╤ЄЁрэшЎ√: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
ошло с того момента, как его величество вздернул того парня в Кендале
за посягательство на честь девушки. Ей-Богу, Крис, для меня это было уже
слишком. Глядя, как этот бедолага качается на веревке, я поклялся, что сбегу
при первой же возможности, а сегодняшнее происшествие только ускорило
события.
- И что ты намереваешься делать? - спросил Криспин.
- Война - это торговля, а не призвание. Ею торгуют и Билмант, и Букингем,
и прочие высокопоставленные джентльмены. А поскольку служба в армии короля
не сулит мне никакой выгоды - о небо! - я перейду на сторону парламента.
Если я выберусь живым из Пенрита, то первым делом побрею бороду и подстригу
волосы покороче, затем раздобуду остроконечную шляпу, черный плащ и пойду
предлагать Кромвелю свой меч.
Сэр Криспин впал в глубокую задумчивость. Угадав его мысли, Хоган
оживился.
***
- Мне кажется, Крис, что ты придерживаешься того же мнения?
- Может быть, - рассеянно ответил Криспин.
- Прекрасно! - вскричал Хоган. - В таком случае нам незачем расставаться!
Но Геллиард был холоден.
- Ты забыл, Гарри.
- Ничего подобного! Наверняка на стороне Кромвеля твое дело...
- Ш-ш-ш! Я все хорошо взвесил. Мои надежды связывают меня с королем.
Только в его победе вижу я свою выгоду. Не обычный военный грабеж, Гарри, а
огромные земли, которые вот уже двадцать лет находятся в нечестивых руках.
Моя единственная цель, Хоган, возрождение дома Марлёев, а этого я могу
добиться только через престол короля Чарльза. Если король проиграет, - Боже,
не допусти этого! - мне останется только умереть. У меня не будет ни
малейшей надежды. Нет, нет, Гарри, я остаюсь.
Ирландец продолжал уговаривать его, пока, наконец, осознав тщетность
своих попыток, не вытянулся в кресле с расстроенным лицом. Криспин подошел и
положил ему руку на плечо.
- Я рассчитывал на твою помощь в предстоящем деле, но раз ты уходишь...
- Дьявол, ты по-прежнему можешь на меня рассчитывать. О чем разговор! -
внезапно в голосе сурового солдата промелькнула теплая нотка. - А тебе ничто
не угрожает в случае моего бегства?
- Мне? Угрожает? - эхом откликнулся Криспин.
- Ну да, за то, что ты меня спрятал. Эти подонки из "Монтгомери Фут"
наверняка тебя заподозрили.
- Неужели я тебе кажусь таким слабым, что меня можно свалить одним
ветерком подозрения?
- Остается еще твой лейтенант Кеннет Стюарт.
- Поскольку он принимал участие в твоем спасении, он будет нем как рыба,
иначе он сам затянет петлю на своей шее... Пошли, Гарри, - добавил он, резко
меняя тон. - Ночь коротка, тебе пора двигаться в путь.
Хоган вздохнул и поднялся на ноги.
- Достань мне лошадь, - сказал он, - с Божьей помощью на следующей неделе
я уже стану круглоголовым. Да вознаградит тебя Господь за твою доброту,
Крис!
- Тебе нужна более подходящая одежда - накидка, в которой ты больше
походил бы на пуританина.
- Но где ее взять?
- Мой лейтенант предпочитает черные цвета - привычка, которую ему привили
в пресвитерианской Шотландии.
- Но я вдвое крупнее его.
- Лучше тесный плащ на плечах, чем тугая веревка на шее, Гарри. Подожди
меня здесь.
Взяв свечу, он покинул комнату, возвратившись вскоре с черным плащом
Кеннета.
- Снимай камзол! - скомандовал он, между тем выгребая на стол содержимое
карманов Кеннета: платок и несколько бумаг. Затем он помог ирландцу влезть в
украденный плащ.
- Господи, прости меня грешного! - простонал Хоган, едва поворачиваясь в
тесном плаще. - Помоги мне целым выбраться из Пенрита и добраться до лагеря
Кромвеля, и я возблагодарю тебя в своих молитвах.
- Вынь перо из шляпы, - сказал Криспин. Хоган со вздохом подчинился.
