когда
начали просыпаться, потягиваясь, матросы.
   Коса, выйдя из носового кубрика, увидел его и поднялся на шканцы.
   - Птицы, адмирал. Всю ночь я слышал, как они летели на юг.
   - И что из этого?
   - Птицы маленькие. Такие живут на суше. Они летели к земле. На юг.
   - Возможно, там есть земля, но не та, которую  я  ищу.  Моя  земля  лежит
впереди.
   Коса открыл было рот, чтобы возразить,  но  промолчал,  встретив  суровый
взгляд Колона. А потом избрал обходный путь, отводя от себя возможный удар.
   - На это обратили внимание матросы. И сделали соответствующие выводы.  Их
терпение на исходе, адмирал.
   - Пусть они не испытывают мое, а не то,  клянусь  святым  Фердинандом,  я
вздерну одного-двух на рее  для  острастки  других.  Проследите,  чтобы  они
узнали об этом. Их непослушание у меня как кость в горле.
   - Вы навлекаете на себя беду, адмирал, - предупредил его штурман.
   - Иногда это лучший способ избежать ее.
   Коса ушел, что-то бормоча в рыжую бороду, а Колон отправился  завтракать.
Соленая рыба пахла тухлятиной, сухари - плесенью, и он смог  проглотить  их,
лишь обильно запивая вином. А  потом,  утомленный  ночным  бдением,  лег  на
кровать и заснул.
   Пока он спал, мятеж на корабле вспыхнул с новой силой.  Искрой  послужило
предупреждение адмирала, переданное Косой, и  зачинщиком  вновь  стал  Ирес,
который весь кипел от суровой отповеди, полученной днем раньше.
   - Повесит одного или двух из нас, а? - Ирес презрительно сплюнул.  -  Что
ж, это будет  благодеянием  для  повешенных.  Сократит  агонию,  на  которую
обречены остальные. Потому что никто из нас  не  увидит  дома,  если  мы  не
остановим его.
   Он стоял босиком, сложив руки на груди, лицо его пылало. Обращался  он  к
полудюжине матросов, сидевших на палубе. Гомес за его спиной подпирал плечом
переборку.
   - Клянусь Богом, Гильерм, я полностью согласен с тобой, - процедил он.
   - Разве есть на борту хоть один дурак,  кто  думает  иначе?  -  продолжал
Ирес. - Этот мерзавец, этот  фанатик,  готов  пожертвовать  своей  никчемной
жизнью ради славы. Его жизнь принадлежит ему, и он может  распоряжаться  ею,
как заблагорассудится. Но почему он распоряжается нашими жизнями? Почему  мы
должны плыть в ад через бескрайний океан в поисках земли, которая существует
только в его воспаленном мозгу? Если мы будем плыть дальше, то станем такими
же чокнутыми, как и он.
   - Разве мы можем что-то изменить? - спросил один из матросов.
   - Да, да. Скажи нам, что делать? - поддакнул другой.
   - Я уже говорил. Нужно развернуть корабль и плыть обратно.
   - Не поздно ли? - засомневался Гомес. - Продовольствия на  обратный  путь
не хватит.
   - Придется есть меньше. Лучше пустой желудок, чем смерть.  Пожилой  моряк
по фамилии Ниевес, сидящий перед Иресом, кивнул.
   - Клянусь Богом, я полностью с  ним  согласен.  Но  как  нас  встретят  в
Испании?
   - А чего нам бояться? - ответил Ирес вопросом на вопрос.
   И тут же заговорил Гомес.
   - Действительно, бояться нам нечего. Этот выскочка, должен  вам  сказать,
не  пользуется  авторитетом  ни  у  дворянства  Испании,  ни  среди  ученых.
Насколько мне известно, многие возражали против  этой  экспедиции.  Так  что
никто не удивится, если мы вернемся с пустыми руками.
