те себя его судьей и палачом, по какому праву без суда посылаете его
на смерть.
   Розамунда держалась так твердо и непреклонно, будто была  облечена  всеми
полномочиями судьи.
   - Но вы... - в замешательстве возразил сэр Джон, - вы  -  главная  жертва
его злодейских преступлений. Вам ли задавать мне этот  вопрос?  Так  вот,  я
собираюсь поступить с ним так, как по морским  обычаям  поступают  со  всеми
мерзавцами, захваченными,  как  был  захвачен  Оливер  Тресиллиан.  Если  вы
склонны проявить  к  нему  милосердие  -  что,  видит  Бог,  мне  совершенно
непонятно, - то вам придется признать, что это  самая  великая  милость,  на
какую он может рассчитывать.
   - Вы не отличаете милосердия от мести, сэр Джон.
   Розамунда  мало-помалу  успокоилась,  волнение  уступило  место   суровой
решимости.
   Сэр Джон сделал нетерпеливый жест:
   - Какой смысл везти его в Англию? Что это  даст  ему?  Там  ему  придется
предстать пред судом, исход которого заранее известен. К чему доставлять ему
лишние мучения?
   - Исход может  оказаться  иным,  нежели  вы  предполагаете,  -  возразила
Розамунда. - А суд - его законное право.
   Сэр  Джон  в  возбуждении  прошелся  по  каюте.  Ему   казалось   нелепым
препираться о судьбе сэра Оливера не с кем-нибудь, а именно с Розамундой,  и
вместе с тем она вынуждала его к этому вопреки не только его желанию,  но  и
самому здравому смыслу.
   - Если он будет настаивать, мы не откажем ему, - наконец  согласился  сэр
Джон, почитая за лучшее хоть чем-то ублажить Розамунду. - Если он потребует,
мы отвезем его в Англию и дадим ему возможность  предстать  пред  судом.  Но
Оливер Тресиллиан слишком хорошо понимает, что его ждет, и едва ли обратится
с подобным требованием.
   Сэр Джон подошел к Розамунде и умоляюще протянул к ней руки:
   - Послушайте, Розамунда, дорогая моя! Вы расстроены, вы...
   - Я действительно расстроена, сэр Джон, - ответила Розамунда,  взяв  сэра
Джона за руку, и, вдруг забыв  о  своей  твердости,  почти  зарыдала.  -  О,
сжальтесь! Сжальтесь, умоляю вас!
   - Что я могу сделать для вас, дитя мое? Вы только скажите...
   - Я прошу не за себя, а за него. Я умоляю вас сжалиться над ним!
   - Над кем? - Сэр Джон снова нахмурился.
   - Над Оливером Тресиллианом!
   Он выпустил руки Розамунды и отошел на шаг.
   - Силы небесные! Вы молите о жалости к Оливеру Тресиллиану, о  жалости  к
этому отступнику, этому исчадию ада! Да вы просто с  ума  сошли!  -  бушевал
сэр. Джон. - С ума сошли!
   И он, размахивая руками, в возбуждении заходил по каюте.
   - Я люблю его, - просто сказала Розамунда.
   Сэр Джон остановился как вкопанный и с  отвисшей  челюстью  уставился  на
Розамунду.
   - Вы любите его! - с трудом  выговорил  он  наконец.  -  Вы  любите  его!
Пирата, отступника, человека, похитившего  вас  и  Лайонела,  убийцу  вашего
брата!
   - Он не убивал его! - горячо возразила Розамунда. - Я узнала всю правду.
   - Из его собственных уст, я полагаю? - усмехаясь, спросил сэр Джон.  -  И
вы поверили ему?
   - Если бы я ему не поверила, то не вышла бы за него замуж.
   - Замуж? За него?
   Замешательство  сэра  Джона  сменилось  ужасом.  Будет  ли   конец   этим
поразительным открытиям? Это верх всего или ему предстоит узнать  что-нибудь
еще?
   - Вы вышли замуж за этого презренного  негодяя?  -  спросил  он  голосом,
лишенным всякого выражения.
   - Да, в Алжире. Вечером того дня, когда мы прибыли туда. Пока  сэр  Джон,
не в силах произнести хотя бы слово, с округлившимися от удивления  глазами,
молча смотрел на Розамунду, можно было сосчитать до дюжины. Затем его словно
прорвало.
   - Хватит! - взревел он, потрясая кулаком  под  самым  потолком  каюты.  -
Клянусь Богом, если бы у меня не было других причин повесить его, этой одной
хватило бы с лихвой. Можете мне поверить, за какой-нибудь час  я  покончу  с
этим постыдным браком.
