╤ЄЁрэшЎ√: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
ообщите ему, что его сын,
Джоселин Марлёй..." - Хоган сделал паузу и бросил проницательный взгляд на
Криспина. Рыцарь весь подался вперед, напрягая слух. Он тяжело дышал, и на
лбу у него выступили капли пота.
"...его сын, Джоселин Марлёй, - возобновил чтение Хоган, - является
подателем сего письма. Это молодой человек, которому Геллиард успел
причинить много горя, который недолюбливает его и с которым по любопытному
стечению обстоятельств он долгое время находился в близком знакомстве,
известен ему под именем Кеннета Стюарта..."
- Что? - выдохнул Криспин. Затем с неожиданной яростью он закричал:
- Это ложь! Новая выдумка этого лживого негодяя, чтобы подвергнуть мою
душу очередной пытке!
Хоган остановил его знаком руки.
- Здесь еще немного, - сказал он и продолжил:
- "Если он усомнится в правдивости ваших слов, дайте ему возможность
пристальнее вглядеться в лицо, юноши и спросите, чей образ напоминают ему
эти черты. Если он будет продолжать упорствовать в своем недоверии, ссылаясь
на то, что внешнее сходство может быть чисто случайным, покажите ему правую
ступню юноши. На ней есть отметина, которая убедит его окончательно. В
остальном я прошу вас, уважаемый сэр, не посвящать мальчика в тайну его
родства, на что у меня имеются довольно веские основания. Через два-три дня
после получения вами этого письма я буду иметь честь ожидать вашего приезда.
Остаюсь вашим покорным слугой. Джозеф Ашберн".
Взгляды двух мужчин, сидящих за столом, встретились. В одном было
написано сочувствие и озабоченность, а во взгляде Криспина был написан
откровенный ужас. Некоторое время они сидели в молчании, затем Криспин
поднялся и неуверенными шагами подошел к окну. Он распахнул окно и подставил
голову и разгоряченное лицо ледяному ветру, не замечая его болезненных
укусов.
Рыцарь перебирал в памяти события последних месяцев своей беспорядочной
жизни, начиная с того момента, как он встретил мальчика в Перте. Он вспомнил
то странное, подсознательное влечение, которое испытал к Кеннету, впервые
увидев его во дворе замка, и благодаря которому он настоял, чтобы тот служил
под его командованием, хотя характер юноши мало подходил к компании такого
человека, как Криспин. Были ли эти чувства голосом крови? Наверное да, и те
слова, что Джозеф Ашберн написал полковнику Прайду, были чистой правдой.
Кеннет действительно был его сыном, теперь он был в этом убежден. Он
попытался вспомнить лицо юноши, и внезапное открытие озарило его. Каким он
был слепцом, чтобы не заметить его сходства с Алисой - несчастной
девочкой-женой, погубленной восемнадцать лет назад! Как грустно, что он
раньше не понял, что именно это сходство влечет его к мальчику!
Теперь он снова был спокоен и, пытаясь привести в порядок свои мысли, с
ужасом осознал, что далеки они от радостных чувств. Кеннет не был тем
юношей, каким рыцарь хотел бы видеть своего сына. С ужасом он отбросил эту
мысль в сторону. Трусливые руки, которые похитили у него сына, испортили его
характер, теперь он сам займется его воспитанием, он сделает из него
благородного человека. Криспин горько улыбнулся своим мыслям. Кто он такой,
чтобы обучать мальчика честности и благородству? Грубый разбойник с
прозвищем, которое бы заставило краснеть любого джентльмена! Снова он
вспомнил то недоброе отношение, которое мальчик питал к нему, но это, он
надеялся, можно исправить...
Он закрыл окно и повернулся лицом к своему товарищу. Он снова был самим
собой, он был спокоен, хотя лицо его было искажено страданием.
- Где мальчик?
- Я задержал его здесь. Хочешь его видеть?
- Немедленно, Хоган. Сию же минуту. Ирландец подошел к двери, открыл ее и
отдал приказание караульному.
Пока они стояли в ожидании, ни один из них не промолвил ни слова. Наконец
в коридоре послышались шаги, и в комнату грубо втолкнули Кеннета. Хоган
сделал знак стражнику, который закрыл дверь и убрался.
