там прелатов и военных, но  Пеппе  не
выбирал слов и явно не выказывал должного уважения  к  графскому  титулу
Франческо. Тот, однако, не обиделся, понимая, что шут  во  многом  прав:
именно их стараниями тайное стало явным. Однако при здравом  размышлении
пришел к выводу, что вина их не так уж и велика.
   - Во-первых, говори тише, Пеппе. А во-вторых, ты преувеличиваешь нашу
вину. Мы просто чуть раньше выболтали то, о чем герцог все  равно  узнал
бы из других источников.
   - Но любая малость, часы это или дни, может сыграть роковую  роль,  -
упорствовал шут, правда, понизив  голос.  -  Джан-Мария  вернется  через
пару-тройку дней. Если по приезде ему сообщат, что Валентина  убежала  с
Ромео Гонзагой - а говорить про  нее  будут  именно  так,  -  станет  он
задерживаться в  Урбино  с  намерением  жениться?  Едва  ли.  Союз  этот
политический, где нет места чувствам. От девушки требуется лишь  одно  -
незапятнанная честь. А такой скандал заставил бы его высочество уехать в
Баббьяно, и мадонна избавилась бы от домоганий Джан-Марии.
   - Но какой ценой, Пеппе, - покачал головой Франческо. -  Я  согласен,
своим молчанием мы  помогли  бы  ей  куда  больше.  Но  сомневаюсь,  что
случившееся охладит пыл моего кузена. Ты ошибаешься, полагая, что в этот
союз не вовлечены сердца. Во всяком случае, в отношении Джан-Марии ты не
прав. Но в остальном... в чем состоит причиненное нами зло?
   - Время покажет, - ответил горбун.
   - И покажет, что мы ничем не ухудшили и без того непростое  положение
Валентины. Сейчас она уже в Роккалеоне, в полной безопасности. Что с ней
может  случиться?  Гвидобальдо,  несомненно,  поедет  туда,   попытается
уговорить ее подчиниться и вернуться с ним в Урбино.  Она  ответит,  что
готова на это при одном условии: он  более  не  будет  принуждать  ее  к
свадьбе с Джан-Марией. Что за этим последует?
   - Что?  -  хмыкнул  шут.  -  Кто  знает?  Возможно,  герцог  прикажет
захватить замок силой.
   - Силой? - рассмеялся Франческо. - Куда девалась твоя мудрость,  шут.
Неужели ты думаешь, что Гвидобальдо очень хочется стать посмешищем  всей
Италии? Где это видано, чтобы герцог осаждал замок своей племянницы лишь
потому, что той не нравится выбранный им жених?
   - Гвидобальдо да Монтефельтро иной раз бывает очень  горяч,  -  начал
шут, но тут появился пришедший с ними во дворец капитан и возвестил, что
его высочество их ждет.
   Гвидобальдо они нашли  в  мрачном  расположении  духа.  Довольно-таки
холодно приветствовав Франческо, герцог расспросил его о ночной встрече,
не выказывая, однако, особого интереса, словно  речь  шла  об  улетевшем
соколе. Поблагодарил за полученные сведения и отдал распоряжение отвести
апартаменты и графу, и Фанфулле на то время, пока они  сочтут  возможным
пробыть при его  дворе.  С  тем  Гвидобальдо  и  отпустил  их,  приказав
капитану задержаться.
   - И, по-твоему, этот человек будет осаждать замок своей племянницы? -
обратился граф к Пеппе, когда они вышли в приемную. -  Похоже,  господин
шут, на этот раз твоя мудрость тебя подвела.
   - Вы не знаете герцога, ваша светлость, - ответил Пеппе. - За ледяной
наружностью скрывается бушующий пожар, так что он может пойти на все.
   Но Франческо лишь рассмеялся  и  под  руку  с  Фанфуллой  зашагал  по
галерее к отведенным им комнатам.

