ыло
узнать вчерашнее пугало. Холлс был уверен, что выглядит не старше  своих
тридцати лет.
   Спустившись вниз, полковник произвел сенсацию своим новым обликом,  и
так как нельзя было допустить, чтобы он шел пешком по грязным  улицам  в
полированных до блеска испанских башмаках, Тим  вызвал  наемный  экипаж,
который должен был доставить Холлса в Уайт-холл.
   Оставался еще час до полудня,  и  полковнику  это  казалось  наиболее
ранним временем для визита к Олбемарлу. Однако кое-кто другой  умудрился
явиться в Кокпит еще  раньше.  Этим  другим  был  его  светлость  герцог
Бэкингем, который в сопровождении  своего  друга  сэра  Харри  Стэнхоупа
прибыл  к  дому  Монка  за  целый  час  до  того,  как  полковник  Холлс
приготовился оставить свое жилище.
   Джентльмена столь высокого положения, разумеется, не заставили ждать.
Его сразу же провели  в  комнату,  выходящую  окнами  в  парк,  где  его
светлость герцог Олбемарл занимался делами. Оба  герцога  -  щеголеватый
повеса и суровый солдат - являли  собой  полную  противоположность  друг
другу, однако отношения между ними были вполне добросердечными.  Ведущий
правильную и осмотрительную жизнь, Монк относился к вопросам морали  без
предубеждений и нетерпимости. Его обычная молчаливая сдержанность  таила
под собою отвагу льва, но, как правило, его поведение отличала  мягкость
ягненка, сочетаемая с  вежливым  хладнокровием,  которое  завоевало  ему
немногих друзей, но еще меньшее количество врагов. Человек получает  то,
что дает, и Монк, не будучи щедрым ни на любовь, ни на ненависть,  редко
возбуждал эти страсти по отношению к себе. Он стремился  не  приобретать
врагов, но не особенно беспокоился о том, чтобы заводить друзей.
   - Я хотел бы, - заговорил Бэкингем, - чтобы ваша светлость  позволили
представить вам моего доброго друга сэра Харри  Стэнхоупа,  заслуженного
молодого солдата, которому я "умоляю вашу светлость оказать услугу.
   Олбемарл слышал о  сэре  Харри,  как  об  одном  из  самых  отчаянных
распутников при дворе, и рассматривая его теперь, пришел к  выводу,  что
внешность этого джентльмена вполне соответствует его репутации. То,  что
Бэкингем  охарактеризовал  Стэнхоупа  как  солдата,  вызвало   у   Монка
удивление, которого он, однако, ничем не обнаружил, а всего лишь склонил
голову в ответ на поклон сэра Харри.
   - Нет нужды умолять меня об услуге любому другу  вашей  светлости,  -
ответил Олбемарл с холодной вежливостью. -  Пожалуйста,  садитесь,  ваша
светлость, сэр Харри.
   И он указал молодому повесе на меньший из  двух  стульев,  стоящих  у
письменного стола, а  когда  визитеры  сели,  вновь  занял  свое  место,
склонившись вперед и положив локти на стол.
   - Быть может, ваша светлость сообщит мне, каким образом я могу  иметь
честь быть ему полезным?
   - Сэр Харри, - ответил Бэкингем, закинув одну изящную ногу на другую,
- желает, по некоторым личным причинам, повидать мир.
   Олбемарл  не  питал  иллюзий  относительно  упомянутых  причин.  Было
общеизвестно, что сэр Харри не только  проиграл  наследство,  в  которое
вступил три года назад, но к тому же влез в колоссальные  долги,  и  что
если кто-нибудь немедленно не придет ему на помощь, то  кредиторы  могут
сделать  его  жизнь  весьма  неприятной.  Стэнхоуп  был  бы  не   первым
придворным мотыльком, познакомившимся с  долговой  тюрьмой.  Однако  эти
мысли, мелькавшие в голове главнокомандующего, никак  не  отразились  на
его смуглом лице и в бесстрастных темных глазах.
   - Но сэр Харри, - продолжал Бэкингем после небольшой паузы,  -  очень
желал бы обратить свое отсутствие в Англии на пользу его величеству.
   - Короче говоря, - расшифровал слова Бэкингема Олбемарл,  который  не
мог скрыть презрения, - сэр Харри хотел бы получить пост за морем.
   Бэкингем коснулся губ кружевным носовым платком.
   - В целом, ситуация именно такова, - согласился он. - Не  сомневаюсь,
что сэр Харри оправдает доверие вашей светлости.
