Миртль,  под
которыми пролегли глубокие тени.
   - Почему... почему ты об этом спрашиваешь?
   Лэтимер поднял брови.
   - Но... - он выглядел обеспокоенным, - что уж  такого необычного в моем
вопросе? Чего ты так испугалась?
   Она попыталась улыбнуться. Улыбка вышла жалкой.
   -  Нет,  нет,  что ты... Просто  я себя неважно чувствую, - сказала она
жалобно и,  собрав последние  силы, добавила: - Я все время пугаюсь... этого
грохота пушек.
   - Бедное дитя, бедное дитя! - сочувственно пробормотал Молтри.
   - Понимаю, дорогая, понимаю. - Голос мужа был ласковым и успокаивающим.
- Я спросил потому, что весь вечер меня странным образом преследует мысль  о
Мендвилле.  Бог знает почему. Как  будто нет причин его вспоминать. Полагаю,
ты ничего о нем не знаешь?
   Миртль покачала головой.
   - Ничего.
   Молтри отодвинул стул и поднялся  из-за стола, поставив тем самым точку
в  разговоре. Впрочем,  он  и  так уже  был закончен: Лэтимер  не  собирался
истязать жену до бесконечности.
   - Пойдем, Гарри, - поторопил  генерал. - Дело не ждет. Полчаса назад  я
получил от Ратледжа записку. Он уже на укреплениях.
   Чтобы усыпить подозрения  Миртль, Лэтимер  подошел и поцеловал ее.  Она
встала и на мгновение прижалась к мужу. Он погладил ее по плечу, сказал, что
они  уходят  не надолго,  а этой  ночью штурма  не  предвидится, и  поспешил
вдогонку Молтри.
   На пороге его внезапно остановил ее резкий возглас:
   - Гарри!
   Он  обернулся.  Она стояла,  тяжело оперевшись на  стол и смотрела мимо
него остановившимся взглядом. Что-то явно не давало ей покоя.
   - Я... я хотела...  - она  осеклась,  затем, помедлив, продолжила,  - я
хотела сказать, береги себя. Я не лягу, пока ты не вернешься.
   Лэтимер видел - совсем не то она пыталась сказать - и вышел, уверенный,
что Миртль все же хочет вырваться из трясины лжи,  в которую погружается все
глубже.



Глава XII. Проверка

   Всю ночь  Лэтимер провел в поле на  укреплениях, где  в  неровном свете
множества горящих бочек с дегтем стояли наготове солдаты и офицеры.
   Ранним вечером в город  с  позиций донеслись звуки нескольких  пушечных
выстрелов. Взбудораженные  горожане  решили, что началась атака. Однако  это
была всего лишь нелепая  случайность, впрочем, оказавшаяся прямым следствием
слишком  неограниченных полномочий губернатора Ратледжа. Незадолго до  этого
происшествия   губернатор  потребовал   отдать   под  его  командование  все
ополчение, которое он привел из Оринджберга. Обнаружив прошлой ночью брешь в
земляном валу, он приказал отряду  своих людей под  началом майора  Хьюджера
заделать  их. Передвижение  отряда  вблизи  передовой  встревожило  часовых,
охранявших вал  и получивших однозначный приказ генерала  Молтри стрелять по
всякому, кто приблизится в темноте к их позициям. Вообразив, что имеют  дело
с отрядом противника, часовые  произвели  несколько  смертоносных  залпов по
движущимся фигурам, а солдаты в траншеях приняли  их за сигнал к бою. Беглый
огонь из мушкетов и даже из нескольких орудий быстро охватил переднюю линию,
шквалом сметая все на открытой местности перед нею.
   Суматоха  вскоре  улеглась,  но  за  это  время успели погибнуть  майор
Хьюджер  и двенадцать его солдат. Последовала острая стычка  между  Молтри и
Ратледжем.  бригадный генерал требовал  положить конец двойному  руководству
армией,  иначе,  считал   он,  поражение  неминуемо.   Ратледж,  подавленный
происшествием, уступил гораздо легче, чем можно было от него ожидать.
   Другим   результатом  нелепой  гибели   храброго  и   всеми  уважаемого
Бенджамина Хьюджера стало  назначение Тома Айзарда, которому не давала покоя
некоторая   праздность   его   нынешнего   существования,   командиром  роты
ополченцев.
   В три часа  утра Молтри и Лэтимер ехали верхом, направляясь к городским
воротам. Они возвращались с  южного крыла обороны, где саперы все еще спешно
достраивали   укрепления.   Из   темноты   их  окликнул   офицер,  посланный
губернатором.  Когда они натянули поводья,  он  подъехал  и сообщил, что его
светлость ждет генерала на военный совет.
