шее
удалиться  и  спокойно  увел  за  собой   патруль,  предоставив  превратнику
объясняться что да как. Он не мог  последовать за Симоном, потому что у того
могли  возникнуть  к нему вопросы. Если  бы Буассанкуру и его людям пришлось
объясняться, неизвестно, к  каким это привело бы последствиям и для  них, и,
возможно,  для Корти.  "Лейтенант"  рассудил, что при  любых обстоятельствах
лучше всего увести "патруль" в противоположную  сторону, а потом разбежаться
поодиночке.   Ясно,  что  операция,  запланированная  на  сегодняшнюю  ночь,
провалилась.
   Что  касается  де  Баца,  предположение Буассанкура частично  оказалось
верным.  Барон  бросился  бежать к улице  Шарло. Он руководствовался  скорее
инстинктом, нежели здравым смыслом. Слишком велико  было его замешательство,
чтобы он мог рассуждать трезво. Барон понимал только, что по случайности или
из-за предательства его тщательно  подготовленный план не сработал, а у него
самого  земля горит под ногами. Никогда, даже  в  роковое утро  казни короля
барон не чувствовал себя так скверно. Если его схватят (фактически на  месте
преступления),  ему  определенно  придет  конец. Никакие попытки влиятельных
знакомых  не  избавят его  от  необходимости  объяснить,  зачем  он  пытался
получить доступ к  августейшим узникам. Следовательно, единственное спасение
- в скорости.
   Де Бац  бежал так, как никогда  в жизни еще не бегал, и все-таки погоня
приближалась.
   Для шестерых  помощников полковника, собравшихся  на перекрестку  улицы
Тампля,  топот бегущих  ного был первым указанием  на то, что  настало время
действовать  и  действия  будут  совсем иного  рода,  нежели  ожидалось.  Их
беспокойство быстро переросло  в  тревогу. Следом  за топотом раздался крик,
отборная  брань и  быстро нарастающий  шум,  свидетельствовавший  о  погоне.
Прежде   чем  Андре-Луи  успел  сообразить,  что  ему  следует  предпринять,
преследуемый,  в  котором он узнал барона, поравнялся с  ними,  в нескольких
крепких выражениях объявил о провале и приказал спасаться.
   Произнеся почти на бегу свою  короткую речь,  полковник первым нырнул в
темную пасть улицы Шарло. Остальные в бездумном  порыве  последовали было за
ним, но Андре-Луи их остановил.
   - Назад! Надо  задержать погоню! - сдавленно крикнул он. - Прикроем его
отступление.
   Заговорщики опомнились и сообразили, что таков, действительно, их долг.
Чем бы это им ни грозило, жизнь бырона необходимо спасти.
   Минутой  позже показались преследователи  - полдесятка  нескладных вояк
под  предводительством  колченогого Симона. Андре-Луи с облегчением  увидел,
что ему с товарищами предстоит иметь дело  со штатскими, поскольку в глубине
души опасался, что против штыков долго не продержаться.
   Симон  принял заговорщиков  за случайных  полуночников и воззвал к  ним
властно и уверенно:
   - Ко мне, граждане! Хватайте мерзавца! Это гнусный изменник!
   Со  своими  приспешниками  сапожник  снова  ринулся  вперед  -  видимо,
рассчитывал  на  безоговорочное  повиновение.  Но к его  удивлению  шестеро,
преградившие  ему путь, не  двинулась с места. Отлетев от них как от  стены,
гражданин Симон разразился яростными воплями:
   -  Именем  закона!  Прочь  с  дороги! Мы агенты  Комитета  общественной
безопасности!
   Андре-Луи смерил агентов насмешливым взглядом.
   - Вот как! Агенты Комитета общественной безопасности. Так может назвать
кто  угодно, любая  шайка разбойников.  -  Он выступил вперед и повелительно
обратился к Симону. - Твой мандат, гражданин!  Да будет тебе известно, я сам
агент Комитета.
   Уловка,   призванная   выиграть  время,  сработала  как  нельзя  лучше.
Несколько драгоценных  мгновений оцепеневший Симон таращился на Андре-Луи  в
полном  изумлении. Потом  спохватился и понял, что если не  поспешит, барону
удастся скрыться.
   -  Помогите  мне  в  поимке   этого   негодяя,  а  потом   можно  будет
познакомиться  поближе. Вперед! - И он  снова  попытался протиснуться  между
товарищами Моро, но его опять грубо отпихнули назад.
   - Ну-ну! Не так резво! Я бы предпочел познакомиться с тобой сечас, если
не возражаешь. Где твой мандат, гражданин? Предъяви, или мы  отведем тебя на
пост секции.
