о
панегирика  его  заслугам  не последовало.. Более того,  он не  дождался  ни
единого слова благодарности.
   Вместо этого председатель по-прежнему бесстрастно задал Симону  вопрос,
от которого пульс Андре-Луи участился еще больше.
   -  Вы  сказали,  что  этот   человек  объявил  себя  агентом   Комитета
Общественной Безопасности.  Какие шаги  вы предприняли, чтобы убедиться, что
это не так?
   У  гражданина Симона отвисла  челюсть. Открытый рот  и выпученные глаза
придавали ему необыкновенно  дурацкий вид.  Президент холодно повторил  свой
вопрос.
   -  Какие  шаги вы предприняли,  чтобы убедиться, что гражданин Моро  не
является одним из наших агентов?
   Изумление ревностного патриота достигло апогея.
   - Вам известно его имя, гражданин председатель?
   - Отвечайте на вопрос.
   - Но... Но... - Гражданин Симон был ошеломлен. Он чувствовал, что здесь
кроется  какая-то  чудовищная ошибка. Он запнулся, помолчал, потом  бросился
защищаться.  -  Но  по  моим  сведениям  этот человек -  неизменный помощник
ci-devant  барона  де Баца, которого,  как  я  уже  вам сказал,  я  захватил
врасплох во время попытки проникнуть в Тампль.
   - Я  спросил  вас  не об этом. - Голос Шапилье  звучал теперь еще более
строго.  -  Вам  известно,   гражданин,  что   вы  не  производите  на  меня
благоприятного впечатления? У  меня весьма невысокое мнение о людях, которые
не умеют отвечать на вопросы. По моему убеждению им чего-то недостает - либо
сообразительности, либо честности.
   - Но, гражданин председатель...
   - Молчать! Вы немедленно удалитесь и будете ждать в приемной, пока я за
вами пошлю. Своих людей заберите с собой. Гражданин Моро, вы останетесь. - И
звякнул в колокольчик, призывая секретаря.
   Безобразные   губы  Симона   злобно   скривились.  Но  он   не   посмел
воспротивиться столь  определенному приказу, исходящему от деспота,  который
получил  полномочия от  новоявленной  святой  троицы  - Свободы,  Равенства,
Братства.
   Появился секретарь,  и позеленевший  от  злости  и  разочарования Симон
вышел из комнаты в сопровождении  своих гвардейцев. Высокая дверь закрылась,
и Андре-Луи остался с Ле Шапилье наедине.
   Несколько секунд депутат мрачно разглядывал арестанта. Потом его тонкие
губы раздвинулись в улыбку.
   - Мне  сообщили, что  ты в Париже, несколько  дней назад. Я  все гадал,
когда ты сподобишься нанести мне визит вежливости.
   Андре-Луи ответил на колкость колкостью.
   -  Не обвиняй  меня  в невежливости,  Изаак.  Я  боялся навязывать свое
присутствие столь занятому человеку.
   - Понимаю. Ну, что ж, вот ты и здесь, в конце концов.
   Они  продолжали  в  упор  разглядывать  друг друга.  Андре-Луи  находил
ситуацию почти забавной, но не очень обнадеживающей.
   - Скажи мне, - заговорил после паузы Ле Шапилье. - Что связывает тебя с
этим де Бацем?
   - Он мой друг.
   - Не  очень  желательный друг в наши дни, особенно для человека с твоей
биографией.
   -  Принимая  во  внимание  мою биографию,  возможно,  это я  не слишком
желательный для него друг.
   - Возможно. Но меня заботишь ты, особенно теперь, когда ты так некстати
позволил себя схватить.
   -  Я  ценю твою заботу, дорогой  Изаак. Не знаю, поверишь ли ты, но мне
очень жаль, что я стал причиной твоих затруднений.
   Близорукие  глаза  президента   мрачно   изучали  стоящего  перед   ним
собеседника..
   - Для меня не составляет никакого труда поверить этому. Кажется, судьба
преисполнена  решимости  сталкивать  нас  всякий  раз,  когда  мы  стремимся
двигаться в  противоположных направлениях. Скажи мне честно, Андре - сколько
правды в рассказе этого олуха о ночной авантюре в Тампле?
   - Откуда мне  знать? Если ты  склонен верить нелепой  байке безмозглого
пса, который привел меня сюда...
   - Трудность в  том,  что не поверить  его истории невозможно. А  нам бы
этого  очень  хотелось; не только мне  лично, но и моим коллегам по Комитету
Общественной Безопасности. Твой арест так некстати подтверждает его рассказ.
