обрекает
себя на поражение.
   Взгляд Беатрис становился все дружелюбнее.
   - Как хорошо быть мужчиной, - в голосе слышались  нотки  грусти.  -  Быть
хозяином своей судьбы.
   - Это удавалось немногим.
   - Но мужчина может за это бороться, а борьба, как вы только что  сказали,
это и есть жизнь.
   Рокка не выдержал.
   -  К  дьяволу  все  эти  рассуждения.  Мы  пришли  сюда  веселиться   или
упражняться в философии?
   И начал веселиться, рассказывая забавные, зачастую скабрезные истории. Но
ни в ком не нашел поддержки. Галлино просто не  умел  поддерживать  светскую
беседу. Беатрис сидела, иногда улыбаясь, но глаза ее затянула дымка  тумана.
Колон, занятый мыслями о сидящей рядом красавице, не слушал, и  слова  Рокки
пролетали мимо него.
   В конце концов Рокка не устоял перед тем, чтобы не поддеть его.
   - Сеньор Колон, недостаток думающих глазами заключается в том,  что  весь
мир может прочесть его мысли.
   - Что ж в этом плохого, если среди мыслей нет бесчестных?
   Беатрис осушила свою чашку и поднялась.
   - Я принесу гитару, чтобы расплатиться песней за столь щедрое угощение.
   Едва она вышла за дверь, Рокка повернулся к Колону.
   - Я сослужил себе плохую службу, пригласив вас с собой. Те  надежды,  что
были у меня, развеялись, как дым. Девушка не смотрит ни на кого, кроме вас.
   Колон посмотрел ему прямо в глаза.
   - Если у вас честные намерения, я сейчас же уйду.
   - Честные! - Рокка рассмеялся, и Галлино тут же присоединился к  нему.  -
Она же танцовщица!
   Колон пожал плечами,  не  желая  продолжать  разговор.  Этот  говорливый,
разодетый в пух и прах венецианец начал действовать ему на нервы.
   - Наш добрый Рокка так привык к легким победам, - проскрипел  Галлино,  -
что перестал верить в добродетель. Но я согласен с  вами,  сеньор.  Если  он
решится попытать счастье с этой  девушкой,  я  думаю,  его  тщеславию  будет
нанесен жестокий урон.
   - Не хотите ли пари? - взвился Рокка.
   - Постыдитесь, сеньор,  -  одернул  его  Колон.  -  Разве  можно  на  это
спорить?
   - Черт подери! Если вы настроены столь серьезно, я оставляю вам поле боя,
друг мой. И благословляю вас.
   - Вы не так меня поняли... - начал Колон, но появление  Беатрис  прервало
его объяснение.
   Она спела две короткие любовные песенки, простенькие, но  близкие  сердцу
андалузцев,  в  которых  тесно  переплетались  смех  и   слезы.   Этим   она
окончательно покорила Колона.
   При расставании, пока  Рокка  и  Галлино  рассчитывались  с  Загарте,  он
наклонился к Беатрис и прошептал: "Могу я прийти снова, чтобы услышать,  как
вы поете, увидеть, как танцуете?"
   Она склонила голову над гитарой, лежащей у нее на коленях.
   - Вам не требуется моего разрешения. Загарте примет вас с  распростертыми
объятиями.
   - А вы нет?
   Беатрис подняла голову, их взгляды встретились, и в ее глазах он  заметил
туманное облачко. Затем она вновь уставилась на гитару.
   - Разве это имеет значение?
   - Еще какое. Я не приду, если вы не будете мне рады.
   Она тихонько, но невесело рассмеялась.
   -  Загарте  тепло  принял  меня,  я  не   могу   отплатить   ему   черной
неблагодарностью, отлучив вас от его харчевни.
   - Я хочу приходить не в харчевню, а к вам.
