Вы бы лучше не подходили к нему близко, сэр.
   - Это... это чума? - тихо спросил Холлс.
   Врач кивнул, указывая на багровое пятно.
   - Признаки абсолютно безошибочны, - ответил он. -  Умоляю  вас,  сэр,
уходите скорей.
   Вновь  поднеся  платок  ко  рту  и  носу,  он  повернулся  спиной   к
полковнику.
   Холлс повиновался, шагая  медленно  и  задумчиво,  будучи  поражённым
зрелищем чумы, обрушившейся на молодого парня. Когда  он  приблизился  к
толпе, глазевшей на происходящее с солидного расстояния, то заметил, что
люди отшатываются от него, словно от уже заразившегося.
   Увиденное событие производит на нас  куда  большее  впечатление,  чем
двадцать подобных случаев, о которых мы только слышим. До  сих  пор  эти
лондонские горожане относились  к  чуме  весьма  легкомысленно.  Еще  не
прошло десяти минут с тех пор, как они осыпали насмешками и швыряли  чем
попало в проповедника, призывавшего их  покаяться  и  грозившего  гневом
Господним. Но когда внезапно, точно  гром  среди  ясного  неба,  болезнь
сразила одного из них, их сердца наполнились ужасом при виде того, о чем
ранее знали только по рассказам.
   Полковник двинулся дальше, размышляя о том, что этот случай привлечет
делу республики больше сторонников, чем куча проповедников. Он  расценил
его как перст судьбы, указывающий,  что  ему  следует  присоединиться  к
Такеру.
   Но  прежде  чем  отправиться  в  Чипсайд  и  предложить  свою   шпагу
революционерам, следовало утолить жажду, вызванную  долгой  ходьбой  под
изнуряющим зноем.  С  помощью  Такера  и  его  друзей  Холлс  раздобудет
необходимые средства, чтобы оплатить счет в "Голове Павла" и съехать  от
любвеобильной миссис Куинн, в чьей гостинице он ни в коей  мере  не  мог
проживать далее.
   Полковник вошел  в  общую  комнату;  хозяйка  отвернулась  от  группы
горожан, с которыми она беседовала, и  проводила  его  взглядом,  плотно
сжав губы, когда он направлялся в свою маленькую приемную. Спустя минуту
она последовала за ним.
   Холлс, успевший снять шляпу и  расстегнуть  камзол,  любезно  пожелал
миссис Куинн доброго утра, словно  между  ними  не  произошло  вчерашней
трагической   сцены.   Однако   его   легкомыслие   показалось   хозяйке
оскорбительным.
   - Чем могу быть вам полезной, полковник? - осведомилась миссис Куинн.
   - Кружкой эля, если вы будете так любезны, - ответил он. -  Я  словно
побывал в африканской пустыне. Уф! Ну и жара!
   И Холлс расположился на сиденье у окна, где было больше воздуха.
   Хозяйка молча удалилась и вернулась с кружкой, I которую поставила на
столе перед постояльцем. Полковник жадно приник к ней губами, и когда ее
прохладное содержимое смягчило его горло, он возблагодарил небо  за  то,
что в мире, где столько зла, существует такая хорошая вещь, как эль.
   Миссис Куинн, нахмурив брови, молча наблюдала за ним.
   - Вы оставите мой дом сегодня, как мы договорились вчера  вечером?  -
осведомилась она, когда он, наконец, оторвался от кружки.
   Холлс кивнул, облизнув губы.
   - Я скоро переберусь в "Птичку в руке" на другой стороне Полс-Ярда, -
ответил он.
   - В "Птичку в руке"! - В ее голосе прозвучало презрение к упомянутому
заведению, которое и впрямь являлось жалкой таверной. - Эта дыра отлично
подойдет к вашему великолепному камзолу. Впрочем, это не мое дело.  Коль
скоро вы перебираетесь, я удовлетворена.
   В ее тоне слышалось нечто зловещее. Подойдя  к  столу,  миссис  Куинн
облокотилась на него. Ее поза и выражение лица  не  оставляли  сомнений,
что эта женщина, до сих пор  относившаяся  к  нему  с  такой  нежностью,
теперь стала его злейшим врагом.
   - У моего дома хорошая репутация, и я намерена сохранять ее и впредь,
- продолжала миссис Куинн. - Поэтому мне  не  нужны  здесь  изменники  и
висельники.
   Холлс намеревался  проглотить  очередную  порцию  эля,  но  ее  слова
остановили его, когда он уже подносил кружку к губам.
   - Изменники? Висельники? - медленно переспросил он. - Не Думаю, что я
вас понял, хозяюшка. Вы относите эти эпитеты ко мне?
