е глаз стало строгим.
   Капитан Мендвилл высказал свое предположение исключительно для проверки
и теперь получил представление о твердости духа,  таившегося в  этой хрупкой
фигурке. Он не догадывался, что ее поведение  объяснялось обидой  на  Гарри,
который почти не обращал на нее внимания в  продолжение  разговора. Позднее,
обдумав  все  более  спокойно, она наверняка поймет,  что  Гарри  просто  не
представилось такой возможности, но сейчас ею руководила одна только обида.
   - Не думаю, что когда-нибудь снова захочу его видеть. С этим покончено.
По-вашему,  у  меня  нет  гордости?  Такого вы  обо  мне  мнения?  -  Миртль
остановилась и глядела теперь на него почти надменно.
   -  Какое  значение  имеет мое мнение?  -  В голосе  Мендвилла  сквозила
печаль.
   - Почему же, позвольте спросить, оно не имеет значения?
   Они  не  подозревали,  что  стоят на виду  у  Лэтимера,  который  хмуро
наблюдал за ними  из зарослей.  Он не  мог разобрать, о  чем  они говорят. А
увидел он то, как капитан Мендвилл, оставив повод,  взял руки Миртль в свои,
глядя на нее с высоты своего роста взглядом, полным нежности.
   - Я... Я не  смею ответить вам, - выговорил капитан робко. - Я не смею.
И  еще: я  не  трус, хотя,  Бог свидетель, страшно боюсь,  что  вы могли так
подумать.
   -  Подумать  так?  Роберт!  Вы  проявили удивительное  терпение. Только
храбрый человек мог вести себя подобно вам.
   - Моя дорогая, ваши слова переполняют меня радостью. А что до того, что
я  думаю  о вас... - Мендвилл не закончил и наклонился, чтобы поцеловать  ее
руки.
   Он почувствовал, как Миртль невольно отпрянула и попыталась высвободить
их,  словно  испугавшись  тех  слов, которые он  вот-вот  может  произнести.
Мендвилл снова положился на всемогущую силу терпения  и сменил тон, убрав из
него лишнюю торжественность.
   - Если бы я признался, что считаю  вас достойной восхищения, вы бы надо
мною посмеялись,  я  знаю.  -  И он сам  улыбнулся.  - Поэтому, раз  вы  так
настаиваете,  я  скажу, что  вы - самая очаровательная кузина в  колониях. И
добавлю, что в Роберте Мендвилле вы найдете постоянного и надежного друга.
   -  Друга  -  о,  да!  -  ее  пальцы  стиснули  его  ладонь  и, наконец,
освободились.-  Я  в  вас  не ошиблась. Как  редко  у женщины  бывает  друг,
истинный друг, на которого можно положиться. Возлюбленного она может  найти,
если захочет, но друга... Благослови вас Бог, Роберт.
   Они двинулись  дальше.  Мендвилл, утвердившийся  в  положении  старшего
брата,  которое  он неудачно  попытался  было изменить, положил даже руку на
плечо Миртль, как бы обняв ее по-родственному на одно мгновение.
   - Всегда  рассчитывайте  на меня, моя дорогая Миртль. Что бы с вами  не
приключилось, всегда требуйте моей помощи. Вы обещаете?
   - Да, с радостью, - отвечала она, смеясь.
   Красный рукав с обшитыми  золотой тесьмой  обшлагами, обнимающий  плечи
Миртль, и  ее  обращенное к  Мендвиллу личико было  последнее, что различили
сощуренные глаза Лэтимера.
   Мистер Лэтимер понял, что он слишком долго пробыл вдали от Чарлстона, и
все  известные  ему циничные афоризмы  женоненавистников  теперь  показались
Лэтимеру, как это  ни  прискорбно, весьма  близкими  к  истине.  Он медленно
порвал  маленькую записку,  и, когда возвращавшаяся Миртль вскоре показалась
одна  на  аллее,  пренебрег  представившейся  возможностью  объясниться.  Он
дождался,  пока она  скроется за  деревьями, и только после этого отправился
искать своего грума, чтобы немедленно отправиться в Чарлстон.



Глава VII. Мендвиавелли

   Этим же вечером капитан  Мендвилл вернулся в резиденцию губернатора.  В
гостиной  происходило   небольшое  столпотворение.   Лорд  Уильям  оживленно
беседовал с гостями,  приглашенными  ее светлостью. На приеме присутствовало
немало тори  вроде Раупеллов и Роггов;  явилось  несколько человек, подобных
зятю  ее  светлости,  Майлсу  Брютону,  и  столь  консервативных  в  методах
оппозиции  правительству,  что  они оказались -  во всяком  случае,  с точки
зрения   вигов   -  где-то  посредине  между   обеими  партиями;  остальные,
составлявшие основную часть гостей, принадлежали к семьям, которые сэр Эндрю
назвал бы кланами мятежников.
