ессер Франческо, старшая, - поправила она его.
   Тут лицо графа потемнело.
   - Так, значит, вас прочили в жены Джан-Марии? - воскликнул он.
   Шут тут же навострил уши, а глаза девушки изумленно раскрылись.
   - Что вы сказали? - переспросила она.
   - Да так, ничего, - он тяжело  вздохнул,  и  тут  же  средь  деревьев
послышался мужской голос.
   - Мадонна! Мадонна Валентина!
   Франческо и девушка обернулись на зов и увидели выходящего на  поляну
роскошно одетого мужчину. Серый, украшенный золотыми пластинками камзол,
под ним расшитая золотом  безрукавка,  берет  в  тон  камзолу  с  пером,
крепящимся пряжкой, сверкающей  драгоценными  камнями,  золотая  рукоять
меча.  Ножны  серого   бархата,   на   которых   также   нашлось   место
драгоценностям. Женственное лицо, голубые глаза, золотистые волосы.
   - Смотрите! - важно воскликнул Пеппино. - И да увидите  вы  последнюю
итальянскую вариацию Золотого осла Апулея .
   Увидев племянницу Гвидобальдо сидящей на земле, с головой  Франческо,
покоящейся на ее коленях, мужчина в отчаянии всплеснул руками.
   - Святые небеса! - воскликнул он, поспешив к ней. - Что за занятие вы
себе нашли? Кто этот отвратительный тип?
   -  Отвратительный?  -  монна  Валентина  чуть   не   задохнулась   от
негодования.
   - Кто он? - настаивал расфуфыренный красавец. - И что он  тут  делает
рядом с вами? Боже ты мой! Да что скажет теперь его сиятельство?  Он  же
сотрет меня в порошок, узнав об этом. Кто этот человек, мадонна?
   - Разве вам неясно, мессер Гонзага? - пылко воскликнула Валентина,  -
Раненый рыцарь.
   - Рыцарь! - фыркнул Гонзага. - Скорее  бандит,  грабитель  с  большой
дороги. Как тебя зовут? - грубо спросил он графа.
   Тот чуть отодвинулся от  Валентины,  перенеся  всю  тяжесть  тела  на
локоть.
   -  Умоляю  вас,  мадонна,  не  дозволяйте  вашему  симпатичному  пажу
подходить ближе. Он так сильно надушился, что  я  боюсь  вновь  лишиться
чувств.
   Насмешка не осталась незамеченной, Гонзага еще более распалился.
   - Я не паж, болван! - и тут же обернулся. - Бельтраме, ко мне!
   - Что вы собираетесь делать? - в тревоге воскликнула девушка.
   - Мой долг - связать этого бродягу и доставить в Урбино.
   - Мессер, вы можете поранить о меня ваши благородные ручки, - ледяным
тоном отчеканил граф Акуильский.
   - Ага! Так ты еще угрожаешь мне, негодный?  -  Но  на  всякий  случай
Гонзага отступил на несколько шагов, прежде чем крикнуть:
   - Бельтраме! Где ты запропастился?
   В ответ на поляну вывалились шестеро солдат в латах и при оружии.
   - Какие будут приказания,  мессер?  -  спросил  их  командир,  бросив
короткий взгляд на лежащего на траве графа.
   - Связать этого пса.
   Но прежде, чем Бельтраме успел шагнуть к графу, Валентина  преградила
ему путь.
   - Не надо его связывать, - на глазах Франческо  из  скромной  девушки
она обратилась в знатную даму, привыкшую повелевать. - Именем моего дяди
приказываю вам оставить этого господина в покое. Он - раненый рыцарь, за
которым я ухаживаю... потому-то, похоже, и рассердился мессер Гонзага.
   Бельтраме в нерешительности переводил взгляд с Валентины на Гонзагу.
