пока  оно  спит,  что  в  данной  ситуации  протесты  и  умозрительные
рассуждения Фрея Луиса - всего лишь игра воображения.
     - Игра воображения! - Фрей Луис рассмеялся. -  А  разве  приговор  дону
Педро  не  игра  воображения,  позволяющая  ему  избегнуть  более   сурового
наказания, которое, возможно, его еще ждет?
     Он заявил это при большом скоплении людей в  монастыре,  в  его  словах
чувствовалась  явная  угроза.  К  тому  же  рвение  и  страсть   доминиканца
произвели сильное впечатление на  слушателей:  они  сочувственно  восприняли
его слова.
     Кардинал был сильно раздосадован. Но природная  мудрость  побудила  его
скрыть свои чувства: на стороне противника  -  правда,  а  досада  -  плохой
помощник в делах. Он призадумался, не говоря ни слова, чтоб не  выдать  свое
огорчение.
     Наконец он позволил себе улыбнуться доброй не без лукавства улыбкой.
     - Мне сообщили из Сеговии, что местный инквизитор веры тяжело  болен  и
требуется преемник. Я сегодня же обсужу назначение  на  эту  должность  Фрея
Луиса Сальседо. Его рвение  и  кристальная  честность  -  залог  успеха.  Он
отбудет в Сеговию тотчас по принятии решения.
     Но предложение, разрешавшее, по мнению кардинала, все  трудности,  явно
испугало Фрея Хуана.
     - Фрей Луис расценит новое назначение как попытку устранить  неугодного
свидетеля - попытку подкупить  его,  чтобы  он  замолчал.  Он  будет  пылать
разрушительным праведным гневом, который ничто не сможет потушить.
     Кардинал понял,  как  справедливо  замечание  Фрея  Хуана,  и  вперился
взглядом в пустоту. Итак, монах, ревнитель правды, грозится  свести  на  нет
все его усилия, если пыткой не удастся вырвать нужного признания у  женщины.
Отныне на это вся надежда.
     Внезапно без вызова явился секретарь. Кардинал  раздраженно  отмахнулся
от него.
     - Не сейчас! Не сейчас! Вы нам мешаете.
     - Послание короля, ваше высокопреосвященство.
     Заметив недоумение на  лице  кардинала,  секретарь  пояснил:  служители
инквизиции привели человека, который  был  при  оружии  во  время  аутодафе,
потому что послан королем с посланием к Генеральному  инквизитору.  Послание
он должен вручить лично.
     Пропыленный,  измученный  и  небритый,  сэр  Джервас  был   представлен
кардиналу. Он еле держался на ногах. Его глаза, воспаленные  от  бессонницы,
запавшие, окруженные тенями, блестели неестественным стеклянным  блеском,  а
походка была шаткой от усталости.
     Кардинал, человек гуманный, отметил все это про себя.
     - Вы очень торопились, я вижу, - сказал он,  то  ли  спрашивая,  то  ли
утверждая свои наблюдения.
     Джервас поклонился и вручил ему письмо.
     - Усади гостя, Пабло, он ни в коем случае не должен стоять.
     Англичанин с благодарностью опустился на стул, указанный кардиналом,  и
тотчас предупредительно принесенный секретарем.
     Его высокопреосвященство сломал королевскую печать. Он  прочел  письмо,
и  его  озабоченно  нахмуренный  лоб  разгладился.  Он  оторвал  взгляд   от
королевского послания и посмотрел  на  Фрея  Хуана  искрящимися  от  радости
глазами.
     - Я думаю, это ниспослано  небом,  -  сказал  он,  передавая  пергамент
доминиканцу.  -  Волею  короля  женщину   забирают   из-под   опеки   святой
инквизиции. Отныне она не имеет к нам никакого касательства.