   Его светлость бросил взгляд на сэра Харри и очень в этом усомнился. В
глубине души он презирал  ничтожного  хлыща,  помочь  которому  обмануть
кредиторов просил его Бэкингем.
   - А какой именно пост. хотел бы получить  сэр  Харри?  -  невозмутимо
осведомился он.
   - Военный пост более всего соответствовал бы вкусам и качествам  сэра
Харри. Он располагает определенным воинским опытом, прослужив  некоторое
время в гвардии.
   "В гвардии! - подумал Монк.  -  Боже  мой,  ну  и  рекомендация!"  Но
выражение его лица не изменилось.  Совиные  глаза  спокойно  взирали  на
молодого повесу, который заискивающе ему улыбался,  чем  только  сильнее
вызывал у него отвращение.
   - Очень хорошо,  -  ответил  Олбемарл.  -  Я  запомню  просьбу  вашей
светлости в отношении сэра Харри, и когда найдется подходящее место...
   - Но оно уже нашлось, - прервал его Бэкингем.
   - В самом  деле?  -  Черные  брови  Монка  взлетели  вверх.  -  Я  не
осведомлен об этом.
   - Вчера вечером я узнал при дворе, что после смерти бедного  Макартни
его пост в Бомбее стал вакантным. Вы,  очевидно,  забыла  об  этом.  Эта
служба вполне подходит сэру Харри.
   Олбемар нахмурился. Он немного подумал, так как никогда не действовал
поспешно, а затем покачал головой, скривив полные губы.
   - Ваша светлость, мне ведь еще необходимо  решить,  подходит  ли  для
этой службы сэр Харри, и, говоря откровенно, должен  со  всем  уважением
заявить, что мне так не кажется.
   Бэкингем этого не ожидал. Он бросил высокомерный взгляд на Олбемарла.
   - Не думаю, что я вас понял, - промолвил он.
   Вздохнув, Олбемарл пустился в объяснения.
   - Для этой весьма ответственной службы требуется опытный и закаленный
солдат.  Сэр  Харри,   несомненно,   обладает   многими   положительными
качествами, но в его возрасте  никак  не  возможно  располагать  опытом,
который ему понадобится для выполнения тяжелых  обязанностей,  ожидающих
его на этом посту. К  тому  же,  ваша  светлость,  это  не  единственное
препятствие. Я не только выбрал нужного человека, но уже  предложил  ему
это назначение, и  он  его  принял.  Так  что  пост  более  не  является
вакантным.
   - Однако мне  известно,  что  его  величество  только  вчера  вечером
подписал пустой бланк.
   - Совершенно верно. И тем не менее  я  связан  обещанием  и  в  любую
минуту ожидаю джентльмена, которому уже поручена эта служба.
   Бэкингем не скрывал разочарования.
   - Могу я узнать его имя? - осведомился он, причем  вопрос  прозвучал,
как требование.
   Олбемарл колебался. Он сознавал опасность, которую  таит  для  Холлса
упоминание его имени в этот неудачный  момент.  Бэкингем  мог  пойти  на
многое, чтобы избавиться от Рэндала, само имя которого, не говоря уже  о
его прошлом, могло дать для этого основания.
   - Его имя едва ли известно вашей светлости. Он  простой  офицер,  чьи
заслуги, однако, хорошо известны мне, и я убежден, что лучшего  человека
на это место найти невозможно. Но в течение нескольких дней, несомненно,
освободится еще какой-нибудь пост, и тогда...
   Бэкингем весьма невежливо прервал его.
   - Вопрос стоит не о каком-нибудь другом, а именно об  этом  посту.  Я
уже имею санкцию его величества и нахожусь  здесь  по  его  предложению.
Хорошо, что человек, которого вы  назначили  на  это  место,  никому  не
известен. Ему придется смириться, а  вы  утешите  его  другим  вакантным
постом. Если вашей светлости потребуются более подробные указания, то  я
буду счастлив доставить вам письменное распоряжение его величества.
   Олбемарлу  сделали  мат.  Он  сидел  мрачный  и  неподвижный,  словно
высеченный из камня. Но в душе у него кипел гнев. Всегда одно и  то  же!
