-
моя невольница, моя вещь, моя собственность. Я не потерплю,  чтобы  вам  был
нанесен ущерб иначе, чем по моей прихоти. Поэтому - ешьте, иначе мои нубийцы
плетьми подстегнут ваш аппетит.
   Розамунда стояла перед ним, дерзко выпрямившись, бледная  и  решительная.
Затем  плечи  ее  неожиданно  опустились,  как  у  человека,   раздавленного
непоколебимостью противостоящей ему воли; она поникла и снова села на диван.
С явной неохотой она медленно придвинула к  себе  миску.  Наблюдая  за  ней,
Оливер беззвучно смеялся.
   Розамунда помедлила, словно ища чего-то, и, не найдя, подняла голову и то
ли насмешливо, то ли вопросительно посмотрела на Оливера.
   - Вы приказываете мне разрывать мясо  пальцами?  -  высокомерно  спросила
она.
   - Закон Пророка запрещает осквернять хлеб и мясо прикосновением ножа. Бог
наделил вас руками, вот и обходитесь ими.
   - Вы, кажется, издеваетесь надо мной, говоря о  Пророке  и  его  законах?
Какое мне до них дело?  Уж  если  меня  заставляют  есть,  то  я  буду  есть
по-христиански, а не как языческая собака.
   Оливер не спеша вытащил из-за пояса кинжал с богато изукрашенной рукоятью
и осторожно бросил его  на  диван  рядом  с  Розамундой,  всем  своим  видом
показывая, что уступает ей.
   - Тогда попробуйте вот этим.
   Судорожно вздохнув, Розамунда порывисто схватила кинжал.
   - Наконец-то мне есть  за  что  благодарить  вас,  -  проговорила  она  и
поднесла острие кинжала к груди.
   Оливер молниеносно упал на одно колено, схватил Розамунду за  запястье  и
так стиснул его, что пальцы ее разжались.
   - И вы действительно предположили, будто я поверил вам? Решили, что  ваша
неожиданная уступчивость обманула меня? Когда же вы наконец поймете,  что  я
отнюдь не глупец? Я дал вам кинжал, чтобы испытать вас.
   - В таком случае теперь вам известны мои намерения.
   - Заранее предупрежденный - заранее вооруженный.
   Если бы не  нескрываемое  презрение,  горевшее  в  глазах  Розамунды,  то
взгляд, каким она наградила сэра Оливера, мог бы показаться насмешливым.
   - Разве так трудно, - спросила она, - оборвать нить жизни?  Разве  нож  -
единственное орудие смерти? Вы похваляетесь тем, что вы - мой господин, а  я
- ваша раба; что, купив меня на базаре, вы властны распоряжаться моим  телом
и душой. Пустая похвальба! Вы можете связать и заточить в темницу мое  тело,
но душу мою... Уверяю вас: ваша сделка не удалась! Вы мните,  будто  властны
над жизнью и смертью. Ложь! Только смерть вам подвластна.
   На  лестнице  послышались  быстрые  шаги,  и,  прежде  чем  Оливер  успел
сообразить,  как  ответить  Розамунде,  перед  ним  вырос  Али.  Он   принес
поразительное известие. Какая-то женщина  просила  разрешения  поговорить  с
Сакр аль-Баром.
   - Женщина? - Оливер нахмурился. - Назарейская женщина?
   - Нет, господин, мусульманка, - последовал ошеломляющий ответ.
   - Мусульманка? Здесь? Это невозможно!
   Корсар еще не договорил,  как  на  террасу,  словно  тень,  проскользнула
женщина, с головы до пят одетая в  черное.  Длинная  чадра,  словно  мантия,
скрывала очертания ее фигуры.
   Разгневанный Али резко повернулся к незваной гостье.
   - Разве не велел я тебе дожидаться внизу, о дочь стыда? - обрушился он на
нее. - Она последовала за мной, господин, чтобы пробраться к тебе. Прикажешь
увести ее?
   - Нет, оставь нас. - И Сакр аль-Бар жестом отослал Али.
