╤ЄЁрэшЎ√: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
с тобой поздно, Хоган, говорить о совести. Господь ведает, что моя
совесть, сильно износилась. Что значит еще один грех на моей душе?
- Я спрашиваю тебя, - настаивал ирландец, - стоит ли твой сын того, чтобы
пятнать свою честь таким гнусным делом?
Криспин высвободил свою руку и резко поднялся. Подойдя к окну, он откинул
занавеску.
- День разгорается, - сказал он мрачно. Затем, обернувшись, он взглянул
на Хогана. - Я дал свое слово Джоселину, - сказал он. - Выбранный мною путь
- единственный, и я не остановлюсь ни перед чем. Но если твоя совесть,
Хоган, против этого, то я возвращаю тебе твое решение помочь мне и буду
действовать в одиночку. Я поступал так всю свою жизнь.
Хоган пожал своими массивными плечами и потянулся за бутылкой вина.
- Если ты убежден в правоте своих действий, то покончим с этим. Моя
совесть не будет нам помехой, и я помогу тебе в том, что обещал. Если тебе
пона-добится моя дополнительная поддержка, ты всегда можешь на нее
рассчитывать. Я пью за успех твоего дела.
После этого они обсудили вопрос о судне и было решено, что Хоган пошлет
записку шкиперу, в которой ему будет указано привести судно в Харвич и здесь
ожидать приказаний Криспина. Хоган считал, что за двадцать фунтов тот
возьмется доставить Криспина во Францию.
Вскоре они покинули комнату, в которой провели столько времени, и у
дворового насоса "Рыцарь Таверны" принял свой жесткий утренний туалет. После
этого они быстро позавтракали парой селедок и кружкой темно-коричневого эля,
и едва они закончили, как в комнату вошел Кеннет с бледным лицом и темными
кругами под глазами. Как только Хоган вышел во двор, чтобы отдать последние
распоряжения относительно гонца в Харвич, Криспин встал и подошел к сыну.
Кеннет внимательно наблюдал за ним, не отрываясь от своей трапезы. Он
провел беспокойную ночь, рисуя себе свое будущее, которое выглядело
достаточно мрачно, и раздумывая, стоит ли ему, забыв то, что произошло этой
ночью, вернуться в безупречную бедность его шотландского дома или принять
услуги человека, который объявил себя его отцом, чему Кеннет начинал верить.
Он все еще выбирал между Шотландией и Францией, когда Криспин вновь
обратился к нему.
- Джоселин, - проговорил он медленно, почти запинаясь, - через час я
отправлюсь обратно в Марлёй, чтобы выполнить обещание, которое я дал тебе
этой ночью. Как я собираюсь действовать, мне не понятно еще самому, но будь
уверен, что я сдержу свое слово. Я договорился насчет судна, которое будет
нас ждать, и через пять дней, максимум, через неделю, я намереваюсь
отправиться во Францию, взяв с собой и Синтию.
Он замолчал в ожидании ответа, но его не последовало. Мальчик сидел с
бесстрастным лицом, глядя в стол, но его голова была занята теми мыслями,
которые высказывал ему отец.
Вскоре Криспин продолжил:
- Ты вряд ли откажешься последовать моему совету, Джоселин. Я сделаю твою
жизнь счастливой, если ты будешь слушаться меня. Ты должен покинуть это
место как можно скорее и продолжить свой путь в Лондон. Там ты найдешь
корабль, который отвезет тебя во Францию, ты будешь ждать меня в гостинице
"Оберж сюр Солей" в Кале. Договорились, Джоселин?
После небольшой паузы Джоселин принял решение. И все же его взгляд был
довольно угрюмым, когда он поднял глаза на отца.
- У меня небольшой выбор, сэр, - последовал ответ. - Если вы сдержите
свое обещание, то я буду считать, что вы действительно перевернули мою жизнь
к лучшему, и попрошу у вас прощения за вчерашнее недоверие. Я буду вас ждать
в Кале.
Криспин вздохнул, и на мгновение его лицо посуровело. Холодный прием, -
нет, не на такой ответ надеялся Криспин! - и на миг в нем, человеке быстрых
решений, возникло желание отступиться и отпустить своего сына, которого он в
этот момент презирал, идти своей дорогой. Но затем он снова успокоился.