     Но Фрей Хуан,  читая  письмо,  хмурился.  Даже  если  подсудимая  и  не
колдунья, она все же еретичка, и душу ее нужно спасти. Фрей  Хуан  негодовал
на королевское вмешательство в сферу, которую почитал  промыслом  Божьим.  В
другое время Генеральный инквизитор разделил бы его негодование и  не  отдал
бы еретичку без  борьбы  и  строгого  напоминания  его  величеству,  что  он
подвергает  себя  опасности,  вмешиваясь  в  дела  веры.  Но  сейчас  приказ
пришелся  очень  кстати,  разрешил  все  трудности   и   спас   Генерального
инквизитора даже от возможного обвинения  в  семейственности.  Размышляя  об
этом,  его  высокопреосвященство  улыбнулся.  И  обезоруженный  этой  мирной
располагающей улыбкой, Фрей Хуан склонил голову и подавил  в  себе  протест,
готовый вот-вот сорваться с языка.
     - Если вы, как Генеральный инквизитор веры,  утверждаете  этот  приказ,
заключенная будет освобождена.
     В  ответе  содержался  тонкий   намек,   что   король   превысил   свои
королевские, строго мирские полномочия. Кардинал Кирога  -  напротив  -  был
очень признателен королю  за  проявленную  самонадеянность.  Он  продиктовал
подтверждение приказа секретарю, подписал его и протянул инквизитору,  чтобы
тот приобщил документ к королевскому посланию.
     Потом он перевел взгляд на Джерваса.
     - Заключенная поступает в ваше распоряжение. Кто вы, сеньор?
     Сэр Джервас поднялся и представился.
     - Англичанин? - Его высокопреосвященство поднял брови.
     Еще один еретик, подумал он, пожав плечами. Впрочем, не все  ли  равно,
дело с плеч долой, и это очень хорошо. У него не было  оснований  испытывать
что-либо, кроме благодарности, к измученному гонцу.
     Кардинал предложил ему подкрепиться -  гонцу  это  явно  требовалось  -
пока пленницу доставят из  монастыря  в  замок.  Когда  инквизиторский  долг
позволял проявить любезность, во всей  Испании  не  было  человека  любезнее
кардинала-архиепископа Толедо. Джервас с благодарностью принял  предложение.
Он слышал приказание кардинала  немедленно  доставить  пленницу  в  замок  и
ответ Фрея Хуана,  что  это  займет  не  менее  часа,  поскольку  необходимо
выполнить некоторые формальности и  внести  в  дело  королевский  приказ  об
освобождении подсудимой.
     Два стража инквизиции явились в темницу за Маргарет.  Она  решила,  что
ей предстоит очередное изматывающее душу  заседание  трибунала,  пародия  на
правосудие. Однако ее  провели  через  просторный  зал  к  огромным  двойным
дверям, выходящим на улицу.  Один  из  стражей  отворил  боковую  дверцу,  и
второй, следовавший за ней, махнул рукой в сторону улицы.
     Возле двери стояла повозка, запряженная мулами, и страж подал  ей  знак
сесть туда. Маргарет огляделась в нерешительности. Аутодафе  завершилось,  и
улица  перед  монастырем,   как   и   другие,   была   переполнена   людьми,
возвращающимися домой. Маргарет хотелось узнать, куда ее  повезут.  Перемены
в судебной процедуре вызвали у нее новый  прилив  беспокойства.  Но  она  не
знала испанского и не могла ничего выяснить. Одинокая, беспомощная,  слабая,
она и  не  пыталась  сопротивляться.  Сначала  нужно,  набравшись  терпения,
узнать, что ей уготовила судьба.
     Маргарет забралась в  повозку,  кожаные  занавески  задернули,  и  мулы
резво  побежали  вперед  за  человеком,  ехавшим  впереди.   Сбоку   повозку
сопровождал эскорт, и теперь она слышала цоканье копыт.
     Наконец   маленькая   кавалькада   остановилась,   кожаные    занавески
раздвинули,  и  ей   предложили   спуститься.   Маргарет   оказалась   перед
величественным зданием на большой площади. Солнце шло к закату, густая  тень
падала от высокого собора на площадь.