Ты ужасно несвоевременно попался, Андре.
   - Прими мои извинения, Изаак.
   - Конечно, я мог бы без шума тебя гильотинировать.
   -  Если это  неизбежно, то я бы  предпочел, чтобы шума  было как  можно
меньше. Никогда не любил публичных зрелищ.
   - К несчастью, я в долгу перед тобой.
   - Мой дорогой Изаак! Какие счеты могут быть между друзьями?
   - Ты способен говорить серьезно?
   -  Если  ты сможешь убедить  меня,  что знаешь  человека, чье положение
серьезнее моего, я буду безмерно удивлен.
   Ле Шапилье нетерпеливо махнул рукой.
   - Не  притворяйся, будто  ты всерьез предполагаешь,  что я не хочу тебе
помочь.
   -  Я заметил в  твоем поведении кое-какие намеки на  желание помочь, за
что очень тебе признателен. Но твоя власть должна  иметь  какие-то границы в
государстве, где каждый оборванец может диктовать свои условия министру.
   - В один прекрасный день, Скарамуш, ты поплатишься головой за очередную
остроумную  реплику. Но пока тебе везет больше, чем  ты  себе представляешь.
Возможно, даже больше, чем ты заслуживаешь. Дело не только в том, что случай
распорядился, чтобы  тебя  привели ко  мне, а не на  заседание Комитета. Вся
сложившаяся  обстановка  требует,  чтобы история Симона не получила огласки.
Если  ты со  своими  друзьями пытался  спасти  бывшую  королеву, вы напрасно
рисковали  головами. Открою тебе один  секрет. В Вене  успешно  продвигаются
переговоры  о  ее  освобождении  в  обмен  на  выдачу  Бурнонвилля и  других
депутатов,  которые  сейчас  находятся  в  руках  австрийцев.  Если   станет
известно, что была  предпринята  попытка вызволить королеву, население может
взбунтоваться  и  воспротивиться  желательным политическим мерам. От байки о
попытке проникнуть в Тампль мы могли  бы просто отмахнуться.  Но  твой арест
осложняет  дело.  Если  ты  предстанешь  перед судом,  может  всплыть  много
неудобных подробностей.
   - Я просто в отчаянье, что подвернулся тебе так некстати.
   Ле Шапилье пропустил эту реплику мимо ушей.
   - С другой стороны, если я отпущу тебя на свободу, этот субъект, Симон,
начнет мутить воду и объявит, что все мы куплены Питтом и Кобургом.
   -  Мой  бедный  Изаак! Ты  оказался  между  Сциллой  и  Харибдой.  Твои
трудности  вызывают у меня сострадание, которое  я  собирался  приберечь для
себя.
   - Дьявол тебя побери, Андре! - Ле Шапилье треснул  по столу  ладонью. -
Может  быть, ты прекратишь  паясничать и скажешь,  что я должен  делать?- Он
встал.  - Тут все совсем  непросто. В конце  концов, я  -  не  Комитет,  мне
придется представить  какой-то отчет  своим коллегам.  На каком основании  я
могу тебя отпустить?
   Он подошел к Андре-Луи и положил ему руку на плечо.
   -  Я сделаю что  угодно, лишь  бы спасти тебя.  Но мне  не хотелось  бы
подняться вместо тебя на эшафот.
   - Мой дорогой Изаак! - На этот раз в тоне Андре-Луи не было насмешки.
   - Не очень-то  ты лесного обо мне  мнения, раз тебя это удивляет. Я еще
не позабыл о случае в Кобленце.
   - Здесь не  может быть никаких параллелей. В Кобленце меня ни  с кем не
связывал  долг,  следовательно,  мне  ничто не мешало помочь  тебе. Ты же, к
несчастью, лицо официальное, и долг перед теми, кто облек тебя властью, едва
ли...
   Долг!  Ха! -  перебил  его Ле  Шапилье. -  Мое  чувство  долга  изрядно
истончилось, Андре. Наша революция сделала полный круг. Из тех, кто стоял  у
истоков,  почти  никого не осталось.  Меня  запросто могли  смести вместе  с
жирондистами - последними сторонниками порядка.
   Андре-Луи   решил,   что    получил   объяснение   тому   напряженному,
затравленному взгляду, который так  поразил его в первое мгновение встречи с
Ле Шапилье. Его старый друг совершенно извелся, будучи во  власти  страхов и
дурных предчувствий, иначе он никогда бы не позволил себе таких выражений.
   Ле Шапилье убрал руку с плеча Андре-Луи и прошелся  до стола и обратно.