- Правильно сказано в Писании, что в своей жизни человек играет разные
роли. Кто бы мог подумать, что Гарри Хоган станет играть роль пуританина?
- Не придется играть ее долго, если ты не пересмотришь свое отношение к
Священному Писанию. - Криспин. оглядел его с ног до головы. - Ну что ж,
по-моему, сойдет, Гарри.
Хоган последними словами покрыл тесный плащ и свое невезение. Облегчив
душу, он объявил, что готов. И Криспин вывел его через заднюю дверь в
небольшую пристройку, покрытую соломой, которая служила ему конюшней. При
свете лампы, он оседлал одну из двух лошадей, находившуюся там, и вывел ее
во двор. Отворив калитку, которая вела в чистое поле, он помог Хогану
взобраться в седло. Он поддержал ему стремя и, прерывая потоки
благодарности, которыми начал осыпать его ирландец, хлопнул коня по крупу.
Тот рванулся вперед, с каждой минутой увеличивая расстояние между собой и
Пенритом.
Глава 3
Письмо
С тяжелым чувством Криспин вернулся в свою комнату и сел на кровать.
Положив локти на колени, он уткнулся лицом в ладони, уставясь в пол
невидящим взглядом. В его обычно лучистых глазах был проблеск отчаяния.
Наконец, вздохнув, он поднялся с кровати и бесцельно поворошил бумаги,
которые вытряхнул из кармана плаща Кеннета. Неожиданно его внимание
привлекла подпись внизу одного из листов: "Грегори Ашборн". Рука солдата, ни
разу не дрогнувшая ни в одной из переделок, задрожала, беря это письмо. Он
лихорадочно развернул его и, разложив на коленях, начал читать. По мере
чтения его взгляд становился все более острым и жестким.
"Дорогой Кеннет, я пишу тебе в надежде убедить тебя покинуть Шотландию и
свиту короля, чье положение день ото дня становится хуже, и нет никаких
оснований надеяться, что оно поправится. Синтия постоянно вспоминает о тебе,
и если ты будешь избегать замок Марлёй, она может решить, что ты не очень ее
любишь. Я не могу придумать более убедительной причины, чтобы вытащить тебя
из Перта в Шерингам, но надеюсь, что и эта окажется веской для тебя. Мы ждем
тебя и каждый день пьем за твое здоровье. Синтия посылает тебе сердечный
привет, мой брат тоже, и мы все с нетерпением ждем возможности обнять тебя в
нашем доме. Верь, Кеннет, что, пока я жив, ты можешь полностью на меня
рассчитывать.
Грегори Ашборн."
Криспин дважды перечитал письмо и глубоко задумался. Воистину невероятное
стечение обстоятельств! Этот юноша, которого он встретил в Перте и взял себе
в спутники, был другом Ашборна и женихом Синтии, кто бы она ни была.
Долго он размышлял над неисповедимыми дорогами Судьбы, ибо теперь он был
твердо уверен, что Судьба послала ему этот шанс в миг, когда, казалось,
удача совсем отвернулась.
В памяти всплыла сцена их встречи во дворе замка Перт месяц назад. Что-то
в поведении юноши, в его манере держаться привлекло внимание Криспина. Он
оглядел его, а затем подошел и напрямую спросил, как его зовут и с какой
целью он сюда прибыл. Тот вполне цивильно отвечал, что его величают Кеннет
Стюарт из Бейлиночи и что он прибыл с намерением предложить свой меч и
услуги королю. Еще больше проникнувшись к юноше какой-то таинственной
симпатией, Криспин предложил ему службу под своим началом. Мысль о том,
почему он принял такое горячее участие в судьбе юноши, которого раньше и в
глаза не видел, впоследствии часто занимала Криспина. И только теперь до
него, наконец, дошло: это было предопределено свыше!
Мальчишку ему послало небо, дабы вознаградить, наконец, за все страдания
и несправедливости, которые он перенес. Оно послало ему ключ, с помощью
которого он в случае нужды мог открыть ворота замка Марлёй.
Длинными шагами он мерил комнату, вновь и вновь возвращаясь к этой мысли.
Когда он, наконец, лег в постель, уже рассвело, но он еще долго лежал с
открытыми глазами, думая о необходимости смягчить свое отношение к
молокососу с тем, чтобы завоевать его расположение, которое скоро может
пригодиться.