   - К вам, сэр.
   И миссис Куинн плотно сжала губы.
   Полковник, нахмурившись, посмотрел на нее,  затем  рассмеялся,  пожав
плечами.
   - Вы с ума сошли, - сказал он и залпом допил кружку эля.
   Нет, я не сумасшедшая и не дура, мистер мятежник! Человека узнаешь по
его друзьям. Разве может не быть изменником тот, кто водит с изменниками
компанию, да еще прямо здесь, в этом доме, в чем я могла бы поклясться в
случае необходимости, или если бы хотела причинить вам вред? Я не  стану
этого делать, но прошу вас сегодня же покинуть мой  дом,  иначе  я  могу
изменить свое решение.
   Холлс со стуком опустил кружку на стол и вскочил на ноги.
   - Черт возьми! - рявкнул он,  охваченный  гневом,  который  усиливала
тревога. - Что вы имеете в виду? С какими изменниками я водил компанию?
   - С какими? - Она  усмехнулась.  -  Что  вы  скажете  о  вашем  друге
Дэнверсе,  которого  в  настоящий  момент  разыскивают   полицейские   с
Боу-Стрит?
   Полковник сразу же почувствовал облегчение,
   - Дэнверс? - переспросил он. - У меня нет такого друга. Я никогда  не
слышал этого имени.
   - В самом деле? - с иронической усмешкой осведомилась миссис Куинн. -
А может, вы никогда не слышали имен его помощников, Такера  и  Ратбоуна,
которые только вчера были у вас в этом доме, в. чём я могу поклясться? О
чем  вы  с  ними  говорили?  Сможете  вы  объяснить   это   так,   чтобы
удовлетворить судей? Они могут заинтересоваться, как вы познакомились  с
двумя изменниками, которые сегодня утром были арестованы в числе  прочих
заговорщиков, намеревавшихся восстановить республику. Негодяи собирались
убить короля, захватить Тауэр и сжечь Сити - не более, не менее!
   Полковник словно ощутил сильный удар в переносицу.
   -  Арестованы!  -  воскликнул  он.   Его   челюсть   отвисла,   глаза
расширились. - Вы сказали, Такер и  Ратбоун  арестованы?  Да  вы  просто
бредите!
   Но в душе Он понимал, что это не  так.  Ибо,  если  ее  история  была
вымыслом, как она могла узнать о заговоре?
   - Я брежу? - миссис Куинн злобно усмехнулась. - Пойдите на Полс-Ярд и
спросите  первого  встречного  об  аресте,  произведенном   в   Чипсайде
незадолго до полудня, и об охоте, которая  сейчас  идет  на  Дэнверса  и
других, замешанных в злодейском заговоре. Так вот, я не хочу,  чтобы  за
ними охотились здесь. Не хочу, чтобы мой дом  именовали  местом  встречи
изменников, во что вы его  превратили,  обманывая  меня  вашим  приятным
обхождением  и  пользуясь  отсутствием  мужчины,  который  мог  бы  меня
защитить! Я бы сразу же побежала к судье, да только не хочу бросать тень
на доброе имя моего дома. Это  единственная  причина  моего  молчания  -
можете быть ей благодарны. Но уезжайте сегодня же, а  не  то  я  могу  и
передумать.
   Подобрав со стола пустую кружку, хозяйка двинулась  к  двери,  прежде
чем Холлс смог найти слова для ответа. У порога она задержалась.
   - Скоро я принесу вам ваш счет,  -  заявила  миссис  Куинн.  -  Когда
оплатите его, можете складывать вещи и убираться. - И она вышла, хлопнув
дверью.
   Счет! Какое это имело значение по сравнению с ужасной угрозой  тюрьмы
и виселицы? Едва ли стали бы принимать во  внимание,  что  он  абсолютно
невиновен в каком-либо соучастии в разоблаченном заговоре республиканцев
(если не считать сегодняшнего решения к ним  присоединиться).  Если  его
обвинят в сообщничестве  с  Такером  и  Ратбоуном,  то  сыну  цареубийцы
Рэндала Холлса нечего  надеяться  на  пощаду.  Происхождение  и  прошлое
окажутся решающими доказательствами против него. И все же счет был  хотя
и сравнительно незначительным, но  наиболее  непосредственно  угрожающим
злом, и поэтому  занимал  его  мысли  в  настоящий  момент  более  всего
остального.
