быстро опустил, чтобы
Алина  ничего  не заметила. Так длилось краткое мгновение, пока в нем
шла  битва  между желаниями и требованиями чести. Он сам не сознавал,
какую  роль  играла в этой борьбе мстительность. Отступление означало
позор, а позор был для него немыслим. Она просит слишком многого, не
понимая, что  это  безрассудно и несправедливо. Однако он видел, что
разубеждать ее бесполезно.
   Это  был  конец. Даже если завтра утром он убьет Андре-Луи Моро,
на  что  он неистово надеялся, победа все равно останется за тем даже
после смерти.
   Он  поклонился, и  во  взгляде  его выразилась глубокая печаль,
переполнявшая сердце.
   -  Мое почтение, мадемуазель, - прошептал он и повернулся, чтобы
уйти.
   Испуганная  Алина  в  смятении  отступила  назад, прижав руку к
груди.
   - Но вы же не ответили мне, - в ужасе проговорила она ему вслед.
   Остановившись   на   пороге, маркиз  обернулся. Из  прохладной
полутьмы   зала  она  увидела  его  изящный  черный  силуэт, который
вырисовывался   на   фоне  ослепительного  солнечного  света, -  это
воспоминание  будет  преследовать  ее, как  кошмар, в ужасные часы,
которые ей предстоит пережить.
   -  Что  вы  хотите, мадемуазель? Я только избавил себя и вас-от
боли отказа.
   Он  ушел, оставив ее, подавленную и негодующую. Алина опустилась
в  огромное  малиновое  кресло  и уткнулась лицом в ладони. Она упала
духом, лицо горело от стыда и волнения. С ней случилось невероятное.
Ей  казалось, что  эта  унизительная  сцена никогда не изгладится из
памяти.




Глава XI. ВЕРНУВШИЙСЯ ЭКИПАЖ



   Господин  де  Керкадью написал письмо. "Крестник! - начал он без
всяких  эпитетов. -  Я  с  болью  и негодованием узнал, что ты вновь
опозорил   себя, нарушив  данное  мне  обещание  воздерживаться  от
политики. Еще больше я возмутился, узнав, что всего за несколько дней
твое  имя  стало  притчей  во  языцех, что  ты сменил оружие ложных,
коварных  доводов, направленных против моего класса, которому ты всем
обязан, на  шпагу  убийцы. Мне стало известно, что на завтра у тебя
назначено свидание с моим добрым другом господином де Латур д'Азиром.
Происхождение   налагает  на  дворянина  определенные  обязательства,
которые  не  позволяют ему уклониться от дуэли. Что касается тебя, то
человек  твоего класса может отказаться от поединка чести, не принося
при  этом никаких жертв. Твоя ровня, очевидно, сочтет, что ты проявил
похвальное благоразумие. Поэтому я прошу тебя - а если бы считал, что
все  еще  имею  над  тобой  власть, на что был бы вправе рассчитывать
после  своих  благодеяний, то  приказал бы - не дай зайти этому делу
слишком  далеко  и  откажись  от  завтрашней  встречи. Поскольку твое
поведение   показало, что  мне  нечего  надеяться  на  твое  чувство
благодарности  и  ты можешь не выполнить мою настоятельную просьбу, я
вынужден добавить, что, если ты завтра останешься в живых, я навсегда
забуду  о  твоем  существовании. Если  в  тебе  осталась  хоть искра
привязанности  ко  мне, о которой ты заявлял, и если ты хоть немного
ценишь чувства, которые продиктовали мне это письмо (несмотря на все,
что  ты  сделал, чтобы  их  убить), ты  не откажешься выполнить мою
просьбу".
   Это  было  бестактное  письмо, да  господин  де  Керкадью  и не
отличался  тактом. В  этом  письме, доставленном в воскресенье утром
грумом, специально   посланным   в  Париж, Андре-Луи  прочел  лишь
беспокойство  за господина де Латур д'Азира, которого крестный назвал
своим добрым другом, а также за будущее племянницы.
   Андре-Луи  задержал  грума  на целый час, сочиняя ответ, который
был  краток, но  тем не менее стоил ему больших трудов и был написан
после  нескольких  неудачных  попыток. В  конце  концов  он  написал
следующее:

   "Господин крестный!