   - Возможно, возможно. - Доводы Гомеса, похоже, не убедили Ниевеса. - Но я
достаточно долго прожил на свете и знаю, как поступают с бунтовщиками, правы
они или нет. - И он покачал седой головой. - Бунт карается смертью Нас  всех
повесят, и не следует забывать об этом.
   - А разве он не угрожает повесить некоторых из нас? -  воскликнул  кто-то
из сидящих вокруг.
   Гомес приблизился к матросам. Наклонился. Снизил голос до шепота.
   - Есть другой путь. Более простой. Если ночью, выйдя  на  ют,  этот  Иона
упадет за борт, что останется нам, как не  возвратиться  домой?  Пинсоны  не
решатся идти вперед, если исчезнет этот единственный человек, который  вроде
бы знает, куда мы плывем.
   В упавшей на шкафут тишине все лица повернулись  к  Гомесу.  В  глазах  у
некоторых мелькнул страх. Но не в глазах Иреса. Тот хлопнул себя по ляжке.
   - Чаша воды для страждущих в аду.  Вот  что  принес  ты  нам,  идальго...
Аранда, спускавшийся с бака, услышал  эти  слова.  А  последовавшее  за  ним
молчание усилило его подозрение. Он подошел к матросам.
   - Что это еще за чаша воды?
   Матросы потупились, но Гомес тут же нашелся с ответом.
   - Я подбодрил их, выразив уверенность, что  к  воскресенью  мы  будем  на
берегу. Возможно, услышим мессу.
   - Да, да, сеньор, - поддакнул Ирес. - Его слова приободрили нас.
   Тут уж у Аранды пропали последние сомнения в том, что Гомес лжет.
   - Тем более нет причины бездельничать, когда вокруг полно  грязи.  Берите
ведра и швабры и вымойте всю палубу.
   И ушел, оставив  их  заниматься  порученным  делом.  С  Колоном  он  смог
поговорить лишь несколько часов спустя.
   - Адмирал, на корабле что-то готовится.
   - То же сказал мне и Коса, - холодно ответил Колон.
   - Не знаю, можно ли полностью доверять ему.
   - Что? Ну ладно, ладно. Пусть нарыв прорвется, тогда его легче вылечить.
   Но Аранда  полагал,  что  к  возникшей  угрозе  следует  отнестись  более
серьезно.
   - Боюсь, что на этот раз обойтись разговорами не удастся. Ирес  спелся  с
Гомесом, и они собрали вокруг себя шайку головорезов. Отдайте  приказ,  и  я
закую этих двоих в кандалы и брошу в трюм, прежде чем начнется бунт.
   Колон задумчиво потер подбородок.
   - Для этого нужны веские основания. Не просто подозрения.
   Аранда рассмеялся.
   - Основания будут. В их  теперешнем  состоянии  достаточно  искры,  чтобы
вспыхнуло пламя. Я могу поручить  Иресу  работу  юнги  -  вымыть  матросский
кубрик. Или приказать Гомесу драить палубу.  А  потом  закую  в  кандалы  за
неподчинение.
   - А те, кого они уже привлекли на свою сторону? Они не взбунтуются?
   - У меня достаточно верных людей, чтобы осадить их.
   - Риск.
   - Если не сделать этого сейчас, потом будет поздно.
   Колон молча поднялся. Взял Аранду под руку, и вдвоем они вышли из  каюты.
Со шканцев они увидели бунтовщиков, собравшихся у люка. Ирес что-то  говорил
им тихим голосом, энергично размахивая руками.
   - Вот и повод, - заметил Аранда. - Я приказал им  драить  палубу,  а  они
пальцем не пошевелили. Причина куда как серьезная. Сейчас я  их  разгоню,  а
Иреса примерно накажу.
   Он уже ступил на трап, когда прогремел орудийный выстрел. Все бросились к
правому борту, где в паре кабельтовых <кабельтов - чуть больше 300  метров.>
рассекала синюю воду "Пинта". Желтоватый дым поднимался из дула одной из  ее
бомбард. На юте стоял Мартин Алонсо и махал рукой.
