но, выйти в открытое море.
   - Но тогда предполагаемая  опасность  превратится  в  явную,  и  мы  сами
устремимся ей навстречу, - вмешался перепуганный Марзак.
   - Ты ошибаешься! - воскликнул Асад, вновь обретший былую  уверенность.  -
Хвала Аллаху, пославшему нам такую тихую ночь! Ветер спал, и  мы  сможем  на
веслах пройти десять лиг, пока под парусами они пройдут одну.
   По рядам корсаров пронесся шепот одобрения.
   - Только бы нам благополучно выбраться  из  бухты,  а  уж  потом  они  не
догонят нас, - сказал Бискайн.
   - Нас могут догнать ядра их пушек, - хладнокровно напомнил Сакр  аль-Бар,
чтобы охладить их пыл. Он  еще  раньше  подумал  о  таком  способе  избежать
западни, но надеялся, что другим он не придет в голову.
   - И все же нам стоит пойти на риск, - возразил Асад,  -  и  вверить  свою
судьбу этой ночи. Оставаться здесь - значит ждать гибели.
   И он принялся отдавать приказания:
   - Али, позови кормщиков! Торопись! Виджителло, не жалей плетей,  и  пусть
они хорошенько расшевелят рабов.
   Раздался свисток боцмана, его помощники побежали между рядами гребцов,  и
свист плетей, обрушившихся на плечи и спины рабов, слился с шумом  на  борту
галеаса.
   Паша снова обратился к Бискайну:
   - Отправляйся на нос и построй людей. Вели им держать оружие наготове  на
случай, если нас попытаются взять на абордаж.
   Бискайн  поклонился  и  спрыгнул  на  трап.   Шум   и   гомон   поспешных
приготовлений перекрыл громкий голос Асада:
   -  Арбалетчики,  наверх!  Канониры,  к  пушкам!  Погасить  огни!  Разжечь
запальники!
   Через мгновение все огни погасли, включая лампу в каюте, для чего один из
офицеров паши проник в это заповедное  место.  На  всякий  случай  зажженным
оставили лишь фонарь, свисавший с грот-мачты, но и его спустили на палубу  и
обернули куском парусины.
   На некоторое время галеас погрузился во тьму,  словно  над  ним  опустили
покров из черного  бархата.  Но  постепенно  глаза  привыкли,  мрак  немного
рассеялся, и люди и предметы  вновь  приобрели  свои  очертания  в  неверном
сероватом сиянии летней ночи.
   Волнение и суета первых минут подготовки к отплытию  вскоре  улеглись,  и
корсары в полном молчании застыли по местам.  Никто  из  них  и  не  подумал
упрекать пашу или Сакр аль-Бара за отказ выполнить  их  требование  покинуть
бухту,  как  только  стало  известно  о  близости  вражеского  корабля.   На
просторной носовой палубе выстроились три шеренги корсаров.  Впереди  стояли
арбалетчики, за ними воины, вооруженные саблями, зловеще  поблескивавшими  в
темноте. Люди толпились у фальшбортов на шкафуте, облепляли  грот-ванты.  На
юте около каждой из двух пушек стояло по три канонира, и на их лицах  играли
красноватые отблески от зажженного запальника.
   Стоя на юте у самого трапа, Асад отдавал короткие резкие команды. За  ним
виднелась высокая фигура Сакр аль-Бара, который стоял  рядом  с  Розамундой,
прислонясь к обшивке каюты. От него не укрылось, что паша  не  доверяет  ему
ничего, связанного с подготовкой к отплытию.
   Кормщики заняли ниши, послышался скрип огромных рулевых весел,  раздалась
команда Асада, и ряды рабов пришли в движение: гребцы изо всех сил  подались
вперед, выровняли весла и на мгновение замерли. Прозвучал следующий  приказ,
в темноте прохода щелкнула плеть, тамтам начал отбивать ритм. Рабы  подались
назад, послышался скрип уключин, плеск воды, и огромный галеас заскользил  к
выходу из бухты.
   Помощники  боцмана,  бегая  по  проходу,  без  устали  работали  плетьми,
заставляя рабов напрягать последние силы. Судно набирало скорость,  туманные
очертания мыса проплывали мимо, горловина бухты становилась все шире,  и  за
ней открывалась зеркальная гладь морского  простора.  Едва  дыша,  Розамунда
дотронулась до рукава Сакр аль-Бара.
   - Неужели мы все-таки уйдем от них? - спросила она срывающимся шепотом.
   - Молю Бога, чтобы этого не случилось, - вполголоса ответил Оливер и  тут
же с досадой добавил:
   - Вот чего я опасался. Смотрите! - И он показал на море.