   У ворот  они увидели  полдюжины  офицеров,  приглашенных  на  секретное
совещание, в том числе  Кристофера  Гедсдена. Губернатор  сидел  на  завале,
представлявшем  собой  груду  булыжников  перед  въездом  в  город;  офицеры
расположились  около  него  полукругом.  Вся  группа освещалась  красноватым
светом  пламени  горевшего  в   бочках  дегтя.  В  отдалении,  за  пределами
освещенного участка,  наполовину  сливаясь  с темнотой, стояли с их лошадьми
ординарцы.
   Молтри  и  Лэтимер  спешились  и,  оставив  своих   лошадей  ополченцу,
присоединились к  собранию. Подошел негр  Гедсдена с кувшином и  налил вновь
пришедшим по чарке  антигуанского рому - к великой радости обоих, ибо в этот
предрассветный  час  в  воздухе   резко  похододало.  Молтри  воспользовался
заминкой,  чтобы   набить  и  раскурить  свою   трубку.   Негр  скрылся  под
одобрительные и благодарные возгласы в адрес Гедсдена, и Ратледж приступил к
делу, ради которого собрал совет.
   Он сидел на валуне  в унылой позе, уронив руки на колени, и  лицо его в
красноватых отсветах выглядело мрачнее обыкновенного.
   - Я получил донесение, что Превост готовится с рассветом двинуть вперед
основные силы своей  армии. Она насчитывает от семи до восьми тысяч человек.
Это,  по  меньшей мере, на тысячу  больше,  чем  я предполагал.  Они  хорошо
экипированы и имеют сильную артиллерию. Сколько у нас людей, генерал Молтри?
   - Около трех тысяч, - ответил тот.
   Ратледж устало вздохнул.
   - Боюсь, это слишком смелое округление.
   Молтри с ним не согласился. Он принялся детально доказывать губернатору
его неправоту, и отчасти преуспел в этом.
   -  Даже  если так,  -  возразил  наконец  Ратледж,  - этого  отнюдь  не
достаточно, чтобы противостоять грозной армии, выставленной против нас.
   Молтри засмеялся:
   - Нас никогда не было достаточно, даже с точки зрения людей, обладающих
военным опытом. Генерал  Ли,  помнится, говорил мне  то  же  самое,  когда я
командовал  фортом Салливэн. У  него  была одна забота - наведение  надежной
переправы   для  отступления.   Надеюсь,   вы,  ваша  светлость   не   столь
"предусмотрительны".
   Обстановка немного  разрядилась;  даже  те офицеры, которым  передалось
уныние Ратледжа, сдержанно засмеялись. Молтри презирал опасность,  упорно не
желая  оценивать  свои  силы только их  численностью. Он  не только сам  был
храбр, но и вселял уверенность в других.
   -  Смею вам напомнить,  господа, - произнес Ратледж жестко, - что  если
британцы преодолеют наши  укрепления, то погибнут и пострадают многие жители
города.
   - Не об этом надо думать в такой момент, Ратледж, - раздраженно вставил
Гедсден.  При  обсуждении  военных вопросов  полковник  впадал  в  такие  же
крайности, как и в политических дебатах.
   - Для вас, возможно, так оно и есть. Вы  - солдаты, и перед  вами стоит
ясная  задача;  вам  не  нужно  думать  ни  о  чем, кроме  выполнения своего
солдатского  долга.  Но  я отвечаю за жизнь и  благополучие всех, кем  волею
судьбы  поставлен   править.  Вы  обязаны  представлять  себе,  какие  ужасы
сопутствуют штурмам городов, и, я уверен,  не хотите подвергнуть этим ужасам
Чарлстон. Однако слабость нашей обороны не является для вас секретом.
   -  Черт возьми! -  возмутился  Молтри, вынув трубку  изо рта.  - Уж  не
предлагаете ли вы нам сдаться, не дожидаясь первого удара?
   - Нет  смысла обсуждать  какие-либо предложения,  пока  британцы  их не
выдвигали.
   Раздался   возмущенный  ропот,   кто-то   схватился  за  голову.  Общее
недоумение выразил Молтри:
   -  О  Господи,  что  с  вами,  дружище?  Разве   наше  положение  более
безнадежно, чем в форте Салливэн? Тогда генерал Ли,  который никогда  не был
ни дураком, ни трусом, советовал мне эвакуировать  гарнизон. Но  ты-то  ведь
писал мне  перед боем, что скорее  отрежешь себе правую руку,  чем подпишешь
приказ об отступлении. Это твои  собственные слова,  я прекрасно их помню. А
теперь - как прикажешь тебя понимать?..