Солнце стояло высоко, когда он все же забылся беспокойным сном.
Позже, возвращая Кеннету его бумаги и объясняя для каких целей он
употребил его плащ, Криспин воздержался от вопросов о Грегори Ашборне. Его
сдержанный тон удивил Кеннета, который объяснял перемену в поведении солдата
единственно желанием заставить его держать язык за зубами относительно
бегства Хогана. Однако, что касалось данного вопроса, то Криспин спокойно и
вежливо указал ему, что, ставя в известность о случившемся королевских
стражников, Кеннет сам попадет в исключительно сложное положение. Частично
из страха, частично поверив доводам Криспина, юноша решил умолчать об этом
происшествии.
Впоследствии ему не пришлось жалеть об этом, потому что на протяжении
всего изнурительного похода, в который они выступили на следующий же день
после происшествия, его грубый спутник резко изменился, став более мягким и
добродушным.
Он словно переродился. Исчезла его грубая манера разговаривать, перемежая
речь крепкими словечками. Он меньше пил, играл и буйствовал, реже проводил
время с сомнительными попутчиками, чем в прежние времена в Пенрите. Вместо
этого он ехал спокойный и задумчивый, как ярый пуританин.
***
Кеннет начал находить его симпатию вполне приемлемой, принимая Криспина
за кающегося грешника, осознавшего, наконец, всю глубину своих заблуждений.
Так продолжалось до 23 августа, когда они торжественно вступили в город
Ворчестер.
Глава 4
Под вывеской "МИТРА"
В течение недели после прибытия короля в Ворчестер отношения между
Криспином и Кеннетом заметно улучшились. К несчастью, это произошло накануне
драки, которая с новой силой всколыхнула ненависть, которую юноша питал к
сэру Криспину и которую почти преодолел за последнее время.
Поводом к этому послужило одно событие, которое произошло в кабачке
"Митра" на Хай-стрит.
Однажды в общей зале кабачка собралась довольно веселая компания
кирасиров. Молоденькие корнеты из "Лесии Скотиш Хорс", которые ни в грош не
ставили ни "Солени Лиг", ни Конвент, сидели плечом к плечу с прославленными
кавалерами из отряда лорда Талбота. Молодые веселые шотландцы из "Питтискоти
Хайлэн-дерз", позабыв наставления своих святых отцов о трезвости, теснились
рядом с распутными повесами из бригады Дэлзелла и пили за здоровье короля и
гибель корноухих крепкое Канарское и мартовский эль.
Настроение было веселое, и в комнате звучал смех. За одним из столов
сидел джентльмен по имени Фаверсхем, который вернулся прошлой ночью после
неудачной вылазки, целью которой было пленение Кромвеля в Спетчли и которая
из-за предательства - когда только Стюарта не предавали и не продавали? -
провалилась. В этот момент он делился с окружившей его группой слушателей
деталями поражения.
- Клянусь жизнью, господа, если бы не этот рыкающий пес сэр Криспин
Геллиард, весь Мидлтонский полк был бы изрублен на куски. Мы стояли на
Красном холме, подобно рыбе, угодившей в сеть, а со всех сторон, как из-под
земли, вырастали отряды Лилбурна, окружая нас, чтобы уничтожить одним
ударом. На нас двигалась живая стена стали, и в каждой руке был призыв
сдаваться. Мое сердце дрогнуло, как дрогнули сердца многих из нас, и я
уверен, что еще немного, и мы бы побросали на землю свое оружие - так мы
были напуганы движущейся на нас армией. И тут внезапно, перекрывая лязганье
стали и вопли пуритан, послышался громкий чистый голос: "Вперед, кавалеры!"
Я обернулся и увидел этого безумца Геллиарда, который размахивал мечом,
собирая вокруг себя солдат, воодушевляя их силой своей воли, мужества и
голоса. Его вид взбудоражил нашу кровь, как глоток хорошего вина. "За мной,
джентльмены! Бей их!" - пророкотал он. И затем, вознося молитвы к небесам,
он обрушился со своим отрядом на пиконосцев. Его удар был неотразим, и над
шумом битвы вновь зазвучал его голос: "Вперед, кавалеры! Руби их к чертям!"
