побледнела от возмущения.
     - Вы полагаете нагромождение абсурда на абсурд ответом?  -  воскликнула
она в отчаянии и, опомнившись, добавила: - Хорошо,  давайте  проверим  сеть,
которой  вы  меня  опутали.  Вы  разрешаете  мне  задавать   вопросы   моему
обвинителю?
     Фрей Хуан  вопросительно  взглянул  сначала  на  священника,  потом  на
помощника прокурора. Первый пожал плечами и хмыкнул, давая понять, что  речь
идет о сущих пустяках.
     - Почему бы и нет? Пожалуйста,  пусть  спрашивает  -  ut  clavus  clavo
retundatur*, - произнес резким голосом второй.
     ______________
     * Клин клином вышибают (лат.).

     Получив разрешение, Маргарет перевела взгляд на Фрея  Луиса,  сидевшего
возле старательно пишущего протокол нотариуса.
     - Вы подслушивали у двери каюты,  когда  дон  Педро  говорил  со  мной.
Помните ли вы, что, умоляя меня выйти за него замуж, дон Педро  сообщил:  на
борту корабля есть священник, который нас тотчас и обвенчает?
     - Об этом я упоминаю  в  своем  донесении,  -  ответил  он  со  злобным
огоньком в глазах.
     - И что же я сказала в ответ?
     - Ответа не последовало, - произнес он с расстановкой.
     - Но если я колдовством хотела женить дона Педро  на  себе,  как  же  я
оставила его предложение без ответа?
     - Молчание не расценивается как отказ, - заметил помощник прокурора.
     Маргарет взглянула на него, и усталая улыбка промелькнула на ее лице.
     - Тогда продолжим разговор. - Она снова обернулась к Фрею Луису. -  Что
я сказала вам наутро, повстречав вас на палубе?
     Фрей Луис, посмотрев  на  председателя  суда,  сделал  досадливый  жест
рукой.
     - Ответ опять же в моем донесении. Я указываю там со  слов  обвиняемой,
что ее доставили на борт корабля  насильно,  что  дон  Педро  уговаривал  ее
выйти за него замуж, что она искала у меня защиты.
     - Если бы  я  околдовала  дона  Педро,  убедив  его  жениться  на  мне,
обращалась бы я к кому-нибудь с такой жалобой, искала  бы  у  кого-нибудь  -
особенно у священника - защиты?
     - Разве я утверждал, что вы околдовали его с одной лишь целью -  женить
на себе? - повысив голос, заявил монах, и  глаза  его  полыхнули  злобой.  -
Откуда мне знать, какие цели преследует такая женщина, как вы?  Я  утверждаю
лишь, что вы  околдовали  его,  разве  иначе  богобоязненный,  набожный  сын
матери-церкви думал бы о браке с еретичкой, совершая  святотатство,  угрожая
священнику, проклиная кощунственно кровь людей, выполняющих  священный  долг
служителей инквизиции?
     - Даже если из вашего утверждения следует,  что  он  был  околдован,  -
пусть так, я в таких вещах не разбираюсь - каким образом  вы  докажете,  что
околдовала его именно я?
     - Как? - отозвался Фрей Луис, не сводя с нее горящих глаз.
     - Отвечайте  обвиняемой,  Фрей  Луис.  -  Главный  инквизитор   говорил
спокойно, но тон его насторожил членов трибунала.
     Дело в том, - Фрей Хуан де Арренсуэло  позднее  признал  это  -  что  в
голову ему закралось сомнение. Все началось с заявления  обвиняемой  о  том,
что обвинение намеренно сделало из  нее  козла  отпущения  за  преступления,
совершенные доном Педро де Мендоса и Луна. Услышав эти  слова,  председатель
суда хотел закрыть заседание; перед новым допросом леди  Маргарет  он  решил
разобраться в себе самом и  удостовериться:  ни  он,  ни  Фрей  Луис  никоим
образом  не  причастны  к  тому,  что  им  приписывается.  Однако  стойкость
обвиняемой,  объяснявшаяся,  по-видимому,  чистой  совестью,   ее   логичные
вопросы и веские доводы лишь усилили его сомнения.
     И теперь он настаивал, чтобы Фрей Луис ответил на вопрос  и  тем  самым
внес ясность в свое донесение.
     Доминиканец же ответил Маргарет встречным вопросом, обращаясь  к  суду.
Фрей Луис просто не выдержал взгляда смелых ясных глаз леди Маргарет.