   Обратившись  к  моему  чувству  привязанности, Вы сделали отказ
крайне  затруднительным для меня. Всю жизнь я буду искать возможность
доказать  вам  ее, и поэтому я просто в отчаянии, что не могу дать то
доказательство, о  котором Вы меня сегодня просите. Между господином
де  Латур  д'Азиром  и  мной  стоит слишком многое. Кроме того, Вы не
отдаете   должного   мне   и   моему  классу, говоря, что  для  нас
необязательно   соблюдение   правил   чести. Я   считаю   их  столь
обязательными, что при всем желании не смог бы отступить.
   Если в дальнейшем Вы будете настаивать на своем суровом решении,
мне придется перенести его-несомненно, что при этом я буду страдать.
   Ваш любящий и благодарный крестник Андре-Луи".

   Отправив  письмо с грумом господина де Керкадью, он счел, что на
этом  дело  закончилось. Это  причинило  ему  сильную  боль, но  он
переносил рану с притворным стоицизмом, внешне спокойный.
   На  следующее  утро  к Андре-Луи заехал Ле Шапелье, чтобы вместе
позавтракать. В  четверть  девятого, когда  они  уже вставали из-за
стола, чтобы  ехать  в  Булонский  лес, экономка, удивила Андре-Луи,
доложив о мадемуазель де Керкадью.
   Он  взглянул  на  часы. Хотя кабриолет уже ждал у дверей, у него
еще  было  несколько  минут. Извинившись перед Ле Шапелье, Андре-Луи
быстро прошел в приемную.
   Алина  подошла  к  нему, очень  взволнованная, в  лихорадочном
возбуждении.
   -  Не  буду делать вид, что не знаю, зачем вы приехали, - быстро
сказал  он, чтобы  не  терять  время. - Учтите, что у нас очень мало
времени, так что имеет смысл приводить только самые веские доводы.
   Алина  была  удивлена: она еще не успела произнести ни слова, а
то, что сказал Андре-Луи, равносильно категорическому отказу. К тому
же он держался, как чужой, и тон его был холоден и официален. Никогда
еще он не говорил с ней так.
   Алина  была задета, так как, конечно, не догадывалась о причинах
его  поведения. Дело  в том, что Андре-Луи так же ошибся на ее счет,
как  накануне  -  относительно крестного. Он решил, что обоими движет
страх  за  господина  де  Латур  д'Азира, и  ему  даже  в  голову не
приходило, что они могут бояться за него самого - настолько уверен он
был в исходе дуэли.
   Если   тревога   господина   де   Керкадью  за  "доброго  друга"
раздосадовала  Андре-Луи, то  приезд  Алины  вызвал  у него холодную
ярость. Он  решил, что  она  была с ним неискренней и что тщеславие
заставило  ее благосклонно отнестись к ухаживаниям господина де Латур
д'Азира. Если  что и могло утвердить Андре-Луи в намерении драться с
маркизом, так  это  именно  страх Алины за своего поклонника, ибо он
считал, что спасти Алину не менее важно, чем отомстить за прошлое.
   Она  испытующе взглянула на него, и его невозмутимое спокойствие
в такой момент изумило ее.
   - Как вы спокойны, Андре!
   -  Меня  нелегко  вывести  из  равновесия, и это пред- мет моей
гордости.
   -  Но... Андре, этого поединка не должно быть! - Она подошла к
нему вплотную и положила руки на плечи.
   - Разумеется, у вас есть убедительный довод, почему он не должен
состояться?
   - Вас могут убить, - ответила Алина, и глаза ее расширились.
   Андре-Луи  ожидал чего угодно, только не этого, так что с минуту
он только пристально смотрел на нее. Итак, все ясно.
   Он  рассмеялся, отстраняя ее руки, и отступил назад. Это детская
хитрость, недостойная ее.
   -  Вы  в  самом  деле  рассчитываете  добиться  своего, пытаясь
запугать меня? - спросил он довольно насмешливо.
   -  О, да  вы просто с ума сошли! Господин де Латур д'Азир имеет
репутацию самой опасной шпаги во Франции.
   -   А   вы   никогда  не  замечали, что  большинство  репутаций
незаслуженные? Шабрийанн  был  опасным фехтовальщиком, и он в земле.
Ламотт-Руайо был еще более искусным фехтовальщиком, и он на попечении
хирурга. То  же  самое  случилось  и  с другими дуэлянтами-убийцами,
мечтавшими   насадить   на  шпагу  бедную  овечку  -  провинциального
адвоката. А сегодня мне предстоит встреча с предводителем этих задир.
Ему  придется  расплатиться  по  давно просроченным счетам - можете в
этом не сомневаться. Итак, если у вас нет других доводов...