   Перед проницательным и отчасти презрительным взором  капитана Мендвилла
предстала  модель  всей   колонии.  Две   партии  тайно  враждовали,  каждая
вооружалась, но параллельно  прилагала  лихорадочные усилия  для  сохранения
мира, ибо ни одна из них не чувствовала себя созревшей для боевых действий и
ни одна не знала, что  сулит ей война;  каждая готовилась к сражению,  как к
последнему средству, и все же стремилась не  приближать  ее  в надежде,  что
такая необходимость отпадет.
   Пробираясь  сквозь толчею к его светлости, капитан очутился перед  леди
Уильям Кемпбелл,  прекрасной юной дамой. Она была лишь чуточку пониже своего
супруга  - вице-короля,  ее стройная  осанка  и  горделивая  посадка  головы
говорили об уверенности в  себе, а грацией и обаянием она могла сравниться с
богиней Гебой.
   - Вы  опоздали, - упрекнула  леди Кемпбелл капитана,  - и, заслуживаете
наказания, хотя, несомненно, сейчас рассыпетесь в  извинениях,  о несчастный
раб долга!
   - Проницательность  вашей светлости освобождает мой сирый ум от поисков
оправдания.
   - Не проницательность, сэр, но сострадание. - Она коснулась его руки. -
Вам нужно пойти  и побеседовать  с мисс Миддлтон. Она  так  обожает  красные
мундиры, что стала самой верной из подданных короля.
   Мендвилл не принял ее легкого тона.
   - Ваша светлость должны  меня извинить. Мне необходимо срочно увидеться
с лордом Уильямом.
   Леди Уильям  посмотрела на  него  внимательно, в  глазах  ее  мелькнуло
беспокойство. При всей ее смелости,  иногда граничащей  с легкомыслием,  она
пребывала  в  постоянной  тревоге  за  мужа, которого любила  и который  был
возвышен до должности сколь почетной, столь и обременительной.
   - Что-нибудь серьезное? - спросила она.
   -  Не  столько серьезное,  сколько неотложное, - успокоил Мендвилл. - У
меня сегодня был хлопотливый день.
   К ней вернулся присущий ей немного язвительный юмор.
   - Ничто не нагоняет такой тоски, как ваше усердие, Роберт.
   Он улыбнулся,  выражая согласие, после чего направился к лорду Уильяму,
только что покинувшему нескольких дам, и предложил ему удалиться в небольшую
смежную  комнатку.  Там к ним присоединились капитан  Таскер, второй конюший
его  светлости,  и Иннес, последовавший за ними  по  собственной инициативе.
Мендвилл кивнул обоим и не стал попусту тратить слов на вступление.
   -  Человек, получивший  сегодня утром  аудиенцию у  вашей  светлости  и
назвавшийся Диком Уильямсом, на самом деле - Гарри Лэтимер.
   Заявление было настолько ошеломляюще, что его пришлось повторить.
   -  Этого  еще не хватало!  - всплеснул руками лорд  Уильям. Он принялся
вспоминать, о чем шла речь во время аудиенции, а когда вспомнил, то ахнул: -
Боже мой! - и бессмысленно уставился на Мендвилла.
   Мендвилл сочувственно покивал головой.
   - Боюсь, он узнал  от  нас множество  интересных вещей.  Его подослали,
чтобы  выведать,  к  чему  клонится  дело, как  относится ваша  светлость  к
Провинциальному  конгрессу  и  разведать,  по  какому  каналу  вы  получаете
донесения о его секретной деятельности. Боюсь, он преуспел в выполнении всех
трех заданий.
   - О! Но это невозможно! С ним же был Чини, - воскликнул губернатор.
   Мендвилл вкратце изложил ему то, что случилось в Фэргроуве. Лорд Уильям
застонал.
   -  Мы  имеем дело с опасным человеком, - сказал Мендвилл. -  Он  смел и
находчив,  и он наш убежденный противник, а его богатство дает  ему огромное
влияние и необыкновенную власть.
   - Да-да, - раздраженно перебил его губернатор. - Но  что с Фезерстоном?
Вы позаботились о нем?
   - Это не имеет значения, - холодно ответил капитан. - Фезерстон - битая
карта.  Он  больше не  сможет  приносить  нам  пользу,  поскольку  я не смог
арестовать Лэтимера.