     - Разве мое обвинение в колдовстве зиждется  лишь  на  обольщении  дона
Педро?  Я  ведь   подробно   описал   сатанинскую   изворотливость   ответов
обвиняемой,  которую  пытался  обратить  в  истинную  веру.  Я  не   решился
признаться ранее, но  теперь  признаюсь,  отдавая  себя  на  суд  святейшего
трибунала: да, я чуть было не попал во  власть  ее  адских  чар,  когда  сам
начал сомневаться в истинах Священного писания - так тонко она извращала  их
смысл. Тогда-то я уразумел, что она пособница  злого  духа.  Она  высмеивала
меня и святые слова, что  я  нес  ей,  и  заливалась  коварным  смехом,  как
распутница. - Страстно обличая  колдунью,  монах  разжигал  ненависть  своих
слушателей. - Мое убеждение сложилось не под влиянием того или иного  факта,
твердое убеждение в  ее  колдовстве,  на  котором  зиждется  мое  обвинение,
исходит из всей суммы фактов, ошеломляющей в своей ужасной  совокупности.  -
Фрей Луис, строгий, напряженный,  устремил  взгляд  больших  темных  глаз  в
бесконечность. Окружающим он казался боговдохновенным. - Я записал  то,  что
отчетливо видел внутренним оком, коему был ниспослан небесный свет.
     Монах сел, обхватив голову руками. Его била дрожь: в  последний  момент
мужество  покинуло  его.  Он  не  отважился  добавить,  что  счел   решающим
доказательством колдовских чар леди Маргарет то, что они  возымели  действие
на него, проникнув в цитадель  его  доселе  неуязвимого  целомудрия.  Он  не
отважился рассказать о навязчивом видении -  белой  шее  и  округлой  груди,
преследующем и мучащем его с того самого дня, когда он  увидел  Маргарет  на
корабле. Искушение было так велико, что он не раз  забывал  про  свой  долг,
всерьез помышлял отказаться от роли обвинителя в то  утро,  когда  сошел  на
берег в Сантандере. Да и потом ему  хотелось  отбросить  перо,  отречься  от
правды и погубить свою бессмертную душу, чтоб спасти ее прекрасное  тело  от
сожжения  на  костре,  ибо  она  была  обречена.  И  поскольку  ее   красота
возбуждала доминиканца, как острый непреодолимый запах духов,  поскольку  он
корчился от страстного желания увидеть леди Маргарет и терзался при мысли  о
справедливом возмездии, которое ее  настигнет,  он  не  мог  позволить  себе
сомневаться  в  ее  вине.  Чары  Маргарет  в  одночасье  разрушили  бастионы
чистоты, возведенные им за долгие годы самоотречения и служения  Богу,  чтоб
укрыть душу от греха. Это  ли  не  доказательство  ее  колдовской  мерзости,
призванной ослабить того, чей долг - уничтожить ведьму?  И  лишь  когда  это
прекрасное тело, искушавшее и губившее людские души по  воле  сатаны,  будет
истерзано палачом, а потом превратится в пепел на костре, Фрей Луис  сочтет,
что выполнил долг - долг своей совести.
     Председательствующий спросил обвиняемую, удовлетворена ли она  ответом,
и Фрей Луис услышал решительный протест леди Маргарет.
     - Это  был   вихрь   бессмысленных   слов,   торжественная   декларация
собственных убеждений Фрея Луиса, но отнюдь не доказательство чего бы то  ни
было. Он заявляет, что я искусный полемист в религиозном споре.  Но  я  веду
спор  на  основе  полученного  мной  религиозного  воспитания.   Разве   это
доказательство колдовства? Согласно  подобной  логике,  каждый  лютеранин  -
колдун.
     На сей раз Фрей Хуан промолчал. Он объявил, что заседание  закрывается,
и приказал увести обвиняемую.
     Но когда  леди  Маргарет  увели,  он,  желая  успокоить  свою  совесть,
подверг Фрея Луиса допросу с пристрастием. В  конце  учиненного  им  допроса
помощник прокурора с упреком  заметил,  что  в  руках  председательствующего
обвинитель, похоже, превратился в обвиняемого.
     - Допрос доносчика не только законен, но  и  желателен,  особенно  если
помимо доноса нет других показаний, как в данном  случае,  -  возразил  Фрей
Хуан.
     - Мы  располагаем  свидетельскими  показаниями,  -   заметил   помощник
прокурора. - Обвиняемая подтвердила, что дон Педро действительно говорил  ей
слова, цитируемые доносчиком. Есть и факты,  которые  дон  Педро  не  станет
отрицать.
