конституцию.  Кроме  того,  Шабо  объявил о  раскрытии нового заговора
против государства и  обвинил нескольких  видных политиков. Если в  Конвенте
еще   оставались   люди,  достаточно  смелые,  чтобы   потешаться   над  его
обвинениями, то  все  же  влияние  его  было настолько велико,  что  по  его
требованию  опечатали  личные  бумаги  троих  депутатов,  упомянутых  в  его
обличительной речи.
   После таких  трудов депутат от Луара-и-Шер  мог позволить себе  немного
расслабиться. Поэтому предложение Делоне - провести день за городом, в  доме
с хорошим столом и прелестной хозяйкой - подоспело как нельзя кстати.
   Делоне недооценил Шабо, приписав ему только две страсти. Полная лишений
монашеская юность сделала из экс-капуцина сластолюбца в самом широком смысле
этого слова. Хорошая еда и доброе вино нравились  емуничуть не меньше прочих
плотских  удовольствий. Более того, его биография дает нам право назвать его
обжорой  и пьяницей. Но этим наклонностям ему удавалось  потакать  только за
чужими столами, ибо, несмотря на свою алчность, он  оставался  бедняком. Для
Шабо всегда оставалось  тайной,  как делаются деньги,  настолько несведующим
был он  в финансовых вопросах. Ему  никогда не приходило в голову, что перед
человеком в его положении открыты самые разнообразные пути к обогащению.
   Эти  пробелы  в  образованиибывшего капуцина и  должен  был  восполнить
Андре-Луи во время обеда  в саду. Гостя усиленно  потчевали вином и искусной
лестью,  пока  на  него  не  нашло полное  умственное  затмение.  Речь  Шабо
сделалась   многословной,  манеры  развязными.  Он  все  чаще  обращался   к
прекрасной Бабетт  с неприличной фамильярностью  и беззастенчиво пожирал  ее
глазами. Когда трапеза подошла к концу, и  Бабетт  собралась удалиться, Шабо
бурно запротестовал  и,  обхватив  ее за  талию, попытался силой  усадить на
место.  Во  время этой  шутливой  схватки  он настолько разошелся, что  даже
поцеловал хозяйку. В этот момент  Делоне, который знал об отношениях  дамы с
де  Бацем, испугался  не  на  шутку.  Сластолюбивый  капуцин мог  не  только
разрушить  их замысел,  но и навлечь на себя беду. И  действительно, смуглое
лицо  гасконца потемнело  от гнева, так что  Андре-Луи  пришлось  незаметным
прикосновением напомнить ему о необходимости сохранять благоразумие.
   Тем времнем божественная  Бабетта  играла свою трудную роль безупречно.
Скрывая  отвращение,  которое  вызывали  у  нее  прикосновения  неотесанного
депутата, она  непринужденно рассмеялась и  ненавязчиво высвободилась из его
рук. Она пообещала вернуться, как только закончит неотложные дела по дому, и
быстрой легкой походкой двинулась по направлению к лужайке.
   Шабо собрался было броситься за ней, но здоровяк Делоне тяжело поднялся
из-за стола, схватил экс-монаха за плечи и чуть ли не швырнул его обратно на
стул.
   - Не забывайтесь, ради Бога, - прорычал Анжевен.
   Встряска  пошла  Шабо на пользу.  Он больше не пытался встать и  только
следил затуманенным взором за изящной фигуркой, которая двигалась по лужайке
к длинному белому дому  с зелеными ставнями.  Депутат  был  немного удручен.
Прозрачный немек Делоне отнимал у него надежду на более близкое знакомство с
очаровательной хозяйкой. А Шабо определенно считал ее очаровательной,  хотя,
быть может, и излишне скромной.
   Чтобы отвлечь депутата от нежелательных мыслей, Де Бац подлил ему вина.
Шабо  тяжело  вздохнул,  попробовал вино на  вкус  и решил,  что  оно вполне
способно  заменить  другие  удовольствия,  которых  он,  похоже, на  сегодня
лишился.  И тут,  наконец, разговор  перешел на  деньги. Он начался с подачи
банкира Бенуа, который тоже был в числе приглашенных.
   - Morbleu, де Бац, - сказал он, - ваша последняя операция, должно быть,
принесла вам не меньше сотни тысяч франков.
   Шабо  поперхнулся.  Сто тысяч  франков! Боже  Всемогущий! Неужели можно
сделать  такие  деньги?  Каким  образом? Эти вопросы вырвались у него помимо
воли, прежде чем он успел это осознать.
   Андре-Луи рассмеялся.
   -   Вы   притворяетесь  несведующим,  чтобы  разыграть  нас,  гражданин
представитель? Вам ли с вашим влиянием и властью задавать такие вопросы? Сто
тысяч  ливров,  которые в поте лица заработал Де Бац,  не  идут ни  в  какое
сравнение  с миллионами, которые без всяких усилий может получить  человек в
вашем положении.
   Взгляд Шабо выдавал потрясение, почти ужас.
   - Если это  так, то я был бы рад узнать, каким именно образом. Ей-Богу,
это интересно! - Он обратил взор  на Бенуа. - Вы - банкир, человек, делающий
деньги из  денег (хотя  Бог знает, как  вам это  удается),  что  вы  на  это
скажете?