   - Но, ради Бога, капитан! Необходимо спасти его.
   - Не знаю, не знаю. Не уверен, - сказал Мендвилл с таким видом, что все
трое недоуменно воззрились на него.
   - Но  разве не  вы говорили  минуту назад, что  они вздернут Фезерстона
сразу, как только узнают о нем от Лэтимера?
   - Говорил.  Либо вымажут  в  дегте  и вываляют  в  перьях,  -  Мендвилл
небрежно  упомянул  об  этой  альтернативе и так  же  спокойно и  откровенно
добавил: - Если над ним учинят что-нибудь  этакое, у нас  появятся, наконец,
неопровержимые улики  против  Лэтимера. И  я  сам и, скорее всего, сэр Эндрю
сможем  засвидетельствовать,  что  все  это  -  результат  подрывной  работы
Лэтимера.
   - Вы собираетесь принести Фезерстона в  жертву,  чтобы  только получить
возможность обвинить Лэтимера? - ужаснулся вице-король.
   Теперь удивленным выглядел Мендвилл.
   - Сейчас  не время  для  сантиментов, да  и случай неподходящий, - сухо
ответил он. -  В жертву политике  приносили людей и поважнее Фезерстона. Что
до меня, то я не настолько чувствителен, чтобы  переживать  из-за  какого-то
там шпиона. Он  сам поставил на карту свою  жизнь. Над шпионами всегда висит
угроза  скорой  расправы.  А  вы  подумайте  о  том,  что  выигрываете:  вам
предоставляется случай избавить государство от опасного врага.
   Последовала продолжительная пауза,  прежде чем его светлость  нашелся с
ответом. Не успевшее зачерстветь сердце юного губернатора было потрясено.
   -  Да вы хладнокровный Макиавелли[20], - наконец выдавил он из  себя  с
оттенком недоверия.
   Мендвилл только пожал плечами.
   - Ваша светлость являетесь губернатором провинции, в  которой то и дело
раздаются призывы к бунту. Вы обязаны подавить их любыми средствами. Кабинет
министров в  Англии  ждет  от  вас результата,  а  какими средствами  вы его
добьетесь -  им  все  равно. Разве может  жизнь какого-то ничтожества  вроде
Фезерстона быть помехой в таком важном деле?
   Лорд  Уильям,  терзаясь  сомнениями, заложил  руки  за  спину  и  начал
вышагивать взад-вперед по комнате. Таскер  и Иннес не произносили ни  слова;
оба  были  напуганы  предлагаемыми  методами управления провинцией. Мендвилл
наблюдал   за  его   светлостью  едва  ли  не  с  презрением.   Разве  этому
чувствительному мальчишке  сокрушить гидру мятежа? Куда там! На что надеется
империя, если в такие кресла сажают младших сыновей, не способных справиться
с пустяковой проблемой?
   Но лорд Уильям,  хоть и был гуманен и по натуре чувствителен, отнюдь не
был  наивным   новичком  в  искусстве  управления  государством,  каким  его
представлял себе Мендвилл.
   -  Чисто по-человечески, Мендвилл,  ваше предложение звучит ужасно. А с
точки  зрения политики  оно  безумно.  Если даже использовать  Фезерстона  в
качестве  приманки,  то  каким  образом  после  этого  мы  сумеем арестовать
Лэтимера?   И   какому   из  судов   провинции   поручить   в  этом   случае
разбирательство? Вы подумали, какой суд будет выносить приговор?
   -  Для судебного разбирательства по  такому  серьезному  обвинению  его
можно - нет, необходимо - послать в Англию.
   Лорд Кемпбелл в раздражении ударил кулаком по ладони.
   - Так я и  знал.  Вы  собираетесь  применить  именно  тот указ, который
служит  сейчас объектом  недовольства, и хотите с его помощью расправиться с
человеком, ставшим героем  в глазах толпы. И за  какое преступление?  Да вся
провинция его с восторгом одобрит. В этом заключается  ваш метод управления?
Неужели  вы  не понимаете,  что это  ускорит те  самые  события,  которых мы
стремимся избежать любой ценой? Что  это повлечет  за  собой открытый мятеж?
Что  это заставит нас прибегнуть к  силе и похоронит  последнюю  надежду  на
примирение колонии с империей?
   - Эфемерная  надежда,  - убежденно возразил  Мендвилл.  -  Это иллюзия,
которая привносит в нашу политику нерешительность и слабость.
   Но лорд Уильям твердо стоял на своем.
