ли  обе  стороны. Ведь  мой крестный, надо полагать,
сказал  вам правду. Вы можете, но не хотите рассудить. - Тон его стал
резким. - Вы намеренно закрываете глаза на справедливость, ибо иначе
вам   пришлось  бы  отказаться  от  противоестественных  честолюбивых
устремлений.
   - Превосходно! - воскликнула она и взглянула на него насмешливо.
- А знаете, вы просто смешны! Я нахожу вас среди отбросов общества, и
вы, не краснея, выпускаете руку актрисы и идете поучать меня.
   -  Даже если бы они были отбросами общества, то и тогда уважение
и  преданность  вам. Алина, заставили бы меня дать совет. - Он стал
суров  и  непреклонен. -  Но  это не отбросы. Актриса может обладать
честью  и добродетелью, но их нет у светской дамы, которая, вступая в
брак, продает  себя  за  богатство  и  титул, чтобы  удовлетворить
тщеславие.
   Алина  задохнулась  и  побелела  от  гнева. Она протянула руку к
шнурку.
   -  Я  полагаю, мне  лучше  высадить  вас, чтобы вы вернулись и
поискали чести и добродетели у своей девки из театра.
   - Вы не должны так говорить о ней.
   -  Ну  вот, теперь  еще  не  хватало  нам  поспорить  о ней. Вы
считаете, я  слишком  деликатно  выразилась? Наверно, мне следовало
назвать ее...
   - Если уж вы непременно хотите говорить о ней, называйте ее моей
женой.
   Изумление умерило гнев Алины, и она еще сильнее побледнела.
   -  Боже мой! - произнесла она и с ужасом взглянула на него. - Вы
женаты? Женаты на этой...
   -  Еще  нет, но  скоро женюсь. И позвольте сказать вам, что эта
девушка, о которой вы говорите с презрением, даже не зная ее, так же
порядочна и чиста, как вы, Алина. Ум и талант помогли ей пробиться, и
она   обязательно   добьется   большего. К   тому  же  у  нее  есть
женственность, поэтому   она  при  выборе  супруга  руководствуется
природным инстинктом.
   Дрожа от гнева, Алина дернула за шнурок.
   -  Вы  сию  же  минуту  выйдете, - бушевала она. - Как вы смеете
сравнивать меня с этой...
   - С моей женой, - перебил он, не дав ей сказать грубое слово. Он
открыл  дверцу  сам, не  дожидаясь  лакея, и  спрыгнул  на землю. -
Передайте  от меня привет убийце, за которого вы собираетесь замуж, -
яростно сказал он и захлопнул дверцу. - Езжайте, - бросил он кучеру.
   Экипаж  покатил  прочь  по  предместью Жиган, а Андре-Луи стоял,
дрожа  от  ярости. Однако  пока  он шел в гостиницу, гнев постепенно
остывал, и он начал понимать Алину, а поняв, в конце концов простил.
Не  ее  вина, что  она  считает  каждую  актрису потаскушкой: так ее
воспитали. Воспитание также приучило ее спокойно принимать чудовищный
брак по расчету, к которому ее склонили.
   Вернувшись  в  гостиницу, он  застал труппу за столом. Когда он
вошел, воцарилось  молчание, столь  внезапное, что  волей-неволей
пришлось  предположить, что  беседовали  о  нем. Арлекин и Коломбина
рассказали  историю  о  переодетом  принце, которого увезла в фаэтоне
какая-то принцесса, не упустив ни одной детали.
   Климена  была  задумчива  и молчалива. Она размышляла о том, что
Коломбина  назвала "как в романе". Ясно, что ее Скарамуш - не тот, за
кого   себя  выдавал, иначе  он  и  та  дама  из  высшего  света  не
фамильярничали бы друг с другом. Еще не зная, что он занимает высокое
положение, Климена  завоевала его - и вот награда за ее бескорыстную
привязанность. Даже   тайная   враждебность   Бине   растаяла   при
поразительной новости. Он весьма игриво ущипнул дочь за ушко:
   -  Так-так, дитя мое, уж тебе-то удалось разглядеть, что кроется
за его маской!
   Климена обиженно отвергла это предположение.
   - Ничего подобного, - ответила она. - Я считала его тем, за кого
он себя выдавал.