- Я не нарушу своего слова, - произнес он холодно. - У тебя есть деньги
для путешествия?
Мальчик вспыхнул румянцем, вспомнив, что у него осталось немного средств,
полученных им от Джозефа Ашберна. Криспин, по-своему истолковав его
смущение, достал из кармана камзола кошелек и положил на стол.
- Здесь двадцать золотых, этого должно хватить, чтобы добраться до
Франции. До встречи в Кале!
И, не дожидаясь слов благодарности, Геллиард резко повернулся и покинул
комнату.
Через час он был уже в седле и направлялся на север.
Спустя три часа он без остановки миновал Ньюпорт. Около гостиницы "Равен
Инн" стоял экипаж, но ему было некогда заглянуть в него.
Судьба человека зависит от самых разнообразных мелочей. Она может
зависеть и от случайного взгляда, брошенного в сторону. Если бы в то утро
глаза Криспина не были так прикованы к бурой дороге и он посмотрел бы на
коляску, стоящую перед "Ранен Инн" в Ньюпорте, то он мог бы заметить руки
Джозефа Ашберна на дверце экипажа и наверняка задержался бы.
И в этом случае его судьба, конечно бы, сложилась совсем иначе.
Глава 23
Раскаяние Грегори
Отъезд Джозефа Ашберна в Лондон диктовался естественным желанием лично
убедиться, что Криспин угодил в расставленные для него сети и что он больше
не будет беспокоить их в замке Марлёй.
С этой целью он выехал из Перингама на следующий день после отъезда
Криспина.
Синтия, проснувшись на следующее утро, была весьма встревожена, обнаружив
в доме переполох. Кеннет покинул замок, он выехал глубокой ночью и очевидно
совершенно внезапно и в большой спешке, поскольку предыдущим вечером не было
никаких разговоров о его отъезде. Ее отец слег в постель с раной и
лихорадкой, о происхождении которых никто в доме не мог дать ей
вразумительного объяснения. Слуги чувствовали себя больными и, пошатываясь,
бродили по замку с бледными лицами и мутными глазами. Спустившись в холл,
она обнаружила следы беспорядка, а одна из панелей была сломана.
Постепенно к ней пришла мысль, что вчерашней ночью здесь произошло
столкновение, но она все еще терялась в догадках, что могло его вызвать. Она
решила, что мужчины сильно напились, и вследствие этого возникла пьяная
ссора, которая и привела к схватке на мечах.
Она надеялась, что Джозеф прольет свет на вчерашние события, но тот
красиво лгал как последний мошенник, каковым, в сущности, он и являлся.
- Возможно, ты не знаешь, - говорил он, твердо зная, что Синтия в курсе,
- что когда сэр Геллиард спас жизнь Кеннету в Ворчестере, он связал мальчика
обещанием, что в уплату за эту услугу Кеннет окажет ему помощь в каком-то
важном для него деле.
Синтия кивнула, что она понимает, о чем идет речь, и Джозеф продолжал:
- Прошлой ночьюперед самым отъездом сэр Криспин, по своему обыкновению,
сильно выпил и потребовал от Кеннета выполнения данного обещания и приказал
ему немедленно собираться в путь. Кеннет возразил, что уже поздно и разумнее
было бы дождаться утра, когда он сможет подготовиться к путешествию и
сдержать свое слово. Но сэр Криспин возразил, что юноша дал клятву
последовать за ним, когда он пожелает, и снова приказал ему немедленно
собираться. Спор постепенно разгорался, и страсти накалялись, пока под конец
Криспин не выхватил меч и несомненно убил бы юношу на месте, если бы не твой
отец, который заслонил его собой и принял удар на себя. После этого пьяный
Геллиард разрубил панель, показывая мальчику, что с ним будет, если тот не
выполнит своей клятвы. Тут вмешался я и, используя свое влияние на Кеннета,
убедил его уехать с Криспином, как тот и требовал. С большой неохотой Кеннет
подчинился, и они уехали.
Но это объяснение лишь наполовину убедило Синтию.