Ответственные посты, требующие опыта и умелых рук, которыми были  готовы
служить  Англии  ее  самые   достойные   сыны,   постоянно   доставались
бесполезным паразитам, тучами клубившимся при легкомысленном дворе Карла
II. Монк был особенно сердит, так как не мог сопротивляться из-за  того,
что его руки связывала сама личность  человека,  избранного  им  на  это
место. Если бы речь  шла  о  ком-нибудь  другом,  обладавшим  не  только
военным опытом Холлса, но и прошлым, позволяющим открыть его имя, он  бы
тут же нахлобучил шляпу, отправился во дворец обсудить дело с королем  и
нашел  бы  аргументы,  могущие  обуздать  наглость  Бэкингема.  Но  Монк
понимал, что в данной ситуации он  не  может  этого  сделать  без  риска
погубить Холлса и навлечь незаслуженный гнев на себя.
   - Черт побери! - воскликнул бы король. - Вы говорите мне в глаза, что
предпочитаете сына цареубийцы другу моего друга?
   И что он мог бы на это ответить?
   Олбемарл  опустил  взгляд.  Приказ  о  назначении,  бывшем  предметом
дискуссии, лежал перед ним; место, намеченное для имени Рэндала  Холлса,
все еще пустовало. Он знал, что побежден, и что самое лучшее для него  и
Холлса смириться с этим фактом.
   Олбемарл взял перо, обмакнул его в чернильницу  и  придвинул  к  себе
документ.
   - Так как вы уполномочены его  величеством,  не  может  быть  никаких
возражений.
   Быстро скрипя пером по бумаге, он внес туда имя сэра Харри Стэнхоупа,
с горечью размышляя о том, что с таким же успехом мог вписать в документ
имя Нелли Гуинн. Посыпав надпись угольным порошком, Монк молча  протянул
бумагу визитерам, устремив на них тяжелый взгляд.
   Оба посетителя поднялись с улыбками.
   - Преданный слуга вашей светлости, - кланяясь, впервые заговорил  сэр
Харри.  -  Я  буду  стараться  достойно  исполнить  свои  обязанности  и
уничтожить все сомнения, которые может вызывать у  вашей  светлости  моя
молодость.
   - К тому же, - добавил  Бэкингем,  ободряюще  улыбаясь  Олбемарлу,  -
молодость - недостаток, неизбежно устраняемый самой жизнью.
   Олбемарл медленно поднялся, и оба гостя удалились с поклонами.
   Затем он тяжело опустился на стул, сжал  голову  руками  и  выругался
сквозь зубы.
   Часом позже явился Холлс, сияющий и выглядевший помолодевшим в  своем
великолепном красном камзоле, чтобы  быть  сокрушенным  новостью,  вновь
поставившей его в положение одураченного Фортуной.
   Однако, как бы глубоко он ни был ранен в душе, внешне это на  нем  не
отразилось. Куда более  возбужденным  был  Олбемарл,  в  весьма  крепких
выражениях  поносивший  разлагающее  влияние  Двора  и  порождаемые   им
безобразия.
   - На это место нужен настоящий человек, а они  вынудили  меня  отдать
его бездельнику, размалеванной кукле в штанах!
   Холлс припомнил обличения Такером  нынешнего  правительства  и  начал
понимать, насколько он и его сподвижники были правы в своей уверенности,
что народ готов восстать и расчистить  эти  авгиевы  конюшни  .
   Олбемарл пытался утешить его надеждой на скорое  появление  очередной
вакансии.
   - Которую снова выхватит какой-нибудь  погрязший  в  долгах  сводник,
стремящийся спастись от  кредиторов,  -  промолвил  Холлс,  обнаруживая,
наконец, горечь, переполнявшую его душу.
   Олбемарл печально глядел на него.
   - Я знаю, Рэндал, что это явилось для вас тяжелым ударом.
   Полковник взял себя в руки и принужденно рассмеялся.
   - Тяжелые удары сыплются на меня постоянно.
   - Да, знаю. - Опустив голову, Олбемарл  подошел  к  окну  и  вернулся
назад, остановившись перед полковником. - Держите меня  в  курсе  вашего
местопребывания и ждите от меня вестей. Не сомневайтесь, я  сделаю  все,
что от меня зависит.
   Во взгляде полковника блеснул огонек надежды.
   - Вы и вправду считаете, что может подвернуться что-нибудь еще?
   Герцог сделал паузу, во время которой его лицо помрачнело.
   - Откровенно говоря, Рэндал, я не особенно на это рассчитываю. Как вы
сами понимаете, для вас и вам подобных такие шансы редки. Но неожиданное
может  произойти  быстрее,  чем  мы  осмеливаемся  надеяться.  Если  это
случится, не сомневайтесь, что я о вас не забуду.
   Поблагодарив его, Холлс поднялся, чтобы  уходить,  всем  своим  видом
выражая уныние.
   Олбемарл наблюдал за ним из-под густых бровей. Когда Холлс подошел  к
двери, герцог остановил его.