   - Мадонна, - залебезил Гонзага, - ваше слово для нас - закон.  Но  вы
должны понять,  что  я  действую  в  интересах  его  сиятельства,  земли
которого наводнены грабителями и мародерами. В уединении монастыря вы не
могли научиться отличать бродяг  от  добропорядочных  людей.  Бельтраме,
выполняй приказ!
   Валентина с силой топнула ножкой. Ее глаза  вспыхнули  огнем,  отчего
она сразу стала похожа на своего владетельного дядю.  Но  заговорила  не
она, а Пеппе.
   - Раз этим делом занимается уже достаточно дураков, то  почему  бы  и
мне не присоединиться к их числу. Мессер Ромео,  прислушайтесь  к  моему
совету.
   - Поди прочь, шут, - Гонзага замахнулся на него нагайкой. - Нам не до
твоих дурачеств.
   - Но вам необходимо  почерпнуть  из  моего  кладезя  мудрости,  -  он
отскочил в сторону, не желая попасть под горячую руку. - Послушай  меня,
Бельтраме! Мессер  Гонзага,  вне  всякого  сомнения,  способен  отличить
бродягу от добропорядочного гражданина, но обещаю тебе, и считай, что  с
тобой говорит твоя судьба, что, если ты посмеешь  прикоснуться  к  этому
господину, тебя свяжут потом куда как крепче, чем этого требует от  тебя
сейчас мессер Гонзага.
   Бельтраме сразу подался назад, заколебался  и  Гонзага.  А  Валентина
взглядом поблагодарила шута. Франческо же, уже  поднявшись,  смотрел  на
все это с улыбкой, словно происходящее ни в коей мере не касалось его. А
тут, когда чаша весов все  еще  колебалась,  подоспели  Фанфулла  и  фра
Доминико.
   - Вовремя вы вернулись, Фанфулла, - обратился к нему граф. - Вот этот
симпатяга распорядился связать меня.
   - Связать? - негодующе проревел  Фанфулла.  -  На  каком,  интересно,
основании? - он повернулся к Гонзаге.
   При появлении Фанфуллы Гонзага сразу сник,  а  уж  от  этого  вопроса
просто попятился.
   - Думаю, что ошибся в своем суждении, - залепетал он.
   - Каком это суждении? - продолжал бушевать Фанфулла. -  Кого  это  вы
вознамерились судить? Иди да утри молоко с губ, мальчишка, и не  лезь  в
мужские дела, пока сам не станешь мужчиной.
   Валентина улыбнулась, Пеппе  громко  расхохотался,  Бельтраме  и  его
солдаты  ухмылялись,  Гонзага  злился.  Но  ему  достало  ума   проявить
выдержку.
   - Лишь присутствие мадонны сдерживает меня, - с достоинством  ответил
он. - Но если  мы  встретимся  снова,  я  покажу  вам,  как  ведут  себя
настоящие мужчины.
   - Вот тогда и поговорим, -  и  Фанфулла  повернулся  к  графу,  раной
которого уже занимался фра Доминико.
   Валентина, чтобы разрядить  обстановку,  предложила  Гонзаге  отвести
людей к лошадям и приготовить ее паланкин, чтобы  они  могли  продолжить
путь, как только фра Доминико закончит перевязку.
   Гонзага поклонился, напоследок одарил незнакомцев сердитым взглядом и
отбыл,  сердито  крикнув   Бельтраме   и   солдатам:   "За   мной".   Те
незамедлительно последовали за ним.
   Валентина осталась с Фанфуллой и Пеппе.  Фра  Доминико  промыл  рану,
смазал ее целебным бальзамом,  наложил  повязку,  и  они  ушли,  оставив
Франческо и Фанфуллу одних. Граф начал было благодарить девушку, но  она
остановила его, прижав белоснежные пальчики к его губам.
   Франческо мог бы сказать ей еще многое,  но  присутствие  посторонних
сдержало его. Впрочем, практически  все  Валентина  прочитала  в  глазах
графа, ибо по пути в Урбино она в основном молчала, загадочно  улыбаясь.