   Бине с самым серьезным видом подмигнул дочери и рассмеялся:
   -  Ну  разумеется! Но, подобно твоему отцу, который когда-то был
благородным  человеком и умеет отличить повадки благородных людей, ты
сумела  разглядеть  в нем что-то изысканное, отличающее его от тех, с
кем  тебе, увы, до сих пор приходилось водиться. Так же, как и мне,
тебе  хорошо  известно, что  свою  высокомерную  манеру  держаться и
повелительный  тон он усвоил не в затхлой конторе адвоката и что ни в
речах, ни  в мыслях у него нет ничего от буржуа, за которого он себя
выдает. Завоевав его, ты проявила проницательность. Известно ли тебе,
Климена, что я еще буду очень гордиться тобой?
   Климена  вышла, не  ответив  отцу: его льстивый тон претил ей.
Конечно, Скарамуш  светский господин - если угодно, со странностями,
но  прирожденный  аристократ. А  она станет настоящей госпожой. Отцу
придется научиться иначе обращаться с ней.
   Когда возлюбленный Климены вошел в комнату, где они обедали, она
взглянула  на  него  застенчиво  -  но иначе, чем раньше. Она впервые
заметила   гордую   посадку  головы, упрямый  подбородок, изящество
движений  -  изящество  человека, у  которого  в юности были учителя
танцев и фехтования.
   Ее  покоробило, когда  он, бросившись  в кресло, обменялся, по
своему  обыкновению, остротами с Арлекином, как с равным. Еще больше
ее  задело, что  Арлекин, который  теперь знал, кто такой Скарамуш,
держался с ним с неподобающей фамильярностью.



Глава IX. ПРОБУЖДЕНИЕ



   -  Знаете  ли  вы, -  сказала  Климена, - что я жду объяснений,
которые вы, как мне кажется, должны дать?
   Андре-Луи  опоздал к обеду, и теперь они были за столом одни. Он
набивал  себе  трубку: поступив  в труппу Бине, он приобрел привычку
курить. Остальные ушли, поняв, что Скарамуша и Климену надо оставить
наедине. Правда, Андре-Луи придерживался на этот счет иного мнения.
Он лениво затянулся, потом нахмурился.
   -  Объяснений? -  спросил  он, взглянув  на нее. - А по какому
поводу?
   - По новоду того, что вы обманывали нас - меня.
   - Я никого не обманывал.
   -  Вы  хотите  сказать, что просто держали язык за зубами и что
молчание - не обман? Разве скрывать от будушей жены свое прошлое - не
обман? Вам  не  следовало  притворяться, что  вы - простой сельский
адвокат, впрочем, любому  ясно, что это не так. Возможно, это очень
романтично, но... Итак, объяснитесь ли вы наконец?
   -  Ясно, -  сказал  он  н  затянулся  трубкой. - Вы ошибаетесь,
Климена, - я никого не обманывал. Если я не все о себе рассказал, то
лишь  потому, что не считал это важным. Но я никогда не выдавал себя
за другого. Когда я представился, то говорил правду.
   Его упорство начало раздражать Климену, и раздражение отразилось
на ее прелестном лице н прозвучало в голосе.
   -  Ха! А  та  знатная дама, которая вас увезла в кабриолете, не
особенно со мной церемонясь? Вы ведь с ней накоротке. Кто она вам?
   - Почти сестра.
   -  Почти  сестра! - вознегодовала Климена. - Арлекин угадал, что
вы  скажете именно так. Он шутил, но мне было не очень смешно. Теперь
же, когда он оказался прав, мне совсем не смешно. Надеюсь, у нее есть
имя, у этой сестры?
   -  Разумеется, у  нее  есть  имя. Ее зовут мадемуазель Алина де
Керкадью. Она племянница Кантена де Керкадью, сеньора Гаврийяка.
   -  Ого! Недурное  имя  у  вашей сестрицы! И что же это значит -
"почти сестра", дружок?
   Впервые  за  время  знакомства  с  Клименой  Андре-Луи, к своему
сожалению, заметил некоторую вульгарность манер и сварлиность тона.
   - Точнее было бы сказать, что она приходится мне почти кузиной.
   - Почти кузиной? Да что же это за родство такое! Клянусь честью,
вы кого угодно запутаете!
   - Да, тут нужно кое-что пояснить.
   - А я вам о чем битый час твержу?
   - Да нет, просто все это неважно. Впрочем, судите сами. Ее дядя,
господин де Керкадью, - мой крестный отец, поэтому мы с Алиной вместе
играли  в детстве. Все в Гавриияке думают, что господин де Керкадью -
мой  настоящий  отец. Он с ранних лет заботился о моем воспитании, и
только  благодаря  ему  я  получил  образование  в в коллеже Людовика
Великого. Я обязан ему всем, что имею, - точнее, всем, что имел, так
как  по  своей воле теперь оказался на улице и не имею ничего - кроме
того, что зарабатываю в театре или иным способом.