   - Как вы настойчивы. - Беатрис вздохнула. - Но, наверное, такой уж у  вас
характер, не так ли? - И, прежде чем он ответил, добавила:
   - Я буду рада вашему приходу. Да. Почему бы и нет?

Глава 13

СЕТИ

   Рокка остался ей недоволен. В тот же  вечер  он  вернулся  к  Загарте,  у
которого она сняла две  комнатки.  Галлино,  совершенно  не  доверявший  его
методам, пришел вместе с ним.
   - Послушай, девочка моя, это не тот случай, когда  ты  должна  изображать
благородную даму и жеманную добродетель. Ты знаешь, что от тебя требуется...
   Беатрис надула губы.
   - Что же вы, совсем хотите превратить меня в шлюху? Я должна и вести себя
соответственно?
   - Святой Боже! - раздраженно воскликнул Рокка. - Хорошенькое  же  у  тебя
настроение. Так слушай! Поменьше бы тебе думать о собственном достоинстве  и
побольше - о Пабло де Арана, гниющем в подземелье в компании крыс.
   Тут Беатрис взбеленилась.
   - Трусливые вы подонки. Обязательно вам мучить меня лишь для того,  чтобы
поскорее достигнуть своей мерзкой цели?  Я  и  так  достаточно  окунулась  в
грязь, чтобы ублажить вас и вашего хозяина, который ничем не лучше...
   - Заткнись! - оборвал ее Рокка. - Не смей говорить так о его светлости!
   - Ш-ш-ш ! - одернул его Галлино. - Ты  хочешь,  чтобы  тебя  слышала  вся
Кордова? Спешка никого не доводила до добра.
   - А как же нам не спешить, если времени остается все меньше?  Как  только
комиссия...
   - Достаточно! - Галлино оттолкнул его, встал перед девушкой, положил руку
ей на плечо.
   Она отпрянула.
   - Говорите, что хотите сказать, но не прикасайтесь ко мне.
   - Ой, какие мы недотроги, - хмыкнул Рокка.
   Но Галлино и не подумал убрать руку.
   - Чем быстрее мы с этим покончим, Беатрис, тем будет лучше для нас  всех,
включая твоего брата. Нам представляется, что сегодня  ты  попусту  потеряла
время. Конечно, это лишь первая встреча. Когда он придет  в  следующий  раз,
подпусти его поближе. Вот и все! - И направился к двери,  где,  обернувшись,
добавил:
   - Оставайся с Богом!
   - Идите с Богом, - автоматически ответила Беатрис.
   На улице Рокка не смог сдержать распиравшее его раздражение.
   - Я говорю одно, ты - другое. К чему эти разногласия?
   - Потому что я хочу, чтобы она выбрала  именно  тот  путь,  который  сама
считает кратчайшим. "Chi va sano..." - процитировал он  пословицу.  -  "Тише
едешь - дальше будешь".
   После этого от Беатрис уже не требовали,  чтобы  она  как  можно  быстрее
заманила Колона в свои сети. Да, собственно, он сам рвался туда.  Скромность
Беатрис,  свойственная  ее  характеру,  оказалась  отличной   приманкой,   а
распущенность, на которой настаивал Рокка скорее всего отвратили бы Колона.
   Увиденное им сочетание красоты и благородства обещало  нежную  дружбу,  в
которой он нуждался более всего в те тяжелые для него дни.
   Колон едва дождался следующего дня, чтобы вновь прийти к Загарте. Он снял
тот же кабинет, теперь только для себя, и просидел у  окна  весь  спектакль,
следя жадным взглядом за каждым ее движением.
   Она приняла приглашение, посланное ей через Загарте,  пришла,  смутилась,
увидев, что Колон один, подалась назад, но все-таки уступила его настойчивым
просьбам отужинать с ним.
   Днем позже и еще через день он  вновь  появлялся  у  Загарте,  и  Беатрис
каждый раз приходила к нему на ужин.  Отношения  их  становились  все  более
близкими, но не выходили из жестких рамок, переступить которые  он,  похоже,
не решался.