   - Ах, если бы вы только выслушали меня! - взмолилась Розамунда.
   - Выслушать?
   Сэр  Джон  подошел  к  двери  с  твердым  намерением   призвать   Оливера
Тресиллиана, объявить ему приговор и проследить за его исполнением.
   - Выслушать вас? - повторил он с гневом и презрением. -  Я  уже  выслушал
более чем достаточно.
   Таковы были все Киллигрю, уверяет лорд Генри,  прерывая  свой  рассказ  и
пускаясь в одно из  пространных  отступлений  в  историю  тех  семей,  члены
которых попадают на страницы его "Хроник". "Все они, - пишет его  светлость,
- были горячими и не  склонными  к  размышлениям  людьми,  по-своему  вполне
честными  и  справедливыми,  но  в   суждениях   своих   начисто   лишенными
проницательности, а в порывах - сдержанности и рассудительности".
   Прежние отношения сэра Джона с  Тресиллианами  и  его  поведение  в  этот
чреватый  роковыми  последствиями  час   как   нельзя   лучше   подтверждают
справедливость оценки лорда Генри. Человек проницательный задал бы Розамунде
множество вопросов, ни один из которых рыцарю из Арвенака просто не пришел в
голову.  Хоть  он  и  задержался  на  пороге   каюты,   несколько   отсрочив
осуществление своего намерения, причиной  тому  было  чистое  любопытство  и
желание узнать, есть ли предел сумасбродству Розамунды.
   - Этот человек много страдал, - сказала Розамунда и, не обращая  внимания
на презрительный смех сэра Джона, продолжала:
   - Одному Богу известно, что вынесли его тело и душа за грехи, которых  он
не совершал. Многими из своих несчастий он был обязан мне.  Теперь  я  знаю,
что не он убил Питера. Знаю, что если бы не мое вероломство, он мог бы и без
посторонней помощи доказать это. Знаю, что его похитили и увезли, прежде чем
он успел снять  с  себя  обвинение  в  убийстве,  и  единственное,  что  ему
оставалось, - избрать жизнь отступника и корсара. Во всем этом виновата я, и
я должна исправить причиненное мною зло. Пощадите его  ради  меня!  Если  вы
меня любите...
   Терпение сэра Джона иссякло. Его лицо пылало.
   - Ни слова больше! - вскипел он. - Именно потому, что я люблю вас и  всем
сердцем желаю вам  добра,  я  не  стану  вас  больше  слушать.  Похоже,  мне
необходимо спасать вас не только от этого мерзавца, но и  от  вас  самой.  И
если я не сделаю этого, то не исполню своего долга перед вами, изменю памяти
вашего покойного отца и убитого брата. Но вы еще  будете  благодарить  меня,
Розамунда. - И он снова повернулся к двери.
   - Благодарить вас? - звонко воскликнула Розамунда. -  Если  вы  исполните
свое  намерение,  я  всю  жизнь  буду  ненавидеть  и   презирать   вас   как
отвратительного убийцу! Каким же надо быть глупцом, чтобы не понимать этого!
Да вы и есть глупец!
   Сэр  Джон  остолбенел.  Поскольку  он  был   знатен,   богат,   отличался
вспыльчивым, бесстрашным и мстительным нравом - а возможно, и просто потому,
что ему крайне везло, - ему еще ни разу не  доводилось  выслушивать  о  себе
столь откровенное суждение. Без сомнения, Розамунда первая сказала ему это в
лицо. В сущности, подобное открытие могло быть воспринято как  свидетельство
рассудительности и проницательности Розамунды, однако сэр  Джон  усмотрел  в
нем окончательное доказательство болезненного состояния ее души.
   Разрываясь между гневом и жалостью, сэр Джон фыркнул.
   - Вы обезумели, - объявил он Розамунде. -  Совершенно  обезумели.  У  вас
расстроены нервы, и вы все воспринимаете в искаженном виде.  Сам  дьявол  во
плоти в ваших глазах превратился в безвинную жертву злых  людей,  а  я  -  в
убийцу и глупца. Ей-богу, когда вы отдохнете и успокоитесь,  все  станет  на
свои места.
   Дрожа от негодования, сэр Джон вновь - уже в который раз! - повернулся  к
двери, но она неожиданно распахнулась, едва не ударив его по лбу.