   Они вышли из бухты и подошли  к  самой  оконечности  мыса,  как  вдруг  в
кабельтове от них по левому  борту  появилась  темная  громада  галеона,  на
палубе которого горело множество огней.
   - Быстрее! - кричал Асад.  -  Гребите  изо  всех  сил,  неверные  свиньи!
Проворнее работайте плетьми,  нечего  жалеть  их  шкуры.  Пусть  эти  собаки
налягут на весла, и тогда нас никто не настигнет.
   Плети со свистом рассекали воздух, их удары градом сыпались на обнаженные
спины, исторгая вопли и стоны истязаемых рабов, которые и без того напрягали
все жилы, теряя единственный шанс на спасение. Задавая бешеный  ритм,  удары
тамтама следовали один за другим, и казалось, вторя им, скрип уключин, плеск
погружаемых в воду весел и хриплое дыхание рабов сливаются в один  протяжный
беспрерывный звук.
   - Не сбавлять хода!  -  кричал  неумолимый  Асад.  -  Даже  если  у  этих
нечестивых псов лопнут легкие, они должны в течение часа поддерживать  такую
скорость.
   - Мы оторвались от них! - торжествующе воскликнул Марзак. - Хвала Аллаху!
   Он не ошибся. Огни заметно отдалились. Ветер был так слаб, что  казалось,
галеон стоит на месте, хоть на нем  и  были  распущены  все  паруса.  А  тем
временем галеас летел вперед со скоростью, с какой он никогда не  ходил  под
командованием Сакр аль-Бара. Ведь Сакр аль-Бар еще ни разу не показал  спину
даже самому сильному противнику.
   Вдруг над водой разнесся окрик с галеона.  Асад  захохотал  и  в  темноте
погрозил кулаком преследователю, сопровождая свой жест витиеватым проклятием
от имени Аллаха и Пророка. И тут, словно в ответ  ему,  галеон  всем  бортом
полыхнул огнем.  Тишину  ночи  расколол  оглушительный  грохот,  и  рядом  с
мусульманским судном раздался громкий всплеск.
   Испуганная Розамунда плотнее прижалась  к  Оливеру.  Асад  ад-Дин  только
рассмеялся.
   - Можно не бояться меткости их прицела. Они не видят  нас  -  собственные
огни слепят им глаза.
   - Он прав, - сказал Сакр аль-Бар, - но главное - зная о вашем присутствии
на борту, они не станут топить нас.
   Розамунда еще раз посмотрела на море и увидела, что дружественные огни за
кормой отдаляются.
   - Мы уходим от них, - простонала она. - Теперь им уже не догнать нас.
   Именно этого и опасался Сакр аль-Бар, и не  только  опасался,  но  твердо
знал, что, если не поднимется ветер, случится то, о чем говорила Розамунда.
   - Есть один шанс, - сказал он ей, - но ставками  в  игре  будут  жизнь  и
смерть.
   - Так воспользуйтесь им, - не раздумывая, попросила его Розамунда. - Если
удача отвернется от нас, мы все равно не будем в проигрыше.
   - Вы на все готовы?
   - Разве я не сказала, что этой ночью разделю вашу судьбу?
   - Будь по-вашему, - печально ответил он.
   Сакр аль-Бар сделал несколько шагов  в  сторону  трапа,  но  передумал  и
обернулся к Розамунде.
   - Вам лучше пойти со мной.
   Она молча последовала за ним. Те, кто видел, как они шли по  проходу,  не
скрывали своего удивления,  но  никто  не  попытался  остановить  их.  Мысли
корсаров слишком занимало  их  теперешнее  положение,  ничто  другое  их  не
интересовало.
   Сакр аль-Бар провел Розамунду мимо помощников боцмана, которые  извергали
на рабов потоки яростной брани, сопровождая их нещадными ударами  плетей,  и
наконец привел ее на шкафут. Здесь он поднял завернутый в  парусину  фонарь,
но как только лучи света брызнули на палубу, паша громовым голосом  приказал
загасить его. Не обращая ни малейшего внимания на приказ Асада, Сакр аль-Бар
подошел к грот-мачте, возле которой стояли бочонки с порохом.  Один  из  них
был почат, так как канонирам понадобился порох, и  его  неплотно  пригнанная
крышка слегка съехала в сторону. Сакр аль-Бар скинул  ее,  вынул  из  фонаря
одно из роговых стекол и поднес открытый огонь к пороху.
   Громкий голос Сакр аль-Бара заглушил испуганные крики тех,  кто  наблюдал
за ним:
   - Сушить весла!