Правда,оназадалаемудополнительныйвопрос относительно здоровья слуг, на что
Джозеф дал ей наполовину правдивый ответ:
- Сэр Криспин угостил их вином по поводу своего отъезда, и они так
упились, что до сих пор никак не протрезвеют.
Все еще удивляясь, Синтия обратилась к своему отцу.
Надо сказать, что Грегори не догадался согласовать с Джозефом, какую
историю ему рассказать Синтии, поскольку в его слабый ум не могла прийти
мысль, что она потребует от него объяснения по поводу беспорядка в холле и
отсутствия Кеннета. И поэтому, когда она коснулась в разговоре его раны, он,
как последний дурак, что, впрочем, соответствовало истине, начал болтать
языком, поведав ей не менее фантастическую историю, которая значительно
уступала рассказу Джозефа по убедительности и логике, но вместе с тем
обладала тем достоинством, что полностью отличалась по содержанию.
- Чума на голову этого пса, твоего возлюбленного! - ревел он с горы
подушек, на которых возлежал. - Если он осмелится вернуться, чтобы просить
твоей руки, после того, как пригвоздил твоего отца к стене собственного
замка, будь я проклят во веки веков, если пущу его на порог!
- Как? - воскликнула она. - Ты говоришь, это дело рук Кеннета?
- Ну конечно, кого же еще? Он набросился на меня, как и подобает трусу,
прежде чем я успел выхватить меч, и в мгновение ока пронзил мне плечо.
Это было уже выше ее понимания. Что они скрывали от нее? Она решила во
что бы то ни стало открыть правду и задала отцу другой вопрос:
- Что послужило причиной ссоры?
- Что? Причиной послужило... причиной послужила ты, дитя мое, - ответил
Грегори наугад, не в силах придумать подходящий повод.
- Как это я?
- Оставь меня, Синтия, - простонал он в растерянности. - Я тяжело ранен.
У меня жар, девочка. Оставь меня, дай мне поспать.
- Но скажи, отец, как это все произошло?
- Неблагодарный ребенок! - завопил Грегори. - Ты хочешь уморить меня
своими вопросами? Ты хочешь лишить меня сна, который, может быть, поставит
меня на ноги?
- Отец, дорогой, - пробормотала она нежно, - если бы я была уверена, что
все было так, как ты говоришь, то я бы оставила тебя в покое. Но ты явно
стараешься скрыть что-то от меня - нечто, что я должна знать.
Старательно напрягая свой ум, Грегори выдумал историю, которая, на его
взгляд, выглядела достаточно правдоподобно.
- Ну, хорошо, раз ты должна знать, я расскажу тебе, что произошло. К
нашему стыду, должен признаться, что мы слишком много выпили той ночью. Мое
сердце было полно отцовской нежности к тебе, и, вспомнив твое нежелание
становиться женой Кеннета, я сообщил ему, что его пребывание в замке Марлёй
не принесет ему ожидаемых результатов, и посоветовал составить компанию сэру
Криспину в его отъезде. Он вспылил и потребовал, чтобы я выразился яснее,
что я и сделал. Я сказал, что скорее в середине лета выпадет снег, чем он
станет твоим мужем. Это привело его в такую ярость, что он выхватил меч и
нанес мне удар. Все произошло настолько быстро, что остальные не успели
вметаться. Ясное дело, после этого он не мог оставаться в нашем доме, и я
потребовал, чтобы он убирался сию же минуту. Сам он не склонялся к этой
мысли, но осознал свое глупое поведение и к тому же почувствовал недобрый
огонь, сверкавший в глазах Джозефа. В самом деле, если бы не мое
вмешательство, Джозеф уложил бы его на месте:
Тот факт, что и ее дядя, и отец лгали, один поискусней, другой - совсем
глупо, наполнил душу девушки смятением. Вскоре весь замок был взбудоражен
приготовлениями к отъезду Джозефа, и эта новость еще больше взволновала
Синтию.
- Куда вы едете, дядюшка? - спросила она его, когда он приготовился к
путешествию.
- В Лондон, дорогая племянница, - был короткий ответ. - Я становлюсь
довольно беспокойным для своих лет. У тебя есть какие-нибудь просьбы?
- Что вы собираетесь делать в Лондоне?
- Об этом, дитя мое, позволь мне пока умолчать. Возможно, я расскажу тебе
об этом по возвращении. Дверь, Стефан!