     В тени  было  прохладно,  и  Маргарет  пробирала  дрожь.  Затем  стражи
провели ее через двойные чугунные ворота. На  них  красовались  позолоченные
гербовые щиты с витым орнаментом и  кардинальской  шапкой.  Они  прошли  под
аркой во внутренний  дворик,  выложенный  мозаикой,  с  фонтаном  посредине,
пересекли    его    и    оказались    у    двери,     охранявшейся     двумя
красавцами-стражниками в стальных шлемах и красных  мундирах.  Потом  стражи
подвели Маргарет к камергеру в черном с цепью на шее и жезлом.
     Таинственность усиливалась. Может быть, она заснула в своей темнице,  и
все это ей пригрезилось?
     Вылощенный  камергер  сделал  ей  знак  следовать  за  ним,  и   стражи
инквизиции остались позади. Они поднялись по широкой  мраморной  лестнице  с
массивной баллюстрадой. Холл  был  увешан  дорогими  гобеленами,  несомненно
награбленными  Испанией  во  Фландрии.  Они  миновали  еще   двух   стражей,
застывших, точно  изваяния,  на  верхней  площадке  лестницы,  и  прошли  по
коридору. Наконец камергер остановился у двери, открыл ее и, сделав ей  знак
войти, откланялся.
     Растерянная Маргарет оказалась в простой  маленькой  комнате.  Ее  окна
выходили во внутренний дворик, выложенный  мозаикой.  Белая  стена  напротив
переливалась красками заката. У стола,  покрытого  красным  бархатом,  стоял
стул с высокой  спинкой.  С  него  поднялся  человек,  и  Маргарет  невольно
вздрогнула.
     Он повернулся к ней лицом, и невероятное стало невозможным. Даже  когда
он сдавленным голосом произнес ее имя  и  неверной  походкой  пошел  к  ней,
раскрыв объятия, Маргарет все еще не верила своим глазам. А потом  он  обнял
ее, и тот, кого она  приняла  за  призрак,  неопрятный,  грязный,  небритый,
целовал ее волосы, глаза, губы. Нет, это не  призрак,  это  был  человек  из
плоти и крови. Сама мысль повергла  ее  в  ужас.  Она  отпрянула,  насколько
могла, в тесном кольце его рук.
     - Джервас! Что ты здесь делаешь, Джервас?
     - Я приехал за тобой, - просто ответил он.
     - Приехал  за  мной?  -  повторила  она,  будто  не  улавливая   смысла
сказанного.
     Улыбка скользнула по его усталому  лицу.  Он  сунул  руку  в  нагрудный
карман камзола.
     - Я получил твою записку, - пояснил он.
     - Мою записку?
     - Записку, которую ты прислала мне в Арвенак с  приглашением  в  гости.
Посмотри, вот она. - Джервас протянул ей грязный помятый листок. -  Когда  я
приехал в Тревеньон, ты ушла. И тогда... я последовал  за  тобой.  И  вот  я
здесь, чтобы отвезти тебя домой.
     - Отвезти меня домой? Домой? - Маргарет казалось, что она  уже  вдыхает
запах вереска.
     - Да,  я  обо  всем  договорился.  Здешний  кардинал  -  очень  славный
человек... Эскорт ждет. Мы поедем... в Сантандер, там  нас  ждет  Трессилиан
на своем корабле... Я договорился.
     У Джерваса все плыло перед глазами, он  пошатнулся  и,  вероятно,  упал
бы, если бы не держал Маргарет в своих  объятиях.  И  тогда  она  произнесла
слова, влившие в него силу жизни, поднявшие его дух  сильнее  кардинальского
вина.
     - Джервас! Чудесный, бесподобный Джервас! - Она обвила руками его  шею,
будто хотела задушить в объятиях.
     - Я знал, что ты когда-нибудь это поймешь, - едва слышно молвил он.