   Его  сарказм  был  для  нее  загадкой: неужели он действительно
полагает, что  сможет победить господина де Латур д'Азира? Поскольку
на  Алину повлияла твердая убежденность ее дяди в противоположном, ей
казалось, что Андре-Луи просто играет роль, которую доведет до самого
конца.
   Будь что будет, но надо ответить ему.
   - Вы получили письмо дяди?
   - Да, и ответил на него.
   -  Я  знаю. И  он  выполнит  свое  обещание, если только вы не
откажетесь от своих ужасных планов.
   -  Ну  что  же, этот  довод  уже  лучше. Если что-нибудь в мире
способно поколебать меня, так именно этот довод. Однако у нас с Латур
д'Азиром старые счеты. Над телом Филиппа де Вильморена я дал клятву и
даже   не  надеялся, что  Бог  предоставит  мне  такую  великолепную
возможность сдержать ее.
   -  Но  вы  еще не сдержали ее, - предостерегла она. Он улыбнулся
ей:
   -  Верно! Но  скоро будет девять часов. Скажите мне, - внезапно
спросил он, - почему вы не обратились с подобной просьбой к господину
де Латур д'Азиру?
   -  Обращалась, -  ответила она и покраснела, вспомнив вчерашний
эпизод. Андре-Луи совершенно превратно истолковал ее смущение.
   - А он?
   -  Обязательства  господина  де  Латур  д'Азира... - начала она,
потом остановилась и коротко ответила: - О, он отказал.
   -  Так-так. Конечно, он должен был поступить именно так, чего бы
это  ему  ни  стоило. Однако  на его месте я бы счел цену ничтожной.
Правда, люди  разные. -  Он вздохнул. - Думаю, что и на вашем месте
оставил бы все как есть.
   - Я вас не понимаю, Андре.
   -  Я  не  так  уж непонятно выражаюсь, как мог бы. Обдумайте мои
слова, и, возможно, они  помогут  вам быстро утешиться. - Он снова
взглянул  на часы. - Очень прошу вас, располагайтесь в этом доме, как
у себя, а мне пора.
   Ле Шапелье заглянул в дверь.
   -  Простите  меня, что  помешал, но мы опоздаем, Андре, если вы
не...
   -  Иду, -  ответил  Андре-Луи. - Вы весьма обяжете меня, Алина,
если  дождетесь  моего  возвращения. Особенно  принимая  во внимание
обещание вашего дяди.
   Алина не ответила ему, так как онемела. Он принял ее молчание за
знак согласия и, поклонившись, вышел. Она слышала, как они спускались
с  Ле  Шапелье  по  лестнице, о  чем-то беседуя. Голос Андре-Луи был
спокойным.
   Он просто сошел с ума! Его ослепили самоуверенность и тщеславие.
   Послышался  стук  колес отъезжающего экипажа, и она села, ощутив
дурноту  и  изнеможение. Ужас  охватил  ее: она  была  уверена, что
Андре-Луи  отправился  на  верную  смерть. Так  она сидела некоторое
время, потом  вскочила, ломая  руки. Надо что-то сделать, чтобы не
допустить этого кошмара. Но что она может сделать? Если она последует
за  ним  в Булонский лес и вмешается, это вызовет скандал и к тому же
не  поможет. Условности были непреодолимым барьером. Неужели никто не
поможет ей?
   Алина  стояла  в  полном  отчаянии от собственной беспомощности.
Вдруг  вновь  послышались  стук  колес  и  цоканье  копыт по булыжной
мостовой. Подъехавший  экипаж с грохотом остановился перед академией
фехтования.
   Неужели вернулся Андре-Луи? Она неистово ухватилась за соломинку
надежды. В дверь громко и нетерпеливо постучали. Алина услышала шаги
экономки Андре-Луи, спешившей открыть дверь.
   Алина  бросилась  к  двери  приемной  и, широко  распахнув  ее,
прислушалась затаив дыхание. Но это был не тот голос, который она так
отчаянно  надеялась  услышать. Какая-то женщина настойчиво спрашивала
господина  Андре-Луи, и голос показался ей знакомым. Это была госпожа
де Плугастель.
   Взволнованная, она  кинулась  на  площадку  лестницы  как  раз
вовремя, чтобы  услышать, как  госпожа  де Плугастель воскликнула в
волнении:
   -  Он  уже  уехал? Как давно? И по какой дороге? Алина услышала
достаточно, чтобы понять, что графиня приехала по тому же делу, что и
она  сама. Это  показалось  ей  вполне  естественным, так как все ее
помыслы  были  сосредоточены на одном. Мысли путались, и ее ничуть не
удивило исключительное внимание госпожи де Плугастель к Андре-Луи.
