ебя, дождется ли он такого дня, когда "Те Деум" пропоют  в  честь
его возвращения из дальнего плавания. Вот-вот должен  был  прийти  его  час.
Если король и королева сдержат слово, ждать осталось недолго.
   Возвращаясь с мессы по великолепным аркадам, ведущим к  Двору  львов,  он
столкнулся с доньей Беатрис де Бобадилья и ее мужем.
   - Вы что-то слишком грустны в столь праздничный день, - заметила она.
   - Я думаю, и вы на моем месте не слишком бы радовались. Ожидание  рождает
усталость, усталость - печаль.
   - Но ожидание ваше окончилось. Вам дала слово  королева,  которая  всегда
выполняет обещания. Только поэтому вы должны радоваться падению Гранады.
   - Обещания так легко забываются.
   - Разве вы не верите в своих друзей?
   -  У  меня  их  так  мало,  да  и  оставшимся,  боюсь,  уже  надоела  моя
назойливость.
   - Такими подозрениями вы обижаете нас, - заверил его Кабрера.
   - Думаю, он это понимает. - Маркиза улыбнулась мужу, затем Колону. - А  я
могу пообещать, что королева примет вас в течение недели.
   Так  оно  и  вышло.  В  следующий  понедельник,  на  пятый   день   после
торжественной  мессы,  дон  Лопе  Перальте,  королевский  альгасил,  сообщил
Колону, что его ждут во дворце.
   Королева  приняла  его  в  Золотом  дворе,  богато  обставленном  зале  с
потолком, черненным золотом, в одном из тех помещений, где  находился  гарем
мавританских правителей Гранады.  На  аудиенции  присутствовали  только  три
дамы, в том числе маркиза Мойя.
   - Целую ваши ноги, ваше величество, - поклонился Колон.
   Королева милостиво протянула ему руку, которую он поцеловал,  опустившись
на колени.
   - Мы заставили вас ждать, сеньор Колон, много дольше, чем было на то наше
желание. Но теперь, после окончания войны, я могу выполнить свое обещание. Я
послала за вами, чтобы заверить вас в этом.
   Доброе отношение королевы чуть приободрило Колона.
   - Невежество, ваше величество, назвало мой проект  мечтой.  Но  я  рискну
предположить, что эта экспедиция принесет вашему величеству успех  и  славу,
еще не выпадавшие на долю царствующих особ.
   Тем самым он хотел показать, что Гранада - песчинка  в  сравнении  с  той
громадой, которую он хотел положить к ее ногам.
   - Вам  свойственна  уверенность  в  себе,  -  ответила  королева.  -  Но,
возможно, другой человек и не замахнулся бы на такое.
   - Я уверен в себе, потому что знаю, о чем говорю.
   - Да сбудутся ваши слова, к вящей славе  Господней.  Завтра  вы  с  моими
советниками обсудите  оставшиеся  вопросы,  чтобы  перейти  к  практическому
осуществлению наших планов.
   С этим его отпустили, и впервые за долгие  месяцы  у  него  полегчало  на
душе: близость экспедиции отвлекла его от мучительных мыслей о Беатрис, а  в
дом дона Алонсо де Кинтанильи в Санта-Фе, у которого он  теперь  жил,  Колон
возвратился с легким сердцем.
   На следующий день в Санта-Фе из Гранады  прибыл  двор,  а  вечером  Колон
встретился с советниками королевы. Их  было  четверо.  Кинтанилья,  казначей
Кастилии, Эрнандо де Талавера,  теперь  архиепископ  Гранады,  дон  Хуан  де
Фонсека и адмирал дон Матиас де Ресенде.
   Они  сидели  в   просторной   комнате,   согретой   жаровней.   Талавера,
представлявший все еще сомневающегося короля Фердинанда,  открыл  заседание.
Затем Ресенде, сам опытный мореплаватель,  пожелал  узнать,  что  необходимо
Колону для успешного завершения задуманного.
   Колон ответил, что, по его мнению, эскадра должна состоять, как  минимум,
из  четырех  кораблей,  хорошо  оснащенных  и   полностью   укомплектованных
командой. Всего никак не меньше двухсот пятидесяти человек.  Талавера  сразу
же заспорил с ним, считая эти требования  завышенными.  Надо  отметить,  что
Фердинанд отличался скупостью, и его сановники никогда не забывали об  этом.
Ресенде, к которому обратился архиепископ,  оценил  стоимость  экспедиции  в
сорок-пятьдесят тысяч золотых флоринов, отчего длинное лицо архиепископа еще
больше вытянулось.