   Ее врожденная сдержанность все более и более будоражила  его  чувства.  В
манерах ее не было лукавства. Он лез из кожи вон, чтобы развлечь Беатрис,  и
наградой ему часто звучал ее мелодичный смех, но в нем слышалась грусть, как
бы отражавшая тяжесть, лежащую у нее на душе.
   И Колон не мог этого не почувствовать.
   - Если я правильно понимаю, госпожа моя, жизнь жестоко обошлась с вами? -
спросил он в один из вечеров.
   - А разве жизнь к кому-нибудь бывает добра? - уклонилась она от ответа.
   - А, так вы заметили ее суровость?
   - Я же одинока, защитить меня некому. Он покачал головой.
   - Нет, ваш характер - надежный щит. Но одинока? Почему?
   - Так ли это необычно?
   - Человек остается один,  такое  случается.  Но  ему  необязательно  быть
одиноким.
   - На мою долю выпало и то, и другое. - Она попыталась перевести разговор:
   - Но что это мы все обо мне да обо мне. Колон, однако, гнул свое.
   - Что же, у вас нет родственников?
   - Есть два брата. Оба уехали из Испании. Бродят где-то по свету. А теперь
расскажите мне о себе.
   - Обязанность хозяина - развлекать гостя.  А  в  моей  жизни  нет  ничего
занимательного.
   - Нет занимательного? Но вы же при дворе.
   - Да, но не придворный. Я лишь проситель. Терпеливый проситель.
   - А о чем же вы просите?
   - Для их величеств  моя  просьба  -  пустяк.  Столь  ничтожный,  что  они
постоянно забывают о ней. Речь идет о корабле, может,  двух,  на  которых  я
собираюсь в неведомое. По профессии я мореплаватель.
   - Какая интересная профессия!
   - Интересная, когда плаваешь. В гавани же  я  страдаю,  сердце  щемит  от
того, что впустую уходят месяцы  и  годы.  А  обещания,  которые  мне  дают,
никогда не выполняются. На берегу мне так одиноко. - Он улыбнулся, глянув  в
ее черные глаза. - В этом у нас  есть  что-то  общее,  не  правда  ли?  Наше
одиночество объединяет нас. Связывает невидимыми узами.
   На мгновение, словно в испуге, она  отвела  глаза.  Но  затем  они  вновь
встретились с его томящимся взглядом.
   - Узами? Но моряки так легко рвут их.
   - Даже если и так, узы эти, пока крепки, несут утешение и покой.
   - А порвавшись,  оставляют  за  собой  разбитые  сердца,  -  она  грустно
улыбнулась. - Какой прок женщине от таких уз?
   - Не стоит упускать мимолетную радость, потому что в нашей жизни все  они
мимолетны.
   - Однажды я в это поверила и приняла предложенную радость, не задумавшись
о печали, которая может прийти следом.
   - Вы страдали, - мягко заметил Колон. - Это видно по вашим глазам.
   - Не только в прошлом. Я ем теперь горький плод, выросший  из  лепестков,
пьянящих своим ароматом.
   - Таков удел большинства мужчин.
   - А женщин тем более. Но почему мы так отвлеклись? Разговор наш совсем не
весел. Позвольте мне наполнить вашу чашу.
   С неожиданной живостью она налила Колону вина.  А  потом,  подчиняясь  ее
вопросам, он  развлекал  Беатрис  рассказами  о  своих  плаваниях,  чудесах,
виденных в далеких землях, опасностях, подстерегающих моряков.  Из  прошлого
она перекинула мостик к настоящему и будущему.
   - Скажите мне, что за экспедицию вы  готовите?  Что  вы  хотите  найти  в
вашем, как вы сказали, неведомом?
   - Откуда мне знать, раз это неведомое?
   Но отшутиться ему не удалось.