Корноухие попятились, и, как река, прорвавшая запруду, мы хлынули сквозь их
ряды и двинулись обратно в Ворчестер.
Его рассказ был встречен криками одобрения и тостами во славу Рыцаря
Таверны.
Между тем за соседним столом полдюжины весельчаков осыпали насмешками
молодого человека с бледным лицом, который явно оказался здесь случайно и не
к месту.
Поводом для насмешек послужило письмо, написанное женским почерком,
которое Кеннет случайно обронил и которое поднял и вернул ему Тайлер. Шутки
лились как из ведра, пока шутники в своем усердии не преступили грань
приличий. Кипя от ярости и не в силах сдерживать себя более, Кеннет вскочил
на ноги.
- Черт меня побери! - вскричал он, ударяя кулаком по столу. - Еще одна
шутка, и тот, кто ее вымолвит, ответит мне за оскорбление!
Его внезапный порыв и неподдельная ярость, прозвучавшая в голосе и
жестах, - ярость, столь комично гармонирующая с его щуплой фигурой и строгим
костюмом, - на мгновение повергла всю компанию в молчаливое изумление. Затем
грянул взрыв хохота, в котором больше других выделялся высокий голос
Тайлера. Он держался за бока от смеха, и по его щекам катились две крупные
слезы.
- Ай-я-яй, мастер Стюарт! - проговорил он задыхаясь. - Что бы сказал
преподобный отец, глядя на вашу воинственность и слушая столь богохульные
речи?
- Я знаю, что может ответить джентльмен пьяному трусу! - последовал
необдуманный ответ. - Я повторяю, трусу! - добавил он, обводя компанию
взглядом.
Смех стих, как только смысл оскорбления дошел до затуманенных вином умов.
На мгновение все замерли, а затем разом навалились на Кеннета.
***
Это был подлый поступок, но нападавшие были пьяны, и ни один из них не
считал Кеннета своим другом. В следующую секунду они уже били его
распростертое тело, с него сорвали камзол, и Тайлер вытащил спрятанное у
него на груди письмо, которое и явилось поводом к этой безобразной сцене.
Но прежде чем он успел развернуть его, раздался грубый голос,
пригвоздивший дерущихся к полу:
- У вас весело, господа! Чем это вы занимаетесь?
В их сторону медленно направился высокий сильный мужчина, одетый в
кожаную куртку, на голове которого красовалась широкополая шляпа с гусиным
пером.
- Рыцарь Таверны! - вскричал Тайлер, и на его призыв "Слава герою
Красного холма!" грянул мощный хор голосов.
Но по мере приближения строгое лицо сэра Криспина заставило их умолкнуть.
- Дай мне письмо!
Тайлер нахмурился, стоя в нерешительности; Криспин терпеливо ждал,
требовательно протянув руку. Тщетно прапорщик оглядывался вокруг себя в
поисках поддержки. Все его товарищи молча отступили назад.
Оставшись без помощи и не желая вступать в пререкания с Геллиардом,
Тайлер с жалкой улыбкой вручил письмо. Тот взглянул на него и, вежливо
поклонившись, повернулся на каблуках и покинул таверну так же неожиданно,
как и вошел.
Его привлек шум, доносившийся из кабачка, когда он проходил мимо,
направляясь во дворец епископа, где несли караульную службу его друзья.
Теперь он продолжал свой путь, унося на груди письмо, попавшее к нему по
счастливой случайности, которое должно было пролить свет на дальнейшие
взаимоотношения Кеннета с семьей Ашборнов.
Он уже подошел к дворцу, когда за его спиной послышались торопливые шаги.
Кто-то взял его за руку. Криспин обернулся.
- А! Это ты, Кеннет, собственной персоной! Юноша продолжал держать его за
рукав.
- Сэр Криспин, - произнес он, - я пришел вас поблагодарить.
- Сейчас не совсем подходящий момент. - Геллиард сделал попытку подняться
по ступенькам. - Позволь мне пожелать тебе доброго вечера.
Но Кеннет удерживал его на месте.
***
- Вы, вероятно, запамятовали о моем письме, сэр Криспин, - осмелился
напомнить мальчик и протянул руку.