Криспин сделал шаг навстречу юноше и остановился, встретив взгляд его
враждебных глаз.
- Я должен был догадаться, сэр, что вы находитесь где-то поблизости, -
горько произнес Кеннет, позабыв, что прошлой ночью он значительно опередил
Криспина. - Я должен был догадаться, что мой арест - дело ваших рук.
- Зачем мне это понадобилось? - спокойно спросил Криспин, жадным взглядом
ощупывая лицо юноши.
- Потому что вы мой злой гений, который разрушает мое счастье на каждом
шагу. Не говоря уже о том, что вы вовлекли меня в вашу подлую интригу в
замке Марлёй, вам понадобилось снова встать на моем пути, когда я уже был
готов кое-что исправить, и погубить мой последний шанс. Боже, сэр, неужели
вы будете преследовать меня всю жизнь? Какое зло я вам причинил?
Гримаса боли исказила лицо рыцаря.
- Если ты хорошенько поразмыслишь, Кеннет, то поймешь, насколько ты
несправедлив ко мне. С каких это пор я, сэр Геллиард, служу Парламенту,
чтобы "круглоголовые" подчинялись моим приказам? Что касается того, что
произошло в Шерингаме, то ты забываешь, что мы заключили соглашение, и в
противном случае ты бы был повешен еще три недели назад.
- Лучше бы уж я был сейчас на небе, - вырвалось у юноши, - чем платить
такую цену за свою разбитую жизнь!
- Что касается моего присутствия здесь, - продолжал Криспин, оставляя его
выкрик без внимания, - то оно никак не связано с твоим арестом.
- Вы лжете!
Хоган задержал дыхание, и в комнате воцарилась зловещая тишина. Эта
тишина наполнила сердце Кеннета ужасом. Он почувствовал на себе тяжелый
взгляд Криспина. Дорого бы он сейчас дал, чтобы вернуть эти два слова,
вырвавшиеся у него в горячке спора. Он вспомнил вспыльчивый и тяжелый
характер Криспина, которому он бросил в лицо это обвинение, и в его взгляде
уже прочел жажду удовлетворения. Кеннету уже мерещился собственный холодный
труп, лежащий на одной из улиц Вальтхама с ножевой раной в груди. Его лицо
посерело, а губы тряслись.
Когда Криспин наконец заговорил, спокойствие его тона еще больше усилило
страх Кеннета. Хорошо изучив Криспина за это время, он знал, что в этом
настроении он наиболее опасен.
- Ты ошибаешься. Я говорю правду. Так уж я устроен - возможно, это
последнее, что осталось во мне от джентльмена. Я повторяю тебе еще раз: я не
повинен в твоем аресте. Капитан может подтвердить, что я прибыл сюда полчаса
назад под конвоем его людей, которые задержали меня на дороге. Нет, -
добавил он со вздохом, - это не моя рука задержала тебя здесь, это была рука
Судьбы. - Затем его голос снова посуровел. - Ты знаешь, с какой целью ты
скакал в Лондон? Чтобы передать своего отца в руки его врагов, чтобы
доставить его на виселицу.
Кеннет широко раскрыл глаза.
- Мой отец! - сказал он упавшим голосом. - Что вы имеете в виду, сэр? Мой
отец умер десять лет назад. Я его едва помню.
Криспин пошевелил губами, но из его рта не донеслось ни звука. С жестом,
полным отчаяния, он повернулся к Хогану, который стоял в стороне как
молчаливый свидетель.
- Господи, Хоган! - вскричал он. - Как я должен ему объяснить?
Ирландец в ответ на его мольбу повернулся к Кеннету.
- Дело в том, сэр, что от вас скрыли тайну вашего рождения, - прямо
заявил он. - Алан Стюарт из Бэйлиночи не ваш отец.
Кеннет перевел взгляд с одного мужчины на другого.
- Не мой отец? Господа, это розыгрыш?..
Но, заметив серьезность выражения их лиц, замолчал. Криспин приблизился к
нему и положил ему руки на плечи. Юноша вздрогнул от его прикосновения, и
снова по лицу рыцаря пробежала тень боли.
- Ты помнишь, Кеннет, - начал он медленно, почти торжественно, - ту
историю, которую я тебе рассказал в ту памятную ночь в Ворчестере, когда мы
сидели в ожидании рассвета и палача?