   Симон грязно выругался. В нем уже просыпалось подозрение.
   - Боже! Да вы  же, наверно, из той же шайки изменников! Твой-то  мандат
где?
   - Вот он.
   Моро  сунул  руку в карман  сюртука. Он  покопался в кармане, продолжая
тянуть время, а  когда  наконец это  стало опасно, вынул руку со стиснутым в
ней за ствол пистолетом. Рукоятка  пистолета мгновенно  обрушилась на голову
гражданина Симона, который сразу словно куль осел на мостовую и затих.
   - Держи их! - крикнул Андре-Луи и ринулся на врагов.
   В то же мгновение  одиннадцать  человек сцепились  в  общий мельтешащий
клубок  тел. Они боролись, извивались, наносили  удары и размахивали ножами.
Хриплые голоса слились в  единый задыхающийся крик ярости. Раздался выстрел.
Улица проснулась. Распахнулись окна, кое-где даже пооткрывались двери.
   Андре-Луи,    отчаянно    отбивавший    атаку,    которая,    казалось,
сосредоточилась на нем, внезапно краем глаза уловил свет фонарей  и стальной
блеск штыков, показавшихся из-за угла на перекрестке  с  Бретонской  улицей.
Патруль бегом устремился к месту потасовки. В первую секунду Моро подумал, а
вдруг  это  Корти  со своими  людьми  или  даже  Буассанкур.  Любой из  двух
вариантов означал спасение. Но, еще быстрее сообразив, что  патруль появился
не с той стороны и для надежды нет оснований, велел своим  помощникам бежать
врассыпную.
   - Спасайтесь! Вперед! И каждый за себя!
   Он повернулся было, чтобы  показать пример,  но тут  один  из  молодцев
Симона  исхитрился  прыгнуть  ему  на спину  и повалил наземь.  Андре-Луи  в
падении извернулся,  выхватил левой  рукой второй пистолет и выстрелил. Пуля
не задела напавшего, но попала в ногу  другому  противнику  и вывела его  из
строя. Теперь на ногах осталось  только два патриота, и оба  они вцепились в
Андре-Луи.  К  ним  вяло  присоединился едва  очухавшийся  Симон.  Из  троих
оставшихся  один  сидел, прислонившись  к  стене и держась  за  проломленную
голову, другой валялся ничком посреди улицы, а  третий, покалеченный  пулей,
завывал где-то неподалеку.
   У  роялистов погиб шевалье де Ларнаш, сраженный ударом  ножа в  сердце,
четверо к  моменту  подхода патруля словно испарились, а  Андре-Луи  наконец
угомонили дубинкой по голове, и теперь он лежал без движения.
   Побегу  основной группы  немало  способствовало то обстоятельство,  что
сержант  патруля,  не успев разобраться что к  чему, приказал своим солдатам
окружить нарушителей  спокойствия, а гражданин Симон, представший перед ним,
еще не вполне оправился от контузии и соображал весьма туго. В первую минуту
вся его умственная деятельность  сосредоточилась на ответе сержанту, который
потребовал  удостоверения  личности.  Сапожник  протянул  ему  свой  мандат.
Сержант принялся внимательно изучать документ.
   - Что ты здесь делал, гражданин Симон?
   - Что я здесь делал?  Ах да! Что я делал здесь, к чертям собачьим! - Он
едва не  задохнулся  от ярости.  - Я  сокрушал роялистский заговор, вот что!
Заговор  с  целью  спасти  вдову  Капет  и  ее  щенка! сли  б  не  я,  ее...
дружки-аристократы уже вытащили бы их из тюрьмы. И ты еще спрашиваешь, что я
здесь делаю!  А тем временем проклятые мерзавцы скрылись!  Все,  кроме  этой
падали и этого негодяя, которого мы оглушили.
   Сержант воспринял его слова с недоверием.
   - Заговор? Освободить из тюрьмы королеву! Да как бы им это удалось?
   - Как? Как?! - Недоверие вконец разъярило гражданина Симона. - Отведите
меня в штаб-квартиру секции.  Я буду объясняться там, разрази меня  гром!  И
пусть  твои  люди  отнесут  туда  проклятых  аристократов.  Не  дай  Бог ему
ускользнуть! Я имею  в виду живого. Пусть  хоть один из паразитов да попадет
на гильотину.