     - И к тому же она признала свою ересь,  -  добавил  Фрей  Луис  в  пылу
праведного гнева, - а еретичка способна на все.
     - Даже если она способна на все, - последовал спокойный ответ, - мы  не
можем обвинить еретичку во всех  смертных  грехах,  помимо  ереси,  если  не
располагаем достаточными доказательствами.
     - А не лучше ли сразу отдать ее палачу для  дознания,  чтобы  разрешить
ваши сомнения, Фрей Хуан? - предложил помощник прокурора.
     - Провести дознание, правильно! - с чувством  подхватил  Фрей  Луис.  -
Надо пыткой сломить ее злонамеренное упрямство. Таким  образом  вы  получите
признание, необходимое для того, чтобы вынести приговор.
     Фрей Хуан сразу посуровел, из его  глаз  исчезло  выражение  участия  и
грусти.
     - Чтобы разрешить мои  сомнения?  -  повторил  он,  хмуро  поглядев  на
помощника прокурора. - Стало быть, я занял судейское место, чтобы  разрешить
свои сомнения? Что значит спокойствие моей души  или  душевные  терзания  по
сравнению со служением Вере? В конце концов мы узнаем правду, как  бы  долго
нам ни пришлось ее искать. Но мы ее  найдем  во  славу  Господа,  а  не  для
разрешения моих, либо чьих-то еще сомнений.
     Фрей Хуан резко  поднялся.  Помощник  прокурора  обескураженно  молчал.
Фрей Луис хотел снова начать разговор, но ему строго напомнили,  что  он  не
член суда, и ему положено высказываться только в качестве свидетеля.
     В наступившей тишине Фрей Хуан взял протокол у нотариуса и  внимательно
его прочел.
     - Генеральный инквизитор потребовал копии, пусть отошлют ему вечером.
     Особый интерес, который проявлял к этому  делу  Генеральный  инквизитор
Кастилии Гаспар де Кирога,  кардинал-архиепископ  Толедо,  объясняется  тем,
что  дон  Педро  де  Мендоса  и  Луна,  как  нам  известно,  приходился  ему
племянником. Он был единственным сыном  сестры  архиепископа,  и  тот  любил
его, как сына; монашеский сан не позволял  ему  иметь  своего  собственного.
Этот факт, широко известный в Испании, вселил страх в  инквизиторов  Толедо,
и  они  решили  передать  дело  дона  Педро  в  Толедо  под  надзор   самого
Генерального инквизитора.
     Кардинал пребывал в глубоком унынии. Каков бы ни был исход дела,  какую
бы часть вины ни удалось переложить на козла отпущения, ясно было одно:  дон
Педро совершил тягчайшее преступление. Трибунал сочтет, что грехопадения  не
произошло бы, не соверши дон Педро  того  или  иного  поступка,  за  которые
должен понести наказание. И трибунал, в свое время без колебания  налагавший
тяжкую епитимью на принцев крови, несомненно  потребует  сурового  наказания
для его племянника. Словом, пойдут толки, что кардинал злоупотребил  властью
и священным саном, чтобы уберечь своего родственника от  справедливой  кары.
Генеральному инквизитору и без  того  чинили  немало  помех:  король  весьма
ревниво относился к любой узурпации власти в своих  владениях.  Папа  навряд
ли одобрял то рвение, что Святая  инквизиция  проявила  в  Испании,  иезуиты
тоже не упускали случая выразить протест по поводу вмешательства в  их  дела
и даже преследований, коим их подвергла инквизиция.
     Да и сам дон Педро  не  облегчал  задачи,  стоявшей  перед  Генеральным
инквизитором, ни своим поведением перед трибуналом,  ни  в  личных  беседах,
когда дядя вызывал его из тюрьмы.