Она наблюдала за его отъездом с неспокойным сердцем. Она чувствовала
что-то недоброе в том, что произошло, и в том, что продолжает происходить, и
ей казалось, что это должно касаться сэра Криспина. У нее не было,
доказательств, это было какое-то внутреннее чувство, предвещавшее беду.
Однако на следующий день ома получила убедительные доказательства из
самою неожиданного источника - от своего отца. Утомленный бездействием,
забыв об осторожности, Грегори, рана которого слегка затянулась, в этот
вечер спустился вниз, чтобы поужинать вместе с дочерью. Как обычно, он много
пил, стараясь заглушить голос совести и завязать на узелок свой длинный язык
так, что под конец Стефан был вынужден отнести его в постель.
Стефан состарился на службе у Ашбернов, и среди многих достоинств,
которыми он обладал, было умение залечивать раны. Поэтому он прекрасно
понимал, как неосторожно было со стороны Грегори подниматься с постели в
такую погоду.
Опасения Стефана подтвердились на следующий день, когда Грегори
проснулся, весь пылая от жара. Они послали за врачом в Шерингам, и этот
хитрый плут, напустив на себя важный вид, с озабоченным выражением покачивал
головой, обещан сделать нее, что в его силах, предложил познать снященника,
чтобы больной мог исповедаться и очиститься перед небом.
При мысли о приближающейся смерти Грегори охватил дикий ужас. Как он мог
умереть с таким грузом на совести? И лекарь, видя, какое впечатление
произвели на состояние пациента его слона, сделал попытку - слишком поздно -
заверить его, что он не обязательно умрет и что он, лекарь, упомянул о
священнике на всякий случай, чтобы Грегори был готов к худшему.
Но поднять бурю легче, чем унять ее, и в душе Грегори осталось убеждение,
что его время истекло и его кончина - дело нескольких дней.
Сознавая, в какой опасности находится его душа, Грегори весь день то
молился, то стонал, то метался на постели. Его жизнь была дорогой греха, и
многие мужчины и женщины страдали от его руки. По подобно звездам, которые
меркнут и исчезают с восходом солнца, все его ранние преступления были
заслонены одним тяжелым актом, который он совершил по отношению к Роланду
Марлёю. Если бы он мог спасти Роланда Map-лея по крайней мере хотя бы
сейчас, если бы он мог-каким-то образом дать ему знать, чтобы он не заходил
в трактир "Якорь" на улице Темзы! В его воспаленном мозгу не укладывалась
мысль, что за время своего отсутствия в замке рыцарь уже вполне мог
достигнуть Лондона.
И, движимый внезапным порывом покаяться и облегчить душу кому-нибудь и
надеясь предотвратить зло, Грегори позвал к себе дочь.
- Синтия! - крикнул он голосом, в котором смешались боль и страх. -
Синтия, дитя мое, я умираю!
Дочь знала и от лекаря, и от Стефана, что состояние отца было далеко от
этого. Но, несмотря на это, ее бережное отношение к больному представляло
собой трогательное зрелище. Она взбивала ему подушки и, взяв его за руку,
могла часами нежным голосом убеждать его, что лекарь оценил его состояние
совсем не опасным и он вскоре поднимется с постели. Но Грегори упорно
отвергал всяческие утешения.
- И на смертном одре, Синтия, - настойчиво повторял он, - и когда меня не
станет, я не знаю ни одного человека, который мог бы поддержать тебя и
утешить в трудную минуту. Кеннет уехал по поручению Джозефа, и вполне
возможно, что он больше никогда не переступит порог замка Марлёй. Как ни
странно это покажется тебе, но мое предсмертное желание заключается в том,
чтобы так оно и случилось.
Она взглянула на него с удивлением.
- Отец, если это все, что заботит и удручает тебя, то я могу заверить,
что я не люблю Кеннета.
- Ты неверно поняла меня, - прошептал Грегори. - Помнишь историю жизни
сэра Криспина Геллиарда, которую Кеннет рассказал тебе в ночь приезда
Джозефа? - Его голос дрожал.