   - Если только вы не умерите свои аппетиты, сеньор, боюсь, нам не  удастся
договориться. Весь  мир  знает,  что  война  истощила  казну,  и  сейчас  их
величества расплачиваются с поставщиками.
   Колон знал не только об этом, но и о вспыхнувшей  с  новой  силой  борьбе
между инквизицией и евреями. Фанатичный Торквемада громогласно  заявил,  что
новообращенные евреи тайно молятся своему богу, и требовал  изгнания  евреев
из Испании, утверждая, что только так можно успокоить страну. Если бы евреев
изгнали, принадлежащая  им  собственность  досталась  бы  казне.  И  владыки
Испании, нуждающиеся в деньгах, могли не устоять перед  искушением  и  взять
сторону Великого инквизитора. Тонко чувствуя ситуацию, евреи,  возглавляемые
Абарбанелем и Сеньором, чьи титанические усилия по  снаряжению  победоносной
армии, захватившей Гранаду, заслужили по меньшей мере благодарность короля и
королевы, предлагали внести в казну тридцать тысяч  дукатов,  чтобы  покрыть
все  расходы  на  войну.  В  тот  момент  сохранялось  хрупкое   равновесие.
Торквемада еще не швырнул свой крест во владык Испании, упрекнув их, что они
намерены продать Христа за тридцать тысяч сребреников, тогда как Иуда продал
Его за тридцать. И некоторые  мараны,  занимавшие,  как  Сантанхель,  важные
посты,  надеялись,  что  богатства  заморской  империи  вкупе   с   золотом,
предложенным евреями, перевесят предложения  инквизиции  наполнить  казну  с
помощью конфискаций.
   Пока же казна оставалась пустой, о чем и напомнил архиепископ.
   - На что тогда я могу рассчитывать? - осведомился Колон. Талавера  глянул
на адмирала, ожидая от того ответа, но вмешался Фонсека.
   - Нет необходимости рисковать больше чем одним кораблем.  Тут  уже  Колон
посмотрел на Ресенде, ища у того поддержки.
   - Нет, нет, - Ресевда покачал головой.  -  Слишком  опасно.  Как  минимум
нужно два корабля, но этого явно не достаточно. А вот трех, я думаю, сеньору
Колону вполне хватит.
   - Пусть будет так, -  согласился  Колон.  -  Если  это  будут  хорошие  и
надежные корабли.
   Талавера сделал пометку на лежащем перед  ним  листке  бумаги  и  спросил
Колона, какое вознаграждение потребует тот за свою службу. Колон ответил без
малейшего промедления, поскольку много над этим думал.
   - Одну десятую часть всего того, что принесут Испании мои открытия.
   - Одну десятую? - архиепископ  ужаснулся  и  не  скрывал  этого.  -  Одну
десятую?
   - Неужели вы рассчитываете, что их величества будут столь  расточительны?
- фыркнул Фонсека.
   - Разве это расточительность? Я бы, к примеру, с удовольствием согласился
бы отдать вам  и  по  десять  мараведи  из  каждой  сотни,  которую  вы  мне
принесете.
   - Ваш пример  неудачен,  -  возразил  Талавера.  -  В  данном  случае  их
величества финансируют вашу экспедицию.
   - Они рискуют золотом, - добавил Фонсека, - вы же - ничем.
   - За исключением собственной жизни, - усмехнулся Колон. - А  вкладываю  я
свой опыт мореплавателя, мужество, необходимое для того, чтобы противостоять
тем опасностям, которые могут подстерегать нас  в  неведомом,  и  идею,  для
реализации которой отправляется экспедиция. Мой взнос скромен, дон Хуан,  но
и прошу я всего одну десятую. Если же от меня потребуется затратить какие-то
средства на снаряжение экспедиции, соответственно должна возрасти и моя доля
прибыли.
   Злобная  гримаса,  перекосившая   лицо   Фонсеки,   побудила   Кинтанилью
вмешаться.
   - Мне представляется, сеньоры,  что  мы  можем  с  этим  согласиться  при
условии, что их величества одобрят наше решение.
   - Именно с одобрения их величествами... - подчеркнул Фонсека.
   - Очень хорошо, - кивнул Талавера. - Тоща, я полагаю, с этим все ясно.
   - Все? - брови Колона поднялись. - Все? - Он  оглядел  бесстрастные  лица
остальных. - Как же так, сеньоры? Вы  словно  принимаете  меня  за  обычного
наемника. Мы только начали, господин мой архиепископ.
   - А что еще вы можете требовать?