   Что-то неуловимое  в  неподвижной  фигуре  в  черном  привлекло  внимание
корсара и вызвало его подозрения. Непонятно почему, но он вдруг вспомнил Аюб
аль-Самина и соперничество, разгоревшееся на  базаре  вокруг  Розамунды.  Он
молча ждал, когда вошедшая заговорит. Та, в свою очередь, стояла все так  же
неподвижно, пока шаги Али не замерли  в  отдалении.  Тогда  с  неподражаемой
дерзостью и безрассудством,  выдававшими  ее  европейское  происхождение  и,
следовательно,  нетерпимость  к  ограничениям,   налагаемым   мусульманскими
обычаями на представительниц ее пола, незнакомка сделала, то, на что никогда
бы не осмелилась истинная правоверная. Она откинула длинную черную чадру,  и
Сакр аль-Бар увидел бледное лицо и томные глаза Фензиле.
   Иного он и не ожидал, однако, увидев это лицо открытым, отступил на шаг.
   - Фензиле! - воскликнул он. - Что за безумие!
   Заявив о себе столь эффектным образом, Фензиле спокойно накинула чадру  и
вновь обрела вид, приличествующий мусульманке.
   - Прийти сюда, в мой дом! - недовольно  продолжал  Сакр  аль-Бар.  -  Что
будет с тобой и со мной, если весть об  этом  дойдет  до  твоего  господина?
Уходи, женщина, немедленно уходи! - приказал он.
   - Если ты сам ему не расскажешь, то можно не бояться,  что  он  узнает  о
моем приходе к тебе, - ответила Фензиле. -  А  перед  тобой  мне  не  в  чем
оправдываться, если только ты помнишь, что,  подобно  тебе,  я  не  родилась
мусульманкой.
   - Но Алжир - не твоя родная Сицилия, и кем бы ты ни родилась, неплохо  бы
помнить и то, кем ты стала.
   Корсар  принялся  пространно  объяснять  Фензиле,  как  далеко  зашло  ее
безрассудство, но та остановила поток его красноречия.
   - Твои пустые слова только задерживают меня.
   - Тогда, во имя Аллаха, приступай к делу и скорее уходи отсюда.
   Повинуясь требованию Сакр аль-Бара, Фензиле показала рукой на Розамунду.
   - Мое дело касается этой невольницы, - сказала она. - Сегодня я  посылала
Аюба на базар купить ее для меня.
   - Я так и предполагал, - заметил Сакр аль-Бар.
   - Но она, кажется, приглянулась тебе, и этот глупец ушел ни с чем.
   - Дальше!
   - Не уступишь ли ты ее мне за ту цену, в какую она тебе обошлась? - Голос
Фензиле слегка дрожал от волнения.
   - Мне больно отказывать тебе, о Фензиле, но она не продается.
   - Ах, не спеши, - умоляюще проговорила  сицилийка.  -  Цена,  заплаченная
тобой, высока, гораздо выше той,  которую,  по  моим  сведениям,  когда-либо
платили за невольницу, как бы прекрасна она ни была. И все же я  очень  хочу
купить ее. Это мой каприз, а  я  не  люблю,  когда  мешают  исполнению  моих
капризов. Ради своей прихоти я заплачу три тысячи филипиков.
   Оливер смотрел на Фензиле и думал, какие дьявольские козни замышляет она,
какую цель преследует.
   - Ты заплатишь три тысячи филипиков, - с  расстановкой  проговорил  он  и
неожиданно резко спросил:
   - А зачем?
   - Исполнить каприз, ублажить прихоть.
   - А в чем состоит столь дорогой каприз? - поинтересовался он.
   - В желании владеть этой невольницей, - уклончиво ответила Фензиле.
   - Для чего?
   Терпение корсара не уступало его упорству.
   - Ты задаешь слишком много вопросов! -  воскликнула  Фензиле,  метнув  на
него злобный взгляд.
   Сакр аль-Бар пожал плечами и улыбнулся:
   - И получаю слишком мало ответов.