Глава XIII
ДЖАН-МАРИЯ ДАЕТ ОБЕТ

   Последующее развитие событий показало, что прав-то был шут. Ибо, хотя
Гвидобальдо и не сам высказал идею о необходимости  осады  замка,  чтобы
принудить Валентину к повиновению, он тем не менее благосклонно выслушал
это предложение, которое ему через два дня высказал герцог Баббьяно.
   Узнав о побеге Валентины, Джан-Мария  пришел  в  неописуемую  ярость.
Придворные, от  высших  сановников  до  последнего  слуги,  тряслись  от
страха, боясь попадаться ему  на  глаза.  Конечно,  Джан-Марию  печалила
мысль о том, что его чувство безответно, но более огорчало его то,  что,
укрывшись в своем замке, Валентина разрушила смелые планы, о которых  он
громогласно  заявил  советникам  и  матери.  Только  уверенность  в   их
воплощении побудила Джан-Марию послать столь резкий ответ Чезаре Борджа.
И  теперь  лишь  быстрой  женитьбой,  а  соответственно   и   получением
приданого, он мог выполнить обещание защитить  корону  и  герцогство  от
посягательств Борджа.
   Джан-Мария не мог перенести, что  от  воли  какой-то  девчушки  могла
зависеть судьба его государства.
   - Ее нужно вернуть! - твердо заявил он. - Вернуть немедленно.
   - Совершенно верно, - кивнул Гвидобальдо. - Ее надо  вернуть.  Тут  у
нас нет расхождений. Вопрос в другом: как это сделать? -  в  голосе  его
слышался едва заметный сарказм.
   - А в чем, собственно, сложность? - осведомился Джан-Мария.
   - К сожалению, сложности есть, - Гвидобальдо чуть  улыбнулся.  -  Она
укрылась в самом неприступном замке Италии и  заявляет,  что  не  выйдет
оттуда, пока я не пообещаю ей свободы  в  выборе  мужа.  А  в  остальном
никаких проблем.
   Джан-Мария ощерился.
   - Дозволяете ли вы мне найти приемлемое решение?
   - Не только дозволяю,  но  и  окажу  всяческое  содействие,  если  вы
найдете способ выманить ее из Роккалеоне.
   - Тогда не будем терять времени! Ваша  племянница,  господин  герцог,
мятежница, а с мятежниками и поступают соответственно. Она ввела в замок
гарнизон, отказалась  повиноваться  главе  государства.  Это  объявление
войны, ваше высочество, и с ней надо воевать.
   - Обратиться к силе? - Гвидобальдо не пришлось  по  душе  предложение
Джан-Марии.
   - К силе оружия, - с жаром подтвердил герцог Баббьяно. - Я бы  осадил
замок и разнес его по камушкам. О, я ухаживал бы за ней по-другому, если
б она этого захотела. С нежными  словами  и  подарками,  какие  нравятся
девушкам. Но раз она от этого отказалась, предложим ей аркебузы и  пушки
да призовем в союзники голод, чтобы убедить ее согласиться на этот брак.
И я клянусь, что не буду бриться до тех пор, пока не войду в Роккалеоне.
   Гвидобальдо посуровел.
   - Я  предпочел  бы  более  мягкие  средства.  Осаждайте  замок,  если
желаете, но не делайте ставки лишь на насилие. Отрежьте их  от  внешнего
мира, и голод, скорее всего, окажется сильнее пушек. Но боюсь,  что  над
вами будет смеяться вся Италия, - резко добавил он.
   - Дуракам закон не писан! Пусть смеются,  раз  уж  им  того  хочется.
Какими силами располагает она в Роккалеоне?
   Вопрос этот заставил Гвидобальдо помрачнеть.  Он  словно  вспомнил  о
мелкой, но неприятной подробности, упущенной из виду ранее.
   - Примерно двадцать  солдат  во  главе  с  известным  головорезом  по
фамилии Фортемани.  А  нанял  их,  как  мне  сообщили,  мой  придворный,
родственник герцогини, мессер Ромео Гонзага.