   - Это просто  ваша точка зрения,  Мендвилл,  а  я  придерживаюсь  иного
мнения. Готовясь к худшему, я продолжаю надеяться на лучшее. И,  полагаю, не
без оснований.
   - Но если... - начал капитан.
   Губернатор поднял руку.
   - Говорить больше не о чем.
   Мендвилл  мог влиять  на  него почти во  всем, за  исключением  методов
управления провинцией. Ибо  здесь его светлость находился под влиянием своей
жены  и ее многочисленных чарлстонских  родственников, не желавших настоящей
войны.
   - Буду  вам признателен,  - заключил  губернатор, -  если вы не  мешкая
отправитесь на поиски Фезерстона. Отвезите его на "Тамар".  Там  он  будет в
безопасности  - Торнборо за ним  присмотрит. При необходимости отошлем его в
Англию.
   Если  Мендвилл  и  был  уязвлен,  то  не  подал  виду.  Он  поклонился,
показывая, что подчиняется приказу.
   - Будет немедленно исполнено, - сказал он спокойно,  будто и не вступал
в полемику.
   Мистер Иннес так прокомментировал это происшествие:  "Его светлость без
обиняков назвал капитана Мендвилла хладнокровным Макиавелли, ибо тот проявил
решимость  и  настойчивость  -  качества,   каковых  самому   лорду  Уильяму
недостает. Если бы  губернатором этой  провинции  был  капитан Мендвилл,  от
бунтарских настроений скоро и следа бы не осталось" .
   Иннес был далек от мысли, что решимость капитана пошла  гораздо дальше,
чем  настойчивость. Не  обнаружив  Габриэля  Фезерстона  в доме его замужней
сестры, где тот жил и куда при необходимости за ним посылали от губернатора,
Мендвилл  принялся  тщательно   разыскивать  агента  в  таких  местах,   где
вероятность  встретить  его  была ничтожной. Приказ губернатора противоречил
планам капитана, но  не изменил их; Мендвиллу оставалось добиться  своего не
мытьем, так катаньем.
   В то же самое время, когда Мендвилл прокладывал себе путь сквозь  толпу
гостей леди Уильям,  юный мятежник  Лэтимер  вернулся в Чарлстон и  широкими
шагами  вошел в гостиную  великолепного особняка  у Восточной бухты. Комната
выглядела  несколько  сумрачной из-за  того, что  была  обшита  потемневшими
дубовыми  панелями,   увешанными   портретами   предков   Лэтимера.  Подобно
большинству  комнат  в  доме,  ее обстановка  состояла  из  ореховой мебели,
вывезенной из  Голландии  пятьюдесятью  или шестьюдесятью годами  раньше.  В
Англии стиль этой мебели  связали бы с царствованием Уильяма и Марии[21]. Из
резной рамы  над  каминной полкой  гостиную  обозревал угрюмый  джентльмен в
пышном парике. Между ним и Гарри Лэтимером усматривалось явное сходство.  Но
еще большее сходство  можно было обнаружить - и это  весьма злорадно отметил
Чарлз Монтегю - между оным портретом кисти сэра Годфри Неллера, изображавшим
родоначальника династии Чарлза Фицроя  Лэтимера, и - подлинные  слова  лорда
Чарлза - "герцогом Бэкингемским, сим развеселым принцем, возложившим на себя
нелегкий труд стать отцом родным доброй половине своих подданных"[22].
   На  плетеной  кушетке  под  высоким  окном  развалясь  возлежал  полный
светловолосый   молодой   человек,   читавший  "Уэйкфилдского  викария"[23].
Джентльмен являл собою мужскую копию леди Кемпбелл, и,  несмотря  на то, что
лицу  его недоставало ее  красоты и магнетического обаяния, он все же, как и
его сестра,  обладал фамильной  способностью располагать  к  себе  людей.  С
первого взгляда на него становилось  ясно, что он ленив и добродушен, самыми
серьезными в жизни занятиями, вероятнее всего, считает скачки, петушиные бои
и охоту  на  лисиц. Менее  очевидным  представлялось то,  что  он  проявляет
интерес к политике и переживает за судьбу колоний.
   При  появлении Лэтимера  мистер  Томас  Айзард  -  так  звали  молодого
человека - отложил книгу в сторону и подавил зевок.
   - Я начал за тебя беспокоиться, - сказал он.
   - Почему? Который час? -  Задавая эти вопросы, Лэтимер уже посмотрел на
стоящие в углу напольные часы в ореховом футляре. - Пол-шестого. Боже мой! Я
и не думал, что уже так поздно.
   - Должно быть, приятно проводил время.