   В  дверном  проеме  стоял  лорд  Генри   Год,   силуэт   которого   четко
вырисовывался в потоке солнечных лучей у него за спиной. Наместник  королевы
- как явствует из его "Хроник" - был одет во  все  черное.  На  его  широкой
груди покоилась золотая цепь - символ высокого положения и  весьма  зловещий
знак для посвященных. Надо ли говорить, что кроткое лицо его светлости  было
чрезвычайно печально, и это выражение весьма  соответствовало  его  костюму;
однако оно несколько просветлело, как только  взгляд  лорда  Генри  упал  на
стоявшую у стола Розамунду. "Мое сердце исполнилось  радости,  -  пишет  его
светлость, - когда я увидел, что она оправилась и  вновь  стала  похожей  на
прежнюю  Розамунду,  по  каковому  поводу  я  выразил  ей   свое   искреннее
удовольствие".
   - Ей следовало бы лечь в постель, - раздраженно  заметил  сэр  Джон,  чьи
желтоватые щеки все еще горели лихорадочным румянцем. - Она нездорова,  и  я
бы сказал - весьма нездорова.
   - Сэр Джон ошибается, милорд, - спокойно возразила Розамунда. - Я  далеко
не так больна, как он полагает.
   - Рад это слышать, моя дорогая, - сказал его светлость, и мне  не  трудно
представить  себе  его  любопытство,  когда  он   заметил   явные   признаки
неудовольствия и раздражения на лице сэра Джона. - Возможно, -  с  серьезным
видом продолжал он, - нам потребуются ваши показания  по  тому  прискорбному
делу, которым нам предстоит заняться.
   Лорд Генри посмотрел на сэра Джона.
   - Я распорядился привести пленника для допроса и оглашения приговора. Вам
не будет слишком тяжело присутствовать при этом, Розамунда?
   - Право,  нет,  милорд.  Я  обязательно  останусь,  -  поспешно  ответила
Розамунда и гордо вскинула голову, как бы давая понять, что готова к  любому
испытанию.
   - Нет, нет! - воспротивился сэр Джон. - Не слушайте ее, Гарри. Она...
   Но Розамунда не дала ему договорить.
   -  Принимая  во  внимание,  -  твердо  сказала  она,  -  что  главное  из
предъявленных пленнику обвинений имеет прямое отношение ко мне, меня и  надо
выслушать в первую очередь.
   Лорд Генри в "Хрониках" признается, что заявление Розамунды  окончательно
сбило его с толку.
   - О да, разумеется, - неуверенно согласился он. - Но только при  условии,
что это не будет слишком обременительным для вас. Быть может, мы обойдемся и
без ваших показаний.
   - Уверяю вас, милорд, вы ошибаетесь, - возразила Розамунда.  -  Без  моих
показаний вам не обойтись.
   - Пусть будет так, - мрачно сказал сэр Джон и занял свое место за столом.
   Лорд  Генри  задумчиво  пощипывал  седеющую   бородку.   Какое-то   время
внимательный взгляд его блестящих голубых глаз покоился на Розамунде,  затем
он обратился к двери.
   - Входите, джентльмены, - сказал  его  светлость.  -  Попросите  привести
пленника.
   На палубе раздались шаги,  и  в  каюту  вошли  три  офицера  сэра  Джона,
дополнившие состав суда для разбирательства дела корсара-отступника, - дела,
исход которого был заранее предрешен.

Глава 25

АДВОКАТ

   Вокруг длинного дубового стола расставили  стулья,  и  офицеры  расселись
лицом к распахнутой двери, за которой был виден залитый солнцем  ют.  За  их
спинами была еще одна дверь и окна, выходившие на кормовую галерею. В центре
за столом по праву королевского наместника  восседал  лорд  Генри  Год.  Ему
предстояло председательствовать на этом упрощенном суде, чем  и  объяснялось
появление его в костюме с упомянутой золотой цепью.  Слева  от  лорда  Генри
сидели сэр Джон и офицер по имени Юлдон. Остальные два участника  заседания,
чьи имена не дошли до нас, расположились по другую руку от его светлости.
   Для Розамунды поставили стул у левого края стола, тем самым отделив ее от
судейской скамьи. Она сидела, облокотясь на вощеную  столешницу  и  подперев
лицо ладонями, и внимательно разглядывала пятерых мужчин, принявших на  себя
обязанности судей.
   Со шкафута донеслись голоса и смех. На трапе  раздались  шаги;  солнечный
свет, лившийся в открытую дверь, заслонила тень, и на пороге каюты  появился
сэр Оливер Тресиллиан под конвоем  двух  моряков  в  латах,  со  шлемами  на
головах и с обнаженными шпагами в руках.