   - И он тоже с ней? - ахнул Джан-Мария.
   - Похоже, что так.
   - Святая Дева! - лицо герцога Баббьяно перекосила гримаса отвращения.
- Не означает ли это, что они вовсе не случайно убежали вместе?
   - Господин мой! - с угрозой воскликнул Гвидобальдо. -  Не  забывайте,
что говорите о моей племяннице. Она пригласила с собой этого придворного
так же, как трех  дам  и  одного  или  двух  пажей,  -  то  есть  свиту,
приличествующую ее высокому происхождению.
   Джан-Мария  нахмурился,  губы  его  плотно  сжались.   Гордый   ответ
Гвидобальдо убедил его, что не амурные увлечения Валентины были причиной
побега. Но еще более жгучим стало желание наказать  девушку,  решившуюся
противостоять его воле, заставить ее склонить гордую голову.
   -  Возможно,  Италия  и  будет  смеяться  надо  мной,  -  пробормотал
Джан-Мария, - но от своего я  не  отступлюсь,  а,  войдя  в  Роккалеоне,
первым делом распоряжусь повесить этого Гонзагу на самой высокой башне.
   В тот же день Джан-Мария начал готовиться к походу на  Роккалеоне,  и
весть об этом  принес  Франческо  Фанфулла,  который,  узнав  о  приезде
Джан-Марии, покинул дворец и поселился в гостинице "Солнце".
   Франческо, естественно, обозвал кузена порождением дьявола и  пожелал
ему побыстрее отправиться к своему создателю.
   - Ты думаешь, этот Гонзага - ее  любовник?  -  спросил  он  Фанфуллу,
немного успокоившись.
   - Мне об этом ничего не известно,  -  юноша  покачал  головой.  -  Но
убежала она с ним. Я,  правда,  задал  этот  вопрос  Пеппе.  Он  сначала
рассмеялся, потом помрачнел. "Она-то не любит этого павлина, да  вот  он
любит ее, а по натуре он - негодяй", - так он мне ответил.
   Франческо стоял, глубоко задумавшись.
   -  Клянусь  Богом,  это  ужасно.  Бедняжку  окружают  мерзавцы,  один
отъявленнее другого. Фанфулла, пришли мне Пеппе. Мы должны  отправить  к
ней шута с предупреждением о замыслах Джан-Марии. Заодно он раскроет  ей
глаза и на этого прохвоста из Мантуи, в компанию к которому она попала.
   -  Мы  опоздали,  -  ответил  Фанфулла.  -  Шут  еще  утром  отбыл  в
Роккалеоне, чтобы присоединиться к своей госпоже.
   Франческо даже всплеснул руками.
   - Они ее погубят! Бедняжка оказалась между молотом и  наковальней.  С
одной стороны Джан-Мария, с другой - Ромео  Гонзага.  Мой  Бог,  они  ее
погубят. А она такая решительная, такая отважная!
   Он шагнул к окну и  посмотрел  на  улицу,  которую  заходящее  солнце
окрасило в рубиновые тона. Но видел он не  дома  и  горожан,  а  полянку
неподалеку от Аскуаспарте, где он лежал с раной в плече, и  склонившуюся
над ним очаровательную девушку, во взгляде которой  читались  жалость  и
сочувствие. Частенько с той поры вспоминал он о ней - иногда с  улыбкой,
другой раз и со вздохом.
   Франческо резко обернулся.
   - Я поеду туда сам.
   - Вы? - изумился Фанфулла. - А как же венецианцы?
   Но жест графа показал, сколь  мало  значат  для  него  венецианцы  по
сравнению с благополучием Валентины.
   - Я еду в Роккалеоне, -  повторил  он.  -  И  немедленно,  -  пересек
комнату, открыл дверь, кликнул Ланчотто.