Глава XVII. В Шаронне

   На  окраине деревушки Шаронна,  в пяти милях от Парижа, почти  сразу за
парком  Баньоле  барон  де  Бац  приобрел себе  симпатичный  домик,  который
некогда, в дни Регентства  служил охотничьим павильоном.  В 1793  году здесь
поселилась  талантливая Бабетта  де  Гранмезон, в  недавнем  прошлом  певица
итальянского   театра.  Формально  дом   принадлежал   ее   брату   Бюретту,
почтмейстеру   из   Бове.   Бюретт  служил   барону  де   Бацу   прикрытием.
Проницательность   барона   подсказала  ему,   что   собственность   дворян,
эмигрировали они или остались во Франции, обречена на конфискацию. Полагаясь
на свой дар предвидения, который как правило его не подводил, де Бац устроил
фиктивную продажу имения  Бюретту, справедливо полагая,  что  тот не  станет
досаждать ему своими притязаниями.
   В этом  сельском уголке  и собрались на следующий  день после неудачной
попытки спасти королеву все уцелевшие в драке на улице Шарло.
   В ту ночь  барону удалось беспрепятственно добраться до убежища  в доме
номер двенадцать.  Туда же спустя несколько  часов, когда  тревога улеглась,
добрались один  за  другим  и остальные четверо заговорщиков. Они оставались
там до  утра. Барон счел  за лучшее на несколько дней исчезнуть из  города и
отправился в Шаронну. Покинул он  его через ворота Барье, поскольку опасался
ехать через ворота Бастилии, откуда вела прямая дорога.
   Следуя приказу де  Баца, его помощники  добирались туда по отдельности.
Ланжеак прибыл уже ближе  к вечеру, на несколько часов позже остальных. Этот
верный  долгу молодой  человек  решил  известить  о ночных событиях главного
агента д'Антрага в Париже де Помелля.
   Ланжеак вошел  и увидел де Баца, Дево, Буассанкура,  Ла Гиша и  Русселя
сидящими за столом в  обществе Бабетты  де Гранмезон - красивой  смуглокожей
молодой  дамы, преданной барону душой  и телом.  Вся  компания  пребывала  в
унынии,  но тяжелее всех было де Бацу. Его детище - тщательно подготовленный
побег провалился, судя по всему, из-за какой-то нелепой случайности. Но едва
ли  не  больше барона  мучила мысль  о судьбе  Андре-Луи, которого он  успел
полюбить и храбрости которого был обязан своим спасением.
   Увидев  Ланжеака,  все  встрепенулись   в  надежде  услышать  последние
новости. Де Бац устремил на молодого человека нетерпеливый взгляд. Ланжеак в
ответ на немой вопрос пожал плечами.
   - Я не выяснил ничего определенного. Но оснований для надежды никаких.
   Де Бац выказывал признаки  сильнейшего нетерпения. Лицо его побледнело,
граза покраснели.
   - Он хотя бы жив?
   Ответ Ланжеака прозвучал довольно апатично:
   - А это так важно? Ради него же самого  надеюсь, что нет. А если выжил,
то его ждет гильотина. Это неизбежно.
   Де Бац отбросил последнюю сдержанность.
   -  К  дьяволу  ваши надежды!  Они  меня  не интересуют! Меня интересуют
факты. Если вы не в состоянии  их собрать, так и скажите,  и я пошлю за ними
другого или отправлюсь сам.
   Ланжеак обиженно поджал губы.
   - Я уже сказал, что новостей не привез.
   - Мне следовало  бы  сообразить,  что вы  их не привезете.  Вы чересчур
озабочены   сохранностью   своей  драгоценной   шкуры,  Ланжеак.  Может,  вы
соизволите поведать, какого дьявола делали так долго в городе?
   Их взгляды скрестились над столом.
   -  Во всяком случае,  сударь, не  заботился о  своей  шкуре. Ваши слова
возмутительны. Вы не имеете права разговаривать со мной в подобном тоне.
   - Мне нет дела до вашего возмущения! - Барон ударил по столу костяшками
пальцев. - Я спрашиваю: что вы делали в Париже? Единственное,  что  для меня
важно - это знать, жив ли Моро.
   Буассанкур, флегматичный  гигант, подле стула которого  стоял  Ланжеак,
перегнулся через стол и прикрыл ладонью руку барона.
   -  Терпение,  дружище де Бац, -  прогудел  он  мощным басом. -  Вы  уже
получили ответ. В конце концов Ланжеак не способен творить чудеса.
   - Вот уж истинная правда! - с желчным сарказмом воскликнул маркиз де Ла
Гиш, порывистый молодой человек с тонкими чертами лица и ястребиным носом.
   Дево попытался восстановить мир.
   - Не держите на нас зла, Ланжеак. Просто мы все немного не в себе.