   Холлс знал, что счет будет весьма весомым, и  его  ресурсы  никак  не
могут ему соответствовать. Тем не менее, если он не сможет заплатить, то
миссис Куинн, безусловно, не проявит  к  нему  милосердия,  а  последняя
выходка  Фортуны,  связавшая  его  с  Такером  накануне   ареста   этого
заговорщика, полностью отдавала его во власть миссис Куинн.
   Полковник с горечью подумал, что подобные вещи,  очевидно,  постоянно
будут с ним происходить. После этого он обратил свой  утомленный  ум  на
поиски средств  для  уплаты  долга,  проклиная  легкомысленные  утренние
траты.
   Вскоре его можно было видеть вновь облаченным в поношенную одежду,  с
которой он надеялся расстаться навсегда, выходящим из "Головы  Павла"  с
узлом, содержавшим недавние покупки, и идущим  в  направлении  лавок  на
Патерностер-Роу, где они были столь торжественно приобретены.
   Там Холлс смог постичь всю разницу между отношением  к  покупателю  и
продавцу. Следующим открытием было то, что одежда,  использованная  хоть
один раз, утрачивала практически всякую Цену. Дело  заключалось  в  том,
что если Холлс отлично знал воинское ремесло, то лавочники были не менее
сведущи в ремесле торговом. А искусство торговли в значительной  степени
состояло в быстром понимании нужд клиента и готовности  безжалостно  ими
воспользоваться.
   Десять фунтов - это было все, что Холлс смог выручить за то,  на  что
несколько часов назад истратил  тридцать.  Волей-неволей,  ему  пришлось
согласиться на продажу. Во время сделки он держался оскорбительно и едва
не набросился на торговца  с  угрозами,  но  тот  остался  невозмутимым.
Оскорбления ничего для него не значили, пока он извлекал прибыль.
   Вернувшись в "Голову Павла", полковник Холлс нашел хозяйку, ожидавшую
его со счетом. При взгляде на последний он ощутил тошноту.  Это  явилось
кульминационным  ударом  судьбы.  Холлс  тщательно  изучал  все  пункты,
стараясь скрыть охвативший его страх, ибо миссис Куинн наблюдала за  ним
своими пронизывающими голубыми глазами, зловеще сжав губы.
   Полковник удивлялся количеству поглощенного им за эти  недели  эля  и
канарского  вина,  приписывая  свою  дорогостоящую   жажду   длительному
пребыванию  в  Нидерландах,  где  привычка  к   выпивке   распространена
повсеместно. Общая сумма превышала двадцать фунтов.  Конечно,  полковник
ожидал, что  ему  придется  раскошелиться,  но  на  такое  он  никак  не
рассчитывал.  Понимая,  что  миссис  Куинн,  очевидно,  вложила  в  счет
оскорбление, нанесенное ее нежным чувствам, Холлс подумал,  не  является
ли брак с ней  (если  она  только  еще  не  отказалась  от  этой  мысли)
единственным выходом из положения. Уплатить по  счету  не  было  никакой
возможности.
   Подняв глаза от грозной  колонки  цифр,  полковник  встретил  злобный
взгляд леди, которая, не сумев  стать  его  женой,  превратилась  в  его
злейшего врага. Взгляд этот был еще страшнее  требуемой  суммы.  Поэтому
Холлс вновь устремил глаза на меньшее зло и прочистил горло.
   - Счет весьма солидный, - заметил он.
   - Разумеется, -  согласилась  хозяйка.  -  Вы  пили,  как  лошадь,  и
пользовались всеми услугами. Надеюсь, в "Птичке в  руке"  вам  будет  не
менее удобно.
   - Буду с вами откровенен, миссис Куинн. Мой дела пошли скверно,  хотя
не по моей вине. Его светлость герцог Олбемарл, на которого я  имел  все
основания полагаться, подвел меня. В настоящее  время  я  нахожусь  в...
стесненном состояний и почти что без всяких средств.
   - Это, однако, не заботило вас, когда вы ели и пили все самое лучшее,
что вам могли предложить в моем доме. Истории, подобные вашей, постоянно
рассказывают все жалкие мошенники...
   - Миссис Куинн! - загремел полковник.
   Она ничуть не испугалась, радуясь возможности нанести  рану  гордости
этого  человека,  который  столь  ужасно  обошелся  с   ее   собственной
гордостью.