   Его слова потонули  в недовольном  хоре  упреков в  адрес  губернатора.
Ратледж переждал, пока утихнет волна протестов.
   - Господа, ваше возмущение делает  честь вашей доблести, но не здравому
смыслу.   Никто   ведь  не  станет  отрицать   ненадежность  наших  земляных
укреплений.
   -  Однако  укрепления  остаются укреплениями, -  парировал Молтри, -  и
британцам придется их атаковать. Я знаю, на чьей стороне в подобных  случаях
преимущество.
   - Не будь у вас за спиною города, я бы согласился, генерал.
   -  Город  был  за  нами и  тогда, на  острове  Салливэн,  - нетерпеливо
закричал Молтри.
   Ратледж сохранял хладнокровие.
   - Есть небольшое,  но очевидное различие  между тем, что  было тогда, и
тем, что есть теперь. Тогда городу не угрожала артиллерийская бомбардировка,
теперь  же  ее  не избежать. Кроме того, первый же  обстрел может превратить
наши валы  и  траншеи  в непригодные  для  обороны груды земли. Будет  лучше
всего,  генерал,  если вы  пошлете  парламентера  и выясните,  какие условия
склонен выставить нам генерал Превост.
   Молтри выругался с несвойственной ему грубостью.
   -  Я  не стану  посылать  никакого  парламентера, -  заявил  он.  - Мне
поручена оборона, а не сдача этого города. Я уверен, что его можно защитить,
и намерен сделать все ради этого.
   Губернатор поднялся.
   - А если я вам прикажу?
   -  Прежде чем  предпринять такой  серьезный  шаг,  вы  обязаны получить
полномочия у вашего Совета. Решит Совет вас поддержать - тогда я должен буду
подчиниться. Но  если  этого  не  произойдет,  я  не  приму  на  себя  такую
ответственность.
   Остальные  офицеры  единодушно  поддержали  своего  генерала, и Ратледж
вынужден был  смириться. Собственно, он не слишком рассчитывал их уговорить,
зато ему удалось воздействовать на Совет, который на рассвете собрался в его
доме. В сквернейшем  расположении духа, сгорая от стыда, комендант Чарлстона
писал под диктовку при свете утренней зари:
   "Маневры Вашей  армии  свидетельствуют о  намерении приступить  к осаде
города. Генерал Молтри хотел  бы  узнать,  на  каких  условиях  Вы  согласны
принять капитуляцию, если он склонится к таковой".
   Молтри  настоял  на  заключительном обороте,  утверждая,  что  какие бы
условия  Превост ни  выдвинул,  вопрос  о капитуляции все равно нужно  будет
обсуждать сызнова.
   Солнце поднялось уже довольно высоко, когда майор Лэтимер,  как главный
адъютант Молтри, выехал за первую линию  укреплений с белым  флагом, который
держал  один  из  сопровождавших его  кавалеристов, и тронулся в направлении
британского лагеря.
   Вдали, на юго-западе, наблюдалось скопление алых  мундиров  и  блестело
оружие армии неприятеля, уже начавшего погрузку на паром и плоты.
   Лэтимер вернулся только к одиннадцати и, узнав, что генерал уехал домой
дожидаться  ответа британцев,  сразу поскакал к нему. Каким-то образом среди
защитников  города уже успели распространиться слухи  о миссии Лэтимера,  и,
когда майор со своим маленьким  отрядом прибыл на  Брод-стрит, он застал там
настоящее  столпотворение.  Недалеко  от  дома  люди  окружили отряд плотным
кольцом  и забросали Лэтимера тревожными  вопросами, на которые  он  не имел
права отвечать, даже если бы был посвящен в содержание привезенного письма.
   С трудом  ему  удалось  пробиться  сквозь толпу, которую  составляли, в
основном,  солдаты  и  офицеры,  смененные с  позиций.  Вместо  того,  чтобы
воспользоваться   передышкой   для   отдыха,   они   осадили  забор   вокруг
штаб-квартиры  командующего. Добравшись до тихой гавани за садовыми воротами
и спешившись, Лэтимер поспешил на поиски Молтри, но тот, разбуженный шумом с
улицы,  уже  встречал его в холле. Они  вместе проследовали в  библиотеку, и
генерал распечатал письмо, написанное, как оказалось не генералом Превостом,
а его братом - полковником, командующим авангардом. Молтри пробежал послание
глазами. В нем заключалось следующее:
   "Сэр,
   Льщу себя надеждой, что наше  мягкое обращение с жителями как Джорджии,
так и  Вашей  провинции, побудит  Вас принять настоящее  предложение  мира и
покровительства, которое я делаю по приказу генерала Превоста. Осада и штурм
города, если они начнутся, неизбежно закончатся его покорением, а бедствия и
разрушения, на которые он  тогда будет обречен, настолько очевидны и ужасны,
что  Вам, сэр,  из  гуманных  побуждений  следует  сделать  все, что в вашей
власти, для предотвращения  такого  развития  событий. Мы гарантируем, что с
нашей стороны будет проявлено  полное понимание  и  приняты все  необходимые
меры к недопущению беспорядков. Те  же из горожан, кто не согласится принять
это  великодушное  предложение   мира  и  покровительства,  будут  считаться
военнопленными, и судьбу их будут решать остальные жители колоний.