   Климена сидела бледная, ошеломленная жестоким ударом, нанесенным
ее  гордыне. Еще вчера рассказ Скарамуша не произвел бы на нее ровно
никакого  впечатления, а  сегодняшнее происшествие лишь возвысило бы
Скарамуша  в  ее  глазах. Но теперь, когда ее воображение соткало для
него  такое  великолепное  происхождение, когда  все  уверены, что,
заключив с ним брак, она сделается знатной дамой, признание Скарамуша
сокрушило  и  унизило  ее. Переодетый  принц  оказался всего-навсего
незаконнорожденным  сыном  сельского дворянина! Она станет посмешищем
актеров, которые только что завидовали се романтической судьбе!
   -  Вам  следовало рассказать мне это раньше, - глухо проговорила
она, стараясь, чтобы голос не дрожал.
   - Да, возможно. Однако разве это важно?
   - Важно? - Она подавила ярость, чтобы задать следующий вопрос. -
Вы  говорите, что все считают господина де Керкадью вашим отцом. Что
вы имеете в виду?
   -  То, что сказал. Я не разделяю общего убеждения. Возможно, во
мне  говорит  инстинкт. Кроме  того, я как-то спросил об этом самого
господина  де Керкадью, и он ответил отрицательно. Возможно, этому не
стоило  придавать значения, учитывая обстоятельства, но я всегда знал
крестного  как  человека, весьма  щепетильного  в  вопросах чести, и
потому верю ему. Он заверил меня, что не знает, кто мой отец.
   -  А  насчет  вашей  матери он так же плохо осведомлен? - Климена
насмешливо  улыбалась, но  Андре-Луи  не  заметил этого, так как она
сидела спиной к свету.
   -  Он не открыл ее имени, но признался, что она была его близким
другом.
   Его удивил смех Климены, довольно-таки неприятный.
   -  Очень  близким  другом, уж можете не сомневаться, простак вы
этакий. Какую фамилию вы носите?
   Он сдержал закипающее негодование и спокойно ответил на вопрос:
   -  Моро. Мне  сказали, что  моя фамилия происходит от названия
бретонской  деревушки, в которой я родился, но мне и не нужна никакая
фамилия. Мое  единственное  имя  -  Скарамуш, и  право  на  него  я
заработал. Итак, как видите, моя дорогая, - заключил он с улыбкой, -
я нисколько вас не обманывал.
   -  Да, теперь  я  вижу, -  безрадостно  рассмеялась она, затем
глубоко вздохнула и поднялась. - Я очень устала.
   Он  мгновенно  вскочил  на  ноги, но Климена отмахнулась усталым
жестом:
   - Я пожалуй, пойду отдохну до театра.
   И  она не спеша направилась к выходу. Скарамуш кинулся открывать
дверь, но Климена вышла, даже не взглянув на него.
   Ее короткий романтический сон закончился. Великолепное сказочное
царство, возведенное  за  последний час с такими точными деталями, -
царство, в  котором она должна была властвовать, - рассыпалось у нее
на  глазах, и  обломки  лежали  у  ног. Каждый из этих обломков стал
камнем преткновения, мешавшим видет Скарамуша прежними глазами.
   Андре-Луи сидел в амбразуре окна, покуривая и задумчиво глядя на
реку. Он был заинтригован. Климена шокирована, это ясно, но непонятно
-  почему. Признание, что  он  незаконнорожденный, не  должно было
особенно  повредить  ему в глазах девушки, воспитанной в такой среде,
как  Климена. И  тем не менее совершенно очевидно, что его слова все
испортили.
   За  этими  размышлениями  и  застала  его Коломбина, вернувшаяся
через полчаса.
   -  В  полном  одиночестве, мой  принц! - засмеялась она, и это
приветствие   внезапно   открыло   ему  истину. Климена  так  сильно
разочарована, потому  что  рухнули  надежды, которые создало буйное
воображение  актеров  после  случайной встречи с Алиной. Бедное дитя!
Скарамуш улыбнулся Коломбине.
   - Пожалуй, я еще немного побуду принцем, пока все не привыкнут к
мысли, что я не принц, - сказал он.
   - Не принц? Ну тогда герцог или на худой конец маркиз.
   -  Даже  не кавалер - разве что кавалер ордена Фортуны. Я просто
Скарамуш, и все мои замки - воздушные.
   На оживленном добродушном лице было написано разочарование.