   - Ты говорил,  Фанфулла,  что  минули  времена,  когда  странствующие
рыцари спешили на помощь томящимся в заточении девам.  И  ошибался,  ибо
монна Валентина - та самая дева, мой кузен - дракон, этот Гонзага -  его
собрат, а во мне она найдет странствующего рыцаря, которому  суждено,  я
надеюсь на это, ее спасти.
   - Вы спасете ее от Джан-Марии? - Фанфулла  отказывался  верить  своим
ушам.
   - По крайней мере, попытаюсь, - и повернулся к вошедшему слуге. -  Мы
уезжаем через четверть часа, Ланчотто. Оседлай лошадей для меня и  себя.
Дзаккарья останется  с  мессером  дельи  Арчипрети.  Позаботься  о  нем,
Фанфулла, и он будет верно служить тебе.
   - Но почему? - воскликнул юноша. - Разве вы не можете  взять  меня  с
собой?
   - Если есть на то твое желание, пожалуйста. Но  ты  можешь  сослужить
мне лучшую службу, если вернешься в Баббьяно и  будешь  держать  меня  в
курсе происходящего. Ибо если мой кузен  не  вернется  домой,  а  Борджа
перейдет в наступление, то вскорости грянут великие перемены.  На  этом,
собственно, и основаны мои надежды на успех.
   - Но... где мне вас искать? В Роккалеоне?
   Франческо задумался.
   - Если я не дам о себе знать, значит, я в Роккалеоне. Замок  будет  в
осаде, поэтому я, скорее всего, и не смогу  послать  тебе  весточку.  Но
если, а такая возможность существует, я переберусь в Л'Акуилу, ты  сразу
же узнаешь об этом.
   - В Л'Акуилу?
   - Да, вполне вероятно, что я окажусь там до конца  недели.  Но  пусть
это останется тайной, ибо я намерен одурачить обоих герцогов.
   Через полчаса граф Акуильский на крепком калабрийском жеребце  и  его
слуга, не привлекая к себе внимания, выехали из Урбино. И не было до них
дела крестьянам, еще трудившимся на полях.
   По пути в долину реки они встретили  купца,  слуга  которого  вел  на
поводу тяжело нагруженного мула. Затем им повстречалась конная  компания
дам и кавалеров, возвращавшихся с соколиной охоты,  и  их  веселый  смех
долго еще звучал в ушах Франческо.
   Над рекой поднимался вечерний туман, а они держали путь на  запад,  к
Апеннинам. Давно уже спустилась ночь,  и  лишь  в  четвертом  часу  утра
Франческо слез с лошади у придорожной таверны  и  разбудил  хозяина.  Их
устроили на ночлег, но спали они лишь пару часов, до рассвета,  а  когда
из-за серых холмов выглянуло  солнце,  они  уже  подъезжали  к  могучему
утесу, на котором, над  ревущим  внизу  горным  потоком,  высился  замок
Роккалеоне.
   Суровый, могучий, словно гигантский часовой  Апеннин,  застыл  замок.
Солнечные лучи освещали громадные, позеленевшие от мха и  времени  камни
стен. Окна-бойницы, зубчатая  стена  с  амбразурами,  подпирающие  стены
контрфорсы. И крутой, в зеленой траве склон, сбегающий к горному потоку,
окружившему замок естественным рвом.
   В сопровождении Ланчотто граф направился к западной стороне замка - к
небольшому пруду в  той  единственной  части  рва,  которая  по  желанию
человека могла быть затоплена настолько, что Роккалеоне станет островом.
Но там их встретила глухая, еще более толстая стена. Въездные  ворота  и
башню над ними они нашли с северной  стороны,  когда  перебрались  через
реку по узкому мостику. Здесь во рву тоже грозно ревела вода.
   Франческо попросил  слугу  разбудить  обитателей  замка,  и  громкий,
звучный голос Ланчотто эхом отразился от стен и окружающих холмов. Но ни
звука не донеслось из замка.