Геллиард заметил этот жест, и на какое-то мгновение в его голове
мелькнула мысль, что надо вести себя более достойно по отношению к этому
неокрепшему юнцу. Он заколебался, подмываемый желанием отдать письмо
непрочитанным и тем самым лишить себя источника важных сведений. Но в конце
концов он все же подавил в себе это чувство. Его лицо приняло суровое
выражение, и он ответил:
- С письмом возникают некоторые затруднения. Сначала я должен
удостовериться, что я не стал невольным участником предательства. Зайдите ко
мне за письмом завтра утром, мастер Стюарт.
- Предательства? - эхом откликнулся Кеннет. - Я клянусь вам честью
девушки, на которой я имею намерение жениться. Разумеется, сэр, теперь вы не
будете настаивать на его прочтении?
- Разумеется, буду.
- Но, сэр...
- Мастер Стюарт, это дело чести. Моей чести. Вы можете убеждать меня хоть
до второго пришествия, от этого мое решение не изменится. Доброй ночи.
- Сэр Криспин! - вскричал мальчик в возбуждении. - Пока я жив, я не
позволю вам читать это письмо!
- Сколько патетики, сэр! И все из-за письма, которое, как вы уверяете,
невинного содержания?
- Такого же невинного, как и рука, написавшая его. Вы не посмеете читать
это письмо. Оно не предназначено для таких глаз, как ваши. Поверьте мне,
сэр, - теперь Стюарт его умолял. - Я клянусь вам, что это обычное письмо,
которое может написать девушка своему возлюбленному. Я думал, что до вас это
дошло, когда вы спасали меня от грубиянов в "Митре". Я думал, ваш поступок
был продиктован благородными чувствами. Однако... - мальчик замолчал.
- Ну-ну, продолжайте, - холодно буркнул Криспин. - Однако...
- Мы можем не говорить об этом "однако", сэр Криспин. Ведь вы вернете мне
письмо, правда?
Криспин тяжело вздохнул. Благородные чувства, воспитанные в нем с
младенчества, бурно протестовали против мерзопакостной роли, которую он
продолжал играть, якобы подозревая Кеннета в предательстве. Искорки доброты
и сострадания, давно погасшие в его душе, разгорелись с новой силой при зове
совести. Он был побежден.
- Да на-а! Используй эти бумажки вместо салфеток!!! - не сдержался
Криспин, резким жестом возвращая письмо Кеннету. Потом остыл и добавил. - Не
обижайся, мой мальчик, и не укоряй меня за грубость.
Не дожидаясь ответа иди благодарности, он повернулся и скрылся во дворце.
Но его благородный порыв слишком запоздал, и Кеннет побрел прочь, проклиная
Геллиарда в душе последними словами. Неприязнь юноши к этому человеку,
казалось, росла на каждом шагу.
Глава 5
После Ворчестерского сражения
Утро третьего сентября - дня столь знаменательного для Кромвеля и столь
трагического для Чарльза - застало Криспина в "Митре" в компании вооруженных
воинов. В качестве тоста он провозгласил:
- Смерть всем корноухим! Господа, - продолжал он, - славное начало для
славного дня. Пусть Господь пошлет нам не менее славное его окончание!
Однако ему не удалось первым участвовать в сражении. До полудня его
продержали во дворце, где он в раздражении ходил из комнаты в комнату,
проклиная себя за то, что не находится в самой гуще битвы с Монтгомери на
Поувекском мосту или с Питтискотти на Баинском холме. Но он заставил себя
смириться и терпеливо ждал, когда Чарльз и его военные советники выберут
направление главного удара.
Когда решение, наконец, было принято, гонцы принесли ужасные вести о том,
что Монтгомери окружен, Питтискотти обращен в бегство, Дэлзиел сдался, а
Кэйт захвачен в плен. Только после этого основные силы армии были собраны у
Сидбурских ворот, и Криспин оказался в центральном отряде, которым
командовал сам король. В последовавшей стремительной атаке, как указывают
очевидцы, он был самой главной фигурой, и его голос прерывал шум битвы,
подбадривая войско. Впервые за этот роковой день железные отряды Кромвеля
дрогнули под натиском роялистов, которые обратили их в бегство и гнали до
тех пор, пок