   Феизиле подбоченилась и пристально посмотрела на корсара. Сквозь чадру он
уловил блеск ее глаз и про  себя  проклял  покрывало,  мешавшее  ему  видеть
выражение ее лица, что давало его собеседнице известное преимущество.
   - Одним словом, Оливер-рейс, - проговорила она, - продашь ты  ее  за  три
тысячи филипиков?
   - Одним словом - нет, - ответил тот.
   - Нет? Даже за три тысячи филипиков?
   В голосе Фензиле звучало удивление, и Оливер подумал - искреннее оно  или
наигранное?
   - Даже за тридцать тысяч, - ответил он. - Она моя, и я не уступлю  ее.  А
теперь я прошу тебя уйти. Оставаясь здесь, ты навлекаешь беду на нас обоих.
   Наступила короткая пауза. За время разговора  никто  из  них  не  обратил
внимания, с каким интересом смотрит на них Розамунда. Ни Оливер, ни  Фензиле
не подозревали, что, зная французский, она поняла большую часть из  того,  о
чем они говорили на лингва-франка.
   Сицилийка почти вплотную подошла к корсару.
   - Так значит, ты не  уступишь  ее?  -  Оливер  мог  поклясться,  что  она
усмехнулась под чадрой. -  Не  будь  таким  самонадеянным,  друг  мой.  Тебе
придется уступить ее - если не мне,  так  Асаду.  Скоро  он  придет  за  ней
собственной персоной.
   - Асад? - вздрогнув, воскликнул Сакр аль-Бар.
   - Асад ад-Дин, - повторила Фензиле и вновь принялась за уговоры:
   - Послушай! Не лучше ли заключить выгодную сделку  со  мной,  чем  весьма
сомнительную с Асадом?
   Сакр аль-Бар покачал головой и приосанился.
   - Я не намерен вступать  ни  в  какие  сделки  ни  с  ним,  ни  с  тобой.
Невольница не продается.
   - Ты посмеешь перечить паше? Говорю тебе: он заберет ее.
   - Теперь я все  понял.  -  Сакр  аль-Бар  прищурился.  -  Тебе  недостает
хитрости, о Фензиле. Твой каприз  -  желание  приобрести  эту  невольницу  -
рожден страхом, как бы она не попала к Асаду. Ты сознаешь, что прелести твои
увядают, и боишься, что такая красавица заставит  пашу  окончательно  лишить
тебя своей благосклонности. Ведь так?
   По лицу Фензиле Сакр аль-Бар не мог увидеть, какое  впечатление  произвел
на нее этот выпад, зато заметил, как по ее  закутанной  в  покрывало  фигуре
пробежала дрожь, и в ее ответе уловил гневные ноты:
   - А если и так, какое отношение это имеет к тебе?
   - Быть может - никакого, а возможно - и самое прямое, - задумчиво ответил
он.
   - Отчасти ты прав, - быстро подхватила Фензиле. - Разве не была я  всегда
твоим другом? Разве не расхваливала  твою  доблесть  моему  господину  и  не
радела, как истинный друг, о твоем возвышении, о Сакр аль-Бар?
   Корсар откровенно рассмеялся.
   - Неужели?
   - Смейся сколько угодно, но это правда, - настаивала Фензиле.  -  Потеряв
меня,  ты  потеряешь   самого   ценного   союзника,   ту,   кто   пользуется
благосклонностью и доверием Асада. Если другая займет мое место, она отравит
душу Асада ложью и настроит его против  тебя.  Едва  ли  франкская  девушка,
которую ты увез силой, полюбит тебя.
   - Пусть это тебя не тревожит, - беззаботно ответил Сакр аль-Бар, в мыслях
тщетно пытаясь разгадать ее намерения. - Моя невольница не займет твое место
подле Асада.
   - Глупец! Продается она или нет, Асад все равно отберет ее у  тебя.  Сакр
аль-Бар подбоченился и, склонив  голову  набок,  сверху  вниз  посмотрел  на
Фензиле.