- Ну конечно. Я никогда не забуду ее, - продолжала она, дабы из
осторожности не позволить понять ее чувства к Геллиарду, - и каждую ночь я
молюсь, чтобы господь наказал этих убийц, которые разрушили его жизнь.
- Тише, девочка! - прошептал он встревоженно. - Ты не ведаешь, что
говоришь.
- Я знаю, что говорю, и, если есть на свете справедливость, Господь
услышит мою молитву.
- Синтия! - простонал он. Его глаза приняли дикое выражение, а руки
тряслись. В порыве страха и паники правда вырвалась у него наружу. - Ты
призываешь кару Господню на головы своего отца и дяди.
Она поднялась с колен, глядя на отца ужасным взглядом, который он не
решался встретить.
- Ты бредишь, - прошептала она. - Это жар.
- Нет, дитя мое, мой разум ясен, и то, что я говорю, - правда.
- Правда? - эхом откликнулась она, глядя на него с ужасом. - Это правда,
что ты и мой дядя и есть те самые убийцы, которые погубили свою кузину,
жизнь этого человека, и пытались убить его самого, а сочтя его мертвым,
бросили в горящем доме? Правда, что вы украли его замок и пользовались им
все это время, когда он бродил, отверженный, покинутый всеми, не имея своего
угла? Ты хочешь заставить меня поверить в это?
В ответ раздался печальный стон.
Ее лицо смертельно побледнело. Некоторое время она продолжала молча
стоять, но затем чувства одолели ее.
- Зачем? - воскликнула она, рыдая, - зачем, во имя Бога, ты рассказываешь
мне все это?
- Зачем? Я говорю это тебе, потому что умираю.
Он надеялся этой фразой смягчить ее сердце и вернуть часть ее
расположения. То, что он потерял ее навсегда, он понял не сразу.
- Я говорю тебе это, потому что умираю, - повторил он. - Я говорю тебе
это, потому что в свой смертный час я хочу покаяться, чтобы Господь
смиловался над моей грешной душой. Я говорю тебе, что та трагедия, которая
разыгралась восемнадцать лет назад, еще не окончена и, возможно, в моих
силах предотвратить тот ужасный конец, который мы с братом уготовили
Криспину. Возможно, Господь зачтет мне это на Страшном Суде. Послушай, дитя.
Ты понимаешь, что тот факт, что Кеннет был связан клятвой с Геллиардом, был
нам не на руку, и в ту ночь Криспин призвал мальчика исполнить свой долг и
обнажить меч на его стороне. У Кеннета не оставалось другого выбора, как
подчиниться. По правде говоря, я сам вынудил его к схватке, заставив
вытащить меч и нанести мне эту рану. Сэр Криспин наверняка убил бы Джозефа,
но твой дядя остановил занесенный над ним меч, сообщив Геллиарду, что его
сын жив.
- Он спас свою жизнь с помощью лжи! Как достойно!
- Нет, дитя, он говорил правду, и, когда Джозеф предложил Криспину
вернуть сына, он говорил искренне. Но, подписывая адрес на письме, которое
сэр Криспин должен был вручить людям, воспитавшим его сына, Джозефу в голову
пришел хитрый план, как с помощью обмана окончательно уничтожить Геллиарда.
И он направил Криспина в Лондон, в гостиницу, где проживает полковник Прайд,
злейший недруг Криспина, препровождая его тем самым в руки палача. Можно ли
как-нибудь помешать этому и спасти жизнь Геллиарда, Синтия?
- С тем же самым успехом можно пытаться вдохнуть жизнь в мертвеца, -
ответила она, и ее голос был настолько спокоен и холоден, что Грегори
поежился. - Не утешай себя иллюзиями, - добавила она. - Сэр Криспин давно
уже достиг Лондона, а Джозеф в пути, чтобы удостовериться, что все идет по
плану и что жизнь человека, которую вы загубили 18 лет назад, теперь
оборвется навсегда. Милосердный Бог! И я - твоя дочь! - Она зарыдала. - Я
выросла на землях, которые были добыты ценой преступления! Землях, которые
по праву принадлежат ему, - каждый камень, каждая веточка, и теперь он мертв
благодаря вашим стараниям!
Из ее груди вырвался стон, и она закрыла лицо
╧Ёшъы■ўхэш 