   - Неведомое всего лишь слово. Раз вы  плывете  туда,  значит,  на  что-то
надеетесь.
   - Будем плыть наощупь, как ходим в темноте.
   - То есть выйдете в море без карты? - Ее глаза широко раскрылись.
   Ее изумление вызвало у Колона улыбку.
   - О, карта есть. Если ее можно назвать картой.
   - Карта неведомого? Разве такое возможно? Расскажите мне о ней. - Беатрис
наклонилась вперед, опершись локтями о стол, положив подбородок  на  ладони,
дыхание ее участилось.
   -  Что  я  могу  вам  сказать?  Карта  существует,   нарисованная   пером
воображения, которым водила рука логики.
   - Должно быть, странная карта. Как портрет человека, которого художник  в
глаза не видел. Как бы мне хотелось взглянуть на нее.
   Колон улыбнулся.
   - Но почему? Вы, наверное, не представляете себе, что  такое  карта.  Там
нет моря и суши, но лишь линии, одни  прямые,  другие  -  изгибающиеся.  Для
ваших глаз карта - что китайская  грамота.  Хватит  об  этом!  -  Интонацией
голоса, взмахом руки он показал, что эта тема закрыта. -  Теперь  вы  знаете
обо мне все, а я о вас - ничего. Почему вы плаваете под чужим флагом?
   Она, ужаснувшись, отпрянула.
   - Чужим флагом? - Ее лицо побелело, голос дрогнул.
   - Называете себя Ла Хитанилья, -  пояснил  он,  -  хотя  у  меня  нет  ни
малейшего сомнения в том, что вы родились не цыганкой.
   Беатрис облегченно рассмеялась.
   - А, вы об этом! - Она  уже  взяла  себя  в  руки.  -  Я  родилась  и  не
танцовщицей. Я взяла псевдоним, приличествующий моему нынешнему занятию.
   - А почему вы избрали его?
   - От нужды. Я могу прясть, вышивать, немного рисую, и  мне  повезло,  что
среди  ненужных  достоинств,  свойственных  женщинам  благородной  крови,  я
обладаю музыкальным слухом и врожденным чувством танца.
   - Повезло? Интересно. Разве сцена - место для женщины благородной крови?
   - Я же не говорю, что отношусь к их числу.  Лишь  обладаю  некоторыми  их
достоинствами.
   - А как иначе они могли вам достаться? - Колон нетерпеливо махнул  рукой.
- И так ясно, что вы - благородного происхождения.
   О картах в тот день больше не говорили.
   На прощание он, как обычно, поцеловал Беатрис руку и спросил:
   - Вы позволите прийти к вам завтра?
   Она рассмеялась, блеснув ровными, белоснежными зубками.
   - Сколько хитрости таится в вашем смирении!
   Колон рассмеялся в ответ, пожал плечами.
   - Кто ж не пойдет на хитрость, чтобы достигнуть своей цели?
   Улыбка сбежала с лица Беатрис.
   - А какую цель ставите перед собой вы, приходя ко мне?
   - Дитя мое, разве я не сказал вам? Я хочу, чтобы нас связали тесные  узы,
отогнав прочь наше одиночество. Нет, не хмурьтесь. Подумайте об  этом  перед
тем, как мы встретимся вновь.
   И Колон ушел, не дожидаясь ответа, оставив ее в смятении, полной  жалости
к жертве, которая с готовностью подставляет шею под нож.
   А Колон так увлекся Беатрис, что даже мысли об экспедиции в Индии  начали
отступать на второй план. Два дня он сдерживал себя, не появляясь у Загарте.
На третий, в воскресенье, он вместе с придворными присутствовал на  мессе  в
Мечети, как до сих пор называют кафедральный собор Кордовы,  бывшую  мечеть,
построенную Абдаррахманом и превращенную в христианский храм.