   Де Бац раздраженно пожал плечами и принялся вышагивать по комнате вдоль
стены с тремя высокими  окнами, распахнутыми  на лужайку. Бабетта следила за
ним красивыми темными гразами, в  глубине которых светилась тревога  и боль.
Помолчав, она обратила взор на разобиженного Ланжеака и печально улыбнулась.
   -  Что  же  вы   стоите,   господин  де  Ланжеак?  Садитесь  и  поешьте
чего-нибудь. Должно быть, вы устали и проголодались.
   -  Устал, еще бы. Бог  знает, как  я устал. Но у меня слишком тяжело на
сердце,  чтобы  я мог испытывать голод.  Благодарю  вас,  мадмуазель.  -  Он
плюхнулся  в  кресло  и вытянул под столом длинные ноги,  обутые  в  пыльные
сапоги.  Лицо его  выглядело осунувшимся,  каштановые  волосы  в  беспорядке
рассыпаны по плечам. - Дайте мне немного вина, Дево.
   Дево  протянул ему бутылку. Де Бац продолжал  бегать по комнате, словно
зверь в клетке.
   - Я должен знать,  - прорычал он наконец. - Я больше  не  могу выносить
этой неопределенности.
   -  К  несчастью, Ланжеак  прав,  -  сказал  Дево. -  Здесь  нет никакой
неопределенности. О, избавьте меня от ваших свирепых взглядов, де Бац. Видит
Бог, душа у  меня болит не меньше,  чем у  вас. Но фактам  нужно смотреть  в
лицо. Не  следует обманывать себя,  приходится считаться с потерями.  Ларнаш
убит,  а  Моро  либо  погиб,  либо  скоро   погибнет.  Он  потерян  для  нас
безвозвратно.
   Де Бац яростно выругался и заявил:
   - Если он жив, я вырву его из лап палачей!
   - Если  вы  предпримете такую попытку,  -  возразил  Дево,  - вы просто
сунете голову под ту же гильотину. Мы не  можем этого допустить.  У вас есть
долг  перед  нами, перед нашим делом.  Образумьтесь,  друг  мой.  Это не тот
случай,  когда мы в  состоянии вмешаться. Будь ваше  влияние даже в двадцать
раз  больше, все  равно  вы  ничего  не  сможете  сделать. Кроме  того, ваша
деятельность  выдаст  вашу  причастность   к  событиям  прошлой  ночи.  Пока
свидетелем против  вас может  выступить лишь один человек, который мог легко
ошибиться в темноте. Смиритесь, мой друг. Битв без потерь не бывает.
   Де  Бац  сел и закрыл лицо руками. В комнате повисло мрачное  молчание.
Дево  был  членом  правительственного  департамента  и пользовался  у  своих
единомышленников  заслуженным авторитетом.  Его спокойные  трезвые  суждения
снискали  ему  известность  человека,  который  никогда  не  теряет  головы.
Буассанкур  и  Руссель поддержали  его.  На  стороне  барона остался  только
импульсивный маркиз де Ла Гиш.
   -  Знать бы хотя бы, как все произошло! - воскликнул он. - Что это было
- вмешательство слепого рока или предательство? - Он обратился к Ланжеаку. -
Вам не пришло в голову разузнать, как там Мишони? К нему вы не сходили?
   - Можете назвать меня  трусом,  - ответил молодой человек, - но, честно
говоря, я не осмелился. Если нас предали, то дом Мишони теперь ловушка.
   Лицо барона стало суровым и непроницаемым.
   - Вы еще не рассказали нам, чем же все-таки занимались в городе.
   - Я ходил на улицу де Минар и виделся с Тиссо. Обыска там не проводили.
Это обнадеживает. В случае предательства власти должны  были бы явиться туда
в первую очередь.
   Барон кивнул.
   - Так. А еще?
   - Потом я разыскал Помелля.
   Ла Гиш метнул в него новую насмешку:
   -  О конечно,  вам  ведь надлежало  отчитаться  о нашем  провале  перед
д'Антрагом!
   - Вот именно, господин маркиз. Если  вы не забыли, я, в конце концов, у
него на службе.
   - Вы нравились  бы мне куда больше,  Ланжеак,  если  бы я сумел об этом
забыть, - заметил де Бац. - И что сказал Помелль?
   - Он  потребовал, чтобы я немедленно  отправился  в  Гамм с  докладом о
событиях.
   Тут едва сдерживаемая ярость барона вновь прорвалась наружу.
   - Вот как! Немедленно! И для чего же такая  спешка, позвольте спросить?