   - Земля! Земля! - ревел он. - Я требую награду!
   И тут же все матросы метнулись к мачтам, полезли на реи.
   На южном горизонте виднелось туманное очертание побережья, которое первым
заметил Мартин Алонсо. От суши, как они  прикинули,  их  отделяло  не  более
двадцати лиг.
   - Слава тебе, Господи! - от всего сердца воскликнул Колон.
   Радость его была велика, несмотря на то что земля оказалась не  там,  где
он ожидал. И когда он направил Аранду к рулевому с приказом  изменить  курс,
до него донеслась благодарственная молитва,  которую  хором  запели  матросы
"Пинты". Присоединились к ним матросы "Санта-Марии", а чуть позже и "Ниньи",
и слова благодарения вознеслись к небесам, как дым благовоний.
   На закате солнца вечернюю молитву они пропели от всего сердца: дева Мария
не могла  не  внести  посильную  лепту  в  благополучный  исход  плавания  к
неведомым землям.
   Никто уже не опускал  глаз  при  виде  Колона.  Наоборот,  его  встречали
дружелюбные взгляды и улыбки на губах. То и дело на  палубе  слышалось:  "Да
здравствует адмирал!"
   Адмирал! Да, адмирал и вице-король.  Титулы  эти  перестали  быть  только
словами. Долгожданная береговая линия превратила их в реальность.
   Вернувшись  в  каюту,  Колон  преклонил  колени  перед  образом  мадонны,
благодаря ее за успех, который выпал на его долю. В этот победный  для  себя
миг он думал и о Беатрис, о том, как будет она гордиться его удачей,  о  тех
богатствах, что положит он к ее ногам. В  том,  что  к  его  возвращению  ее
найдут, Колон уже не сомневался. И если он почитал себя вторым после  короля
человеком в Испании, то Беатрис отводил место рядом с собой.
   Он провел беспокойную ночь,  возбуждение  не  давало  уснуть.  На  палубе
играли гитары, в каюту доносились смех и пение матросов.
   Корабль затих лишь в предрассветные часы. Колон вышел  на  шканцы,  когда
один из юнг тушил на юте фонарь.
   Он  рассчитывал  увидеть  обетованную  землю,  но  его   ждало   жестокое
разочарование. К  горлу  подкатила  тошнота,  он  пошатнулся,  схватился  за
поручень. Горизонт был пуст. Облачные массы, принятые за побережье, растаяли
в ночи. Сипанго еще предстояло найти.

Глава 29

ТЯЖЕЛОЕ ИСПЫТАНИЕ

   После того как прошел шок разочарования, Колона охватила  злость.  Теперь
он  корил  себя  за  то,  что  согласился  изменить  курс.  Быстрыми  шагами
направился он к рулевому. Отстранив его, он взялся за румпель и не  выпускал
его, пока нос каравеллы не повернулся к западу.
   - Идем этим курсом, - коротко приказал он остолбеневшему матросу.
   Только подымаясь на шканцы, Колон  обратил  внимание  на  сильную  качку.
Ветер стих,  паруса  обвисли.  Оглядев  небо,  он  весь  подобрался,  увидев
поднимающиеся с горизонта черные облака. Его громкие крики разбудили  спящих
на шкафуте. Те, кто вскакивал, получали четкие приказы.
   - Убавить паруса. Быстро! Пошевеливайтесь. Взять на гитовы паруса бизани.
Близится шторм!
   Качка усиливалась с каждой минутой, волны поднимались все  выше.  Но  его
внимание вновь привлек шкафут. Ирес вскочил на камингс люка и вещал с  него,
как с трибуны.