- Какое это имеет отношение к моему отцу?
- Ты помнишь подробности? Помнишь, я говорил тебе, что когда я потерял
сознание от удара меча Джозефа Ашберна, то последние слова, которые слышал,
были приказанием его брату перерезать горло малышу в колыбели? Ты сам был
свидетелем, когда прошлой ночью в замке Марлёй Джозеф Ашберн сказал мне, что
Грегори был настроен более миролюбиво, и ребенок не был убит, и что если я
подарю ему жизнь, то он вернет мне моего сына. Помнишь? Кеннет кивнул:
- Да, я помню.
Смутный страх начал закрадываться в его сердце. Не веря своим глазам, он
смотрел на печальное лицо рыцаря.
- Это была ловушка, которую Джозеф уготовил мне. Но не все, что он
говорил, было не правдой. Ребенок, которого пощадил Грегори, действительно
остался жить, и из того, что я узнал за последние полчаса, я понял, что он
был отдан на воспитание Алану Стюарту из Бэйлиночи с той целью, как я
полагаю, чтобы женить его на своей дочери и тем самым вдвойне обезопасить
себя: если бы к власти пришел король, то они бы находились под защитой юного
Марлёя, который служил королю.
- Вы хотите сказать, - почти шепотом произнес мальчик с явными нотками
ужаса в голосе, - вы хотите сказать, что я ваш... О, Боже! Я не верю в это!
- воскликнул он с внезапной страстью. - Я не поверю в это, я не поверю в
это! - продолжал повторять он.
- Я сам с трудом поверил этому, - последовал ответ Криспина, в котором
тоже угадывалась горькая нотка. - Но у меня есть убедительные
доказательства, помимо твоего поразительного сходства со своей матерью, к
которому я был слеп все эти месяцы. По крайней мере, были слепы глаза моего
тела. Глаза души узнали тебя с самого начала, еще в Перте. Голос крови влек
меня к тебе, и, хотя я слышал его, я не понимал, что он означает. Прочти это
письмо, мой мальчик, письмо, которое ты должен был передать полковнику
Прайду.
Кеннет взял бумагу из рук Геллиарда и начал читать. Читал он долго, и
двое мужчин терпеливо наблюдали за ним и ждали. Наконец он закончил чтение
и, перевернув листок, проверил печать и адрес, как будто сомневался в его
подлинности.
Но под влиянием какого-то чувства - голоса крови, к которому взывал
Криспин - он почувствовал, как уверенность растет в его душе. Автоматически
он подошел к столу и сел. Не произнося ни слова, сжимая в руке листок
бумаги, он положил голову на руки и застыл. Внутри его бушевал вулкан
страстей, который подогревал его неприязнь к Криспину - человеку, которого
он ненавидел все это время и которого он продолжал ненавидеть еще больше
теперь, когда узнал, что тот его отец. Казалось, все страдания, которые тот
причинил ему за время их знакомства, теперь завершились одним решающим
ударом - отцовством.
Он почувствовал на плече руку и услышал голос, который обращался к нему,
называя его другим именем:
- Джоселин, мальчик мой, - произнес дрожащий голос, - ты все обдумал и
все понял, не правда ли? Я тоже долго думал, и раздумья привели меня к
одному заключению: то, о чем написано в письме, - правда.
Смутно мальчик начал припоминать, что имя Джоселин употреблялось в
письме. Он резко поднялся, сбросив утешающую его руку с плеча. Его тон был
жестким - возможно, он почувствовал, что ему нечего бояться этого человека,
и это ощущение придало его слабому духу оттенок храбрости, наглости и
пренебрежения.
- Я понял лишь одно, что вам я обязан только несчастьем и страданием.
Хитростью вы выманили у меня обещание и заставили подчиниться себе. Обман
влечет за собой другой обман. Как после этого я могу верить этой бумаге? Для
меня все это кажется невероятным, но даже если бы все это и было правдой,
что с того? Что с того? - Он повысил голос.
Изумление и удрученность отразились в глазах Геллиарда.
Хоган почувствовал острое желание вышвырнуть мастера Кеннета или
Джоселина на улицу.