   Тамтам замолк, но рабы сделали еще один рывок.
   - Сушить весла! - повторил корсар. - Асад, вели им  остановиться,  или  я
всех вас отправлю в объятия шайтана. - И он  поднес  фонарь  к  самому  краю
бочонка.
   Весла зависли над водой. Рабы,  корсары,  офицеры  и  даже  Асад,  словно
парализованные, уставились на освещенную фонарем зловещую  фигуру,  малейшее
движение которой грозило им страшным концом. Возможно, у кого-то  из  них  и
мелькнула мысль броситься на безумца, но останавливал страх, что эта попытка
в мгновение ока отправит их в мир иной.
   Наконец Асад обрел дар речи и обрушился на Сакр аль-Бара:
   - Да поразит тебя Аллах смертью! Какой злой джинн вселился в тебя?
   Стоявший рядом с отцом Марзак схватил арбалет и вставил в него стрелу.
   - Чего вы смотрите! - крикнул он. - Стреляйте в него! - И поднял арбалет.
   Но Асад остановил сына; он понимал, к каким роковым последствиям приведет
излишняя поспешность юноши.
   - Если хоть один из вас сдвинется с места, я  брошу  фонарь  в  порох,  -
спокойно предупредил Сакр аль-Бар. - А если  Марзак  или  кто-нибудь  другой
застрелит меня,  это  получится  само  собой.  Запомните  мои  слова,  если,
конечно, вы не торопитесь переселиться в райские кущи Пророка.
   - Сакр аль-Бар!
   Поняв бессилие  гнева,  паша  решил  прибегнуть  к  уговорам  и  умоляюще
протянул руки к тому, чей смертный приговор окончательно созрел в его мыслях
и сердце.
   - Сакр аль-Бар, сын мой, заклинаю тебя хлебом и  солью,  что  мы  делили,
образумься.
   - Я в полном рассудке, - услышал он  в  ответ,  -  и  именно  поэтому  не
стремлюсь к участи, уготованной мне в Алжире в память об этом самом хлебе  и
соли. Я не желаю возвращаться с тобой, чтобы меня повесили  или  сослали  на
галеры.
   - А если я поклянусь тебе, что ничего подобного не случится?
   - Ты изменишь своей клятве. Я больше не верю тебе, Асад  ад-Дин,  ибо  ты
оказался глупцом. За всю свою жизнь я ни разу не  встречал  глупца,  который
был бы достойным человеком, и  никогда  не  верил  глупцам,  за  исключением
одного, - да и тот меня предал. Вчера я просил тебя, подсказывал тебе мудрое
решение и предлагал возможность осуществить его. Согласившись  на  ничтожную
уступку, ты мог бы оставить меня при себе, а  потом  повесить  меня  в  свое
удовольствие. Я предлагал тебе - и ты это знал - свою жизнь, хоть  ты  и  не
догадывался и  не  догадываешься,  что  я  также  знал  об  этом.  -  Корсар
рассмеялся. - Теперь ты понимаешь, к какой породе глупцов принадлежишь? Тебя
погубила  жадность.  Твои  руки  хотели  захватить  больше,  чем  они  могут
удержать. А теперь взгляни на последствия - на этот медленно,  но  грозно  и
неотвратимо приближающийся галеон.
   Каждое слово Сакр аль-Бара глубоко западало в душу Асада.  Только  теперь
на него низошло запоздалое прозрение, и он в ярости и отчаянии до боли  сжал
кулаки.
   - Назови свою цену, - наконец  проговорил  паша,  -  и,  клянусь  бородой
Пророка, ты получишь ее.
   - Вчера я называл цену и получил отказ. Я предлагал тебе свою  свободу  и
даже жизнь в обмен на свободу другого человека.
   Если бы Сакр аль-Бар оглянулся и увидел, как засветилось лицо  Розамунды,
с каким волнением она поднесла руки  к  груди,  то  догадался  бы,  что  она
прекрасно поняла смысл его слов.
   - Я сделаю тебя богатым и знатным, - горячо продолжал Асад. -  Ты  будешь
мне сыном, и тебе достанется власть над Алжиром, когда я сложу ее с себя.
   - Я не торгую собой, о могущественный Асад, и  никогда  не  торговал.  Ты
решил предать меня смерти. Сейчас это в твоей власти, но с одним условием  -
ты вместе со мной изопьешь эту чашу. Что записано - то  записано.  Вместе  с
тобой, Асад, мы потопили немало кораблей, и если таково будет твое  желание,
этой ночью настанет наш черед пойти ко дну.