   - Титул адмирала во всех землях, которые  я  открою,  с  соответствующими
почестями и привилегиями, полагающимися адмиралу королевства Кастильского.
   - Помоги мне Боже! - воскликнул Фонсека, а дон Родриго  Ресенде  наградил
Колона убийственным взглядом.
   Колон же спокойно продолжал.
   - Причем титул, почести и привилегии должны  передаваться  по  наследству
моим потомкам.
   - А при чем здесь ваши потомки? - поинтересовался Кинтанилья.
   - Нынешние дворяне носят же титулы, полученные их далекими предками.
   - Вновь я вынужден  заметить,  сравнение  неудачное,  -  покачал  головой
Талавера.
   - Разумеется, неудачное, - поддержал архиепископа Фонсека.
   - Позвольте пояснить мою точку  зрения.  Открытые  мною  земли  останутся
владениями Испании на долгие времена, если не навечно, и  я  хочу  сохранить
причитающуюся мне  долю.  Но  раз  я  смертен,  она  должна  достаться  моим
потомкам.
   Едва ли они смогли придраться к логике его рассуждений, но  их  возмущала
сама мысль о том, что иностранец,  да  еще  низкого  происхождения,  требует
родовых привилегий.
   - Согласиться с этим, - вскричал  Фонсека,  -  означает  уравнять  вас  с
знатнейшими грандами Испании.
   - Ни один гранд не сослужил Испании столь добрую службу, как я.
   - Матерь Божья! Вы рассуждаете так, словно ваши открытия уже  явь,  а  не
грезы.
   - Когда они станут явью, я потребую кое-что еще.
   - Еще? - Талавера нахмурился, Ресенде рассмеялся. - Что же вы еще  можете
потребовать?
   - Звание вице-короля на всех открытых мною территориях.
   На какие-то мгновения все просто лишились дара речи. Первым пришел в себя
Фонсека.
   - Наверное, только скромность мешает вам потребовать корону Испании.
   Архиепископ сумел воздержаться от комментариев.
   - Других требований у вас нет, сеньор Колон? - сухо спросил он.
   - Вроде бы я сказал все.
   - Не теряю надежды, что со  временем  вы  придумаете  что-нибудь  еще,  -
ухмыльнулся Фонсека.
   Талавера тяжело вздохнул.
   - Слава Богу, мы с этим покончили. Буду с вами откровенен,  сеньор.  Ваши
требования превосходят все то, что я мог бы порекомендовать их  величествам.
Присутствующие здесь мои коллеги, похоже,  придерживаются  того  же  мнения.
Решение, разумеется, будут принимать их величества. Но я не сомневаюсь,  вам
откажут, если вы не умерите ваши притязания.
   Колон резко встал, стройный,  высокий,  посмотрел  на  них  сверху  вниз,
гордый, как Люцифер.
   - Я не сниму  ни  единого  из  моих  требований.  Сделать  это  -  значит
принизить величие  затеваемой  экспедиции.  С  вашего  разрешения,  господа,
позвольте откланяться. - Небрежно поклонившись, он  повернулся  и  вышел  из
комнаты.
   Над столом повисла тишина.
   - Вот к чему приводит необузданное воображение, - пробурчал Талавера.
   - Наглый выскочка, раздувшийся от  гордости,  словно  мыльный  пузырь,  -
поддакнул Фонсека.
   -  Проявим  в  наших  суждениях  хоть  немного  милосердия,  -  попытался
образумить священнослужителей Кинтанилья.
   Талавера аж вспыхнул.
   - Милосердие, сеньор? Милосердие не означает, что наглость надо принимать
со смирением. И нет нам  нужды  подавлять  праведное  негодование,  лицезрея
гордыню, за которую ангелов низвергнули в ад.
   - Не стоит удивляться тому, что он высоко  ценит  предлагаемый  товар,  -
заметил Ресенде. - Каждый торговец ведет себя точно так  же,  утверждая  при
этом, что ни на йоту не снизит цену. Если  их  величества  откажут  ему,  он
станет куда благоразумнее.
   - Если? - возмущенно переспросил Талавера. - Да в этом не может  быть  ни
каких сомнений.
   Прошла целая неделя, прежде чем король и  королева,  занятые  проблемами,
связанными с Гранадой и евреями, смогли принять архиепископа и его коллег.
   Кинтанилья,  глубоко  уважающий  Колона,  сохранял  полный   нейтралитет.
Ресенде придерживался мнения,  что  назначенная  Колоном  цена  может  стать
предметом переговоров. Но Фонсека и Талавера требовали решительного отказа.