После вопроса юноши воцарилась тишина. Криспину показалось, что он
ослышался. Наконец он протянул вперед руки почти с мольбой, он, который в
течение всех своих тридцати восьми лет, несмотря на все свои несчастья, ни
разу не просил никого ни о чем.
- Джоселин! - воскликнул он с такой болью в голосе, что его крик был
способен растрогать даже стальное сердце. - Не будь таким жестоким! Неужели
ты забыл историю моей несчастной жизни, которую я поведал тебе той ночью в
Ворчестере? Неужели ты не в силах понять, как страдания могут уничтожить все
достойное, что есть в человеке? Как он может находить утешение в пьяном
беспамятстве? Как жажда мести может быть единственной нитью, удерживающей
его от самоубийства? Неужели ты не можешь представить себе такую судьбу и
простить такого человека? - С надеждой он взглянул в лицо юноши, но оно
оставалось холодным и неподвижным. - Я понимаю, - продолжал он убитым
голосом, - что я не тот человек, которого любой юноша с радостью назвал бы
отцом. Но, зная мою судьбу, Джоселин, твое сердце должно смягчиться. В моей
жизни не было ничего такого, ради чего я бы хотел жить, ничего, что могло бы
удержать меня от деградации по дороге зла. Но с сегодняшнего дня, Джоселин,
в моей жизни появилась новая цель. Ради тебя, Джоселин, я сделаю все, что в
моих силах, чтобы вновь стать таким, каким я когда-то был, и ты бы смог
гордиться своим отцом.
Но юноша продолжал молчать.
- Джоселин! Боже мой, неужели я говорю впустую?
- воскликнул несчастный. - Неужели у тебя нет сердца?
Наконец юноша заговорил. Он не был тронут пламенными речами Криспина.
- Вы разрушили мою жизнь. - Это было все, что он произнес.
- Я построю ее заново, Джоселин. У меня есть друзья во Франции -
высокопоставленные друзья, у которых есть и желание и средства помочь мне.
Ты же солдат, Джоселин!
- Из него такой же солдат, как из меня святой, - пробормотал Хоган.
- Мы вместе поступим на службу в армию короля Луи, - убеждал его Криспин.
- Я обещаю тебе это. Службу, на которой можно завоевать славу. Там мы
пробудем до тех пор, пока Англия не стряхнет с себя этот кошмар мятежей и
волнений. Затем, когда король возвратится на трон, замок Марлёй снова будет
наш. Поверь мне, Джоселин! - И снова он с мольбой протянул к мальчику руки.
- Джоселин, сынок!
Но юноша не сдвинулся с места, чтобы ответить на этот призыв.
- А Синтия? - спросил он холодно. Руки Криспина бессильно повисли вдоль
тела. Он сжал кулаки, и внезапно его глаза загорелись огнем.
- Я позабыл! Теперь я понимаю тебя. Да, я поступал с тобой не всегда
хорошо, и ты имеешь право обижаться. Кто я в конце концов для тебя, разве я
могу сравниться с ее образом, заполняющим твою душу? Разве мне это
незнакомо? Разве я не пострадал за это? Но поверь мне, Джоселин, - и он
выпрямился, - даже в этом я помогу тебе. Так же, как я лишил тебя твоей
возлюбленной, я и верну тебе ее. Я клянусь в этом. И когда это свершится,
когда окупится зло, которое я причинил тебе, может быть, ты более
благосклонно отнесешься к своему несчастному отцу.
- Вы много обещаете, сэр, - ответил юноша с плохо скрытой издевкой. -
Слишком много. Гораздо больше, чем вы можете сделать.
Хоган громко прочистил горло. Криспин выпрямился. Он положил руку на
плечо мальчика, и пожатие его стальных пальцев заставило юношу поморщиться
от боли.
- Как бы низко ни пал твой отец, - твердо произнес Криспин, - ты всегда
можешь рассчитывать на его слово. Я дал тебе клятву, и завтра я приступлю к
ее выполнению. Я увижусь с тобой перед отъездом. Ты будешь спать здесь,
правда?
Кеннет пожал плечами.
- Мне все равно, где лечь.
Криспин грустно улыбнулся и вздохнул.
- Ты все еще не веришь в меня. Но я завоюю твое доверие. Будь уверен.
Хоган, у тебя найдется для него комната?