Однако выговорила Гонзаге за допущенную бестактность.
   - Как вы могли допустить столь прискорбную ошибку, мессер  Ромео?  Да
как вам в голову пришло назвать этого  рыцаря  бродягой?  Разве  вам  не
бросились в глаза его благородство, красота? - И,  не  слушая  сбивчивых
объяснений Гонзаги, девушка погрузилась в раздумья.

Глава V
ДЖАН-МАРИЯ

   Через неделю после встречи с племянницей Гвидобальдо граф Акуильский,
рана которого к тому времени практически  зажила,  въехал  ранним  утром
через главные ворота города Баббьяно. Начальник стражи отдал ему честь и
отметил, что  его  светлость  очень  бледен.  Впрочем,  доискиваться  до
причины бледности графа не пришлось. На четырех шестах, выставленных над
воротами  (назывались  они  Сан-Баколо),  в  окружении   вороньей   стаи
красовались человеческие головы.
   Мертвые лица с их  ужасными  улыбками,  в  обрамлении  длинных  косм,
которые трепал  апрельский  ветерок,  еще  издалека  привлекли  внимание
Франческо. Но лишь вблизи, приглядевшись повнимательнее, он  понял,  что
головы эти совсем недавно сидели на плечах храброго Феррабраччо, Америно
Америни и двух других дворян, которых захватили в  плен  в  ту  ночь  на
горной тропе.
   Да, в прошедшую неделю Джан-Мария не сидел сложа руки, а разбирался с
заговорщиками, а затем, решив, что вызнал у них все,  приказал  отрубить
им головы и выставить на всеобщее обозрение, дабы устрашить тех, у  кого
в головах могли зародиться такие же мысли.
   На мгновение  у  графа  возникло  желание  незамедлительно  повернуть
назад. Но врожденное бесстрашие не позволило ему натянуть поводья, и  он
продолжил  путь,  отогнав  прочь  дурные  предчувствия.   Что   известно
Джан-Марии о его участии в том совещании в пастушьей  хижине?  Знает  ли
он, что ему предложили сменить кузена на троне Баббьяно?
   И действительно, страхи его оказались напрасными.  Джан-Мария  принял
его с  распростертыми  объятиями,  ибо  всегда  прислушивался  к  мнению
Франческо, а сейчас особенно нуждался в его помощи.
   Франческо нашел кузена за столом, накрытом в библиотеке дворца, среди
сокровищ искусства и науки. Джан-Марии здесь нравилось,  но  использовал
он библиотеку для удовлетворения своих плотских желаний, а не по прямому
назначению, ибо питал отвращение к грамоте, а невежеством мог потягаться
с деревенским пахарем.
   Джан-Мария уютно устроился в большом кресле, обитом алой кожей. Перед
ним искрились бесценные хрустальные чаши, кувшины  с  вином,  золотые  и
серебряные блюда, полные всевозможных яств.  И  пахло  в  библиотеке  не
пылью толстых фолиантов, а пряными ароматами.
   Несмотря на молодость, Джан-Мария уже изрядно  располнел  и  при  его
небольшом росте обещал в  скором  времени  превратиться  в  бочонок.  На
круглом, бледном, обрюзгшем лице блестели синие, чуть выпученные  глаза,
форма губ говорила как о его чувственности, так и о жестокости.  Лиловый
камзол, сшитый по испанской моде с разрезами на рукавах, сквозь  которые
виднелось дорогое реймское сукно рубашки, был оторочен рысьим мехом.  На
груди  висела  цепь  с  ладанкой,  в  которой  хранился  кусочек  креста
Господнего: Джан-Мария был ревностным христианином.
   Для Франческо  тут  же  поставили  второй  прибор,  но  от  еды  граф
отказался, сославшись на то, что недавно поел. Герцог, однако,  уговорил
его выпить мальвазии .  А  когда
слуга наполнил из золотого кувшина чашу Франческо,  Джан-Мария  приказал
ему и его напарнику оставить их.