   - А я-то думала...
   - Я знаю, - перебил он. - В том-то и беда.
   О  размерах  этой  беды он смог судить вечером по тому, как вела
себя  Климена  со  светскими  молодыми  людьми, которые  в антрактах
толпились   в   артистическом   фойе, чтобы   выразить   восхищение
несравненной   Влюбленной. До  сих  пор  она  держала  себя  с  ними
осмотрительно, внушая уважение, но сегодня была легкомысленно-весела,
бесстыдна, развязна.
   Андре-Луи   в   мягкой  форме  сказал  ей  об  этом, когда  они
возвращались домой, и посоветовал впредь быть благоразумнее.
   -  Мы  еще  не женаты, - резко ответила она. - Подождите, пока мы
поженимся, и тогда уж будете меня учить, как вести себя.
   -  Я верю, что тогда у меня не будет для этого повода, - ответил
он.
   - Ах, вы верите! Ну конечно - вы же так легковерны!
   - Климена, я вас обидел. Простите меня.
   - Ладно, ничего, - сказала она. - Чего же еще от вас ожидать.
   Но  Андре-Луи  остался  спокоен, так как знал причину ее дурного
настроения, и, сожалея, понимал, а понимая, прощал. Он заметил, что
ее  отец  тоже  в  дурном  расположении  духа, и  это  его  искренне
позабавило. Близкое знакомство с господином Бине могло вызвать к нему
лишь  презрение. Что до остальных членов труппы, они были настроены к
Скарамушу  очень  дружелюбно. Казалось  даже, что  он на самом деле
утратил  высокое  положение, существовавшее лишь в их воображении. А
может  быть, тут сыграло роль то, что актеры видели, как повлияло на
Климену падение Скарамуша с ослепительных высот.
   Единственным исключением был Леандр, который наконец-то вышел из
обычного  меланхолического  состояния. Теперь в его взгляде сверкало
злобное  удволетворение, и  он  с  лукавой  насмешкой величал своего
соперника "мой принц".
   Назавтра  Андре-Луи почти не видел Климену, и неудивительно, так
как  снова  с  головой  ушел  в  работу, готовя  "Фигаро-Скарамуша",
которого  должны  были  сыграть  в  субботу. Кроме того, несмотря на
многочисленные дела в театре, он теперь каждое утро посвящал один час
занятиям  в  академии  фехтования, чтобы улучшить осанку и свободнее
двигаться на сцене. Однако в это утро его отвлекали мысли о Климене и
Алине, причем, как ни странно, особенно беспокоила его последняя. Он
считал, что  поведение  Климены - временное явление, но мысль о том,
как  держала себя с ним Алина, терзала его, и еще больше мучила мысль
о ее возможном обручении с маркизом де Латур д'Азиром.
   И  тут  Андре-Луи  пронзила  мысль  о добровольно взятой на себя
миссии, о которой он совсем забыл. Он похвастался, что голос, который
господин  де  Латур д'Азир попытался заставить умолкнуть, зазвенит по
всей  стране, -  и что же он для этого сделал? Он подстрекал толпу в
Рене  и  Нанте  в  таких  выражениях, которые мог бы использовать сам
бедный Филипп, а что же дальше? Раздались крики "Держи! ", и он удрал,
как  трусливая шавка, и забился в первую попавшуюся конуру, в которой
отсиживается, занимаясь  исключительно  собственной  персоной. Какая
огромная разница между словом и делом!
   Итак, пока  он  убивает  время  на  пустяки и играет Скарамуша,
мечтая  о  том, чтобы  стать  соперником Шенье и Мерсье, господин де
Латур д'Азир нагло разгуливает, вытворяя что ему заблагорассудится. И
бесполезно  утешаться  мыслью, что  семена, которые  он посеял, уже
приносят плоды, а требования, высказанные им в Нанте от лица третьего
сословия, признаны справедливыми господином Неккером главным образом
благодаря  волнениям, вызванным  его  анонимной  речью. Его  миссия
заключается  не в том, чтобы хлопотать о возрождении человечества или
о  полном  обновлении  социальной  структуры Франции. нет, его миссия
заключается  в  том, чтобы  заставить  господина  де  Латур  д'Азира
расплатиться сполна за зверское убийство Филиппа де Вильморена. Мысль
о  том, что  только возможность брака Алины с маркизом заставила его
вспомнить  о  своей  клятве, не не прибавила Андре-Луи самоуважения.