   - Если он может увести ее от меня, то отобрать ее у тебя ему  еще  проще.
Ты, конечно, уже все обдумала  и  нашла  какой-нибудь  коварный  сицилийский
способ избежать этого. Но расплата... Подумала ли ты о ней? Что скажет  тебе
Асад, когда узнает, что ты обвела его вокруг пальца?
   - Какое мне дело до этого? - с неожиданной яростью  воскликнула  Фензиле,
сопровождая свои слова нетерпеливым жестом. - К тому  времени  она  будет  с
камнем на шее лежать на дне бухты. Возможно, он велит высечь меня. Наверняка
велит. Но на том все и кончится. Я понадоблюсь, чтобы утешить его,  и  снова
все будет хорошо.
   Итак, Сакр аль-Бар добился  своего.  Наконец-то  он  до  последней  капли
выведал у Фензиле все, что его интересовало. Действительно,  ей  недоставало
хитрости. Намерения Фензиле были столь  прозрачны  и  очевидны,  что  только
глупец не смог бы разгадать их. Корсар брезгливо отвернулся от сицилийки.
   - Ступай с миром, о Фензиле. Я не уступлю свою невольницу  ни  Асаду,  ни
шайтану - никому.
   По его тону было ясно, что разговор окончен, и Фензиле  наконец  сдалась.
Тем не менее по быстроте ее ответа Сакр аль-Бар вполне мог заподозрить,  что
он заранее подготовлен.
   - Так значит, ты действительно  намерен  жениться  на  ней?  -  В  голосе
Фензиле звучали ненависть и простодушие. - Тогда  поспеши.  Брачный  союз  -
единственная преграда, которую Асад не опрокинет. Он благочестив и,  глубоко
чтя закон Пророка, уважает  брачные  узы.  Но  знай:  ничто  другое  его  не
остановит.
   Несмотря на наигранные искренность и простодушие Фензиле  -  а  возможно,
именно благодаря им, - корсар, как в открытой книге, читал мысли  сицилийки.
То, что ее лицо сокрыто чадрой, уже не имело  значения.  Теперь  пришел  его
черед задать коварный вопрос.
   - И, таким образом, ты выиграешь не меньше меня. Ведь так?
   - Да, не меньше, - призналась Фензиле.
   - Тебе следовало бы сказать  "больше",  -  возразил  Сакр  аль-Бар.  -  Я
сказал, что тебе недостает хитрости. Клянусь Кораном, я  солгал.  Ты  хитра,
как змий-искуситель. Но я  прекрасно  вижу,  чего  ты  добиваешься.  Если  я
последую твоему совету, то ты одним выстрелом убьешь двух зайцев. Во-первых,
я лишу Асада возможности получить франкскую девушку; во-вторых, поссорюсь  с
ним - и тем самым удовлетворю твои заветные желания.
   - Ты несправедлив ко мне. - Фензиле притворилась обиженной.  -  Я  всегда
была твоим другом. Я... - Она вдруг замолчала и прислушалась.
   Тишину ночи нарушили крики, доносившиеся со стороны Баб аль-Оуба. Фензиле
стремительно подбежала к парапету, откуда были видны ворота,  и  перегнулась
через него.
   - Смотри! Смотри! - крикнула она дрожащим от страха голосом.  -  Это  он,
Асад ад-Дин.
   Сакр аль-Бар шагнул к парапету и в ярком свете факелов увидел вооруженный
отряд, входивший через сводчатые ворота во двор.
   - Похоже, на сей раз ты  против  своего  обыкновения  сказала  правду,  о
Фензиле.
   Они стояли совсем рядом, и корсару показалось, что глаза  Фензиле  злобно
сверкнули под чадрой.
   - Сейчас у тебя не останется ни малейшего  сомнения  в  этом,  -  холодно
заметила она. И тут же поспешно спросила:
   - Но что будет со мной? Паша не должен застать меня здесь. Он меня убьет.