   О пустяках им поговорить не пришлось, ибо Франческо  довольно  быстро
затронул интересующую его тему.
   - Ходят странные слухи о заговоре в твоем герцогстве, а на стене  над
Сан-Баколо сегодня утром я увидел головы казненных. Этих людей я знал  и
уважал.
   - Но они обесчестили себя, а посему их головы стали пищей для  ворон.
Ну  что  ты,  Франческо!  -  по  телу  герцога   пробежала   дрожь,   он
перекрестился. - За столом не пристало говорить о мертвых.
   - Тогда давай поговорим лишь об их преступлении,  -  граф  Акуильский
избрал окольный путь. - Что они натворили?
   - Что? - переспросил Джан-Мария. - Мне, к сожалению, известно  далеко
не все. Мазуччо  мог  бы  удовлетворить  твое  любопытство.  Он  знал  о
заговоре с самого начала, но не посвящал меня  в  подробности,  даже  не
называл имена заговорщиков, давая измене вызреть. Потом он  вознамерился
их арестовать, не ожидая встретить серьезного сопротивления. Мне он лишь
сказал, что предателей шестеро и они намерены встретиться с седьмым. Те,
кто остался в живых после ночной  стычки,  подтвердили,  что  нападавших
было то ли шестеро, то ли семеро, но они изрядно  потрепали  швейцарцев.
Девять убили, с полдюжины изувечили.  Швейцарцы  уложили  двоих,  а  еще
двоих взяли в плен. Эти четыре головы ты и видел.
   - А Мазуччо? - полюбопытствовал Франческо. -  Неужели  он  не  назвал
тебе тех, кому удалось бежать?
   Герцог неторопливо выбрал с блюда оливу.
   - В этом-то и беда. Стервец мертв. Его убили  в  ту  ночь.  Пусть  он
сгниет в аду за свое ослиное  упрямство.  Ибо  тайну  заговора  и  имена
предателей он унес с собой в могилу. А впрочем, напрасно я так. Конечно,
своим молчанием он навредил  мне,  но  по  натуре  я  человек  добрый  и
помолюсь за него Богу. Пусть Он упокоит грешную душу Мазуччо.
   Граф опустился на стул, надеясь, что испытанное им чувство облегчения
никак внешне не проявилось.
   - Но что-то Мазуччо после себя оставил.
   - Практически ничего. Он никогда  не  раскрывал  карт.  Черт  бы  его
побрал! Он прямо заявлял мне, что я не из тех, кто может хранить  тайну.
Можешь ты представить себе такую наглость? С принцами  так  говорить  не
принято. И он сообщил лишь о существовании  заговора,  цель  которого  -
свергнуть меня с трона, пообещав захватить и заговорщиков,  и  человека,
которого они приглашали занять мое  место.  Подумай  только,  Франческо!
Какие чудовищные планы  роятся  в  головах  моих  подданных!  Они  хотят
свергнуть меня, едва ли не самого  доброго  правителя  во  всей  Италии!
Святой Боже!
   - Но, если я тебя правильно понял, двух заговорщиков взяли живыми?
   Герцог кивнул, ибо не мог ответить из-за набитого едой рта.
   - И что выяснилось на суде?
   - На суде? - Джан-Мария запил еду вином. -  Никакого  суда  не  было.
Говорю тебе, их неблагодарность привела меня в такую ярость, что я  даже
забыл подвергнуть их пыткам. И как только их привели ко мне,  я  тут  же
велел отрубить им головы.
   - Ты отправил этих людей на смерть? - Франческо встал, не сводя  глаз
с кузена. В его взгляде смешались удивление и злость. - Без суда отдал в
руки палачу столь знатных дворян? Джан-Мария, ты, должно быть, обезумел,
если смог так легко пролить благородную кровь.