   - Приятно! - Лэтимер плюхнулся в кресло и коротко рассказал обо всем. -
Видишь, - заключил он, - я не преувеличивал опасность ареста, хотя не  думал
застать там капитана Мендвилла.
   Том бросил на него мрачный взгляд.
   - Было бы странно, если бы его там не оказалось. Этот галантный капитан
ездит туда чуть ли не каждый день.
   - Почему же ты меня не предупредил?
   - Ты сделал бы свои выводы  и назвал бы меня лжецом, вероятнее всего. А
мне, Гарри, хоть убей, не хотелось с тобой ссориться даже из-за самой что ни
на есть распрекрасной представительницы женской половины человечества.
   Ровно год  тому назад его бросила жена - сбежала с каким-то французским
дворянчиком, случайно осчастливившим колонию своим посещением. Жена его была
сущей  мегерой,  изводившей  его все  два  года  супружества,  и  потому ему
следовало благодарить  судьбу  после  этого события,  но  душа  человеческая
непостижима:  вместо  этого он негодовал и  молился о  наступлении того дня,
когда  сможет вызвать  на  дуэль и убить  француза, оказавшего  ему воистину
величайшую в жизни услугу.
   Об этой истории мы вспоминаем только для того, чтобы пояснить читателю,
что Том Айзард  был самым неподходящим советчиком,  какого  только мог найти
Гарри Лэтимер.
   - Н-да-а, - протянул  Лэтимер;  в  его  глазах промелькнуло  неприятное
воспоминание, но он заставил себя  отбросить тревожные мысли. Голос его стал
будничным.  -  Миртль нежданно обнаружила,  что не может  выйти за человека,
сомневающегося  в  непогрешимости  короля  Георга[24].  Поэтому  она  отдает
предпочтение красному мундиру, имеющему  честь служить его всемилостивейшему
величеству. Что ж, сие логично.
   - Логично!  -  поперхнулся мистер Айзард.  -  Слыхано ли, чтобы женщина
вела себя логично? Обыкновенный  расчет  - вот что это  такое, Гарри. А коль
скоро  это так,  то не  стоит  убиваться. Я  рад, что  ты воспринял  все так
спокойно. Я ведь писал тебе как-то, что Мендвилл, если  ему повезет, может в
один прекрасный день стать графом Челфонтским.
   К его удивлению, Гарри накинулся на него с внезапной яростью:
   - Что, черт побери, ты хочешь этим сказать?
   - Боже милосердный! Разве ты говорил не о том же?
   - Ты думаешь, я  подозреваю  Миртль в корысти? Что она  продает себя за
титул?
   - Можно подумать, такого никогда не бывало от сотворения мира.
   - С такой женщиной, как Миртль, это невозможно.
   - Сдается мне, Гарри, у тебя маловато жизненного опыта, - сказал Айзард
тоном умудренного старца. - Женщины - это самые...
   - Буду премного благодарен, если ты обойдешься  без обобщений. Не может
мистер Томас Айзард быть наставником по части женщин.
   -  Ей-Богу, не  может!  Уж больно  предмет  неблагодарный.  Хотя пример
упомянутого кандидата в наставники весьма поучителен.
   Появление старого  Джулиуса  прекратило неприятную дискуссию.  Он  внес
поднос с рюмками,  серебряной бутылью, заключавшей в себе изумительный пунш,
приготовленный  из  рома,  ананаса  и  лимонов,  серебряною  же  коробкой  с
прекрасным табаком и парой трубок.
   Пока слуга наливал пунш, друзья  молчали,  а  после его  ухода спор  на
щекотливую тему не возобновлялся. Существовали более неотложные вопросы.
   -  Раз мне теперь не  понадобится  представитель на совещании, Том,  ты
можешь отдать мне письмо.
   - Охотно, - сказал Том  и вытащил пакет  из кармана. - Ей-Богу, если бы
ты не вернулся и мне пришлось идти на это собрание вместо тебя, я не стал бы
на нем  засиживаться.  Я бы  поднял всю  партию  Сыновей Свободы  и помчался
вызволять тебя из Фэргроува.
   - Я был уверен, что на тебя можно положиться, - с улыбкой сказал Гарри.
- Думая меня схватить, они сами не ведали, чей гнев на себя навлекают.
   Часы в ореховом футляре пробили шесть. Мистер Лэтимер вскочил на ноги.
   -  Я должен идти. Шесть -  это назначенный час. Я ненадолго - оставайся
на ужин. Выкури пока трубочку.
   Он уже приблизился к дверям, когда Том его окликнул.
   - Берегись, Гарри.  Не