   Для  ответа Вам предоставляется четыре часа,  по истечении которых Ваше
молчание будет расценено как несомненный отказ.
   Имею честь, сэр, быть всегда к Вашим услугам,
   полковник Дж.М.Превост,
   командующий передовым отрядом.
   Писано близ переправы Эшли-Ферри".
   - Неслыханная наглость!  - прорычал  Молтри, закончив чтение. - Черт бы
побрал   губернатора  -  дал  ему   возможность   над   нами   поиздеваться!
Безоговорочная  капитуляция -  вот чего они требуют, если  выражаться яснее.
Все, что мы выгадали, это четырехчасовое перемирие.
   Он  вручил  письмо Гарри,  и едва тот успел  его  прочесть,  как прибыл
Ратледж, которому не терпелось ознакомиться с ответом британцев.
   Глаза губернатора  с  утра  еще больше  запали, однако  он  переоделся,
сменил  парик  и,  казалось,  вновь  обрел утраченное  спокойствие.  Стоя  у
высокого окна, он молча изучил послание. Окончив, в задумчивости потер лоб и
пошевелил губами, но никак не прокомментировал прочитанное. У него вырвалось
лишь одно восклицание: "Четыре часа!" - как будто это было важнейшей деталью
ультиматума, содержащего требование безоговорочной капитуляции.
   - Вам понятно, что он имеет в виду? - поинтересовался Молтри.
   Ратледж поднял  глаза от написанного. Он  не проявлял ни нетерпения, ни
гнева.
   - Вполне, - ответил он и сунул  письмо в карман. - Я должен  немедленно
ознакомить с этим Совет. - Он двинулся к выходу. - Вам, Молтри, не мешало бы
тоже пойти со мной; и еще напишите Пуласки и Лоренсу, что их мы тоже ждем. -
Открыв дверь, он снова оглянулся и позвал: - Майор Лэтимер, как вы поступили
с квакером Нилдом?
   - Задержал, как вы велели.
   - Ничего нового не выяснили?
   - Ничего определенного, - солгал Лэтимер. - Его документы в порядке.
   - Это я знаю. Еще вопрос: вы отсоветовали вашей жене посещать ее  отца,
как я сказал?
   Лэтимер чуть покраснел.
   -  Я  уже  имел  честь сообщить  вашей светлости, что  я  думаю об этом
приказе.
   - Меня  нисколько  не  заботит, сэр, что  вы думаете о моих приказах. Я
хочу,  чтобы  вы  им подчинялись. Вчера поздно вечером миссис  Лэтимер снова
приходила на Трэдд-стрит. Если это повторится, я буду вынужден принять меры,
и  это  не  придется  по вкусу  ни вам,  ни мне,  - и губернатор  вышел,  не
дожидаясь ответа.
   Молтри, глядя на Гарри, пожал плечами.
   -  Выполнил   бы  ты  его  просьбу.  Что  поделаешь,  если  у  человека
шпионофобия.  Боже, что с  ним происходит?  -  Затем он  круто сменил тему и
заговорил,  несколько  оживившись:  -  А  сейчас, если ты...  -  он  осекся.
Страдальческая гримаса, исказившая черты Лэтимера  заставила его передумать.
- Нет-нет,  ты  и без того измотан, тебе  необходимо отдохнуть, мой мальчик.
Кто тут у нас еще?
   Молтри отправился в холл, и Лэтимер,  еле волоча ноги, поплелся за ним.
Он  чувствовал,  что мог  бы  без  труда  перенести  и не  такую  физическую
усталость, если бы не  глодавшая  сердце тоска. Слова,  сказанные напоследок
Ратледжем снова разбередили незаживающую рану.
   В холле дежурили двое ординарцев; один доложил на вопрос  генерала, что
мистер Миддлтон  в  кабинете. Явившись  на  вызов, младший  офицер  выслушал
распоряжения.