     Он с презрением рассмеялся, узнав, что Маргарет предъявили обвинение  в
колдовстве,  и  категорически  отказался  от   возможности   воспользоваться
лазейкой, предоставленной ему подобным обвинением.  Свои  нынешние  невзгоды
дон Педро считал естественной и заслуженной карой, которую он  сам  на  себя
навлек. Он заявил, что примет наказание с мужеством и надлежащим  смирением,
если будет уверен, что его собственное злодейство  и  безрассудный  фанатизм
судей не усугубят положение Маргарет, страшную опасность,  угрожающую  ей  и
еще не вполне ею осознанную. В личных беседах с дядей  и,  что  несоизмеримо
хуже - перед инквизиторами, назначенными кардиналом для следствия  во  главе
с  Фреем  Хуаном  де  Арренсуэло,  он  упорно  утверждал:  вся   история   с
колдовством сфабрикована, чтоб смягчить его вину за последствия,  ввиду  его
собственного  высокого  положения  и  родственных   связей   с   Генеральным
инквизитором. Дон Педро в вызывающей форме заверил судей, что леди  Маргарет
не воздействовала на него колдовскими чарами, хоть ее  красота,  добродетель
и очарование способны околдовать любого. Если эти свойства  расценивать  как
колдовские чары, то половину девушек  во  всем  мире  надо  сразу  сжечь  на
костре, ибо каждая из них когда-нибудь очаровывала того или иного мужчину.
     То, что дон Педро во всем обвинял самого  себя,  ни  единым  словом  не
опорочив еретичку, причину своих бед, было  самоубийственно.  Любые  попытки
убедить дона Педро, что и его слова, и  поведение  -  лишнее  доказательство
действия колдовских чар, все еще разжигающих кровь,  лишь  повергали  его  в
ярость  и  усиливали  грубые  выпады.  Он  обзывал  инквизиторов  болванами,
глупыми ослами, упрямыми мулами, а однажды, ничтоже сумняшеся,  заявил,  что
они сами одержимы дьяволами, ибо с  адским  усердием  губят  все  вокруг  и,
руководствуясь только им известной целью, превращают правду в ложь.
     - Для вас, господа, правда - то, что вы хотите видеть,  а  не  то,  что
видит любой здравомыслящий человек. Вам нужны лишь  те  доказательства,  что
подтверждают ваши закоснелые предубеждения. В мире нет животного, которое  с
такой охотой и упорством шло бы по ложному следу, как вы, доминиканцы.
     Дон  Педро  намеренно  разбил  слово   на   два   и   по   негодованию,
отразившемуся на лицах инквизиторов, понял, что до них дошел  оскорбительный
смысл его слов. Он  повторял  их  снова  и  снова,  как  ругательство,  даже
перевел их на испанский, чтобы исключить всякую возможность непонимания.
     - Собаки Бога! Псы господни! Вот как вы себя называете. Интересно,  как
называет вас Бог.
     Заседание было немедленно закрыто, и  кардиналу  Кироге  доложили,  что
сумасбродные речи и неподобающее поведение его  племянника  не  оставляют  у
судей сомнений: он явно пал жертвой колдовства.  Но  Фрей  Хуан  добавил  от
себя:  как  бы  они  ни  были  в  этом  уверены,  трибунал  не   располагает
достаточными доказательствами, чтобы  обвинить  женщину  по  имени  Маргарет
Тревеньон  в  колдовстве.  Председатель  трибунала   почтительнейше   просил
Генерального  инквизитора  отказаться  от  этого  обвинения,  оставив   лишь
обвинение в ереси. А если англичанка - ведьма, она  поплатится  за  это,  но
пусть ее осудят за преступление, которое можно доказать.
     Грандиозное аутодафе  должно  было  состояться  в  Толедо  в  следующий
четверг 26 октября. Фрей Хуан указывал в своем донесении от 19 октября,  что
к этому времени приговор по обвинению в ереси будет  вынесен,  и  обвиняемая
понесет наказание; на дона Педро наложат епитимью, определенную  трибуналом.
Она будет представлена на одобрение Его высокопреосвященству.


ГЛАВА XIX

ФИЛИПП II

     В то самое время, когда Генеральный инквизитор в Толедо  размышлял  над
сопряженным с  неприятностями  донесением  Фрея  Хуана  де  Арренсуэло,  сэр
Джервас Кросби добивался аудиенции у короля Филиппа II.
     Пятнадцать дней ушло на то, чтобы добраться  от  Гринвича  до  Мадрида,
пятнадцать дней нескончаемых мучений,  досады  на  медленное  продвижение  к
цели, сводившее его с ума Маргарет в беде,  Джервас  был  нужен  ей  сейчас,
немедленно, а  он  полз  к  ней,  как  улитка.  Путешествие  показалось  ему
кошмаром.  За  пятнадцать  дней  плавания  беспечный  жизнерадостный  парень
посуровел и внешне, и душой,  и  отныне  ему  никогда  вполне  не  удавалось
изжить в себе эту суровость.