   - ... а с мошенниками нужно обращаться  соответственно.  Вы  думаете,
что если я женщина, то буду обходиться  с  вами  мягко  я  нежно.  Но  я
отлично знаю вашу породу, полковник Холлс -  если  вы  и  в  самом  деле
полковник. Меня еще не удавалось провести ни одному наглому оборванцу, и
я позабочусь, чтобы это не удалось и вам. Больше я ничего не скажу, хотя
могла бы сказать многое. Но если вы будете причинять мне беспокойство, я
напущу на вас констебля, а  с  ним  вам,  возможно,  придется  улаживать
кое-что и помимо этого счета. Вы знаете, что я имею в виду и что могу  о
вас порассказать. Поэтому советую вам оплатить счет без хмыканья  -  оно
трогает меня не больше, чем этот деревянный стол!
   Холлс стоял перед хозяйкой, сгорая от стыда и с  трудом  сдерживаясь,
так как он мог выйти  из  себя,  будучи  спровоцированным.  Впрочем,  из
нелюбви к лишним трудностям, полковник редко позволял  себе  поддаваться
на провокации. Он подавил кипевший в нем гнев, сознавая, что  если  даст
ему волю, то это обернется против него же и погубит его окончательно.
   - Миссис Куинн, - ответил Холлс спокойно, как только мог, - я  продал
свою одежду, чтобы заплатить то, что вам должен; Однако даже теперь этот
долг превышает имеющиеся у меня деньги.
   - Продали одежду? - злобно расхохоталась она. - Вы имеете в виду,  те
наряды, которыми хотели щегольнуть в Уайт-холле. Но вы  продали  еще  не
все. Этот рубин в вашем ухе вдвое превышает мой счёт.
   Вздрогнув, Холлс поднес руку к серьге. Рубин был подарен ему красивым
юношей-роялистом, чью жизнь он спас  вечером  после  битвы  при  Вустере
около пятнадцати лет назад. Старое  суеверие,  внушавшее  ему,  что  его
судьба зависит от этой драгоценности,  не  позволяло  осознать  реальную
стоимость рубина. Даже в  теперешней  отчаянной  ситуации  мысль  о  его
продаже была для  него  невыносима.  Все  эти  годы  он  хранил  серьгу,
несмотря на удары судьбы, но теперь хозяйка ясно дала  ему  понять,  что
речь идет о его шее.
   - Я забыл о нем, - промолвил Холлс, опустив голову.
   - Забыли? - осведомилась миссис Куинн таким тоном, словно называя его
лжецом и плутом. - Ну так теперь вам о нем напомнили.
   - Благодарю вас за это напоминание. Я сейчас же  продам  его,  и  ваш
счет будет оплачен сегодня. Мне жаль, что... О, не имеет значения!
   И он выбежал из дома разыскивать  еврея,  занимающегося  превращением
драгоценностей в золото.

Глава двенадцатая
ПОДВИГ БЭКИНГЕМА

   Мисс Сильвия Фаркуарсон занимала уютные апартаменты на Солсбери-Корт,
приобретенные для нее, когда  она  стала  на  путь  к  славе  и  успеху,
Беттертоном, живущим в доме напротив. В дверях дома  Беттертона  девушка
впервые увидела тощую волчью физиономию Бейтса.
   Это случилось в то утро, когда полковник Холлс испытал  разочарование
в доме Олбемарла и последующие унижения со стороны миссис Куинн.
   Мисс Фаркуарсон нуждалась в материале для платьев,  который,  как  ей
сообщили, можно приобрести у одного торговца в Чипсайде.  С  этой  целью
она после полудня вышла из дома и села в портшез, ожидавший ее у дверей.
Когда  носильщики  взялись  за   свою   ношу,   девушка,   выглянув   из
незастекленного левого окошка  портшеза  в  сторону  дома  своего  друга
Беттертона, увидела злобное и хитрое лицо, высунувшееся из тени  дверей,
словно наблюдая за ней. Вид его внушил  ей  страх,  и  она  инстинктивно
отшатнулась назад, однако спустя  несколько  секунд,  уже  смеялась  над
своими глупыми фантазиями и вскоре позабыла о зловещем наблюдателе.
   Понадобилось целых полчаса,  чтобы  добраться  до  лавки  торговца  в
Чипсайде с изображенным на вывеске серебряным ангелом,
   Так как носильщики двигались весьма медленно.  Погонять  их  в  такую
жару было бы безжалостно, а безжалостность не являлась чертой  характера
мисс Фаркуарсон. К тому же девушка не торопилась. Она спокойно сидела  в
портшезе, который носильщики несли по Полс-Ярду, где на ступенях  собора
проповедник разглагольствовал перед толпой,  как  вам  уже  известно,  в
итоге осыпавшей его насмешками.
   Когда, наконец,  портшез  поставили  у  двери  "Серебряного  ангела",
девушка вышла и направилась в лавку  заняться  делом,  которое  ни  одна
женщина не совершает в спешке.