   - Таковы его требования! - Талавера весь кипел от негодования. - Как ясно
видят ваши величества, наглость его не знает пределов.
   Фердинанд зло рассмеялся.
   - Хитрая тварь, я понял это с самого начала. Терять ему нечего, поэтому и
требует по максимуму.
   Но королева не согласилась с ним.
   - Он может потерять жизнь, - не зная того, она повторила слова Колона.  -
Он может не вернуться из путешествия в неведомое.
   - То есть вы поддерживаете его авантюру,  хотя  у  нас  на  счету  каждый
мараведи.
   - Мы обещали поддержать его.
   - Обещали. Но его чрезмерные требования освобождают нас от ранее принятых
обязательств. Я усматриваю в этом руку проведения.
   - Вы выразили мою мысль, ваше величество, - вставил Талавера.
   - Думаю, неудачную мысль, - одернула их  королева.  -  Провидение  нельзя
использовать как предлог для того, чтобы не сдержать данное нами слово.
   Талавера не стал возражать, но в бой вступил Фонсека.
   - Ваше величество, и речи нет о том, чтобы не сдержать слово.  Просто  вы
не можете выполнить обещанного  при  поставленных  условиях.  Если  бы  этот
человек попросил корону Испании, едва ли вы согласились  бы  на  это  только
потому, что обещали поддержать его экспедицию.
   - Но он же не просит корону Испании.
   - Не просит, - кивнул король. -  За  что,  похоже,  мы  должны  быть  ему
безмерно  признательны.  Но  он  же  хочет  стать  вице-королем   со   всеми
полагающимися привилегиями. Разве чувство собственного достоинства  позволит
нам вознести его так высоко?
   Королева сидела, глубоко задумавшись. Талавера решил, что  ее  величество
колеблется, и рискнул прийти на подмогу Фердинанду.
   - Мадам, речь идет о чести и достоинстве вашей  короны.  Я  убежден,  что
такой титул, пожалованный безвестному авантюристу-иностранцу, унизит и то, и
другое.  Триумф  креста  над  полумесяцем  принес  заслуженную  славу  вашим
величествам. И  сейчас  не  следует  оказывать  поддержку  этой  экспедиции,
которая, наверняка, закончится провалом.
   Брови королевы сошлись. Глаза стали холодными, как лед.
   - Вы ставите под сомнение мои действия?
   Талавера  разом  сник,  вспомнив,  что  и  духовник   королевы   остается
подданным.
   - Рвение услужить вам подвело меня, ваше величество.
   - И не только рвение. Ваши доводы. Что они, основываются на зыбком песке,
если вы столь легко изменяете их? Сначала говорите, что этому человеку  надо
отказать, потому что нет денег. Потом причиной становятся  затребованные  им
привилегии.
   Фердинанд громко рассмеялся.
   - Нет, нет, мадам. Не делайте  козла  отпущения  из  моего  архиепископа.
Причины для отказа  выдвигаю  я,  а  он  меня  поддерживает,  как  и  должно
верноподданному. Этот авантюрист требует слишком многого. Тут уж  ничего  не
попишешь. И я рад, что он выдвинул неприемлемые требования,  поскольку  этим
освобождает нас от ноши, которую мы не можем взвалить на себя.
   Изабелла покачала головой.
   - Я не могу разделить с вами эту  радость.  Экспедиция  эта  имеет  очень
важное значение. Если  она  завершится  успешно,  мы  выполним  волю  Божью,
распространив Его учение среди тех, кто блуждает во тьме.
   - Если завершится успешно, то да, мадам, -  пробормотал  Талавера.  -  Но
пока это все еще не более как мечты. На губах королевы заиграла улыбка.
   - Мечты? Ему уже говорили об этом прямо в  глаза.  В  вашем  присутствии,
господин  мой  архиепископ.  Вы  помните  его  ответ?  Как  вам  показалось,
граничащий с ересью.
   Талавера покраснел, но король вновь поспешил ему на подмогу.
   - Архиепископ прав в том, что мы станем посмешищем для всего  мира,  если
поддержим Колона, а его мечты останутся нереализованными.
   - Я думаю, что победа над маврами, увенчавшая многолетнюю войну, убережет
нас от этих насмешек. Итак... - Она повернулась к четырем советникам.  -  Мы
поняли, что вы хотели нам сказать. Теперь его величество и я должны  принять
решение. Вы можете идти.