Вероятно, он  был  несправедлив  к себе, когда отбрасывал как пустую
софистику  доводы  о том, что ничего нельзя было сделать и что высуни
он  голову, как  его немедленно повезли бы под стражей в Рен и он бы
совершил прощальный уход со сцены жизни прямо на виселицу.
   Невозможно  читать  эту часть "Исповеди", не испытывая жалости к
Андре-Луи: чувствуешь, как раздирали его противоречивые чувства и как
он  себя  осуждал  и  презирал. И если у вас достаточно воображения,
чтобы  поставить  себя  на  его  место, вы поймете, что было возможно
только  одно  решение  -  к  нему-то  и пришел Андре-Луи, - а именно:
немедленно  начать  действовать, как  только  станет  ясно, в каком
направлении надо двигаться, чтобы достичь своей истинной цели.
   Случилось  так, что  первой, кого он увидел в четверг вечером,
выйдя  на  сцену, была Алина, а вторым - маркиз де Латур д'Азир. Они
сидели  в  ложе  бенуара  прямо  над  сценой, были  с ними и другие.
Особенно  выделялась  худощавая  пожилая  дама  в  роскошном туалете,
которая, как  предположил  Андре-Луи, была графиней де Сотрон. Но в
первый  момент  он  видел  лишь  тех двоих, которые в последнее время
занимали  все  его мысли. Даже если бы он увидел их врозь, это лишило
бы его самообладания - но когда он увидел их вместе, то почти начисто
забыл, для  чего  вышел  на  сцену. Затем  он овладел собой и начал
играть. Он пишет, что играл с небывалым подъемом и никогда за всю его
короткую, но бурную сценическую карьеру ему так не аплодировали.
   За  первым  ударом  последовал  в  тот  вечер  и второй. Войдя в
артистическое  фойе после второго акта, Андре-Луи увидел, что там еще
более  людно, чем обычно, а в дальнем углу, склонившись над Клименой,
стоит  господин  де  Латур д'Азир. Маркиз впился глазами в ее лицо и,
улыбаясь, занимал беседой. Он полностью завладел вниманием Климены, а
надо  сказать, что  этой  привилегии  не удостаивался еще ни один из
завсегдатаев  кулис. Эти  менее  важные  господа  расступились перед
маркизом, как шакалы перед львом.
   Андре-Луи  застыл, пораженный, затем, оправившись от изумления,
принялся  изучать  маркиза  критическим  оком. Он  отметил  красоту,
изящество, изысканные  манеры и полное самообладание. Особенно же он
отметил  выражение  темных  глаз, пожиравших красивое лицо Климены, и
его губы сжались.
   Господин  де  Латур  д'Азир  не  заметил  ни  Андре-Луи, ни его
взглядов, а  если  и  заметил, то  не  узнал  под гримом Скарамуша.
Впрочем, если  бы  маркиз и узнал его, то не испытал бы ни малейшего
беспокойства.
   В  смятении Андре-Луи сел поодаль. Вскоре он осознал, что к нему
обращается  жеманный  молодой  человек, и  с усилием что-то ответил.
Поскольку  Клименой  завладел  маркиз, а  Коломбину  взяли в плотное
кольцо   щеголи, то   менее   значительным   посетителям   пришлось
довольствоваться   обществом   Мадам  и  мужского  персонала  труппы.
Господин  Бине  был  душой веселой компании, которая смеялась до слез
над  его остротами. Казалось, он вышел из мрачного расположения духа,
владевшего  им последние два дня, и пребывал в прекрасном настроении.
Скарамуш  заметил, как  упорно его взгляд возвращается к дочери и ее
ослепительному поклоннику.
   В   тот  вечер  у  Андре-Луи  и  Климены  состоялся  разговор  в
повышенном  тоне, и Климена наговорила резкостей. Когда он снова, на
этот   раз   более   настоятельно, попросил   невесту   вести  себя
осмотрительней и не поощрять ухаживаний такого человека, как господин
де  Латур  д'Азир, она осыпала его оскорблениями. Она просто потрясла
его  ядовитым  тоном  и  грубой  бранью, которой  он никак от нее не
ожидал.
   Андре-Луи  попытался  урезонить  Климену, и наконец она пошла на
некоторые уступки.
   -  Если  вы  обручились  со мной только для того, чтобы быть мне
помехой, то чем раньше мы расстанемся, тем лучше.
   - Значит, вы не любите меня, Климена?
   -  При  чем  тут  любовь? Просто я не потерплю нелепую ревность.
Актрисе приходится принимать поклонение от всех.
   -  Согласен. Тут  нет ничего страшного, е