   - Бдительная же у них стража, - рассмеялся граф. - Попробуй еще  раз,
Ланчотто.
   Слуга повиновался, и вновь его зычный голос прорезал утреннюю тишину.
Однако  лишь  после  пятой  или  шестой  попытки  меж  зубцов  появилось
бесформенное личико Пеппе, хрипло поинтересовавшегося, какого черта  они
так расшумелись.
   - Доброе утро, шут, - приветствовал его Франческо.
   - Это вы, господин мой? - изумился шут.
   - Крепко, вижу, спят в Роккалеоне. Растолкай-ка стражу да  вели  этим
лентяям опустить мост. У меня есть новости для мадонны.
   - Сию минуту, ваша светлость, - и шут убежал бы, если бы Франческо не
остановил его.
   - Скажи ей, что приехал рыцарь, которого она встретила у Аскуаспарты.
Но имя мое не упоминай.
   Пеппе помчался  выполнять  поручение  и  вскорости  на  парапете  над
воротами появился сонный Гонзага и два  наемника  Фортемани,  пожелавшие
узнать, что привело графа Акуильского в Роккалеоне.
   - У меня дело к монне Валентине, - он поднял голову, и Гонзага тут же
признал в нем раненого рыцаря, а посему нахмурился.
   - Я - капитан монны Валентины, -  самодовольно  заявил  он,  -  и  вы
можете изложить мне суть вашего дело.
   Потом они долго препирались, поскольку Франческо желал  разговаривать
только с монной Валентиной, а Гонзага отказывался будить  даму  в  столь
ранний час и не  хотел  опускать  мост.  Слова  летали  взад-вперед  над
ревущим во рву горным потоком, с каждой минутой раскаляясь все  сильнее,
пока их перепалку не прервало появление монны Валентины  со  следовавшим
за ней по пятам Пеппино.
   - Что тут такое, Гонзага? - взволнованно спросила она, ибо едва  лишь
шут упомянул о прибытии Франческо, ее сердце сильно забилось.  -  Почему
ты не пускаешь в замок этого рыцаря, если он приехал  ко  мне  с  важным
известием?  -  а  взгляд  ее  не   отрывался   от   графа   Акуильского,
странствующего рыцаря ее грез.
   Увидев девушку, Франческо обнажил голову и склонился до холки лошади.
Монна Валентина резко повернулась к Гонзаге и обоим наемникам.
   - Чего вы ждете? Или вам не  ясен  мой  приказ?  Немедленно  опустите
мост!
   - Поостерегитесь, мадонна, - взмолился Гонзага. - Вы не знаете  этого
человека. Возможно, он - шпион  Джан-Марии,  которому  заплачено,  чтобы
предать нас.
   - Дурак, - резко ответила монна Валентина. - Разве вы не видите,  что
это тот самый раненый рыцарь, которого мы встретили по пути в Урбино?
   - И что из этого? - стоял на своем Гонзага. -  Разве  это  доказывает
его честность или верность вам? Примите мой совет, мадонна, пусть он все
скажет, не входя в замок. Так оно безопаснее.
   Валентина смерила его суровым взглядом.
   - Мессер Гонзага, прикажите опустить мост.
   - Но, мадонна, подумайте об угрозе...
   - Угрозе?  -  рассмеялась  монна  Валентина.  -  Да  какую  опасность
представляют собой два человека, если противостоят  им  целых  двадцать?
Только трус может в такой  ситуации  заикаться  об  угрозах.  Немедленно
опустите мост.
   - Но...
   - Будут мне повиноваться или нет? А может, я сама должна  браться  за
цепи?
   Всем своим видом выражая  неудовольствие,  Гонзага  пожал  плечами  и
отдал короткий приказ.  Тут  же  заскрипели  цепи,  мост  пошел  вниз  и
свободный конец его с грохотом  рухнул  на  землю.  Граф,  не  теряя  ни
секунды, пришпорил лошадь. Копыта прогремели по  дубовым  доскам,  слуга
последовал за хозяином под арку башни и в первый внутренний двор.