Его подбородок зарылся  в  шейный  платок, на  бледном лбу собрались тяжелые
складки. Вдруг он резко остановился и спросил:
   - Ты примешь назначение, если я его тебе предложу?
   - Назначение?
   - Может, оно и к лучшему, что в разговоре с этим Симоном ты назвал себя
агентом Комитета Общественной Безопасности.
   -  Ты  собираешься  предложить  мне  должность агента?  - В самом  тоне
вопроса уже содержался отказ.
   - Мое  предложение вызывает  у  тебя негодование?  Почему? Разве  ты не
агент  Бурбонов?  Разве  среди   агентов  не   обычная  практика  -  служить
одновременно обеим сторонам? -  презрительно поинтересовался Ле Шапилье. - Я
мог   бы   объяснить    Комитету,   что    поручил   тебе   наблюдение    за
контрреволюционерами, которые считали  тебя  своим.  Помощь,  оказанная  мне
тобой в  Кобленце,  безусловно - ценная  услуга для революционной  партии. Я
доложил о ней перед Комитетом сразу же по возвращении, и теперь она послужит
доказательством  твоей  лояльности. Мне  с  готовностью  поверят,  что  твое
присутствие здесь, твоя связь с известными контрреволюционерами -  результат
соглашения, заключенного между нами в Кобленце. Ты меня понимаешь?
   - О, вполне. И благодарю тебя. - Андре-Луи насмешливо поклонился. - Но,
по-моему, гильотина как-то чище.
   - Вижу, что  ты ничего не понял. Я не прошу тебя  что-либо  делать.  Ты
только подпишешь бумагу. Иначе я не смогу тебя отпустить.
   Андре-Луи нахмурился.
   - Но как же ты, Изаак? Что будет с тобой? Если ты поручишься за меня, а
я не стану  исполнять свои  обязанности,  если  я  воспользуюсь данными  мне
полномочиями, чтобы бежать? Что будет с тобой?
   - Пусть это тебя не заботит.
   - Нет, так не пойдет. Ты рискуешь собственной шеей.
   Ле Шапилье медленно покачал головой и улыбнулся, не разжимая губ.
   -  Им  некого будет  призвать  к ответу.  Меня  здесь не  будет.  -  Он
непроизвольно понизил  голос. - В  ближайшее время я отправляюсь  в Англию с
секретной  миссией  к Питту. Мы попытаемся отколоть Англию от коалиции.  Это
последняя  достойная услуга, которую в наше время  может  оказать порядочный
человек  этой  несчастной  стране. Когда  я выполню свою миссию - все равно,
успешно или нет - вряд ли я захочу вернуться. Потому что здесь, - добавил он
с  горечью, - честному человеку больше  делать нечего. Это еще один  секрет,
Андре. Я открыл его тебе, чтобы ты до конца понимал, что я тебе предлагаю.
   Андре-Луи понадобилось всего несколько секунд на размышление.
   -  При  таких  обстоятельствах  отказываться  было  бы  непростительной
глупостью. Я всегда считал, что мне повезло в дружбе, Изаак.
   Ле Шапилье пожал плечами, словно не хотел принять благодарности.
   -  Я привык возвращать долги. - Он вернулся к письменному столу. -  Вот
твоя карточка. Я подготовлю  документ о  твоем назначении агентом Комитета и
поставлю  вторую  подпись,  как  только  все  соберутся  на  заседание.  Оно
состоится не  позже,  чем через два часа. Подожди в  приемной,  я  пошлю  за
тобой. Когда ты получишь документ,  ты сможешь защитить себя.  - Он протянул
Андре-Луи руку. - На этот раз, кажется, прощай, Андре.
   Глядя друг другу в глаза, они обменялись  долгим крепким  рукопожатием.
Потом Ле Шапилье взял со стола колокольчик и позвонил.
   Вошел секретарь. Ле Шапилье спокойно и сухо отдал ему распоряжения.
   - Гражданин Моро будет ждать моих указаний в приемной. Проводите  его и
сразу же пришлите ко мне гражданина Симона.
   Колченогий  Симон, по-прежнему пребывающий в глубоком оцепенении, вошел
в  кабинет  в  надежде получить  запоздалую  благодарность  от  председателя
Комитета Общественной Безопасности за бдительность, проявленную патриотом на
службе Нации. Вместо этого ему пришлось выслушать суровую лекцию об ошибках,
к  которым  может  привести  человека   чрезмерно  ревностная  деятельность,
вызванная  доверием к ненадежным источникам  информации.. Гражданина  Симона
заверили, что он  совершил  серию грубых промахов в ходе раскрытия заговора,
который  никогда не существовал, и погони за  заговорщиками, которые никогда
не появлялись.  В заключение его предупредили, что,  если он  и дальше будет
паникерствовать по этому поводу, его ждут самые серьезные неприятности.