   На мгновение задержавшись у порога, сэр Оливер увидел Розамунду,  и  веки
его дрогнули. Но его грубо подтолкнули вперед,  он  вошел  и  остановился  в
нескольких шагах от стола. Руки у него были по-прежнему связаны за спиной.
   Сэр Оливер небрежно кивнул судьям, и на  лице  его  не  дрогнул  ни  один
мускул.
   - Прекрасное утро, господа, - сказал он.
   Все  пятеро  молча  смотрели  на   него,   хотя   взгляд   лорда   Генри,
остановившийся на мусульманском одеянии корсара, был весьма  красноречив  и,
как он пишет, исполнен величайшего презрения, переполнявшего его сердце.
   - Вы, без сомнения, догадываетесь, сэр, - нарушил молчание сэр Джон, -  с
какой целью вас привели сюда?
   - Не совсем, - ответил пленник. - Но у  меня  нет  ни  малейших  сомнений
относительно того, с какой целью меня отсюда выведут. Однако, - продолжал он
с холодной иронией, - по вашим судейским позам  я  догадываюсь  о  намерении
разыграть здесь никому не нужную комедию. Если она может развлечь вас, то  я
не буду возражать и доставлю вам удовольствие. Но я позволю  себе  заметить,
что вы поступили бы более тактично, избавив леди Розамунду от участия в этой
утомительной процедуре.
   - Леди Розамунда сама пожелала участвовать в ней, - сообщил пленнику  сэр
Джон, бросив на него злобный взгляд.
   - Возможно, - заметил сэр Оливер, - она не отдает себе отчета...
   - Я все объяснил ей, - не без злорадства оборвал его сэр Джон.
   Пленник удивленно взглянул на Розамунду и сдвинул брови. Затем  он  пожал
плечами и снова обратился к судьям:
   - В таком случае говорить не о чем. Но прежде чем вы начнете, я бы  хотел
выяснить одно обстоятельство. Я отдал себя в ваши руки на том  условии,  что
члены моей команды будут оставлены на свободе.  Вы,  конечно,  помните,  сэр
Джон, что поклялись мне в этом. Однако на  вашем  судне  я  встретил  одного
человека с моего галеаса. Это бывший английский моряк по имени  Джаспер  Ли,
которого вы взяли в плен.
   - Он убил мастера Лайонела Тресиллиана, - холодно объяснил сэр Джон.
   - Да, сэр Джон. Но это  случилось  до  того,  как  мы  пришли  с  вами  к
соглашению, и вы не можете нарушить его без урона для своей чести.
   - Вы говорите о чести, сэр? - спросил лорд Генри.
   - О чести сэра Джона, милорд, - с наигранным смирением ответил пленник.
   - Сэр, вы здесь - чтобы предстать пред судом, - напомнил ему сэр Джон.
   -  Я  так  и  полагал.  За  эту  привилегию  вы   согласились   заплатить
определенную цену,  теперь  же,  кажется,  желаете  скостить  ее.  Я  говорю
"кажется", поскольку хочу верить, что мастера Ли задержали по недоразумению,
и достаточно обратить внимание на факт его незаконного ареста.
   Сэр  Джон  разглядывал  поверхность  стола.  Правила  чести,  несомненно,
обязывали его отпустить мастера Ли, что бы тот ни совершил, к  тому  же  его
действительно схватили без ведома сэра Джона.
   - Как мне поступить с ним? - угрюмо проворчал сэр Джон.
   - О, решать вам, сэр Джон. Я могу сказать  только,  как  вам  не  следует
поступать с ним. Вам не следует держать его в плену,  отвозить  в  Англию  и
причинять ему какой-либо вред. Поскольку его арест был досадной ошибкой,  вы
должны  наилучшим  образом  исправить  ее.  Я  рад,  что  именно  так  вы  и
собираетесь поступить, и больше не стану  касаться  этой  темы.  Я  к  вашим
услугам, господа.
   После небольшой паузы к пленнику обратился лорд Генри. Лицо его светлости
было непроницаемо, взгляд холоден и враждебен.
   - Мы приказали доставить вас сюда, дабы  дать  вам  возможность  привести
аргументы, которые, по вашему мнению, не позволяют нам  немедленно  повесить
вас, на что, по нашему глубокому убеждению, мы имеем полное право.
   Сэр Оливер с веселым удивлением посмотрел на королевского наместника.
   - Разрази меня гром! - воскликнул он. - Не в моих правилах бросать  слова
на ветер.
   - Сомневаюсь, что вы правильно меня поняли, сэр. -  Голос  его  светлости
звучал мягко, почти ласково, как и подобает звучать голосу судьи. - Если вам
будет угодно требовать суда по всей форме, мы удовлетворим  ваше  желание  и
доставим вас в Англию.