   Принятие решения затянулось  надолго.  Верность  королевы  данному  слову
боролась с нежеланием короля согласиться с условиями Колона.  Последний  все
это время находился в Санта-Фе, безо всякого удовольствия принимая участие в
празднествах победы над маврами.
   Наступил февраль, в воздухе запахло  весной,  и  только  тогда  король  и
королева  смогли  нащупать  взаимоприемлемый  вариант.  К   Колону   послали
Талаверу. Королева, поддерживаемая маркизой Мойя,  настояла  на  том,  чтобы
выйти к мореплавателю со встречным предложением.
   Колон получал требуемую десятую долю и  титул  адмирала  до  конца  своих
дней. Но его потомкам не доставалось ничего. Не могло быть и речи  о  титуле
вице-короля.
   Более выгодного для Колона решения Талавера, пожалуй,  одобрить  не  мог.
Придя в дом Кинтанильи, высокий, худощавый, в  простом  монашеском  одеянии,
несмотря  на  сан  архиепископа,  ровным  бесстрастным  голосом  он  изложил
королевское послание.
   Колон, стоя перед архиепископом, слушал в пол-уха. Его оскорбило, что  их
величества после  столь  долгого  ожидания  не  приняли  его  во  дворце,  а
направили к нему посыльного.
   - Возможно, ваше преподобие забыли сообщить  их  величествам,  что  я  не
откажусь ни от одного моего условия?
   Тень улыбки пробежала по липу Талаверы.
   - Будьте уверены, я в точности передал им ваши слова.
   - Тоща, мой господин, не буду больше отнимать вашего времени. Мне  нечего
вам сказать.
   -  Как,  сеньор?  -  вознегодовал  архиепископ.  -  Таков  ваш  ответ  на
королевское послание?
   - Кажется, вы что-то не так поняли. Это я  получил  ответ.  И  исходя  из
него, считаю для себя необходимым незамедлительно покинуть Испанию.
   Кинтанилья поспешил вмешаться.
   - Не делайте этого, сеньор Колон. Вы же погубите свое будущее.
   Колон рассмеялся.
   - Погублю свое будущее? Едва ли. Пострадаю не я - Испания. - Он подошел к
двери, открыл ее. - Целую ваши руки, господии мой архиепископ.
   Талавера вздрогнул, словно его ударили.
   - И это все, что вы хотели мне сказать?
   - Подумайте, - молил Колона Кинтанилья.
   - Мое решение неизменно. Человек, готовый оказать Испании  такую  услугу,
не может довольствоваться жалованьем наемника.
   - Благословенны будут смиренные, - с сарказмом процедил Талавера.
   - Потому что их можно топтать ногами, - ответил Колон.
   На пороге архиепископ задержался, посмотрел Колону прямо в глаза.
   - Столь гордый человек, как вы, не придаст,  наверное,  особого  значения
мнению  бедного  монаха.  Но  я  полагаю,  что  их  величества  можно  будет
поздравить с вашим отказом.
   - Ваше преподобие неточны в  изложении  фактов.  Отказался  не  я,  а  их
величества.
   - Да пребудет с вами Бог. - И архиепископ вышел из дома.
   - Бог пребывает с вашим преподобием, но дьявол все равно утащит вас в ад,
- вторую  половину  фразы  Колон  произнес  после  того,  как  за  Талаверой
закрылась дверь.
   Когда  Колон  вернулся  в  комнату,  Кинтанилья  встретил  его  печальным
взглядом.
   - Ах, Колон! Так сразу от всего отказаться!
   - Удивительная ошибка для их величеств.
   - Их ошибка? - изумился Кинтанилья. - Я говорю о вашей глупости!
   - Вы полагаете, что у меня нет гордости? Или я не представляю  себе,  что
предлагаю и какую  должен  получить  награду?  Неужели  я  даже  не  достоин
аудиенции и со мной можно разговаривать через посыльного? - Колон  кипел  от
ярости. - Если Господь Бог открыл мне то, что невидимо другим  людям,  можно
ли идти против воли Божьей? Даже подумать об  этом  -  святотатство.  Будьте
уверены, другие подберут то, что бросили владыки Испании.
   Монолог  этот  поверг  Кинтанилыо  в  отчаяние,  а  Колон,  оставив  его,
отправился к Сантанхелю, чтобы сообщить о своем решении покинуть Испанию.
   - Я всегда буду помнить ваше доброе отношение ко мне, дон Луис.
   - Куда же вы поедете? - спросил Сантанхель.
   Колон гордо вскинул голову.
   - Во Францию. Обогатить ее дарами, отвергнутыми Испанией.
   Сантанхель  прошел