   Слушая  эту  язвительную нотацию,  гражданин Симон  несколько  разменял
окраску, а под конец  возмущенно поинтересовался, значит ли это,  что  он не
должен  доверять  собственным  чувствам.  Эта  слабая  попытка  съехидничать
осталась незамеченной.
   - Несомненно, - ответил президент  безапелляционно, -  раз эти  чувства
оказались  столь  ненадежными. Вы оклеветали двух верных  служителей Нации в
лице Мишони и Корти, хотя  не можете ничем подтвердить обвинения против них.
Вы набросились  на нашего агента, гражданина Моро.  Это серьезные проступки,
гражданин Симон.  Вынужден напомнить вам, что мы покончили с деспотизмом, во
времена которого  жизнь и  свобода  людей  зависела от милости какого-нибудь
чиновника. Советую вам в будущем проявлять  больше осмотрительности. Вам еще
повезло, что вы остались на свободе, гражданин Симон. Можете идти.
   Пламенный  борец  за  свободу,  равенство  и братство вышел из кабинета
пошатываясь, словно его огрели дубиной по голове.



Глава XX. Мамона

   Перебирая в  уме  факты, из которых  сложилась эта  история,  нельзя не
ощутить привкуса иронии,  если  задуматься, сколь малый  промежуток  времени
сыграл ключевую роль  в  изложенных  здесь событиях.  Всего несколько  часов
отделяют отъезд господина де Ланжеака из Шаронны в Гамм, куда он понес весть
о гибели Моро, от прибытия  в Шаронну самого господина Моро. Если бы не этот
узенький  временной  разрыв,  герои  моего  повествования могли бы  избежать
многих драматических переживаний, которые выпали на их долю впоследствии.
   Господин  де Ланжеак отправился  в путь с поддельным паспортом, которым
снабдил  его  Бальтазар  Руссель.  Способности  последнего   к  каллиграфии,
гравировке и  прочим  сходным  исксствам  делали  его  незаменимымработником
маленькой  диверсионной армии барона  де  Баца. Только  благодаря мастерству
Бальтазара  Русселя в  подвале загородного дома  в Шаронне работал маленький
печатный станок, который  производил самые совершенные фальшивые  ассигнации
во Франции.  В последнее  время,  к немалому  замешательству  правительства,
фальшивки  буквально  наводнили  Республику  ибумажные  деньги,  пущенные  в
обращение, постоянно обесценивались.  Впрочем, это небольшое отступление  не
имеет отношения к нашей истории.
   Прошло не больше шести часов с момента отъезда господина де Ланжеака, и
июньские сумерки только-только сгустились, когда к тихому уединенному дому в
Шаронне подъехал Андре-Луи, которого в это самое время оплакивали товарищи.
   Де  Бац, Дево, Буассанкур,  Руссель,  и  маркиз де Ла  Гиш  собрались в
библиотеке  -  длинной  низкой комнате,  смежной  со столовой. Открытые окна
библиотеки  выходили на лужайку, за которой темнели деревья парка Баньоле. В
компании  заговорщиков  царило  уныние.  Они  сидели в сумерках, не  зажигая
света,  и  лишь  изредка обменивались короткими  фразами. Все  были  слишком
подавлены, чтобы обсуждать планы на будущее.
   В комнату  вошла  Бабетт  де  Гранмезон. Она  задернула шторы  и  стала
зажигать свечи.
   Не успела она закончить, как дверь неожиданно распахнулась, и на пороге
возник  Андре-Луи.  Все  разом  ахнули и  в  первое  мгновение  оцепенели от
изумления, потом повскакивали с мест, а Бабетт бросилась Андре-Луи на шею  и
звонко расцеловала его в обе щеки.
   - Должна же я убедиться, что он не призрак, - пояснила она обществу.
   Барон с подозрительноблестящими глазами так тряс Андре-Луи руку, словно
собирался вырвать ее из запястья. Общее уныние рассеялось как по волшебству.
Андре-Луи втащили в комнату, засыпали  вопросами,  шутливыми замечания, чуть
ли не промочили слезами.