   Он прошел  по  среднему  из  девятнадцати  проходов,  образованных  лесом
восьмисот  узких   колонн   из   мрамора,   яшмы,   порфирита,   соединенных
мавританскими арками с чередующимися красными и  белыми  треугольниками.  На
алтаре стояла статуя девы Марии. Пел хор, благовония пропитали воздух.
   Опустившись на колени у  одной  из  колон,  он  попробовал  молиться,  но
Беатрис не выходила у него из головы. Дошло до того, что статуя девы  Марии,
которую он  всегда  считал  своей  покровительницей,  начала  улыбаться  ему
улыбкой  Ла  Хитанильи,  а  в  ее  лице  проступили   черты   очаровательной
танцовщицы.
   Он истово отгонял видение,  умоляя  деву  Марию  о  помощи.  Но  случайно
взглянув направо, за порфиритовую колонну, у которой стоял, увидел  Беатрис,
молящуюся в соседнем проходе, в нескольких ярдах от него. Поначалу он решил,
что это тоже видение, иллюзия, возникшая в его воспаленном мозгу.  Но  потом
понял, что только острый взгляд влюбленного мог распознать,  кто  скрывается
под  низко  опущенным  капюшоном  и  длинной  мантильей.  И   действительно,
неосторожное движение головки открыло ему, что он не ошибся.
   В тот день он больше не молился. Его божеством  стала  коленопреклоненная
закутанная в синее фигурка, И мечтал он не о спасении души, а о  том,  чтобы
заговорить с Беатрис после мессы.
   Надежды  его  не  сбылись.  Выйдя  через  громадные  бронзовые  двери   в
Апельсиновый двор, где бьющая из фонтанов вода блестела на  солнце,  а  ряды
апельсиновых деревьев образовывали точно такие же проходы, как в Мечети,  он
оказался в кругу придворных. И прежде чем успел выскользнуть,  рядом  возник
Сантанхель, взял под руку. Они отступили под дерево, давая остальным пройти,
и тут к ним присоединились Кабрера и его супруга, маркиза Мойя.
   - Мой друг,  -  радостно  воскликнула  она,  -  мой  дорогой  Кристобаль,
насколько я знаю, уже близок конец вашего долгого ожидания.
   - Могу подтвердить слова маркизы, - вставил Кабрера.
   - Если б все зависело только от вас, я бы  уже  давно  поднял  паруса,  -
улыбнулся Колон. - Вы столько сделали для меня. Я так благодарен вам.
   - Ну нет! - возразила маркиза. - Если и  сделали,  то  слишком  мало.  Их
величества прислушались не к нам, а к фрею  Диего  Деса.  Именно  он  открыл
дверь, ведущую к успеху,  но  теперь  я  приложу  все  силы,  чтобы  она  не
закрылась, пока не будет принято нужное вам решение.
   Колон спросил себя, почему он так холоден, почему  впервые  ее  голос  не
волнует его, а красота не убыстряет биение сердца.
   -  Ваша  маркиза,  мой  господин,  -  обратился  он  к  Кабрере,  -   мой
ангел-хранитель.
   Кабрера улыбнулся.
   - Она покровительствует всем мужчинам, кто того заслуживает.
   - А они в ответ поклоняются ей, - бесстрастно ответил Колон. Взгляд  его,
да и мысли следили за Беатрис, только что вышедшей из собора. Она не шла,  а
плыла в длинной мантилье, под  капюшоном,  перебирая  руками,  затянутыми  в
перчатки, агатовые четки. Следом за ней  семенила  женщина-мориска  в  белом
бурнусе.
   Сантанхель и маркиза о чем-то говорили, но Колон их не слушал. Взгляд его
не отрывался от Беатрис, душа рвалась к ней. Когда она поравнялась с  первым
фонтаном, перед ней возник какой-то мужчина и поклонился так низко, что  его
шляпа коснулась земли. Она попыталась обойти его, но мужчина вновь преградил
ей путь.