   Герцог вжался в кресло, но тоже начал закипать.
   - Да с кем ты говоришь?
   - С тираном, полагающим себя самым мягкосердечным правителем  Италии,
которому недостает мудрости  осознать,  что  он  собственными  руками  и
поспешными действиями раскачивает свой трон. Ты не подумал,  что  можешь
спровоцировать  восстание?  Ты  совершил  убийство!  В  Италии   герцоги
частенько прибегают к этому средству, но не столь  откровенно,  как  это
сделал ты!
   - Бунта я не боюсь, - уверенно  ответил  Джан-Мария.  -  Командование
охраной я передал Мартину Армштадту, и он нанял  мне  отряд  из  пятисот
швейцарских ландскнехтов, ранее служивших Бальони в Перудже.
   - Ты считаешь, что  можешь  быть  спокоен  за  свою  безопасность?  -
Франческо презрительно улыбнулся. - Доверить  охрану  трона  иностранным
наемникам, которыми командует иностранец!
   - Меня охраняют не только они, но и милосердие  Божье,  -  последовал
благочестивый ответ.
   - Ха! - Франческо терпеть не мог лицемерия. -  Завоюй  доверие  своих
подданных. Постарайся, чтобы они стали твоей защитой.
   - Ш-ш-ш! - прошептал герцог. - Ты богохульствуешь! Да разве не  этому
посвящаю я свою жизнь? Я живу ради моих людей. Но,  клянусь  душой,  они
требуют от меня слишком многого, когда просят умереть за них. И  если  я
воздам  по  заслугам  тем,  кто  покушался  на  мою  жизнь,  как  воздал
предателям, о  которых  ты  говоришь,  кто  осудит  меня?  Уверяю  тебя,
Франческо, попади мне в руки двое сбежавших, я поступлю с ними точно так
же. Клянусь богом, так и будет! Что же касается человека,  которого  они
прочили мне на замену... - он смолк,  но  жестокая  улыбка,  искривившая
губы, была красноречивее слов. - Интересно, кто бы это мог быть?  Я  дал
обет: если небеса помогут мне разыскать его, целый  год  каждую  субботу
ставить свечу в Санта-Фоске и поститься перед всеми праздниками.  Кто...
кто он, Франческино?
   - Откуда мне знать? - ушел граф от прямого ответа.
   - Тебе известно многое, дорогой Чекко. У тебя быстрый ум. В  подобных
делах ты как  рыба  в  воде.  Скажи,  могли  они  обратиться  к  герцогу
Валентино?
   Франческо покачал головой.
   - Если Чезаре Борджа пожелает захватить твое герцогство, заговоры ему
не понадобятся. Он придет с армией, и ты почтешь за благо  передать  ему
корону.
   - Боже и все святые, защитите меня! - ахнул Джан-Мария. - Ты говоришь
так, будто его армия уже идет на Баббьяно.
   - Вот об этом  давай  и  поговорим.  Поверь  мне,  такое  очень  даже
возможно. И прислушайся к моим словам, Джан-Мария! Я приехал из Л'Акуилы
не для того, чтобы позавтракать с тобой. Эту неделю Фабрицио да  Лоди  и
Фанфулла дельи Арчипрети провели у меня.
   - У тебя? - маленькие глазки герцога совсем превратились в щелочки. -
Значит... у тебя? - он пожал плечами, развел руки. - Фу! Видишь, в какую
ошибку может впасть  такой  неискушенный  человек,  как  я.  Видишь  ли,
Франческо, обратив внимание на их отсутствие  после  той  ночи,  я  было
решил, что и они участвовали в заговоре,  -  и  Джан-Мария  потянулся  к
медовым сотам.
   - Во всем герцогстве нет  более  верных  тебе  сердец,  -  последовал
ответ. - И ко мне их привел страх за судьбу Баббьяно.
   - Ага! - на бледном лице Джан-Марии отразился интерес.