   - Но чтобы у вас не возникло никаких иллюзий, - гневно вмешался сэр Джон,
- позвольте предупредить вас, что, поскольку  большинство  преступлений,  за
которые вы должны понести  наказание,  вы  совершили  в  местах,  подлежащих
юрисдикции лорда Генри Года, то и суд над вами состоится  в  Корнуолле,  где
лорд  Генри  имеет  честь  быть  наместником  ее   величества   королевы   и
отправителем правосудия.
   - Ее величество можно поздравить, - заметил сэр Оливер.
   - Выбирайте, сэр, - продолжал сэр  Джон,  -  где  вы  предпочитаете  быть
повешенным - на море или на суше?
   - Единственное, против чего я мог бы возразить, так это быть повешенным в
воздухе. Но подобное возражение вы едва ли примете во внимание.
   Лорд Генри подался вперед.
   - Позвольте заметить, сэр, что в ваших же  интересах  быть  серьезным,  -
наставительным тоном предупредил он пленника.
   - Каюсь, милорд. Если вы намерены судить меня за пиратство, то я  не  мог
бы пожелать в качестве судьи более тонкого знатока всего, что касается  моря
и суши, чем сэр Джон Киллигрю.
   - Весьма рад, что заслужил ваше одобрение, - ядовито сказал сэр  Джон.  -
Пиратство - самое безобидное из предъявляемых вам обвинений.
   Сэр  Оливер  поднял  брови  и  посмотрел  на  сосредоточенные  физиономии
сидевших за столом джентльменов.
   -  Клянусь  Богом,  ваши  обвинения  должны  быть  твердо  обоснованы,  в
противном случае - разумеется, если ваши методы  хоть  отдаленно  напоминают
правосудие, - вы рискуете испытать немалое разочарование и лишиться  надежды
увидеть  меня  болтающимся  на  рее.  Переходите,   господа,   к   остальным
обвинениям. Право, вы становитесь куда занятнее, чем я ожидал.
   - Вы не отрицаете обвинения в пиратстве? - спросил лорд Генри.
   - Отрицаю? О нет. Но я отрицаю ваше право, как и право любого английского
суда, предъявлять его мне, поскольку я не занимался пиратством в  английских
водах.
   Лорд Генри признается, что такой ответ,  которого  он  никак  не  ожидал,
привел его в смущение и заставил замолкнуть. Однако все сказанное  пленником
было очевидной истиной, и трудно понять, как мог его светлость  упустить  из
вида  столь  важное  обстоятельство.  Возможно,  что,  несмотря  на  высокую
судебную должность, лорд Генри не был силен в юриспруденции.
   Но сэр Джон, менее умудренный или менее щепетильный в данном вопросе, тут
же нашелся:
   - Разве вы не явились в Арвенак и не увезли насильно...
   - Вот уж нет, - добродушно возразил корсар.  -  Вернитесь  в  школу,  сэр
Джон. Там вам объяснят, что похищение не есть пиратство.
   - Если хотите, называйте это похищением, - согласился сэр Джон.
   - Мое желание здесь ни при чем, сэр Джон.  Если  не  возражаете,  давайте
называть вещи своими именами.
   - Вам угодно шутить, сэр! Но мы заставим вас стать серьезным.
   Лицо сэра Джона залила краска гнева, и он ударил кулаком по столу.
   (Лорд Генри - что вполне естественно с его стороны -  весьма  сожалеет  о
столь неуместном проявлении горячности.) -  Не  станете  же  вы  утверждать,
будто не знали,  что  по  английским  законам  похищение  карается  смертью?
Господа, - обратился сэр Джон к остальным судьям, - если вы  не  возражаете,
мы больше не будем говорить о пиратстве.
   - Вы правы, - миролюбиво заметил лорд Генри. - С точки зрения правосудия,
мы не можем рассматривать  это  дело.  -  Он  пожал  плечами.  -  Требование
пленника  справедливо.  Вопрос  не  подлежит  нашей  компетенции,  поскольку
обвиняемый не занимался пиратством  в  английских  водах  и,  насколько  нам
известно, не нападал на суда под английским флагом.
   Розамунда медленно сняла локти со стола и, положив на него ладони, слегка
наклонилась вперед. Признание лорда Генри, снимавшее с корсара одно из самых
серьезных обвинений, так взволновало ее, что глаза ее заблестели, а на щеках
выступил легкий румянец.
   Сэр Оливер украдкой наблюдал за Розамундой. Он заметил ее волнен