Он  предвкушает, как д'Антраг  будет  потирать руки,  радуясь моей  неудаче?
Ладно. И когда вы намерены выехать?
   - Сегодня вечером, если вы не возражаете.
   - Я? Возражаю? Против вашего отъезда? Мой славный Ланжеак, я до сих пор
не видел от вас никакой помощи. Надеялся, что получу ее прошлой ночью, но вы
показали, насколько смехотворна была моя надежда. Отправляйтесь  в Гамм, или
к дьяволу, или куда вам будет угодно.
   Ланжеак встал.
   - Де Бац, вы несносны.
   - Присовокупьте это к вашему докладу.
   Ланжеака уже трясло от негодования.
   - Вы вынуждаете меня радоваться, что наше сотрудничество кончилось.
   - Стало быть, у нас обоих есть повод для радости. Счастливого пути.



Глава XVIII. Доклад Ланжеака

   Неделю  спустя  Ланжеак  предстал в  Гамме  перед  д'Антрагом.  Молодой
человек не простил барону де Бацу обиду, нанесенную ему при  расставании, и,
возможно, по этой причине не сделал никакой попытки смягчить свой доклад или
хотя бы проявить беспристрастность.
   И д'Антраг, как и предсказывал де Бац, действительно потирал руки.
   - Я предвидел провал этого хвастливого гасконца, - прокомментировал он,
криво  улыбнувшись. - Ничего  другого от его родомонад  ждать не приходится.
Хороши бы мы были, если бы понадеялись на его успех. К счастью, освобождение
ее величества обеспечено мерами, предпринятыми мной в Вене. Маршал де Кобург
получил от нас указание выдвинуть  предложение об обмене узниками.  Мы хотим
поменять  господ  из  Конвента,  которых  выдал Австрии  Дюмурье,  на членов
королевской семьи. Я слышал от господина де Траутмансдорфа,  что предложение
восприняли  благосклонно,  и  теперь  у  нас почти  нет сомнений, что  обмен
состоится.  Так что неудача господина де Баца не вызывает у  меня слез. - Он
помолчал. - Как, вы сказали,  имена господ, которых  мы потеряли  из-за  его
безрассудства?
   - Шевалье де Ларнаш и Андре-Луи Моро.
   - Моро?  -  д'Антраг покопался в памяти.  -  А, да!  Еще  один родомон,
которого де Бац завербовал здесь. Что ж... -  Он умолк, пораженный внезапной
мыслью. Выражение его смуглого худого лица показалось господину де  Ланжеаку
очень странным. - Так говорите, господин Моро убит? - спросил грав резко.
   -  Если  его  не убили на  месте, что  весьма  вероятно, то определенно
казнили в самый короткий срок.
   Едва ли революционный трибунал  пощадит человека, которому  предъявлено
такое обвинение.
   Д'Антраг погрузился в раздумье.
   - Ну, вот что, - сказал он наконец. Будет лучше, если вы повторите свой
рассказ его высочеству. Думаю, ему будет интересно вас послушать.
   Спустя час или два  после  того, как  граф  де  Прованс выслушал доклад
господина де Ланжеака,  его  высочество  отправился в гостиницу "Медведь"  с
визитом к сеньору де Гаврийяку.
   Если учесть, что  принц жестко придерживался всех  правил и предписаний
этикета,  этот  визит был  неслыханной  милостью. Но,  когда  дело  касалось
господина де Керкадью и  его племянницы, его высочество предпочитал забывать
о формальностях.  У него  вошло в привычку заглядывать к ним  запросто,  без
церемоний, и подолгу сиживать в их  обществе. В таких случаях принц, если  и
не сбрасывал вовсе мантию величия, то  по крайней мере настолько  распахивал
ее,  что  беседовал с дядюшкой и  племяннице почти на  равных. Он  частенько
обсуждал с ними новости, делился своими страхами и надеждами.
   Алине, воспитанной в почтении к принцам крови, добрые отношения с Мосье
очень льстили, Настойчивость, с которой он выспрашивал ее мнение,  внимание,
с  которым  он ее выслушивал, уважение, которое  он  неизменно  выказывал по
отношению  к  ней,  поднимали  в  ее  глазах  их  обоих.  Терпение принца  в
стесненных  обстоятельствах, его стойкость  перед  лицом несчастий и невзгод
укрепляли в девушке веру в его личное благородство и придавали романтический
ореол  его  неказистой,  почти   плебейской  внешности.  Истино  королевские
качества,  которые  разглядела  в  Мосье мадемуазель  де  Керкадью, особенно
выи