   Не раздумывая, она сбежала по крутой лестнице с криком:
   - Сударыня! Сударыня!
   Дородная   миловидная   экономка   посторонилась, и  две  дамы
столкнулись  на  пороге  лицом  к  лицу. У госпожи де Плугастель был
измученный вид, в глазах- невыразимый ужас.
   -  Алина! Вы здесь! - воскликнула она. Затем, отбросив в спешке
все несущественное, спросила: - Вы тоже опоздали?
   -  Нет, сударыня, я его видела. Я умоляла его, но он не пожелал
ничего слушать.
   - Какой ужас! - содрогнулась госпожа де Плугастель. - Я услышала
об этом всего полчаса назад и сразу же бросилась сюда, чтобы помешать
им.
   Женщины  смотрели  друг  на  друга  в немом отчаянии. На залитой
солнечным  светом улице пара зевак остановилась поглазеть на красивый
экипаж, в который были впряжены великолепные гнедые лошади, и на двух
нарядных дам, стоявших на пороге академии фехтования.
   Госпожа де Плугастель повернулась к экономке:
   - Как давно уехал ваш господин?
   -  Минут  десять, не  более. - Считая этих знатных дам друзьями
последней   жертвы  своего  непобедимого  господина, добрая  женщина
старалась сохранить внешне бесстрастный вид.
   Госпожа де Плугастель ломала руки.
   - Десять минут! О! - простонала она. - Куда он уехал?
   - Встреча назначена на девять часов в Булонском лесу, - сообщила
Алина. -  А  не  поехать  ли  нам  вслед? Может быть, нам бы удалось
добиться своего?
   - Ах, Боже мой! Вопрос в том, успеем ли мы? В девять часов! А на
подобные  дела нужно всего около четверти часа. Боже мой! А не знаете
ли вы, где именно в Булонском лесу они должны встретиться?
   - Нет, знаю лишь, что в Булонском лесу.
   -  В  Булонском лесу! - в полном отчаянии воскликнула госпожа де
Плугастель. -  Но  ведь Булонский лес-с пол-Парижа! - Задыхаясь, она
устремилась вперед. - Алина, скорее! Садитесь! Поехали!
   Затем она приказала кучеру:
   -  В  Булонский  лес через Кур-ла-Рен. Езжайте как можно скорее.
Если успеем, получите десять пистолей. Погоняйте!
   Она втолкнула Алину в карету и вскочила сама с легкостью молодой
девушки. Не  успела  она  усесться, как карета, слишком тяжелая для
таких  гонок, покатилась, раскачиваясь и кренясь, а вслед ей неслись
проклятия  прохожих, которых  едва  не  расплющили  о  стену  или не
задавили колесами.
   Госпожа  де  Плугастель  прикрыла  глаза, губы ее тряслись. Она
побелела  как  мел, лицо исказилось. Алина молча наблюдала за ней. Ей
казалось, что  графиня  страдает  так  же  сильно, как она, и так же
терзается дурными предчувствиями.
   Позднее  это  удивит  Алину, но сейчас она была в смятении и все
мысли ее сосредоточились на их безнадежной миссии.
   Карета  покатила  по  площади  Людовика  XV и наконец выехала на
Кур-ла-Рен-красивую  улицу, обсаженную  деревьями, которая проходила
между Елисейскими полями и Сеной. По этой широкой улице, которая в то
время   дня  была  пустынной, они  поехали  быстрее, и  за  каретой
оставалось облако пыли.
   Но  хотя  скорость  была  опасной, она  не  устраивала  женщин,
сидевших  в  карете. Когда они доехали до заставы в конце Кур-ла-Рен,
то услышали, как в городе бьет девять часов, и каждый удар звучал как
приговор.
   У  заставы их ненадолго задержали формальности. Алина спросила у
дежурного  сержанта, давно  ли  проехал кабриолет, и описала его. Ей
ответили, что минут двадцать тому назад тут проехал экипаж, в котором
сидели  депутат  господин  Ле  Шапелье  и  паладин  третьего сословия
господин  Моро. Сержант  был  прекрасно осведомлен. Усмехнувшись, он
сказал, что  даже мог угадать, по какому делу господин Моро так рано
отправился в ту сторону.
   Они  поспешили  дальше. Теперь они ехали по открытой местности.
Дорога  по-прежнему шла вдоль реки. Обе женщины ехали молча, с полной
безнадежностью  глядя  вперед, и  рука госпожи де Плугастель сжимала
руку  Алины. Справа за лугами уже можно было различить длинную линию,
в  которую слились деревья Булонского леса. Карета свернула в сторону
и  покатила  по  той дороге, которая, удаляясь от реки, вела направо,
прямо к лесу.