   Но едва Франческо натянул поводья, из двери в дальнем конце вывалился
Фортемани, полуодетый, но с мечом в руке. При виде Франческо  гигант  аж
подпрыгнул и двинулся к нему, изрыгая проклятия.
   - Ко мне! - вопил он голосом,  который  разбудил  бы  и  мертвого.  -
Живее! Живее! Дьявол и все его слуги! Что тут происходит?  Как  вы  сюда
попали? Кто приказал опустить мост?
   - Мост опустили  по  приказу  капитана  монны  Валентины,  -  ответил
Франческо, гадая, что это за псих.
   - Капитана? - Фортемани остановился, лицо его побагровело. - Сатана и
падшие ангелы! Какого еще капитана? Я тут капитан!
   Граф бросил на него удивленный взгляд.
   - Так вас-то я и ищу. Неплохо вы  охраняете  замок,  мессер  капитан.
Будь на то мое желание, я бы вскарабкался  по  стене  и  вошел  бы  безо
всяких ворот, не потревожив ни одного из ваших бдительных часовых.
   Фортемани с пренебрежением глянул  на  незнакомца.  Четыре  последних
дня, когда он ел и пил в три  горла,  добавили  ему  наглости,  хотя  он
никогда не страдал от ее недостатка.
   - А вам какое до этого дело? - с угрозой прорычал он. - Слишком уж вы
вольничаете, господин незнакомец,  указывая  мне,  что  должно  капитану
замка, а что - нет. Придется вас за это наказать!
   - Наказать... меня? - рыкнул Франческо.
   - Да, наказать. Меня зовут Эрколе Фортемани.
   - Я слышал о вас, - с презрением ответил граф, - и мне говорили,  что
второго такого пьяницы и труса  не  сыскать  по  всей  Италии,  даже  во
владениях папы. И будь поосторожнее, когда собираешься "наказывать" тех,
кто посильнее тебя. Ров неподалеку и может сослужить тебе добрую службу.
Ибо я могу поклясться, что ты не мылся с той поры,  как  тебя  крестили,
если ты вообще христианин.
   - Христос милосердный! - Фортемани озверел от ярости.  -  Да  как  ты
смеешь говорить такое обо мне. Слезай с лошади.
   Он ухватился за ногу Франческо и потащил его  вниз,  но  граф  вырвал
ногу, оцарапав  шпорой  руки  капитана,  взмахнул  хлыстом  и  огрел  бы
Фортемани по спине, ибо тот крепко  разозлил  его,  но  строгий  женский
голос прекратил их ссору.
   Фортемани отпрянул назад, бормоча проклятия, Франческо повернулся  на
голос. Монна Валентина, спокойная, величественная, в  платье  из  серого
бархата с черными рукавами, подчеркивающем достоинства ее фигуры, стояла
на ступенях каменной лестницы, спускающейся во двор. Тут же были  Пеппе,
Гонзага  и  два  наемника.  Гонзага  наклонился   к   ней,   но   слова,
произнесенные намеренно громко, долетели и до графа Акуильского.
   - Не зря, мадонна, я советовал вам не впускать его. Сами видите,  что
это за человек.
   Кровь бросилась в лицо Франческо, да и взгляд,  которым  одарила  его
Валентина, не добавил ему положительных эмоций.
   Однако, не отвечая, он спрыгнул с лошади, бросил поводья  Ланчотто  и
направился к лестнице, высокий, стройный, широкоплечий.
   Монна Валентина двинулась ему навстречу.
   - Что же такое, мессер? - сердито спросила она.  -  Достойно  ли  вас
затевать ссоры, едва ступив в мой замок?
   Франческо с трудом сдержался. Голос его прозвучал ровно и спокойно.
   - Мадонна, этот наемник вел себя нагло.
   - Но вы,  несомненно,  спровоцировали  его  на  наглость,  -  ввернул