Хоган грубовато ответил, что юноша, если пожелает, может занять комнату,
в которой он находился все это время. И, чувствуя, что больше ожидать
нечего, он лично проводил мальчика по коридору. У подножия лестницы ирландец
остановился и поднял светильник, чтобы разглядеть лицо своего спутника.
- Если бы я был твоим отцом, - сказал он мрачно, - я бы гонял тебя
пинками по всему Вальтхаму, пока ты не научился бы хоть капельке
сострадания! И если бы ты не был его сыном, я бы проделал то же самое сию же
минуту. Ты презираешь своего отца за пьянство, за беспутную жизнь. Позволь
сказать мне, человеку, который на своем пути повидал много всякого и сегодня
ночью прочел тебя до самых сокровенных глубин твоей душонки, что хоть ты,
может быть, и его сын, но ты по сравнению с ним все равно, что червь по
сравнению с Богом. Пошли! - закончил он резко. - Я посвечу тебе дорогу до
комнаты.
Когда вскоре Хоган вернулся к Криспину, он нашел "Рыцаря Таверны" - этого
железного человека, никогда в жизни не знавшего сомнения и страха, - сидящим
за столом, уткнувшись лицом в руки, и рыдающим, как слабая несчастная
женщина.
Глава 22
Сэр Криспин действует
На протяжении всей этой долгой октябрьской ночи Криспин и Хоган не
ложились в кровать. Острый ум Криспина, переборов минутную слабость, с новой
энергией принялся отыскивать пути для выполнения задуманного.
Перед ним стояла одна проблема, которой он поделился с Хоганом: ему был
нужен корабль. Но в этом ирландец мог быть ему полезен. Он знал одно судно,
стоящее в Харвиче, хозяин которого был в большом долгу перед ним, что
облегчало выполнение их плана. Но когда Криспин объявил себя владельцем
состояния в сотню золотых, Хоган взмахом руки дал понять, что и эта проблема
исчерпана. Для покупки судна хватило бы и четверти данной суммы. Покончив с
этими вопросами, Криспин изложил свой план Хогану, который посмеялся над его
незамысловатостью и выразил удивление, что Криспин намеревается подвергнуть
себя столь значительному риску ради столь незначительного дела.
- Если девушка любит его, то дело решится само собой.
- Девушка его не любит, по крайней мере я этого опасаюсь.
Хоган не был удивлен.
- В таком случае, я вообще не вижу, что здесь можно сделать. - И лицо
ирландца потемнело.
Криспин неприятно рассмеялся. Годы несчастья превратили его в циника.
- Что такое, в конце концов, девичья любовь? Каприз, увлечение, которым
можно управлять в зависимости от желания. Обстоятельства рождают любовь,
Хоган, и если их создать, то любая девушка полюбит другого мужчину. Синтия
полюбит моего сына.
- Без сомнения! А если нет? Если она ответит "нет" и на твое предложение?
Такие женщины существуют.
- Ну и что с того? Я найду способ, чтобы уговорить ее, и стоит мне только
ее найти, она уедет со мной. В конце концов, это будет неплохой местью
Ашбернам. - Он нахмурил брови. - Но совсем не той, о которой я мечтал и
которую я бы осуществил, если бы эта собака Джозеф не обманул меня. Забыть о
мести после стольких лет ожидания - еще одна жертва, которую я должен
принести моему Джоселину. Девушка может упираться, капризничать, но
волей-неволей она пойдет со мной. Когда она очутится во Франции одна, без
друзей, я думаю, она быстро поймет все преимущества любви Джоселина или, по
крайней мере, брака с ним, и таким образом я расквитаюсь с ним за все
страдания, которые причинил ему.
Лицо ирландца было угрюмым, его обычно веселый, беззаботный взгляд сейчас
был полон грусти, и седой грешный солдат удачи мягко пробормотал:
- Ты затеваешь нехорошее дело, Крис. Геллиард поморщился и отвел глаза.
- Это мой сын, - пробурчал он, - и это единственный способ завоевать его
сердце.
Хоган протянул руку через стол, чтобы дотронуться до руки Криспина.
- Разве он стоит такого пятна на твоей совести, Криспин?
Последовала пауза.
- Нам
╧Ёшъы■ўхэш 