   Терпение Асада лопнуло, и гнев вырвался наружу:
   - Да будешь ты вечно гореть в адском пламени, подлый изменник!
   Услышав из уст самого паши столь недвусмысленное признание его поражения,
корсары заволновались. Морские  ястребы  Сакр  аль-Бара  дружно  воззвали  к
своему капитану, напоминая ему о преданности и любви, в награду  за  которые
он решил обречь их на гибель.
   - Верьте мне! - Голос Сакр аль-Бара перекрыл крики команды.  -  Я  всегда
вел вас только к победе. Даю вам слово, что и сейчас, когда мы  в  последний
раз стоим на одной палубе, вы не потерпите поражения.
   - Но противник уже совсем близко! - крикнул Виджителло.
   И он был прав. Высокий корпус галеона рос на  глазах,  его  нос  медленно
рассекал воду под прямым углом к носу галеаса. Через несколько  секунд  суда
уже стояли борт о борт, и под победный клич английских моряков,  толпившихся
у фальшбортов галеона, его абордажные крючья с лязгом зацепили нос, корму  и
шкафут галеаса. Как только их закрепили, поток  людей  в  кирасах  и  шлемах
хлынул на носовую палубу мусульман.  Забыв  о  возможности  взрыва,  корсары
сорвались с мест, готовые оказать нападающим прием, какой всегда встречали у
них неверные. Через мгновение на  носовой  палубе  галеаса  кипела  яростная
схватка, освещаемая мрачными красноватыми всполохами  факелов,  горевших  на
борту "Серебряной цапли". Первыми на палубу галеаса бросились Лайонел и  сэр
Джон Киллигрю. Их встретил Джаспер Ли, чья сабля  проткнула  Лайонела,  едва
его ноги коснулись палубы.
   Прежде чем властный голос Сакр  аль-Бара  остановил  сражение  и  корсары
наконец повиновались его приказу, с обеих сторон уже было по дюжине убитых.
   - Стойте! - крикнул Сакр аль-Бар своим морским ястребам на лингва-франка.
- Назад, и положитесь на меня. Я сам все улажу.
   Затем  он  заговорил  по-английски  и  призвал  своих   соотечественников
прекратить сражение.
   - Сэр Джон Киллигрю! Опустите оружие и выслушайте меня! Удержите тех, кто
рядом с вами, и прикажите другим остаться  на  галеоне.  Стойте,  говорю  я.
Выслушайте меня, а там поступайте как знаете.
   Сэр Джон, увидев Розамунду рядом с Сакр аль-Баром  у  грот-мачты,  понял,
что, продолжая наступление, он подвергнет  ее  жизнь  немалой  опасности,  и
остановил своих людей.
   Таким образом, бой закончился так же внезапно, как и начался.
   - Что вы желаете сказать мне, гнусный изменник? - высокомерно спросил сэр
Джон.
   - Всего лишь то, сэр Джон, что если вы не прикажете вашим людям вернуться
на галеон, то я, не тратя времени даром, прихвачу вас с собой в ад. Я  брошу
вот этот фонарь в порох, и мы все вместе пойдем ко дну, поскольку наши  суда
намертво сцеплены вашими  абордажными  крючьями.  Но  если  вы  примете  мои
условия, то получите то, за чем пришли. Я выдам вам леди Розамунду.
   Сэр Джон задумался и, стоя на юте, не сводил с корсара свирепого взгляда.
   - Хоть в мои намерения и не входило  вступать  с  вами  в  переговоры,  -
наконец заговорил он, - я приму ваши условия, но только в том  случае,  если
сполна получу все, за чем пришел. На галеасе находится гнусный преступник, и
я поклялся честью рыцаря  захватить  его  и  повесить.  Когда-то  он  звался
Оливером Тресиллианом.
   - Его я также выдам вам, - без колебаний ответил корсар, - но  вы  должны
поклясться, что покинете галеас, никому не причинив вреда.
   У Розамунды перехватило дыхание, и она вцепилась в руку корсара,  которой
тот держал фонарь.
   - Осторожно, сударыня, - предупредил он, - иначе вы всех нас погубите.
   - Так было бы лучше, - ответила Розамунда.
   Сэр Джон дал  Сакр  аль-Бару  слово,  что,  как  только  тот  выдаст  ему
Розамунду и сдастся сам, он немедленно покинет галеас, не тронув  никого  из
команды.
   Сакр  аль-Бар  повернулся  к  корсарам,   нетерпеливо   ожидавшим   конца
переговоров, и рассказал им про соглашение с капитаном английского судна.