   Бенуа объяснил ему суть  сделок  с  конфискованными поместьями, которые
сулили такую выгоду. Человек  в положении Шабо может в  числе первых узнать,
что должно покупать, и на какую прибыль можно рассчитывать.
   Шабо был шокирован.
   -  Вы  хотите сказать, граждане,  что  я  должен предать доверие людей,
которые  выдвинули  меня  на  этот  пост? - Он  посуровел. -  Может быть, вы
скажете мне, как я смогу потом оправдаться перед судом собственной совести?
   - Какие оправдания нужны человеку, который  никому не причинил никакого
ущерба? - осведомился Андре-Луи.
   - Никакого ущерба?
   -  Должно  быть,  убеждение,  что извлекать  для  себя  выгоду  грешно,
осталось у вас со времен монашества. Но  это  предрассудок,  изживший себя и
давно отвергнутый передовыми людьми.
   Шабо совершенно смешался.
   - Но... Но, безусловно... Эти деньги, откуда  они берутся? Разве они не
украдены  из священной  казны Республики?  Разве  это  не означает совершить
святотатство? Ограбить неприкосновенный алтарь Нации?
   Андре-Луи снисходительно  улыбнулся и покачал головой.  Напыщенный слог
собеседника напомнил ему о приемах риторики.
   -  О, сколь возвышена, сколь безмерна такая добродетель! В какие трижды
благословенные  времена мы живем, если  государственные мужи, отказавшись от
бесчестных повадок, свойственных их  предшественникам от сека,  отказываются
принять  даже то, что  принадлежит им по праву! Гражданин Шабо, ваши чувства
достойны всяческого уважения. Но мне горько видеть, что такие высокие идеалы
дают  вам такое  неверное представление о  фактах; что  они  заставляют  вас
пренебречь  наградой.  Разве  труды  во  имя   свободы   должны   оставаться
безвозмезднымиЁ Но еще больше меня огорчает, что в результате  вашего отказа
богатство достанется недостойным торгашам или  прихвостням деспотизма, тогда
как вы, человек благородный, будете по-прежнему бороться с бедностью, а то и
с нуждой. А  деньги,  которые вы могли бы потратить  к великой чести и славе
священного  дела Свободы, попадут  в руки подлых реакционеров  и,  возможно,
пойдут  на подрыв  самих устоев  Республики, во  имя которой  вы трудились с
таким  самоотвержением. Разве  чувство долга  не  велит вам  помешать этому,
гражданин представитель?
   Гражданин   представитель  растерянно   хлопал   глазами.  Этот   поток
велеречивой  риторики,  на  которую он  и  сам был  великий  мастер,  вконец
затуманил ему мозги, уже одурманенные вином.  За громкими фразами скрывалось
полное  отсутствие разумных доводов, но создавалось  впечатление, что  слова
исполнены  глубокого  скрытого  смысла. Сквозь туман в  мозгу Шабо все  ярче
брезжил   образ   богатства,   приобретение   которого   не   оскорбит   его
чувствительную  совесть, а точнее -  ибо такова была истиная  подоплека  его
честности - не будет угрожать его положению.
   Остальные  хранили многозначительное молчание. Жюльен  пребывал почти в
таком  же   оцепенении  как  Шабо.   Обманчивая   правота  доводов,  которые
использовал Андре-Луи, поразила  его.  Более  проницательный Делоне не питал
никаких иллюзий по поводу ценности этих аргументов. Бенуа и де Бац безмолвно
восхищались и  формой,  и  содержанием  ответа  Андре-Луи  на  крик  совести
добродетельного депутата.
   -  Что вы имеете  в виду, гражданин? -  заговорил,  наконец, Шабо. - Вы
хотите  сказать, что, если я не воспользуюсь благоприятной возможностью, это
сделают другие люди, которые могут  употребить полученные  деньги на  другие
цели?
   - Мало того.  Я  хочу убедить вас, что  в моем предложении  нет  ничего
зазороного.  Эти операции  обеспечат  ликвидацию  конфискованных  поместий и
немедленное пополнение национальной казны. Мы все делаем  открыто. Комиссия,
которой поручена продажа  этих земель, рада нашему  сотрудничеству. Без него
дело  двигалось  бы  неизмеримо   медленнее.  Если   такая  деятельность  не
возбраняется нам, если, более того, она считается полезной, то разве  на нее
меньше прав у вас, человека, несомненно заслужившего награду, но не имеющего
возможности получить ее обычными путями?
   Эти  доводы  были уже более вразумительными.  Они устраняли  самую суть
возражений Шабо. Но тень сомнения у последнего все-таки осталась.
   - Вы находитесь в другом положении, граждане, - ответил он задумчиво. -
Вы неуязвимы для  тех упреков, которые губительны для меня. Мои враги смогут
утверждать, что я воспользовался своей  должностью в целях извлечения личной
выгоды. Чистота моих намерений окажется под подозрением, и я не смогу больше
служить своей стране.
   - Это верно. Люди, главная  цель которых служить человечеству, особенно
чувствительны к  таким нападкам.  Подозрение может  подорвать ваш авторитет,
дыхание  клеветы  может  подточить  вашу силу  и  свести  на  нет  все  ваши
благородные устремления. Но прежде чем п