   - Одну минуту, Рэндал!
   Полковник повернулся, поджидая, пока Олбемарл подойдет  к  нему.  Его
светлость был погружен в раздумье и, казалось, колебался, стоит  ли  ему
говорить.
   - Надеюсь, вы не нуждаетесь в деньгах? - спросил он наконец.
   Жест  и  усмешка  полковника  являли  собой  стыдливое  признание   в
обоснованности подозрений герцога.
   Взгляд Олбемарла несколько секунд  оставался  неподвижным.  Затем  он
вынул из кармана явно не слишком тяжелый кошелек и развязал его.
   - Если долг поможет вам до тех пор, пока...
   - Нет-нет! - воскликнул Холлс, чья гордость восстала против  принятия
почти что милостыни.
   Отказ его был искренним лишь наполовину, но  Олбемарл  не  настаивал.
Туго завязав кошелек, он сунул его в карман, и на  его  лице  отразилось
облегчение.

Глава одиннадцатая
ОТВЕРГНУТАЯ ЖЕНЩИНА

   Полковник Холлс возвращался назад пешком. Поездка в  экипаже  или  по
воде была теперь не для него, так как рухнула последняя  преграда  между
ним и нищетой.
   Конечно,  выход  из  положения  существовал,  но  в  высшей   степени
отчаянный: участие в мятеже, к которому тщательно пытался  привлечь  его
Такер. Мысль об этом начала шевелиться в  голове  у  Холлса,  когда  он,
волоча отяжелевшие ноги,  брел  к  Темпл-Бару  ,
задыхаясь от  необычайной  для  конца  мая  жары.  Полковника  одолевало
искушение не только потому, что в восстании заключалась его единственная
надежда  на   спасение   от   голода,   но   и   вследствие   возмущения
несправедливыми действиями правительства,  которое  выбрасывало  опытных
солдат,  вроде  него,  в  сточные  канавы,  покровительствуя   ничтожным
фаворитам, игравшим роль сводников при распутном монархе.
   Порок, говорил он себе,  стал  единственным  пропуском  на  службу  в
Англии после реставрации  Стюартов.  Такер  и  Ратбоун  были  правы.  По
крайней мере, их действия были оправданы необходимостью спасения  страны
от терзающей  ее  чумы  морального  разложения  -  болезни,  куда  более
страшной, чем настоящая чума, которая, как  рассчитывали  республиканцы,
может побудить нацию осознать свое положение.
   Конечно, в случае неудачи его ожидает гибель. Но коль скоро  жизнь  -
единственное, что он теперь может поставить на кон, к  чему  колебаться?
Что, в конце концов, стоит его жизнь, чтобы  не  сделать  ее  ставкой  в
последней игре с Фортуной? Эта богиня  благоволит  смелым.  Возможно,  в
прошлом он не был достаточно смел.
   Глубоко задумавшись, Холлс дошел до церкви Святого Клемента Датского,
когда его внезапно остановило предупреждение:
   - Держитесь подальше, сэр!
   Полковник посмотрел направо, откуда донесся голос.
   Он увидел человека с пикой, стоящего у запертой на  замок  двери,  на
которой красной краской  были  намалеваны  крест  и  надпись:  "Господи,
помилуй нас!"
   Полковник вздрогнул, словно столкнулся с чем-то нечистым  и  ужасным.
Поспешно перейдя на другую сторону улицы,  он  на  мгновение  задержался
там, глядя на закрытые ставни пораженного  болезнью  дома.  Это  зрелище
было для Холлса внове,  ибо,  когда  он  проходил  здесь  неделю  назад,
эпидемия, хотя уже поражала людей по соседству, была все  же  ограничена
Бутчерс-Роу на северной стороне церкви и отходящими от  него  небольшими
улицами. Случай чумы на основной дороге между Уайт-холлом и Сити  служил
грозным свидетельством ее  распространения.  Инстинктивно  ускорив  шаг,
Холлс задумался о пользе, которую могут извлечь революционеры из ужасной
болезни.  Постоянные  беспокойные  и  сумбурные  размышления  затуманили
обычную ясность его ума, и он уже начинал становиться на  точку  зрения,
что чума это  наказание,  которому  Господь  подверг  нечестивый  город.
Следовательно, небеса должны  быть  на  стороне  тех,  кто  стремился  к
очищающим переменам.
   Когда полковник поднимался на Ладгейт-Хилл в сторону  собора  Святого
Павла, решение было принято. Вечером он повидает Такера  и  свяжет  свою
судьбу с республиканцами.