   - Разыщите  графа  Пуласки  и полковника Джона  Лоренса  и передайте им
приказ немедленно прибыть в резиденцию губернатора.  Это первое. После этого
найдите полковника Камбрэ; он  должен как можно  быстрее перенести работы на
левый фланг  - он  знает  куда. Затем  отправляйтесь  к  полковнику  Финли и
распорядитесь от моего  имени,  чтобы он  не тянул с  подвозом  боеприпасов.
Сегодня утром, когда я уезжал, у некоторых  солдат оставалось  только по три
заряда. Это все, мистер Миддлтон. Пожалуйста, не теряйте времени. - Миддлтон
убежал, и генерал, взяв Лэтимера под руку, коротко рассмеялся. - Так-то вот.
Это мой ответ на ультиматум Превоста. Мы не сдадимся ни на этих условиях, ни
на любых  других, пока здесь командует Уильям Молтри. И вопроса бы такого не
возникло,  не будь  у  нас  путаницы  в  полномочиях гражданских  и  военных
властей.  От нее все зло, Гарри.  Каждый должен  заниматься своим делом, а у
нас Линкольн, главнокомандующий Южными войсками, пляшет под  дудку Ратледжа,
который не является военным вовсе!  И  что в результате? Линкольн  с сильной
армией попусту  тратит время  на овладение Саванной, которая  практически не
защищена и не стоит того, чтобы ее захватывать. А  пока он там, Превост того
и  гляди разрушит  Чарлстон  и уничтожит  нашу  армию.  Штатскому никогда не
понять, что  захват  городов или  даже целых провинций -  бесполезная  трата
времени и сил, если остается боеспособной  вражеская армия. В глубине души я
уверен, что Линкольна сбил с толку губернатор, будь  он неладен.  Помнишь ту
поездку в Оринджберг  и их тайные совещания? А теперь Линкольн прохлаждается
в Джорджии.
   На  памяти Лэтимера Молтри впервые открыто высказывал свое недовольство
Ратледжем  и был  не  на  его  стороне, хотя  Ратледж  и раньше иногда  явно
ошибался. По этому Гарри мог  судить о горечи, скопившейся в сердце генерала
горечи.  Если  бы Ратледж  вовремя  посоветовался с ним или  другим  опытным
солдатом, их положение не было бы таким тяжелым и преимущество могло перейти
на сторону каролинцев.
   - Когда думаешь о том, что могло бы быть и что есть, можно сойти с ума,
-  заключил  Молтри.  -  Но, ей-Богу,  я справлюсь  с  тем,  что  есть,  как
полагается солдату. Я не позволю больше вертеть собой ни одному  штатскому и
отдам Превосту  не больше, чем Паркеру. -  Он помолчал и добавил: - А сейчас
иди  завтракай, парень, и  постарайся отдохнуть, сколько сможешь, пока снова
мне не понадобишься. А это может случиться очень скоро.
   Молтри ушел; Лэтимер стоял в нерешительности. Но ум его занимало отнюдь
не то, о чем говорил генерал. Ему претило оказаться сейчас наедине с Миртль.
   Преодолевая свинцовую тяжесть в ногах и тупую боль в груди, он побрел в
столовую.  Миртль и маленький Эндрю стояли у окна и  обернулись на  звук его
шагов.  Миртль  подарила  мужу  грустную  улыбку,  только  подчеркнувшую  ее
болезненный  вид,  а Эндрю  бросился к  нему с  ликующим воплем  и  обхватил
запыленные колени отца.
   Никогда еще Лэтимеру  не  хотелось  разрыдаться так  сильно, как в  тот
момент,  когда  он поднял мальчонку  и прижал к  своему  плечу его  круглое,
смеющееся личико.
   Миртль тоже приблизилась к мужу.
   - Отпусти его,  Гарри, - попросила  она мягко, -  ты  сам,  бедный, еле
держишься на ногах.
   Зная  теперь  о  ней  всю  правду,  Лэтимер  счел  ее  заботу почти  за
оскорбление. Он поцеловал  ребенка, опустил его на пол и,  не поднимая глаз,
побрел к  столу. Миртль  принялась хлопотать вокруг него, налила ему кофе, в
который  добавила столовую ложку рома, положила на тарелку ломтики оленины и
окорока.
   Рассеянно  внимая   ее  уговорам,  он  начал  ковырять  еду,  и  Миртль
переключилась  на  Эндрю,  чтобы тот  ему не  досаждал.  Осунувшееся лицо  и
тусклый  взгляд  Гарри,  его  замызганный  мундир  и  взлохмаченные  волосы,