   И тут граф Акуильский пересказал герцогу Баббьяно все то, что говорил
ему в пастушьей хижине Фабрицио да Лоди. Об угрозе, исходящей от Борджа,
о полной неготовности к  сопротивлению,  о  пренебрежительном  отношении
Джан-Марии к дельным советам. Отсюда, подвел он итог, и брожение в  умах
подданных, и острое желание  исправить  положение.  Когда  он  закончил,
герцог долго смотрел на тарелку, забыв о еде.
   - Не правда ли, Франческо, как это просто сказать, что это не  так  и
это не так. Но кто, скажи на милость, поможет мне все наладить?
   - Если будет на то твое согласие, я мог бы попытаться.
   - Ты? - воскликнул Джан-Мария. И не радость от того, что кто-то готов
освободить его  от  стольких  забот,  а  негодование  и  даже  презрение
отразились на его обрюзгшем лице. - И как же, дорогой кузен, ты  намерен
все наладить? - в тоне слышалась усмешка.
   - Я бы поручил сбор налогов мессеру Деспальо, ограничил бы расходы на
содержание  дворца,  а  вырученные  деньги  направил  бы   на   создание
собственной  армии.  Я  обладаю  некоторым  боевым  опытом,  это   могут
подтвердить многие правители. Я возглавлю твою армию, заключу договоры с
сопредельными государствами, ибо они, узнав, что мы вооружаемся,  увидят
в нас силу, с которой надобно считаться. Как человек строит дамбу,  дабы
остановить ревущий  поток,  так  и  я  попытаюсь  организовать  оборону,
способную противостоять армии Борджа. Назначь меня  своим  гонфалоньером
, и через  месяц  я  скажу
тебе, смогу я спасти твое герцогство или нет.
   Подозрительность герцога возрастала  с  каждым  словом  Франческо,  а
когда он закончил, лицо Джан-Марии перекосила злобная гримаса.
   - Назначить тебя моим гонфалоньером? - пробормотал он. - С каких  это
пор  Баббьяно  стал  республикой?  Или  это  твоя  цель,  чтобы   самому
утвердиться наверху?
   - Ты превратно истолковал... - начал было Франческо, но кузен не  дал
ему договорить.
   - Превратно?  Нет,  нет,  мессер  Франческино.  Я  все  понял,  -  он
неожиданно поднялся. - До меня доходили  слухи  о  растущей  любви  моих
подданных к графу Акуильскому,  но  я  позволил  себе  не  придавать  им
особого значения. Этот негодяй Мазуччо перед самой смертью талдычил  мне
о том же, но в ответ я огрел его хлыстом по физиономии. Тогда я полагал,
что поступаю правильно. Но позапрошлой ночью мне приснился сон... Ну  да
Бог с ним. Такое может случиться в любом государстве.  Если  объявляется
человек, которого население предпочитает  сидящему  на  троне,  да  этот
человек еще благородной крови  и  высокого  происхождения,  как  ты,  он
становится реальной угрозой правителю. Мне нет нужды напоминать тебе,  -
вновь  сверкнула  злобная  улыбка,  -  как  поступают  Борджа  с  такими
личностями. Но и Сфорца в подобных случаях  принимают  необходимые  меры
предосторожности. Дураков в нашем роду пока не рождалось, и  я  не  хочу
быть первым в их ряду, вручая всю  принадлежащую  мне  власть  в  другие
руки. Как видишь, дорогой кузен, твоя цель мне предельно  ясна.  У  меня
острое зрение, Франческино, очень  острое!  -  и  Джан-Мария  захохотал,
довольный собой.
   Франческо сидел с каменным лицом.  Он  мог  бы  ответить,  что  может
немедля получить трон герцогства Баббьяно, будь на то  его  желание.  Но
предпочел избрать другой путь, надеясь уговорить представителя рода, еще
не рождавшего дураков.
   - Как же пл