   - Идиоты! Бедные обманутые идиоты! Земля исчезла. Ее и не было. Мы видели
мираж. Мы плыли к фата-моргане. Вот куда  завел  нас  этот  дон  Кристобаль.
Идиоты! Земли нет. И не будет, если плыть в том же направлении.  Этому  надо
положить конец. Пора поворачивать назад.
   Матросы оглядывали пустой  горизонт.  Разочарование  медленно  перешло  в
злость и  ярость.  Радужные  надежды  обратились  в  прах.  Дюжина  наиболее
отчаянных под предводительством Иреса, двинулась на корму,  чтобы  завладеть
румпелем. Колон встретил их у трапа, вооруженный кофель-нагелем.
   - Назад крысы! - прогремел он. - Назад!
   Но Ирес, ослепленный яростью, гордый тем, что стал  главарем  мятежников,
рванулся вперед, на несколько шагов опережая остальных.
   Колон махнул кофель-нагелем, и ирландец с разбитой головой  покатился  по
палубе, остановив следовавших за ним. А мгновением позже подоспевшие Аранда,
Коса, Брито,  цирюльник-хирург,  стюард  и  еще  два-три  офицера  атаковали
мятежников сзади.
   - Разойдитесь, собаки! Дорогу! - орал Аранда, щедро  раздавая  тумаки.  -
Дорогу!
   Мятежники сдаваться не собирались. Колон ударом кофель-нагеля сломал руку
Гомесу, в которой тот зажал нож, уложил еще одного из нападавших. Постепенно
в драку втянулась вся  команда,  на  той  или  другой  стороне.  Мятежников,
однако, было больше, и Колон чувствовал, что те берут верх. Он  дрался,  как
лев, отражая и нанося удары.
   Аранда с его людьми не смог пробиться к адмиралу. Наоборот, его оттеснили
на бак, и Колон на какое-то время остался один на  один  с  нападавшими.  Но
затем  подоспели  Хименес,  Санчес  и   еще   четверо   обедневших   дворян,
отправившихся в Индии за золотом. Они-то прекрасно понимали: случись  что  с
Колоном, несдобровать  им  всем.  Мечами  они  проложили  путь  к  адмиралу,
окружили его плотной  стеной.  Один  из  них  рухнул  от  удара  веслом,  но
нападавший матрос тут  же  поплатился  за  это  своей  жизнью,  ибо  Хименес
проткнул его мечом.
   Колон швырнул кофель-нагель в мятежников, а сам подхватил  с  палубы  меч
упавшего дворянина. Схватка разгорелась с новой силой, и  никто  не  замечал
все усиливающейся качки.
   Но внезапно корма "Санта-Марии" поднялась столь высоко, что нос ушел  под
воду, а волна прокатила  по  шкафуту,  сбивая  людей  с  ног,  нападавших  и
защищающихся, таща их за собой к бортам, к переборкам бака. Колон  удержался
на ногах, успев схватиться  за  поручень  трапа,  остался  один  на  пустой,
вздыбленной палубе.  А  в  следующее  мгновение  нос  резко  пошел  вверх  и
человеческая лавина покатилась по корме.
   Она погребла бы Колона под собой, если б тот не успел взбежать по трапу.
   Но тут порыв  ветра,  пойманный  гротом,  выпрямил  каравеллу,  и  Колон,
опытный мореплаватель, в несколько секунд оценил ситуацию.
   Волны становились все выше.  Черные  облака  затянули  полнеба,  поглотив
солнце. Держась за поручень одной рукой, сжимая меч в другой, Колон крикнул:
"Слушать меня! Всем, кому дорога жизнь!"
   Морская вода охладила самые буйные головы, все они поняли, что  каравелла
в смертельной опасности. И взгляды  их  устремились  к  человеку  на  трапе,
которого они только что хотели уничтожить. А решительный вид  Колона  внушал
мысль, что только он может спасти и  каравеллу,  и  команду.  И  теперь  его
короткие, ясные приказы выполнялись мгновенно.