   Войдя  на  Полс-Ярд,  Холлс  увидел  солидную  толпу,  собравшуюся  у
западных дверей собора. Она состояла из людей самых  различных  занятий:
торговцев, лавочников, подмастерьев, конюхов, мусорщиков,  мошенников  с
переулков за Старой биржей, просто зевак,  а  также  городских  щеголей,
солдат и женщин. На ступенях портика стоял  притягивающий  их  магнит  -
похожий на черную ворону проповедник, который предрекал  городу  гибель.
Текст проповеди изобиловал повторами, подобными припеву в песне.
   - Вы осквернили ваши святилища множеством  пороков,  мерзостью  вашей
торговли!
   Тем  не  менее,  между  коринфскими  колоннами,   на   фоне   которых
ораторствовал  проповедник,  не  было  видно  лавок  торговцев  шляпами,
стоявших там во время республики, - их снесли после Реставрации.
   То ли до слушателей дошла бессмысленность  обвинений,  то  ли  группа
подмастерьев внесла среди  собравшихся  дух  непристойного  веселья,  но
ответом на  угрозы  проповедника  послужили  громкие  насмешки.  Это  не
смутило пророка конца света, бесстрашно ринувшегося в атаку.
   - Покайтесь, нечестивцы! - завопил он, покрывая пронзительным голосом
шум и смех. - Подумайте о том, что с вами будет! Через сорок дней Лондон
погибнет!   Чума   восторжествует   в   этом   средоточии   греха!   Она
подкрадывается, аки лев рыкающий, ища, откуда наброситься  на  вас.  Еще
сорок дней, и...
   Яйцо, брошенное каким-то мальчишкой, угодило в лицо оратору,  вынудив
его оборвать фразу. Клейкая масса стекала с  его  бороды  на  поношенное
черное одеяние.
   - Насмешники! Нечестивцы! - визжал он, воздев руки к небу и напоминая
огородное пугало на ветру. - Ваша погибель близка!..
   Рев  смеха  заглушил  голос  проповедника,   на   которого   отовсюду
посыпались метательные снаряды.  Последним  из  них  была  живая  кошка,
которая вцепилась когтями ему в грудь, испуганно фыркая.
   Посрамленный пророк  повернулся  и  скрылся  в  соборе,  преследуемый
хохотом и бранью. Однако едва он исчез, смех  стих,  сменившись  мертвой
тишиной, после чего толпа с криками ужаса рассеялась в разные стороны.
   Полковник Холлс, оставшись в одиночестве и не понимая, что вселило  в
этих  людей  такую  панику,  шагнул  к  опустевшему  пространству  перед
ступенями собора. Там, на  вымощенной  грубым  булыжником  мостовой,  он
увидел  молодого  парня,  одетого,   как   преуспевающий   торговец,   и
скорчившегося, словно от боли. Шляпа  валялась  рядом  с  ним;  он  тихо
стонал,  судорожно  подергивая  головой.  Из-под   полузакрытых   ресниц
виднелись белки закатившихся глаз.
   Когда Холлс направился к больному, чей-то голос крикнул ему:
   - Осторожней, сэр! Это может быть чума!
   Полковник  остановился,  парализованный   ужасом,   которое   внушало
страшное слово. Затем он  увидел  пожилого  мужчину  в  длинном  парике,
просто, но аккуратно  одетого  в  черное,  в  очках  в  роговой  оправе,
придававших  его  круглому  лицу  совиное  выражение,  который  спокойно
приближался к больному. Несколько секунд он стоял, глядя на него, затем,
обернувшись, подозвал жестом двух крепких парней с алебардами.  Отважный
джентльмен в черном вынул из кармана носовой платок, на  который  капнул
что-то из флакона. Поднеся платок к носу левой рукой,  он  опустился  на
колени перед больным и спокойно начал расстегивать его куртку.
   Наблюдая за ним, полковник проникся восхищением  к  его  храбрости  и
устыдился  собственных  страхов  за  свою  абсолютно  никчемную   жизнь.
Решительно двинувшись вперед, он присоединился к маленькой группе.
   Доктор оглянулся при его приближений. Но Холлс в этот момент не видел
ничего, кроме больного, чью грудь обнажил лекарь. Один  из  алебардщиков
указал другому на красноватое  выпуклое  пятно  внизу  шеи  несчастного.
Глаза его округлились, а лицо побледнело от ужаса.
   - Видишь? Это примета чумы! - сказал он товарищу.
   Доктор заговорил, обращаясь к Холлсу:
   -