   Колон окаменел, у него перехватило дыхание. Маркиза, Кабрера,  Сантанхель
не могли этого не заметить и проследили за его взглядом.
   Беатрис вновь шагнула в сторону,  резко  дернула  головой,  капюшон  чуть
откинулся, открывая ее профиль. Губы ее быстро зашевелились, и  Колон  легко
представил себе,  какой  яростью  блеснули  ее  карие  глаза.  Незадачливого
кавалера как ветром сдуло.
   - Танцовщица у Загарте, - сухо прокомментировала маркиза.
   Едва ли Колон услышал ее. Но когда Беатрис продолжила свой путь,  он  дал
волю своим чувствам.
   - Этого типа следовало бы охладить, искупав в фонтане, - резко бросил он.
   Кабрера усмехнулся.
   - Но я бы посоветовал вам не делать этого лично. Это граф  Милофлор.  При
дворе он пользуется немалым влиянием.
   - Меня бы это не остановило.
   - Но почему, Кристобаль? - изумилась маркиза. - Возможно  ли,  что  и  вы
тоже прихожанин этого дешевого храма?
   С трудом он сдержал негодование.
   - Я не заметил никакого храма, тем более дешевого, -  ответил  он  ровным
голосом.
   - Но танцовщица!
   - Каждый из нас силой обстоятельств становится тем,  кто  он  есть.  Лишь
немногие сами определяют свою судьбу. Эта девочка  зарабатывает  средства  к
существованию своим голосом и танцами. И  только  характер  защищает  ее  от
злобы этого мира.
   - Вы хотите, чтобы мы пожалели ее? - едко спросила маркиза.
   - Не пожалели. Нет. Поняли. Вы заметили, как она одернула этого  шаркуна.
Он, похоже, тоже принял ее за дешевый храм.
   Кабрера усмехнулся.
   - Ради Бога, Кристобаль, не так громко, а не то вы станете жертвой своего
рыцарства.
   - Если я и пострадаю, то не от его рук.
   - Опасность для вас скорее будет исходить не от  мужчин,  а  от  женщины,
которую вы так защищаете, - вмешалась маркиза. - Многие будут завидовать  ее
избраннику, - такого ледяного голоса он еще не слышал. Она  взяла  мужа  под
руку, холодно кивнула. - Пойдем, Андрее.
   Колон низко поклонился.
   - Целую ваши руки, сеньора, и ваши, сеньор.
   Рука Сантанхеля легла на его плечо, когда они ушли. Беатрис уже  скрылась
из виду.
   Казначей добродушно хохотнул.
   - Удивляться тут нечему, Кристобаль. Маркиза, зная о той страсти, которую
пробудила в вас, посчитала,  что  вы  навсегда  останетесь  ее  поклонником.
Естественно,  ей  неприятно,  что  вы  дарите  свое  внимание  кому-то  еще.
Неразумно, конечно. Но по-женски.
   Колон, однако, не видел за собой никакой вины.
   - Остается только сожалеть, если я нажил себе врага. Но потакать ей я  не
намерен.
   - Похоже, эта танцовщица вам приглянулась.
   - Во всяком случае, я  не  потерплю,  чтобы  кто-то  презирал  ее  только
потому, что ему или ей больше повезло с родителями. В жилах Беатрис  Энрикес
течет благородная кровь. Если же нет, мое уважение  к  ней  лишь  возрастет.
Значит, она обладает редким достоинством - врожденным благородством.
   - Спаси мою душу, Господи, но я начинаю подозревать, что  эта  девушка  -
ведьма.
   - Для вас это шутка.
   - Отнюдь. Вас ждет опасная экспедиция, и женщина эта тяжелым грузом может
повиснуть на вашей шее.
   - Или вдохновить меня на подвиг.
   - Пожалуй, возможно и такое... - Сантанхель пожал широкими плечами.  -  В
конце концов, куда разумнее любить женщину во плоти, чем понапрасну  с