   - Укоротить паруса!  -  И  матросы,  забыв  про  синяки,  ссадины,  раны,
подстегиваемые паникой, бросились к мачтам. - Хасинто! - Крикнул он боцману.
- Четверых на бизань. Взять паруса на гитовы. Остальные, задраить все  люки.
Коса, зарифить фок. Оставить только трисель, убрать остальные паруса!
   Вновь через плечо глянул он на черный, с металлическим отливом горизонт.
   - Поторапливайтесь! Поторапливайтесь, если хотите жить.
   Колон мог бы их и не подгонять. Настоящие матросы, в  минуту  смертельной
опасности они и думать забыли о мятеже. Им и  раньше  случалось  попадать  в
жестокие шторма. И они знали, что капитан, знающий свое дело, убережет их от
беды. Не обращая внимания  на  качку,  лезли  они  на  мачты,  и  скоро  реи
"Санта-Марии" оголились. А дворяне, только что храбро сражавшиеся, стояли на
баке с побледневшими лицами, ибо им-то казалось, что любой  шторм  неминуемо
кончается  кораблекрушением.  В  битве  с  природой  они  чувствовали   себя
совершенно беспомощными.
   И своим следующим приказом Колон поручил Аранде отвести их на кубрик, где
они были бы в безопасности и не мешались бы под ногами.
   За кормой появилась  стремительно  приближающаяся  белая  линия  бурунов.
Шторм накатывал на "Санта-Марию". И первый его  вал  ударил  в  корму,  едва
последние матросы спустились с мачты. "Санта-Мария" ушла носом в воду, затем
выпрямилась и затряслась, как собака, вылезшая из реки.
   Колон отдавал команды, стоя на шканцах. Коса, с рваной раной  на  голове,
полученной в схватке, сошел с бака и нетвердой походкой направился к корме.
   Шторм неумолимо приближался, молнии  то  и  дело  пронзали  черные  тучи.
Хлынул  тропический  ливень,  вздымая   фонтаны   у   водопротоков   палубы.
Протестующе стонало дерево, скрипели натянутые канаты, дребезжали блоки.
   По правому борту сквозь пелену дождя виднелись силуэты "Пинты" и "Ниньи",
также с голыми мачтами. Размерами в два и более раза  меньше  флагмана,  они
были более устойчивыми, податливыми  в  управлении  и  под  уверенной  рукой
Пинсонов противостояли урагану лучше "Санта-Марии". Но и Колон,  восстановив
контроль над командой, чувствовал  себя  уверенно,  не  сомневаясь,  что  из
схватки с океаном он тоже выйдет победителем.
   Колон спустился по трапу, крепко держась за поручень, подхватил под  руку
Косу, позвал хирурга, чтобы  тот  перевязал  штурману  голову,  распорядился
подтянуть  вдоль  шкафута  спасательный  конец,  велел  Аранде  поддерживать
порядок на баке, принял решение удвоить число рулевых на  каждой  вахте.  Но
море было столь бурным,  что  он  не  мог  полностью  довериться  никому  из
рулевых, а мгновенное замешательство последних или просто неловкое  движение
могли привести к катастрофе. Поэтому он сам встал у румпеля,  чтобы  держать
нос "Санта-Марии" против ветра и поворачивать руль при его перемене.
   Только теперь, когда были приняты все  возможные  меры  предосторожности,
Колон понял, что шторм этот, немилосердно бросающий  маленькое  суденышко  с
гребня волны в глубокую впадину и поднимающий обратно, чтобы снова  сбросить
вниз, не что иное, как божественное вмешательство,  спасшее  его  от  другой
смертельной опасности. Если б не водяной вал, едва не поставивший  каравеллу
на попа, его судьба была бы решена.  Мятежники,  числом  превосходящие  тех,
кому достало ума стать на его сторону, наверняка одержали  бы  верх.  Колон,
конечно, мог остаться в живых, но о плавании к Индиям пришлось бы забыть.