   Он  рассказал  о  своем  чудесном  спасении,  которое  стало  возможным
благодаря его старому  другу  и соратнику Ле Шапилье и  счастливому стечению
обстоятельств.   Он  объяснил,  по   какой   причине   Комитет  Общественной
Безопасности не желает  предавать огласке попытку  спати королеву. Когда его
товарищи  узнали,  что  освобождение  ее  величества   произошло  бы  и  без
всякихусилий  с  их  стороны,  мысль  о  собственной  неудаче  перестала  их
угнетать. Однако, кое о чем обе стороны умолчали. Андре-Луи не сказал ничего
о  своем  назначении  агентом  Комитета Общественной  Безопасности;  главным
образом потому,  что не  придал  этому никакого  значения.  Де  Бац, который
теперь сокрушался, что не задержал Ланжеака, ничего не сказал об уверенности
последнего  в гибели Андре-Луи. Впрочем, и без того факт поездки  Ланжеака в
Гамм в достаточной степени встревожил Андре-Луи.
   - Он сообщит им, что я арестован!
   И молодой человек  тут  же  поклялся,  что,  если утром они  не  найдут
посыльного  который  немедленно   выедет  в  Гамм,  чтобы,  по  возможности,
опередить Ланжеака, он вернется в Вестфалию сам.
   Назавтра Андре-Луи в сопровождении де Баца ранним утром выехал  в Париж
на поиски требуемого посыльного. В первуюочередь они нанесли визит Помеллю в
Эгалите - бывшее владение королевы - и там, по счастливому, как им казалось,
стечению  обстоятельств,  застали  курьера  от  д'Антрага, который  как  раз
собирался возвращаться в Гамм. Его отъезд отложили ровно на столько, сколько
понадобилось Андре-Луи, чтобы написать письмо Алине и крестному.
   После этого Анре-Луи уже ничто не  мешало остаться с бароном в  Париже,
чтобы на следующий  день встретиться с представителем  Делоне в доме банкира
Бенуа. Теперь, когда Андре-Луи успокоил де  Баца по поводу  судьбы королевы,
поведав ему  о  намерениях  правительства,  друзья  могли с  легким  сердцем
взяться за осуществление своего главного проекта.
   Делоне  пришел  на  условленную встречу вместе  со  своим  коллегой  по
Конвенту, депутатом по имени Жюльен.  Этот высохий сухопарый человек с узким
желтоватым   лицом  и   хитрыми   глазками  в  прошлом   был  протестантским
священником. Почуяв в первые дни  революции, куда дует ветер, он  отрекся от
духовного сана, а заодно и от веры, чтобы сменить религию на политику.
   На этот раз Делоне полностью отбросил все сомнения на счет  того, имеет
ли он право воспользоваться преимуществами своего положения в правительстве.
Жюльен,  который представлял  в  Конвенте Тулузу, присоединился  к Делоне  в
надежде  принять участие  в  операциях, благодаря которым депутат от  Анжера
рассчитывал обогатиться.
   Однако  Андре-Луи  ко  всеобщему  удивлению  спутал всем карты в  самом
начале беседы. Он указал двум депутатам на опасность разоблачения.
   -  Противники,  которые ищут  вашей  погибели,  могут  обвинить  вас  в
казнокрадстве,  -  предупредил он их. -  А  в наши дни,  когда самый воздух,
которым мы дышим, наполнен подозрительностью, легко посеять сомнения в вашей
честности, даже если для этого не будет никаких оснований.
   Ошеломленные  депутаты поинтересовались, каким  образом кто-либо узнает
об их участии в этих сделках.
   -  Вы разбогатеете, -  ответил Андре-Луи.  - Источник  вашего состояния
может вызвать любопытство.
   -  Но  у  кого,  во  имя  Всевышнего?  -  вскричал  Жюльен,  совершенно
потерявший голову от страха, что такие легкие деньги вот-вот уплывут из рук.
   - У тех, кто имеет право задавать вопросы. У ваших коллег по  Конвенту,
зависть которых вы возбудите. С этой опаснотью нельзя не считаться.
   Делоне решительно отмел в сторону этот довод. Влюбленный без памяти, он
не  хотел ничего слышать  ни о  каких преградах  на пути, который должен был
привести к объекту его страсти.
   - Без риска никогда ничего не добьешься.
   Дородный цветущий банкир  прислушивался  к спору в немом изумлении.  Де
Бац,  который  тоже  пока  не  понимал,  куда  клонит  Андре-Луи,  оставался
бесстрастным.  Следующие слова  молодого  человека  еще  больше обескуражили
присутствующих.
   - Вы конечно правы, гражданин.  Но на  вашем