     Бросив якорь в заливе Сантандер, они вошли  в  порт  лишь  через  шесть
дней из-за сильных встречных ветров. Порт Сантандер они  выбрали  не  потому
что напали на след корабля, который  увез  Маргарет.  Сантандер  был  первый
крупный порт, и оттуда было удобнее всего добраться до  Мадрида  -  конечной
цели путешествия. Поиски Маргарет, попытки преследовать похитителя  были  бы
пустой  тратой  времени:  Джервас  надеялся  добиться  от   короля   Испании
охранного свидетельства. Потому-то он решил прежде всего встретиться с  этим
легендарно-могущественным человеком.
     "Роза мира" вошла в испанские территориальные  воды  без  национального
флага. Бесстрашие было  свойственно  сэру  Оливеру  Трессилиану,  но  он  не
забывал и про осторожность. Он  был  готов  встретить  лицом  к  лицу  любую
подстерегавшую его опасность, но избегал неоправданного риска.
     Тем не менее отсутствие флага возымело тот же эффект, что  и  вызывающе
реющий флаг враждебной державы. Не прошло и часа с тех пор, как они  бросили
якорь в бухте Сантандер, как  к  "Розе  мира"  подошли  две  большие  черные
барки. На борту их было  множество  людей  в  стальных  шлемах  и  доспехах,
вооруженных пиками и  мушкетами.  В  первой  находился  наместник  короля  в
Сантандере собственной персоной. Он хотел узнать, из какой страны и с  какой
целью прибыл корабль. Ряд пушек, жерла которых торчали из  ружейных  портов,
придавали "Розе мира" вид боевого корабля.
     Сэр Оливер приказал  спустить  трап  и  пригласил  наместника  на  борт
корабля. Он не возражал, когда вместе с ним по трапу поднялось шесть  солдат
в качестве почетного караула.
     Наместником короля в Сантандере был напыщенный  коротышка,  склонный  к
полноте, несмотря на сравнительно молодой возраст. Джервас объяснил  ему  на
ломаном, но  вполне  понятном  испанском,  усвоенном  во  время  плавания  с
Дрейком, что он - курьер королевы Елизаветы и везет  письма  королю  Филиппу
Испанскому. В подтверждение своих слов он  показал  сверток  с  королевскими
печатями и собственноручной королевской надписью.
     Это заявление было  встречено  косыми  взглядами  и  любезными  словами
наместника, дона Пабло де Ламарехо. Он понимал, что  королевские  посланники
неприкосновенны, даже  если  это  еретики-англичане,  обреченные  на  вечное
проклятие и потому не  заслуживающие  ни  внимания,  ни  сострадания  любого
богобоязненного  человека.  Наместник  рассудил,  что  корабль  и   команда,
доставившая королевского посланника,  находятся  под  эгидой  международного
права, как и сам посланник, а  потому  с  готовностью  согласился  выполнить
просьбу сэра Оливера пополнить запасы свежей воды и продовольствия.
     Джервас  один  отправился  в  порт  на  барке  наместника.  Он   просил
разрешения взять с собой двух матросов для услуг. Но  наместник,  рассыпаясь
в любезностях, настоял, чтоб Джерваса сопровождали  два  испанца:  они,  как
объяснил наместник, окажутся куда полезнее, поскольку знают страну  и  язык.
Джервас прекрасно понимал истинное намерение дона Пабло  приставить  к  нему
двух стражей. Не выдав себя ни словом, ни  намеком,  он  счел  благоразумным
превратить королевского посланника в пленника  на  время  его  пребывания  в
Испании, если только его величество не распорядится иначе.
     Сэр Джервас не придал этому  никакого  значения.  Ему  было  важно  как
можно  скорей  попасть  к  королю,  а  как  это  будет  достигнуто,  его  не
интересовало. Испанцы, будь на то их воля,  могли  доставить  его  в  Мадрид
связанным по рукам и ногам.
     Оливер Трессилиан по уговору должен был ждать  Джерваса  в  Сантандере.
Они условились: если Джервас не вернется ровно  через  месяц  и  не  пришлет
сообщения, значит, его постигла неудача, и  Оливер  отправится  в  Англию  и
доложит обо всем  королеве.  Приняв  такое  решение,  друзья  простились,  и
Джервас, похожий на испанца и цветом кожи и суровостью, отправился в  Мадрид
с двумя стражниками, изображавшими из себя  грумов.  Ехали  куда  медленней,
чем хотелось бы Джервасу: местность была гористая, и лошадей  меняли  редко.
На  пути  у  них  лежала  провинция  Бургос,  прославленная  родина   Сида*,
Романская Сеговия высоко в горах с ее аквед