   В этот час, более чем когда-либо, видел он себя оружием в руке Божьей,  о
чем не побоялся сказать докторам  из  Саламанки.  Этот  шквал,  спасший  ему
жизнь, был не  чем  иным,  как  знаком  Его  благоволения.  Буйство  природы
напомнило  мерзавцам  об  их  бессмертных  душах  и  заставило  воззвать   к
милосердию, молить о прощении.
   И среди молний,  рассекающих  почерневшее  небо,  в  грохоте  грома,  под
неистовыми порывами ветра, с водяными волами, перекатывающимися через нос  и
шкафут "Санта-Марии", Колон, стоя рядом с перепуганными рулевыми,  от  всего
сердца благодарил свою покровительницу деву Марию за своевременно  оказанную
помощь, пусть и выразившуюся в жестоком урагане.
   Хладнокровие Колона постепенно успокоило матроса, стоящего у румпеля, так
что нос каравеллы ни на йоту не отклонился от заданного курса.
   Два часа спустя другой матрос, посланный Косой, мертвой хваткой  цепляясь
за спасательные концы, чтобы не оказаться  за  бортом,  добрался  до  кормы,
чтобы сменить рулевого. Подоспел он вовремя, потому  что  последние  полчаса
рулевой уже едва держался  на  ногах  от  усталости,  и  адмиралу  все  чаще
приходилось браться за румпель.
   Когда вновь прибывший добрался до них,  очередная  волна  с  такой  силой
тряхнула корабль, что матроса бросило на адмирала,  и  они  вдвоем  едва  не
упали. Каравеллу начало разворачивать бортом к ветру, вода в  мгновение  ока
смыла планшир правого борта, и Колон едва успел  всем  телом  навалиться  на
румпель, чтобы вернуть "Санта-Марию" на прежний курс.
   -  Хесус  Мария!  -  завопил  рулевой  в  тот   ужасный   момент,   когда
почувствовал, что руль не слушается его.
   - Ты устал, Хуан. - Колон ни в чем не упрекнул его. - Пора тебя  сменить.
Можешь идти, но скажи сеньору Косе, чтобы он прислал сюда  плотника  и  двух
парней покрепче.
   У румпеля встал сменщик, а когда прибыли плотник  и  два  матроса,  Колон
приказал им снабдить румпель хомутом, прикрепив с каждой стороны по блоку  с
двумя талями на каждый. С такой упряжью  управлять  румпелем  стало  намного
легче.
   И не было на корабле ни единого человека, кто в те  часы  не  помянул  бы
Колона в своих  молитвах.  Все  они  поняли,  что  только  он  может  спасти
каравеллу и их самих. Тем временем на корме появился Коса со свеженаложенной
повязкой на голове. Стоя рядом с Колоном,  ему  приходилось  кричать,  чтобы
адмирал услышал его.
   - Я опасался, что балласт переместится, когда она чуть не  перевернулась,
- прокомментировал Коса тот момент, когда румпель чуть не  вырвался  из  рук
рулевого. -  Если  бы  это  случилось,  мы  уже  предстали  бы  перед  нашим
создателем. Просто чудо, что каравелла осталась на плаву.
   - Чудо, - согласился Колон. - Как вы только что сказали. Все это чудо.  -
Он склонился к уху штурмана. - Балласт  очень  беспокоит  меня.  Вернее  его
недостаток. Мы выпили почти все вино, воду, и еды  осталась  самая  малость.
Правда, у нас есть пустые бочки. "Санта-Марии" не хватает массы.
   Он повернулся к плотнику, который все еще возился с талями.
   - Кликни мне боцмана с дюжиной матросов.
   Когда они пришли, Колон приказал шестерым спуститься в трюм через  люк  у
румпеля, чтобы вытащить на палубу  пустые