   Мистер  Бейтс  крался  за  портшезом  вместе   с   тремя   громилами,
следовавшими за ним на некотором расстоянии, и еще  тремя,  державшимися
на таком же расстоянии от первых.  Он  достаточно  хорошо  знал  женскую
натуру и пришел к выводу,  что  пройдет  около  часа,  прежде  чем  мисс
Фаркуарсон выйдет из лавки. Мошенник обладал немалой  проницательностью,
а его темные злые глаза не упускали ничего. Заметив  небольшую  толпу  у
лестницы собора и услышав, о чем вещает проповедник,  Бейтс  решил,  что
сцена отлично подходит  для  гнусной  комедии,  которую  он  намеревался
разыграть по  поручению  его  светлости  герцога  Бэкингема.  Оставалось
доставить главного актера - самого герцога  -  поближе  к  сцене.  После
этого все пойдет весело - словно под перезвон свадебных колоколов.
   Скользнув в портик, мистер Бейтс вытащил карандаш  и  лист  бумаги  и
нацарапал три-четыре строчки. Сложив записку, он  сделал  едва  заметный
знак одному из громил, который тут же присоединился к нему.
   Бейтс сунул ему в ладонь записку вместе с кроной.
   - Возьми экипаж и как можно скорее передай записку его  светлости,  -
распорядился он. - Поторопись!
   Парень умчался  прочь,  а  Бейтс,  отойдя  в  тень,  набил  трубку  и
продолжал наблюдение. Это был низкорослый субъект с  торчащими  скулами,
гладко выбритыми щеками и длинными черными волосами, свисавшими  подобно
водорослям на лицо и тощую шею. Одет он был в поношенный черный  костюм,
придававший ему вместе  с  широкополой  высокой  шляпой  и  своеобразной
внешностью облик религиозного фанатика.
   Мисс Фаркуарсон явно не спешила. Прошло полтора часа, прежде чем  она
вышла, сопровождаемая торговцем и нагруженная пакетами, которые взяла  с
собой в портшез. Носильщики взялись  за  перекладины,  и  пока  лавочник
продолжал подобострастно кланяться знаменитой актрисе, потащили  портшез
назад - в ту сторону, откуда пришли.
   Провидение, казалось, в тот день было  на  стороне  герцога,  помогая
изобретательному Бейтсу  в  постановке  комедии.  Ибо  прошло  не  более
получаса после бегства от ступеней  собора  горожан,  напуганных  чумой,
поразившей одного из них, когда портшез с мисс Фаркуарсон пронесли  мимо
этого места в направлении толпы, которая разбилась на небольшие  группы,
обсуждающие событие.
   Девушка почувствовала  страх.  Серьезные  испуганные  лица  мужчин  и
женщин, их жалобные возгласы привлекли ее внимание, заставив  задуматься
о причине происходящего.
   Затем,  откуда-то   сзади,   послышался   резкий   каркающий   голос,
перекрывающий остальные звуки:
   - Вот одна из тех, кто накликал наказание Господне на этот несчастный
город!
   Мисс Фаркуарсон услышала, как другие повторяют эту фразу, и  увидела,
как те, кто стояли спиной к портшезу, повернулись и уставились на нее.
   Поняв, что этот голос обвиняет ее, напуганная, несмотря на  твердость
духа,  враждебными  взглядами  множества  глаз,  она  откинулась  вглубь
портшеза и задвинула кожаную занавеску, чтобы спрятаться получше.
   Снова прозвучал пронзительный голос:
   - Там сидит театральная шлюха в шелках и  бархате,  в  то  время  как
богобоязненные люди ходят в лохмотьях, а гнев Господень грозит нам мечом
чумы за грехи, которые она сеет среди нас!
   Портшез качнулся, словно носильщиков толкнули. И в самом  деле,  трое
или четверо уличных подонков, всегда готовые возбудить смуту,  вместе  с
выкрикивающим обвинения  фанатиком  бросились  к  портшезу.  Страх  мисс
Фаркуарсон  усилился.  Не  требовалось  богатого  воображения,   которым
девушка обладала в избытке, чтобы представить себе то, что может  с  ней
произойти, попади она в руки обезумевшей толпы. Мисс Фаркуарсон с трудом
взяла себя в руки, подавив желание завизжать от страха.
   Однако носильщики, крепкие и сильные парни, относившиеся к девушке  с
уважением, которое она внушала всем, знавшим  ее,  продолжали  двигаться
вперед, несмотря на толчки, и, что самое главное, сохраняли  выдержку  и
оставались невозмутимыми. Они не верили, что