   - Несомненно, - согласился Сакр аль-Бар. - Но кто  узнает  тебя  в  таком
виде? Уходи, пока он не поднялся сюда. Спрячься во дворе и дождись, пока  он
пройдет. Ты пришла одна?
   - Неужели я стала бы сообщать хоть одной живой душе,  что  отправляюсь  к
тебе? - ответила она, приведя корсара в восхищение силой своего сицилийского
характера, который не сломили долгие годы, проведенные в гареме паши.
   Она стремительно направилась к двери, но задержалась у самого порога.
   - Так ты не уступишь ее? Ты не?..
   - Будь спокойна, -  твердо  ответил  корсар,  и  удовлетворенная  Фензиле
скрылась.

Глава 13

ПРЕД ВЗОРОМ АЛЛАХА

   Сакр аль-Бар стоял, погруженный в невеселые  мысли.  Он  вновь  взвешивал
каждое слово Фензиле и думал, как  отказать  паше,  если  цель  его  прихода
действительно состоит в том, о чем предупредила сицилийка.
   Сакр аль-Бар молча ждал, когда Али или  кто-нибудь  другой  принесет  ему
приказ предстать перед пашой. Однако  едва  Али  успел  доложить  о  приходе
Асада, как тот сразу же появился на террасе. Горя нетерпением, он потребовал
немедленно проводить себя к Сакр аль-Бару.
   - Мир Пророка да пребудет с тобой, о сын мой! - приветствовал паша своего
любимца.
   - Да пребудет он и с тобой, о господин мой. - Корсар склонился в поклоне.
- Какая честь дому моему!
   И он жестом приказал Али уйти.
   - Я пришел к тебе как проситель, - сказал Асад, подходя ближе.
   - Проситель? Ты? Это лишнее, господин мой. Разве мои  желания  -  не  эхо
твоих желаний?
   Паша жадно оглядывался по сторонам, и,  когда  увидел  Розамунду,  в  его
глазах зажегся огонь.
   - Словно влюбленный юнец, я поспешил к тебе, сгорая  нетерпением  увидеть
ту, кого ищу, - франкскую  жемчужину,  пленницу  с  лицом  пери  <Пери  -  у
восточных народов ангел мужского, чаще женского рода,  доброжелательный,  но
взбалмошный.>, привезенную тобой из  последнего  набега.  Когда  эта  свинья
Тсамани вернулся с базара, меня не было в Касбе. Узнав, что он  не  исполнил
мой приказ и не купил ее, я едва не зарыдал от горя. Сперва  я  боялся,  что
девушку купил и увез какой-нибудь купец из Суса,  но,  узнав,  что  -  хвала
Аллаху! - она у тебя, я успокоился. Ведь ты, сын мой, уступишь ее мне.
   В голосе паши звучала уверенность, и  Оливер  не  сразу  подыскал  слова,
чтобы   рассеять   иллюзии   Асада.   Несколько   мгновений   он   стоял   в
нерешительности.
   - Я вознагражу тебя за потерю, - поспешно добавил  Асад.  -  Ты  получишь
свои тысячу шестьсот филипиков и  еще  пятьсот  в  придачу.  Скажи,  что  ты
согласен. Видишь, я горю от нетерпения.
   Сакр аль-Бар мрачно улыбнулся.
   - Когда речь идет об этой женщине, господин мой, подобное нетерпение  мне
знакомо, - не спеша ответил он. - Пять долгих лет оно  сжигало  меня.  Чтобы
унять огонь, я отправился на захваченном мной испанском судне  в  далекое  и
опасное путешествие в Англию. Ты не знал об этом, о Асад, иначе бы ты не...
   - Ну, - прервал его Асад. - Ты - прирожденный  торгаш,  Сакр  аль-Бар.  В
хитроумии тебе нет равных. Хорошо, называй  свою  цену,  наживайся  на  моем
нетерпении, и покончим с этим.
   - Господин мой, - спокойно возразил корсар, - здесь дело не в наживе. Моя
пленница не продается.