   Затем он обратился к Асаду и попросил его дать твердое обещание соблюдать
условия договора и, со своей стороны, не  проливать  крови.  В  ответе  паши
излился не только его собственный гнев, но  гнев  всей  преданной  капитаном
команды.
   - Раз ты нужен ему для того, чтобы тебя повесить, то  он  только  избавит
нас от хлопот, поскольку ничего другого ты и от  нас  не  заслужил  за  свое
предательство.
   - Итак, я сдаюсь, - объявил сэру Джону Сакр аль-Бар и  бросил  фонарь  за
борт.
   Лишь один голос прозвучал в его защиту  -  голос  Розамунды.  Но  он  был
слишком слаб.  Розамунда  слишком  много  перенесла  и  не  выдержала  этого
последнего удара. Она покачнулась и без чувств упала на грудь Сакр аль-Бара.
В ту же  секунду  сэр  Джон  и  несколько  английских  моряков  бросились  к
грот-мачте, подхватили Розамунду на руки и крепко связали пленника.
   Корсары молча наблюдали за  происходящим.  Предательство  Сакр  аль-Бара,
приведшее к нападению  английского  галеона,  вырвало  из  их  сердец  былую
преданность своему доблестному капитану, за которого они прежде были  готовы
отдать всю кровь до последней капли. И все же, когда они увидели,  как  его,
связанного, поднимают на борт "Серебряной цапли", их настроение  изменилось.
Раздались угрожающие крики, над головами засверкали обнаженные  сабли.  Если
он и изменил им, то он же устроил так, что они не пострадали от его  измены.
Это было достойно того Сакр аль-Бара, которого они знали и любили. В глубине
души они чувствовали, что так поступить мог только он, и оттого их любовь  и
преданность своему предводителю вспыхнули с прежней силой.
   Но голос Асада напомнил корсарам про обещание, данное  от  их  имени;  и,
поскольку этого могло оказаться недостаточно, откуда-то сверху,  словно  для
того, чтобы погасить искру мятежа, прозвучал голос самого  Сакр  аль-Бара  и
его последний приказ:
   - Помните, что я дал за вас слово! Не нарушайте его! Да хранит вас Аллах!
   В ответ он услышал горестные стенания своих бывших товарищей  по  оружию,
под которые его быстро поволокли в трюм, где ему предстояло подготовиться  к
близкому концу.
   Английские матросы перерезали абордажные канаты, и галеон растаял в ночи.
На галеасе заменили покалеченных в схватке  рабов,  и  он  поплыл  в  Алжир,
отказавшись от нападения на корабль испанского казначейства.
   На юте под навесом сидел Асад. Паша словно пробудился от  страшного  сна.
Уронив голову на руки, он горько оплакивал того, кто был ему вторым сыном  и
кого он потерял из-за собственного безумия. Он проклинал  женщин,  проклинал
судьбу, но более всего проклинал самого себя.
   Когда забрезжил рассвет, корсары бросили за борт трупы  погибших,  вымыли
палубу и даже не заметили, что  на  галеасе  недостает  одного  человека  и,
следовательно, английский капитан или его матросы не совсем точно  выполнили
условия соглашения.
   В Алжир корсары вернулись в трауре, но  не  по  "испанцу",  которому  они
позволили мирно следовать своим курсом, - в трауре  по  отважному  капитану,
самому отважному из всех, кто когда-либо обнажал саблю на службе  исламу.  В
Алжире так и не  узнали  подробностей  этой  истории.  Никто  из  участников
событий не осмеливался рассказывать о них, поскольку все они до  конца  дней
своих стыдились этих воспоминаний, хотя и признавали, что Сакр  аль-Бар  сам
навлек на себя постигшую его участь. По крайней мере, одно было ясно всем  -
он не пал в битве, и, следовательно, не исключено, что он жив. Так сложилась
своего рода легенда, что когда-нибудь он вернется.
   Даже  через  полвека  после  описанных  событий  выкупленные  из  рабства
пленники,  вернувшись  из  Алжира  на  родину,  рассказывали,   что   каждый
мусульманин по-прежнему ждет и свято верит в возвращение Сакр аль-Бара.

Глава 23

СИМВОЛ ВЕРЫ

   Сакр аль-Бара заперли в темной конуре на баке "Серебряной цапли",  где  в
ожидании рассвета ему  предстояло  подготовить  душу  к  смертному  часу.  С
момента его добровольной сдачи между ним и сэром Джоном не было  сказано  ни
слова. Со связанными за  спиной  руками  его  подняли  на  борт  английского
галеона, и на шкафуте он на несколько секунд оказался лицом к лицу со  своим
старым знакомцем и