   Наконец мадемуазель де Керкадью нарушила мрачное молчание:
   - О, нам не успеть! Это невозможно!
   -   Не  говорите  так! Пожалуйста! -  воскликнула  госпожа  де
Плугастель.
   -   Но   ведь  давно  пробило  девять, сударыня! Андре  всегда
пунктуален, а  такие... дела занимают немного времени. Сейчас все...
все уже кончено.
   Графиня закрыла глаза. Однако скоро она выглянула в окно.
   - Едет какой-то экипаж, - сообщила она, и дрогнувший голос выдал
ее.
   - О нет! Не надо! - Алина выразила словами то, о чем обе думали.
Она задыхалась, перед глазами стоял туман.
   В  облаке пыли со стороны Булонского леса к ним мчалась открытая
коляска. Они следили за ней, не решаясь заговорить, - впрочем, Алине
так трудно было дышать, что она бы не смогла выговорить ни слова.
   Поравнявшись, оба экипажа замедлили скорость, чтобы разминуться
на узкой дороге. Алина была у окна вместе с госпожой де Плугастель, и
обе испуганными глазами смотрели на открытую коляску.
   -  Который  из  них, сударыня? О, который? - спросила Алина, не
осмеливаясь взглянуть сама.
   С  ближней  стороны  сидел  смуглый молодой человек, которого не
знала  ни  одна  из  них. Улыбаясь, он беседовал со своим спутником.
Через  мгновение  стал  виден и второй. Он не улыбался, и лицо у него
было бледное и застывшее. Это был маркиз де Латур д'Азир.
   Обе  женщины  пристально смотрели на него в немом ужасе, пока он
не заметил их. Неописуемое изумление выразилось на его угрюмом лице.
   В этот момент Алина с протяжным вздохом в обмороке опустилась на
пол кареты.




Глава XII. УМОЗАКЛЮЧЕНИЯ



   Поскольку  Андре-Луи  доехал  быстро, он очутился в условленном
месте на несколько минут раньше назначенного времени, хотя и выехал с
небольшой  задержкой. Там  его  уже  ждали господа де Латур д'Азир и
д'0рмессон   -   смуглый  молодой  человек  в  синей  форме  капитана
королевской охраны.
   Всю  дорогу  до  Булонского  леса  Андре-Луи, погруженный в свои
мысли, был  молчалив. Его  взволновала  беседа  с  мадемуазель  де
Керкадью.
   - Несомненно, этого человека надо убить, - сказал он.
   Ле  Шапелье  не  ответил  ему. Бретонца  поражало  хладнокровие
земляка. В  последнее  время  ему часто приходило в голову, что этот
Моро  начисто  лишен всего человеческого. Ле Шапелье также считал его
поведение  непоследовательным. Когда  ему  предложили  участвовать в
борьбе с дуэлянтами-убийцами, он был надменно презрителен, а взявшись
за   дело, щеголял  легкомыслием  и  бесстрастностью, которые  были
отвратительными.
   Приготовления к дуэли были проделаны быстро и в молчании, однако
без неподобающей спешки. Оба сняли камзолы, жилеты и туфли и, закатав
рукава  рубашки, встали друг против друга. Они были исполнены мрачной
решимости снова расплатиться по длинному счету. Противник должен быть
убит. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из них питал опасения относительно
исхода боя.
   Возле  них  стояли  Ле Шапелье и молодой капитан, внимательные и
сосредоточенные.
   - Вперед, господа!
   Тонкие, опасно   хрупкие  клинки  со  звоном  скрестились, и,
скользнув  друг  по  Другу, замелькали, быстрые  и  сверкающие, как
молния, и столь же неуловимые для глаза.
   Маркиз  атаковал  стремительно  и  энергично, и Андре-Луи сразу
понял, что  ему  предстоит  иметь  дело  с  противником совсем иного
уровня, нежели те, с кем приходилось драться за последнюю неделю.
   Сейчас  перед ним был фехтовальщик, который благодаря постоянной
практике  приобрел удивительную скорость и совершенную технику. Кроме
того, он превосходил Андре-Луи физической силой и длиной выпада, что
делало  его весьма опасным противником. К тому же он был хладнокровен
и сдержан, бесстрашен и решителен. "Сможет ли что-нибудь нарушить его
спокойствие? " - подумал Андре-Луи.
   Он  желал, чтобы  маркиз  уплатил долг сполна, а для этого мало
б