   Паша прищурился и молча взглянул на Сакр аль-Бара. На его лице проступила
краска гнева.
   - Не.., не продается? - слегка запинаясь от изумления, проговорил он.
   - Нет. Даже если бы ты предложил за нее все свои  владения,  -  прозвучал
торжественный ответ. - Проси все, чего пожелаешь,  только  не  ее.  -  Голос
корсара стал мягче, и в нем зазвучала мольба. - Я все с  радостью  положу  к
твоим ногам в доказательство моей преданности и любви к тебе.
   - Но мне ничего другого не надо, - раздраженно ответил Асад. - Мне  нужна
только она.
   - В таком случае, - сказал Оливер, -  я  взываю  к  твоему  милосердию  и
умоляю тебя обратить взор в другую сторону.
   Асад нахмурился.
   - Ты мне отказываешь? - гневно спросил он.
   - Увы, - ответил Сакр аль-Бар.
   Наступило молчание. Лицо Асада становилось все более грозным,  в  глазах,
обращенных на корсара, вспыхивали свирепые огоньки.
   - Понятно, - наконец произнес он.
   Резкий контраст  между  спокойным  тоном  и  разъяренным  видом  паши  не
предвещал ничего хорошего.
   - Понятно. Кажется, Фензиле была права более, чем я думал. Ну что ж! - Он
помолчал, исподлобья глядя на Оливера. - Вспомни, Сакр аль-Бар, - голос паши
дрожал от сдерживаемого гнева, - вспомни, кто ты, кем я тебя сделал. Вспомни
о благодеяниях, которыми осыпала тебя эта  рука.  Ты  -  самый  близкий  мне
человек, мой кайя, а со временем можешь достичь еще большего. Кроме меня,  в
Алжире нет никого выше тебя. Так  неужели  ты  настолько  неблагодарен,  что
откажешь мне в первой и единственной  моей  просьбе?  Воистину,  справедливо
начертано: "Неблагодарен человек!"
   - Если бы ты знал, - начал Сакр  аль-Бар,  -  что  значит  для  меня  эта
женщина...
   - Не знаю и не желаю знать, - прервал его Асад. - Чем бы она ни была  для
тебя, все это ничто в сравнении с моей волей.
   Вдруг он смирил свой гнев и положил руку на могучее плечо Сакр аль-Бара.
   - Послушай, сын мой, из любви к тебе я буду великодушен и забуду о  твоем
отказе.
   - Будь великодушен, о господин мой, и забудь о своей просьбе.
   - Ты по-прежнему отказываешь мне? - Смягчившийся было  голос  паши  вновь
звучал резко и грозно. - Как я извлек тебя из грязи, так одним  словом  могу
вновь ввергнуть в нее. Как разбил цепи, которыми ты был  прикован  к  веслу,
так снова могу заковать тебя в них.
   - Я знаю, что все в твоей власти, - согласился Сакр аль-Бар. - Но если  я
не уступаю ту, что вдвойне принадлежит мне - по праву пленения  и  по  праву
покупки, - ты можешь судить, как вески на  то  причины.  Будь  же  милостив,
Асад...
   - Неужели я должен забрать ее силой? - проревел паша.
   Сакр аль-Бар высоко поднял голову, его могучие мускулы напряглись.
   - Пока я жив, тебе это не удастся, - ответил он.
   - Неверный, мятежный пес! Ты смеешь противостоять мне.., мне?!
   -  Молю  тебя,  будь  милосерд  и  не  вынуждай  твоего  слугу  поступать
недостойно.
   Асад усмехнулся.
   - Это твое последнее слово? - грозно спросил он.
   - Во всем остальном я - твой верный раб, о Асад.
   Какое-то время паша злобно глядел на корсара, затем не спеша направился к
двери, как человек, принявший решение. На пороге он остановился.
   - Жди! - грозно приказал он и вышел.
   Сакр аль-Бар долго смотрел ему вслед, потом пожал плечами и повернулся  к
Розамунде. В ее глазах было какое-то непонятное выражение, которое заставило
его отвернут